Материализм стремится подчинить высшие науки низшим. Позитивизм исправляет эту ошибку

Для новой философии весьма важно снять с себя обвинение в материализме, обвинение, вменяемое ей благодаря необходимой для нее предварительной научной обоснованности. Отказываясь от всякого бесполезного обсуждения непроницаемых тайн, моя основная теория человеческой эволюции позволяет мне ясно определить реальную сущность этих смутных споров.

Так как позитивный дух был долгое время ограничен простейшими исследованиями и мог распространиться на более важные только проходя с самопроизвольной последовательностью промежуточные ступени, то каждое новое его приобретение должно было сначала совершаться под чрезмерным влиянием методов и доктрин предыдущей области. В этом преувеличении и состоит, на мой взгляд, научное заблуждение, которое публика инстинктивно и не без основания называет материализмом, так как последний, действительно, всегда стремится унизить самые возвышенные суждения, уподобляя их самым примитивным. Это направление было тем более неизбежно, что всюду оно покоится на необходимой зависимости менее общих явлений от более общих, из чего вытекает законное дедуктивное влияние, благодаря которому каждая наука участвует в беспрерывной эволюции следующей за ней науки, специальные индукции которой не могли бы иначе приобрести достаточной рациональности. Поэтому каждая наука должна была долгое время бороться против захватов предыдущей, и эта борьба существует еще и теперь даже между наиболее древними науками. Она совершенно прекратится только тогда, когда все науки подчинятся дисциплине здравой философии, которая всюду доставит преобладание справедливому пониманию истинных энциклопедических отношений, столь плохо оцениваемых современным эмпиризмом.

В этом смысле материализм представляет опасность, нераздельную с приобщением к науке в той его форме, в какой оно должно было до сих пор совершаться, а именно, когда каждая наука стремится поглотить следующую за ней по праву более древней и лучше установленной позитивности. Зло лежит, таким образом, гораздо глубже и распространено шире, чем это думают те, которые на него жалуются. Оно замечается теперь только по отношению к наиболее высоким умозрениям, на которых оно, действительно, более всего отражается, так как они страдают от захватов всех других наук; но оно существует также для любого элемента нашей научной иерархии, (С. 185) не исключая ее математического основания, которое, на первый взгляд, кажется от него естественно избавленным. Истинный философ видит материализм в стремлении современных заурядных математиков подчинить исчислению геометрию или механику, так же как в более явном захвате физики всеми математическими науками, или химии физикой, в особенности биологии химией и, наконец, в неизменной склонности выдающихся биологов рассматривать социальную науку просто как следствие или добавление к биологии. Всюду мы видим один и тот же коренной порок — злоупотребление дедуктивной логикой — и один и тот же необходимый результат — неизбежное подчинение высших наук слепому господству низших.

Таким образом, все истинные ученые в настоящее время более или менее материалисты, в зависимости от большей или меньшей простоты и общности изучаемых ими явлений. Геометры более других склонны к этому заблуждению в виду их невольного стремления класть в основание построения единой умозрительной системы самые грубые умозрения: числовые, геометрические или механические. Но биологи, которые наиболее энергично восстают против такого захвата, в свою очередь, заслуживают тех же упреков, когда они, например, претендуют все объяснить в социологии чисто второстепенными влияниями климата и расы, ибо они не считаются при этом с основными законами, которые могут быть раскрыты только с помощью исторических индукций.

Эта философская оценка материализма объясняет одновременно естественный источник и глубокую несправедливость грубой ошибки, которую я стараюсь здесь окончательно исправить. Далеко не благоприятствуя подобным опасным заблуждениям, позитивизм, напротив, один только может их совершенно устранить благодаря своей исключительной способности воздавать должное законным стремлениям, эмпирическим преувеличением которых являются эти заблуждения. До сих пор зло сдерживалось только самопроизвольным сопротивлением теологико-метафизического духа; и эта временная функция составляла необходимое, хотя и недостаточное, назначение собственно спиритуализма. Но такие препятствия не могли мешать энергичному наступлению материализма, облеченного в глазах современных мыслящих людей в некоторый прогрессивный характер, благодаря его долгой связи с справедливым возмущением человечества против миросозерцания, ставшего ретроградным. Поэтому, несмотря на эти бессильные протесты, притеснительное господство низших теорий наносит теперь значительный ущерб независимости и достоинству высших наук. Удовлетворяя несравнимо лучше, чем это раньше (С. 186) 6ыло возможно, всему тому, что есть законного в противоположных притязаниях материализма и спиритуализма, позитивизм безвозвратно изгоняет оба направления, одно как анархическое, другое как ретроградное.

Эта двойная услуга позитивизма самопроизвольно вытекает из создания истинной энциклопедической иерархии, обеспечивающей каждой элементарной науке свободное индуктивное развитие, не нарушая ее дедуктивного подчинения. Но этим основным примирением мы будем, в особенности, обязаны всеобщему логическому и научному преобладанию, которое новая философия одна только может доставить социальной точке зрения. Когда, таким образом, первое место отводится наиболее благородным умозрениям, для которых материалистическая тенденция самая опасная и, вместе с тем, также самая неизбежная, то она прямо представляется не менее отсталой, чем спиритуалистическая, так как обе они одинаково препятствуют обработке конечной науки. Тем самым исключение обеих тенденций оказывается даже связанным с совокупностью социального преобразования, которым может руководить только точное познание естественных законов, присущих моральным и политическим явлениям.

Мне вскоре представится случай дать также понять, насколько социологический материализм в настоящее время вредит социальному искусству, так как он склонен не признавать самого основного принципа последнего, именно систематического разделения власти на духовную и светскую, разделения, которое теперь особенно важно сделать ненарушимым, воссоздавая на лучших основаниях удивительное построение средних веков. Мы убедимся таким образом, что позитивизм глубоко противоположен материализму не только по своему философскому характеру, но и по своему политическому назначению.

Чтобы сделать эту краткую оценку одновременно более беспристрастной и более решительной, я нарочно устранил тяжкие моральные обвинения, возводимые обыкновенно на материализм. Эти обвинения, столь часто отвергаемые опытом, на самом деле противоречат, даже когда они искренни, истинной теории человеческой природы, так как наши здравые или неправильные воззрения, к счастью, неспособны оказывать на наши чувства и наше поведение того абсолютного влияния, которое им обычно приписывается. Благодаря их временной связи с общим прогрессивным движением, материалистические заблуждения современных людей, напротив, часто сопровождались великодушными побуждениями. Но, помимо того, что эта временная солидарность уже прекратилась, следует теперь признать, что даже в лучших случаях, эта интеллектуальная (С. 187) тенденция всегда до известной степени задерживала самопроизвольный прогресс наших наиболее благородных инстинктов, так как она была склонна устранять или неправильно понимать аффективные явления, недоступные для ее грубых гипотез. Весьма убедительным примером такого влияния материализма служит печальный приговор, вынесенный знаменитым Кабанисом средневековому рыцарству. Хотя сердце этого философа было столь же чисто, и даже столь же нежно, как ум его был возвышен и обширен, тем не менее его материалистические воззрения помешали ему оценить по достоинству дивную организацию культа женщины, созданную нашими энергичными предками.

Это решительное устранение двух главных обвинений, естественным образом направляемых теперь по адресу систематического позитивизма вследствие его первоначальной солидарности с эмпирическим позитивизмом, избавляет меня от необходимости долго останавливаться на частых упреках в фатализме и оптимизме, несправедливость которых гораздо легче показать.

<…>

(С. 190)