Приложение: аннотированный список учебной и справочной литературы 1 страница

Введение

Как видно из самого названия, предлагаемое пособие преследует прежде всего методические цели. Дело в том, что современную ситуацию с преподаванием и изучением филологии можно назвать парадоксальной.

С одной стороны, последние годы сильно изменили представление о целях и задачах изучения литературы в школе и вузах, что, разумеется, привело к смене методологических ориентиров. Социологические и этические акценты, характерные для изучения литературы в советское время, заметно ослаблены, «центр тяжести» перенесен на исследование эстетических категорий, на анализ поэтики.

Это понятный и в целом позитивный процесс, характерный для всего европейского и американского литературоведения. В рамках данного процесса неизбежно сближение принципов и методов анализа художественного произведения, создание некоторого более или менее универсального терминологического аппарата, близкого и понятного любому современному филологу. Всё это мы сегодня и наблюдаем. И, хотя филология, как любая гуманитарная наука, всегда предполагает некоторые допустимые отклонения и разночтения в терминологии и методологии, все-таки современные русские филологи должны ясно представлять, в каких системах координат сегодня мыслит себя мировая наука о литературе.

С другой стороны, в советское время была заложена мощная традиция изучения литературы, отголоски которой слышны и сегодня в вузовской и особенно в школьной методике. Вовсе не все в этой традиции было плохо, однако в целом это методология вчерашнего дня. Значительная часть достижений русской и зарубежной науки ей не востребуется или даже принципиально игнорируется.

Это и понятно, советская идеология в принципе не допускала конкуренции идей, поэтому в гуманитарных науках, во всяком случае, в официально одобренных и «допущенных» учебниках, доминировал один подход.

Сегодня ситуация принципиально иная: есть много конкурирующих подходов и методологий. В целом это, конечно, хорошо, но лишь при том условии, если начинающий филолог способен осознанно выбрать наиболее близкую себе научную школу. В противном случае можно просто потерять ориентиры. О такой опасности для литературоведения уже неоднократно говорилось.[1]

В реальности современный российский студент сталкивается с таким разнообразием подходов к целям и задачам литературоведения, что справиться с этими объемами он просто не в состоянии. Если он, например, прочитает несколько учебников по литературоведению разных авторов, он даже может не понять, что речь идет об одной науке и одной учебной дисциплине. Здесь не место характеризовать, а уж тем более оценивать множество учебных пособий, частично это сделано в прилагаемом аннотированном списке учебной литературы. Но отметим, что в реальности студент становится заложником симпатий преподавателя или сложившейся в данном вузе традиции. При этом попытки выйти за пределы «привычной» методики часто приводят к эклектике (то есть бездумному, механическому соединению) разных методик, включая и советскую. При этом традиционная для советского времени методология часто «приправляется» совершенно чуждыми ей элементами (например, социологическое прочтение «Евгения Онегина» неожиданно разбавляется анализом мифологических образов). Часто мы наблюдаем и другое: советская традиция автоматически переходит в негатив (например, если раньше Маяковский прочитывался как рупор идей социализма, то теперь его послереволюционное творчество может огульно отрицаться, а изучению подлежит только ранний период).

Эти грубейшие методологические ошибки связаны с естественной растерянностью многих современных филологов «среднего звена»: студентов, преподавателей средних, а нередко и высших учебных заведений. И не удивительно: ведь им приходится осваивать огромный объем сложной, а зачастую и разноречивой научной информации. Тут, действительно, можно растеряться.

По-настоящему современным филологическое мышление будет только тогда, когда адекватные сегодняшнему дню методики и термины сами будут восприниматься как система, бесконечно сложная и разнообразная в своих вариациях, но ясная и понятная в своих основаниях. Освоение этой системы – длительный и трудоемкий процесс, и никаким отдельным пособием проблему, разумеется, не решить. Однако автор надеется, что предлагаемая книга не будет бесполезной. Здесь предпринимается попытка рассказать об опорных понятиях литературоведения, с одной стороны, более или менее простым языком, доступным начинающему филологу, с другой – в пособии учитываются разные подходы к пониманию современных терминов, сложившиеся в русском и зарубежном литературоведении. Таким образом, автор видит свою задачу прежде всего в том, чтобы стать «переводчиком» идей разных научных школ на язык человека, еще не владеющего серьезными профессиональными навыками. Книга адресована студентам филологических специальностей, но она может оказаться полезной и абитуриенту, и (в качестве обобщающего и систематизирующего пособия) практикующему учителю, и просто читателю, которому хотелось бы глубже понять проблемы современной науки о литературе.

