Мнение, вера и знание в информационных потоках

Мнение, веру и знание великий немецкий философ Иммануил Кант относил к видам, или моду­сам, признания истинности результатов познания. Признание истинности, по Канту, бывает достоверным или недостоверным. Достоверность связана с осознанием необходимости. Недостоверность обусловливается объективной и субъективной либо только объективной недостаточностью ос­нований[139].

Мнение можно рассматривать как предварительное и пробле­матическое суждение. Прежде чем нечто принимать и утверждать, приходится иметь мнение, с него по большей части начинается познание. При этом Кант обращает внимание на то, что мнение – прерогатива исключительно эмпирической сферы познания.

«Где... имеет место простое мнение? - спрашивает Кант и отвечает: - Не в науках, содержащих априорные знания, сле­довательно, не в математике, не в метафизике, не в морали, но исключительно в эмпирических знаниях – в физике, в психоло­гии и, т.п. Ведь нелепо само по себе иметь мнение a priori... ниче­го не могло бы быть забавнее, как, например, в математике иметь лишь мнение. Поэтому объектами мнения могут быть лишь предметы опытного знания, которое хотя и возможно само по себе, но невозможно для нас по эмпирической ограниченности, условиям нашей эмпирической способности и зависящей от этого той степени этой способности, которой мы обладаем»[140].

Вера, по Канту, относится к предметам, относительно кото­рых нельзя не только ничего знать, но и иметь мнение и даже предполагать какую-нибудь вероятность. Только то является предметом веры, признание чего необходимо свободно, т.е. не определено объективными, не зависящими от природы и инте­реса субъекта основаниями истинности. Объекты эмпирическо­го, теоретического или практического (нравственного, правового) знания не могут быть предметами веры. Поскольку вера является достаточной лишь субъективно, она не обладает убедительностью, которая могла бы быть передана другим и требовала бы всеоб­щего согласия, как убедительность, даваемая знанием. Лишь для верующего вера обладает значимостью, и лишь для него, не бу­дучи знанием, она заступает место знания и даже бывает тверже всякого знания.

И. Кантразличает веру в собственном смысле и историческую веру. Сказанное выше относится к вере в собственном смысле.

Историческая вера есть не что иное, как принятие истины «по свидетельству других». Ее нельзя противополагать знанию и да­же отличать от него. «Так называемую историческую веру, — замечает Кант, —... не следует отличать от знания, так как она, как вид теоретического или логического признания истинности, сама может быть знанием. Принять эмпирическую истину по свидетельству других мы можем с такой же достоверностью, как если бы мы достигли ее при помо­щи фактов собственного опыта».

Как видим, Кант отличает веру как слепое религиозное веро­вание (веру в собственном смысле) от веры как доверия (исто­рической веры). Развитие науки несовместимо с верой в первом смысле и немыслимо без веры во втором смысле этого слова. Там, где начинается наука, кончается вера в собственном смыс­ле.

Но как доверие вера открыта доводам разума, и приход к ней не исключает ни действий, ни размышлений. Такая вера в той или иной мере обоснованна. Для многих людей в качестве по­стулата доверия выступает, например, загадочная применимость математики к естественным наукам, но она многократно под­вергалась испытаниям и проверкам.

Сравним сказанное с утверждением А.А. Богданова, который писал, что вера «есть отношение человека к признаваемому авто­ритету, не простое доверие к нему или согласие с ним, но основан­ное на подчинении, на устранении собственной мысли и критики, на отказе от исследования, на подавлении всех возможных сомнений, на акте воли, направленном к познавательной пассивности»[141].

Таким образом, вера в собственном смысле – основной элемент религиоз­ной установки, включающей не только принятие без доказа­тельств определенных утверждений (догматов), но и решимость придерживаться их вопреки всем сомнениям.

Знание как вид (модус) признания истинности, в отличие от мнения и веры, характеризуется достоверностью и, согласно Канту, представляет собой признание истинности на основании, достаточном как объективно, так и субъективно.

Такая характеристика оказывается весьма продуктивной, поскольку позволяет выявить границу между знанием и информацией, о которой спорят в наши дни. Весьма распространенное в учебниках и справочных изданиях определение знания как адекватного отражения объективной реальности в сознании человека указа­ния на информацию не содержит.

Используя терминологию Канта, можно сказать, что истинность информации признается лишь по объективным основаниям. Для того чтобы стать знанием, она должна быть субъективирована, то есть усвоена сознанием познающего субъекта. В этом процессе на пути информации встает его система ценностей, идей, понятий и представлений. Знание всегда связано с личностью знающего.

Информация, в противоположность знанию, не связана с конкретной личностью, она равно доступна всем, хотя возможности превратить ее в знание у каждого свои. Вся­кий текст содержит информацию, превратить ее в знание – значит его понять.

Знание нередко смешивают с опытом, с пониманием, с информацией, отражени­ем[142]. Наряду с этим сплошь и рядом смешивается подлинное пони­мание, эрудированность и информированность. В обыденном мне­нии грани между ними размываются, как и грани между знанием и информацией. Тем не менее, такие грани существуют. Знание всегда чье-то, кому-то принадлежащее, его нельзя украсть у знающего (разве что вместе с головой), а информация – это ни­чейная территория, она безлична, ею можно обменяться или ук­расть, что часто и происходит[143].

Практическое значение.

Какой смысл несет в себе сказанное для управленческой практики? Вспомним ключевую идею Т. Парсонса о том, что наи­более важный социальный процесс – это процесс коммуникации значений, символов, то есть движение информации. Про­цесс передачи информации непосредственно «завязан» на разви­тие социальных отношений, на устойчивость общества. Катализатор социальных процессов по Парсонсу – информационный имен взаимодействующих систем и подсистем. Отношения между системами и подсистемами общества и внутри них представляют собой обмен информацией, совокупностью символов, вызывающих структурные изменения в системе социальных от­ношений.

Поэтому Парсонс и выдвигает важный тезис о том, что любая система контролируется такой подсистемой, которая обладает большим информационным потенциалом и потребляет наименьшее количество энергии. В этом тезисе Т. Парсонса – ключ к пониманию значения информации для управления, а также знаний об этом.

Образование и управление.

Эффективность управления как целенаправленной переработки информации во многом зависит от образования, образованности людей, уровня их интеллекта, создающего в итоге понимание смысла происходящего, как равно и своих собственных действий, образующего рациональную способность индивидов поступать «по собственной инициативе», которая вытекает из условия «понимания ими всех взаимосвязей, причин и последствий каждой конкретной ситуации» (Д.С. Синк).

Поэтому управление через образование – самый конструктивный путь повышения управляемости общества, выгодной всем его членам. Соотношение социальных институтов власти, государства, с одной стороны, и образования, с другой, – не исследованы в достаточной мере наукой и философией и сегодня. Между тем, образование – гигантский социальный институт, требующий философской рефлексии, в первую очередь в его «секторе»: управление образованием. Одним из идеалов Французской революции был идеал формирования гражданина как цель, задача образования. Нельзя не увидеть, что целью сегодняшней системы образования является в наибольшей мере формирование, подготовка профессионала для того или иного рода деятельности, а его ценностями – символы обладания: деньги, власть и господство. Образование с такими ценностными символами фактически подменяется манипулированием[144].

В соотношении управления и образования – общее асимметрично, ибо общество – это система, состоящая из организованности и самоорганизованности, спонтанности. Чему противодействует образование, так это власти, властности. Весь Болонский процесс подсказывает: образование как самоорганизующаяся система ведет в идеале к управлению с минимумом власти. Отсюда актуальность проблем управления образованием и, одновременно, образованности управленцев[145].