Теория прогресса: материального, физического, интеллектуального и морального

Позитивизм считает постоянной целью всего нашего личного и общественного существования всеобщее совершенствование сперва внешних условий и затем, в особенности, нашей внутренней природы. Первый род прогресса — один и тот же для нас и для всех более высших животных, стремящихся более или менее улучшить свое материальное положение. Несмотря на низменный характер прогресса этого рода, он, благодаря своей большей легкости, составляет для нас необходимое начало совершенствования, более высокие степени которого не могут быть оценены народами, оставшимися чуждыми его наиболее грубой форме. Это-то и является причиной наблюдаемого в настоящее время сильного влечения к материальному прогрессу, в котором избранная часть человечества черпает, сверх того, самопроизвольное побуждение к наиболее благоприятным улучшениям, систематические противники которых не смеют отвергать этой непроизвольной первоначальной соблазнительности. Впрочем, наша умственная и нравственная апатия, мешающая нам предпринять какое-либо другое существенное совершенствование, объясняет, хотя и не (С. 231) оправдывает, чрезмерное значение, которое теперь придается материальному прогрессу.

Как бы то ни было, не подлежит сомнению, что только второй род прогресса составляет главную характерную черту человечества, за исключением слабого почина, обнаруживаемого в этом отношении некоторыми высшими животными, которые действительно в самых грубых чертах стремятся улучшить также свою собственную природу.

Это истинно человеческое совершенствование обнищает три вида улучшений, трудность которых возрастает одновременно с их важностью и обширностью, смотря по тому, касаются ли они нашей физической, интеллектуальной или моральной природы. Его первая ступень, которая может быть разложена согласно тому же принципу, почти сливается своим началом с простым материальным прогрессом. Но в целом она является гораздо более важной и более трудной в виду ее чрезвычайно большого влияния на наше истинное счастье. Мы, например, более выигрываем от малейшего удлинения нашей жизни или какого-либо укрепления нашего здоровья, чем от наиболее старательных усовершенствований русла наших рек или наших искусственных путей сообщения, которыми никогда мы не достигнем тех преимуществ, которыми пользуются птицы благодаря их естественной организации. Во всяком случае, этот первый вид внутреннего прогресса не может считаться исключительно присущим человеку, так как некоторые животные делают кой-какие самопроизвольные шаги в этом направлении, в особенности, относительно чистоплотности, являющейся естественным началом подобного рода совершенствования.

Таким образом, человечество хорошо характеризуется только интеллектуальными и моральными преуспеяниями, доступными для животных лишь в некоторых частных случаях, коллективный же подъем их возможен только при нашем постоянном вмешательстве.

Эти две высшие ступени полного -совершенствования не равны по своей ценности, обширности и трудности, подобно тому, как не равны две низшие ступени, причем мы их всегда оцениваем по их действительному влиянию на частное или общественное человеческое счастье. Наше умственное, научное или эстетические улучшение как со стороны метода наблюдения, так и со стороны индуктивной или дедуктивной способности, когда социальное состояние позволяет надлежащим образом ею пользоваться, имеет большое значение для нашей судьбы и доступно большему подъему, чем все физические и тем более материальные улучшения.

Но согласно основному объяснению, данному в начале (С. 232) настоящего рассуждения, ясно, что истинное человеческое счастье еще более зависит от морального прогресса, для достижения которого мы имеем также больше возможностей, хотя он и является более трудным. Нет такого интеллектуального улучшения, которое в этом отношении могло бы быть равноценно, например, действительному увеличению доброты и мужества. Поэтому, чтобы упростить точное понятие о совокупности нашей личной или общественной жизни, достаточно указать, что она должна быть, главным образом, посвящена нравственному совершенствованию, ведущему нас к истинному счастью более прямым и более верным путем, чем всякое другое. Хотя оно не может избавить нас от предшествующих видов совершенствования, долженствующих даже служить постепенным подготовлением к нему, оно тем более способно вместить в себя цель всей нашей жизни, ибо благодаря этой связи оно естественно вызывает все другие совершенствования.

Итак, наше совершенствование относится, главным образом, к двум нравственным качествам, наиболее важным для реальной жизни, а именно для аффективного импульса и активного решения; эти качества суть благорасположение и энергия; на это указывает удачная двусмысленность во всех наших западных языках значения слова сердце у двух полов. Позитивная философия необходимо стремится развить эти качества более непосредственно, более полно и более верно, чем всякая другая, предшествующая ей доктрина.

Подчиняя социальному чувству все наши мысли, чувства и действия, она является пропитанной благорасположением. Что касается энергии, то она ее всюду предполагает и постоянно внушает уже тем, что она коренным образом исключает всякое стеснение свободы, возбуждает в нас сознание истинного достоинства и беспрерывно побуждает нас к частной и коллективной деятельности. Наше. собственное вступление в эту конечную форму существования составляет в этом отношении решительное доказательство, обязывая каждого из нас преодолеть страхи, которые некогда приводили в колебание наиболее мужественные и наиболее гордые характеры.

Такова основная система человеческого совершенствования, являющегося вначале материальным, далее физическим, затем интеллектуальным и, наконец, в особенности, моральным. Эти четыре главные ступени могут быть разложены согласно тому же правилу на второстепенные, причем между ними образуется много нормальных переходов. Хотя я не могу здесь вдаваться в эти подробности, все же считаю необходимым указать, что философский принцип всего этого разложения тождественен (С. 233) с принципом истинной энциклопедической иерархии, соответствующей или общности, или сложности явлений. Оба ряда будут точно соответствовать друг другу, если они будут составлены по одному и тому же способу. Они кажутся различными только в виде необходимости более подробно означать для научной цели их нижнюю часть и для социального приложения — их высшую часть. Но эта двойная лестница истины и добра приводит к одному и тому же заключению как в том случае, когда социальная точка зрения ставится выше всех других, так и в том, когда высшее благо полагается во всеобщей любви.

Эта систематическая оценка основного девиза представляет собой краткую характеристику духовного преобразования, составляющего главное назначение новой философии. Не трудно теперь понять, каким образом позитивизм осуществляет одновременно наиболее благородные социальные попытки католицизма в средние века и наиболее важные условия великой программы Конвента. Окончательно присваивая себе противоположные достоинства, принадлежавшие раньше католичеству и революционному духу, он обеспечивает одновременное упразднение теологического и метафизического методов мышления, так как отныне, когда их противоречивые функции лучше выполняются одной конечной доктриной, они оба уже бесполезны. Нормальное отделение духовной власти от светской должно было в особенности вызвать это слияние и это необходимое очищение, ибо оно было главным предметом этого долгого подготовительного антагонизма.

<…>