Прагматическая направленность книги определяет и некоторые особенности ее оформления. В частности, активно используются ссылки на Интернет, даже в тех случаях, когда существуют напечатанные варианты издания. Автор исходит из того, что если та или иная мысль, отраженная в цитате, заинтересует читателя, то при современном уровне компьютеризации легче открыть ссылку Интернета, чем искать соответствующую книгу. Правда, следует помнить, что ссылки на Интернет нестабильны, Интернет-адреса часто меняются, поэтому в ряде случаев использованы двойные ссылки: на Интернет-источник и «классическая».

Хотелось бы верить, что проделанная работа, связанная с адаптацией современной науки о литературе к уровню читателя, только начинающего освоение филологии, имела смысл, хотя окончательные выводы, разумеется, делать читателю.

[1] См., напр.: Кузьмичев И. К. Литературоведение XX в.: кризис методологии. Н. Новгород, 1999. С. 7–14.

Глава I. Предмет и задачи науки о литературе

Задачи литературоведения

Литературоведение – одна из важнейших составляющих науки филология. Другой важнейшей частью является лингвистика (языкознание). Лингвистика – это наука о естественных языках, она изучает устройство и законы функционирования такой сложной системы, как человеческий язык. В зависимости от того, какие стороны языка оказываются в центре внимания ученых, различают разные лингвистические дисциплины: фонетику, семантику, грамматику, лексикологию и т. д. Кроме того, существует так называемая «общая лингвистика» (общее языкознание), изучающая фундаментальные особенности строения языка как такового. В последние десятилетия лингвистика все теснее сближается, с одной стороны, с общей теорией знаковых систем (семиотикой), а с другой – с учением о психологических основах продуцирования и понимания речи (психолингвистикой).

Таким образом, лингвистика – это наиболее общее название для всех наук, связанных с языком.

Литературоведение, как следует из значения самого слова, – это наиболее общее название для всех наук, связанных с литературой. Литературовед – это специалист в области литературы, имеющий специальные знания и навыки анализа.

Само слово «литературоведение» (или его аналог – «наука о литературе») в качестве родового понятия, объединяющего все связанные с литературой дисциплины, появилось сравнительно поздно и прижилось не во всех культурах. Впервые оно появилось в Германии в середине ХIХ века, в России вошло в обиход лишь в 20-е годы ХХ столетия, а в англоязычных странах это слово и вообще не прижилось. Там в ходу либо более частные термины («поэтика», «риторика», «история литературы», «теория литературы» и т. д.), либо гораздо более широко, чем в России, понимаемый термин «критика».

Это вносит определенную путаницу в структуру филологического образования в Европе и США и должно быть учтено при переводах зарубежных исследований, прежде всего англоязычных. Скажем, широко известное в Англии и США направление в науке, названное «новая критика», в России правильнее понимать как «новое литературоведение».

С другой стороны, цели и задачи наук о литературе (независимо от терминологических нюансов) в целом едины. Самая главная цель литературоведения – выработать механизмы адекватной интерпретации художественного текста[1]. Литературовед, обладающий специальными навыками, должен уметь наладить диалог с произведением словесного искусства и сделать этот диалог интересным для читателя или слушателя. Проще говоря, исследователь должен увидеть и понять в художественном тексте что-то такое, чего не специалист не заметит или не сумеет объяснить. Уровень квалификации литературоведа как раз и определяется способностью решать эти задачи. Чем обширнее знания, чем тоньше и нестандартнее комментарий, тем выше уровень филолога-литературоведа.

Означает ли это, что хорошее знание литературоведческой науки гарантирует успех? Конечно, нет. Точно так же, как знание математики не сделает вас талантливым программистом, а интенсивные тренировки не гарантируют успеха на спортивных состязаниях. Решающим условием успеха интерпретации является личность самого исследователя. Однако никакой потенциал личности не поможет, если профессиональные умения и навыки отсутствуют, если опыт мировой науки забыт или проигнорирован. Поэтому талантливый филолог – всегда прекрасный знаток литературоведения, хотя знаток литературоведения не всегда является талантливым филологом.

Итак, литературоведение изучает литературу. Тут вновь встает вопрос, и, как мы увидим, вовсе не праздный: «А что такое литература?» Кажется, интуитивно все мы понимаем, о чем идет речь. «Литература» – это стихи Пушкина, романы Толстого и Достоевского, пьесы Чехова. Это, конечно, верно. Проблемы начинаются тогда, когда мы стараемся сколько-нибудь четко определить границы литературы. С каких бы позиций мы ни подходили к границам понятия «литература», они всегда будут достаточно условными. История подскажет нам, что в разные эпохи и в разных странах слово «литература» или его аналоги понимались по-разному; лингвистический анализ поставит под сомнение то, что язык литературы всегда обладает какими-то только ему присущими чертами; теория жанров обнаружит трудности с различением литературных и нелитературных жанров (например, мемуары или путевые заметки). Анализируя все эти сложности, известный французский филолог болгарского происхождения Цветан Тодоров пришел к парадоксальному выводу, что понятие литературы – это устойчивый миф, не имеющий под собой реальных оснований (во всяком случае, со стороны строгого структурного анализа; функциональное значение слова «литература», т. е. его применимость в преподавательской практике и издательской деятельности, Тодоровым не оспаривается)[2].

Такая категоричность кажется излишней и даже ошибочной. Нельзя определять понятие, начиная с его границ. С древности известно софистическое размышление, что не бывает кучи песка, поскольку нельзя доказать, с какой именно песчинки начинается куча. Поэтому подобная постановка вопроса всегда рискованна. Можно поставить под сомнение существование чего угодно. В то же время в чем-то Цв. Тодоров прав: границы понятие «литература», действительно, весьма условны. И дело не только в жанровых или языковых тонкостях. Одна из важнейших проблем, связанных с определением границ литературы, отражена уже в самом этом слове. В буквальном переводе с латыни «литература» означает «буквенность», т. е. что-то, состоящее из букв. Другими словами, литературный текст – это не просто художественный текст, но текст написанный. И литературоведение в строгом смысле слова должно заниматься теми видами художественных текстов, которые адресованы читателю, а не слушателю или зрителю.

Казалось бы, мелочь, но на деле это оборачивается серьезными проблемами. Дело в том, что за свою более чем двухтысячелетнюю историю литературоведение выработало некоторые «правила игры», некоторые стандарты анализа и оценки. Эти стандарты более или менее надежно работают по отношению к письменным текстам, а вот по отношению к другим формам художественного текста они явно не срабатывают: здесь и большинство жанров фольклора, и массовая песня, и различные виды современных молодежных субкультур (рок, панк), и т. д. Все это формы словесного искусства, они по-своему прекрасны, они способны производить сильное эстетическое впечатление. Однако традиционный литературоведческий анализ по отношению к этим формам практически неприменим, попытки анализировать тексты, например, рок-поэтов по тем же стандартам, что и тексты Пушкина или Блока, как правило, заканчиваются неудачей.

В то же время роль и значение не-письменных форм словесного искусства в последнее время неуклонно возрастает, и литературоведение вынуждено с этим считаться. Строго говоря, в этой ситуации возможны только два пути, каждый из которых имеет своих сторонников и противников. Первый путь – путь радикальной ревизии литературоведческого инструментария. Сторонники этой модели считают, что литературоведы должны быть открытыми для анализа любых форм (а не только письменных) словесной культуры. Для этого нужно выработать новые, более гибкие, модели анализа, разработать новую терминологию, сделать более пластичными критерии оценки. Проще говоря, литературовед, изучающий, например, рок-поэзию, должен владеть научным языком, адекватным именно рок-поэзии, а не поэзии Ахматовой или Пастернака. Сегодня такого языка нет, его контуры едва-едва намечены. То же самое можно сказать и в отношении многих жанров фольклора, особенно современного. На каком языке, например, анализировать русскую частушку или городской романс (в том числе и столь популярные нынче так называемые «блатные баллады»)? Все это словесное искусство, здесь есть свои законы, свои нюансы, свои принципы воздействия, радикально отличающиеся от воздействия печатного слова. Если литературоведы готовы браться за анализ этих форм, нужно серьезно пересмотреть многие основания науки о литературе.

Другой путь, также имеющий своих сторонников, – это путь «очищения» литературы от любых не-письменных примесей. При таком подходе единственным достойным внимания литературоведа признается написанный художественный текст, адресованный читателю. Все остальные формы словесного искусства принципиально «выносятся за скобки» литературоведческого анализа.

Две эти противоречивые позиции обнаруживают себя не только в общетеоретической полемике, но и в конкретном анализе. Например, очень по-разному будет выглядеть теория стиха. Что определяет отличие стиха от прозы: характер произношения или форма записи? В разделе «Стиховедение» об этом будет сказано подробнее, сейчас лишь заметим, что проблема существует. Корни ее скрыты в особенностях современной научной психологии и находятся за пределами не только литературоведения, но и вообще эстетики. Речь, по сути, идет о проблеме выбора, о том, что важнее: жизнь как таковая или бытие культуры? С точки зрения жизни предпочтительнее произнесенное слово, с точки зрения культуры – записанное. Чтобы понять это, достаточно сконструировать простую ситуацию. Допустим, один человек страдает сильным заиканием и плохо говорит, но легко пишет и много читает. Другой же, напротив, говорит легко, а вот пишет и читает мало. В жизни первый будет испытывать больший дискомфорт, чем второй, но с позиции культуры ситуация переворачивается. Знаменитый английский писатель С. Моэм страдал сильным заиканием, что доставляло ему уйму хлопот, но нисколько не помешало стать классиком английской литературы. Слово культуры – это, прежде всего, слово написанное, и, если мы мыслим себя в пространстве культуры, мы обязаны об этом помнить. Абсолютизируя это положение, известный французский философ Ж. Деррида афористично заметил: «Вселенная беременна письмом». Деррида имел в виду, что все становится доступным и обретает законченность лишь будучи так или иначе зафиксированным письменно (следует, правда, оговориться, что само «письмо» Деррида понимает очень широко, по его мнению, любая доступная зрению информация есть письмо). Письменная речь, по мнению Деррида и его последователей, важнее и предпочтительнее устной. В свое время, почти полвека назад, этот тезис стал предметом ожесточенной полемики, которую Деррида вел с традицией классической лингвистики (прежде всего с традицией знаменитого лингвиста Ф. де Соссюра), считавшей, что живая речь первична, а письмо – лишь форма отражения живой речи.

Итак, современная наука о литературе вынуждена делать выбор: либо проводить серьезную ревизию своего научного аппарата и пытаться найти адекватный язык для анализа текстов песен, аудиорекламы, анекдотов и других художественных текстов, предполагающих не-письменное воздействие и «противящихся» записи; либо, напротив, сосредоточиться исключительно на тех текстах, которые предполагают быть записанными. И та, и другая точка зрения имеют свои аргументы. Гете любил повторять, что когда существуют противоположные мнения, то кажется, что истина где-то между ними. Но между ними не истина, а проблема. Это очень верное замечание, и его стоит учитывать. Едва ли начинающему филологу следует торопиться с выводами, отдавая предпочтение той или иной научной традиции. Для начала важно понять реальность проблемы, а уже затем, по мере накопления знаний и профессионального роста, более осмысленно склоняться к той точке зрения, которая покажется адекватнее.

Делаем вывод: первой серьезной проблемой литературоведения является определение границ собственно литературы и связанные с этим сложности. Если по отношению к классическому наследию эта проблема стоит менее остро[3], то по отношению к современной культуре она совершенно очевидна.

[1] В последние десятилетия, правда, этот тезис постоянно оспаривается представителями постструктурализма (Р. Барт, Ж. Деррида, Ю. Кристева и др.). Эти исследователи ставят под сомнение само понятие «адекватной» интерпретации, считая, что единственная цель прочтения текста – игра с языком и удовольствие, получаемое от нее. Такая позиция едва ли может быть безоговорочно принята, так как при этом перечеркиваются все функции литературы, кроме игровой и эстетической.

[2] См.: Тодоров Цв. Понятие литературы // Семиотика. М., 1983.

[3] «Менее остро» не значит, что этой проблемы вовсе не существует. Скажем, в истории древней русской литературы студенты изучают жанры, которые с точки зрения сегодняшнего дня литературой не являются (жанр проповеди, поучения, многие страницы летописей и т. д.). Возникает вполне закономерный вопрос, не имеющий однозначного ответа: «А литература ли это и можно ли проводить литературоведческий анализ, например, "Поучения Владимира Мономаха”?»

Сильные и слабые стороны науки о литературе

Другой проблемной точкой литературоведения является то, что даже по отношению к бесспорно литературным текстам (например, к стихам поэтов ХIХ века) оно не имеет механизмов, способных убедительно и научно корректно доказать простую вещь: хороший это текст или плохой. Вооруженный современными методиками литературовед может провести блестящий анализ текста, рассмотреть его со всех сторон, но объективной методики оценки качества текста не существует. Великий немецкий философ И. Кант еще в конце ХVIII века проницательно заметил: «Чтобы определить, прекрасно ли нечто или нет, мы соотносим представление не с объектом для познания посредством рассудка, а с субъектом и испытываемым им чувством удовольствия или неудовольствия посредством воображения (быть может, связанного с рассудком). Следовательно, суждение вкуса не есть познавательное суждение, тем самым оно не логическое, а эстетическое суждение, под которым понимают то суждение, определяющее основание которого может быть только субъективным»[1]. Другими словами, впечатление от текста («нравится – не нравится») и анализ текста – это совершенно разные вещи. О том же уже в конце ХХ века писал Ю. М. Лотман: «…науке не следует браться за решение ненаучных по своей природе или неправильно поставленных вопросов, а потребителю научных знаний, во избежание разочарования, не следует предъявлять к ней таких требований. Например, вопрос: «Почему мне нравится стихотворение Пушкина (Блока или Маяковского)?» – в таком виде не подлежит научному рассмотрению. Наука не призвана отвечать на все вопросы и связана определенной методикой»[2]. Собственно говоря, эти тезисы сегодня никем особенно и не оспариваются.

Тогда возникает вполне закономерный, на первый взгляд, вопрос: «А зачем вообще нужна наука о литературе, если она так беспомощна в оценках? Зачем нужны методики анализа, что они дают и не проще ли довериться непосредственному впечатлению?»

Эти сомнения часто приходится слышать из уст начинающих филологов, и они легко объяснимы. Ошибка подобного взгляда в том, что духовный мир человека понимается при этом статично и механистично. Предполагается, что у человека есть абсолютное чувство вкуса, не связанное с интеллектом. Это, конечно, наивно. Чем больше мы узнаем о литературе, тем больше видим в художественном тексте, тем глубже и адекватнее будет то самое «непосредственное» впечатление, которому так доверяют молодые люди. Интеллект и духовное знание не разделены непроходимой чертой, они влияют друг на друга, развивают друг друга. Чтобы «включилось» эстетическое чувство, необходимо быть готовым к восприятию текста. В противном случае диалог с текстом не состоится – нельзя восхититься глубиной собеседника, если вы не знаете языка, на котором он говорит. Поэтому, хотя суждение вкуса нельзя интеллектуально обосновать, оно оказывается тесно связанным с интеллектом. Настоящий специалист в области литературы – это не просто знаток, но и тонкий ценитель, у него обостренное и живое чувство текста.

Литературоведение, таким образом, не является схоластической наукой, дающей лишь сумму знаний о литературе и предлагающей стандарты анализа. Задача литературоведения – помочь читателю лучше почувствовать смысловую глубину и эстетическую значимость художественного текста.

Итак, важнейшей целью науки о литературе является воспитание квалифицированного читателя, способного адекватно интерпретировать художественный текст. Те разделы литературоведения, которые непосредственно связаны с интерпретацией текста, называются основными литературоведческими дисциплинами. Обычно выделяют три таких раздела: история литературы, теория литературы и литературная критика.

[1] Кант И. Критика способности суждения // http://www.philosophy.ru/library/kant/03/10.html

[2] Лотман Ю. М. Анализ поэтического текста // Лотман Ю. М. О поэтах и поэзии. СПб., 1996. С. 20.

Основные литературоведческие дисциплины

1. История литературы решает несколько основных задач. Во-первых, она изучает связи литературы с жизненной реальностью. Скажем, когда мы говорим о том, какие социальные и философские проблемы вызвали к жизни «Горе от ума» А. С. Грибоедова или «Преступление и наказание» Ф. М. Достоевского, мы оказываемся в лоне историко-литературного подхода. Во-вторых, история литературы выстраивает хронологию литературного процесса. Например, фундаментальная «История всемирной литературы»[1] – плод совместного труда многих выдающихся филологов – не просто описывает, как развивалась литература в разные эпохи в разных странах, но и предлагает сравнительные таблицы, позволяющие филологу наглядно увидеть общие и различные тенденции в мировых литературах разных эпох. В-третьих, история литературы исследует хронологию жизни и творчества отдельных авторов. Например, к историко-литературному типу изданий можно отнести выходящий сейчас (к настоящему моменту вышел пятый том) многотомный словарь «Русские писатели. 1800 – 1917», содержащий огромный фактический материал о жизни и творчестве большинства русских писателей ХIХ – начала ХХ веков.

Любое филологическое исследование так или иначе затрагивает сферу истории литературы.

2. Теория литературы призвана решать совершенно иные задачи. Важнейшим вопросом, определяющим сферу интересов теории литературы, является следующий: в чем особенности художественного текста, отличающие его от всех других текстов? Другими словами, теория литературы изучает законы построения и функционирования художественного текста. Теорию литературы интересует проблема возникновения художественной литературы, ее место среди других форм деятельности человека, а главное – внутренние законы, по которым живет художественное произведение. Изучение этих законов составляет сферу поэтики – основной части теории литературы. Различают общую поэтику (науку о наиболее общих законах построения текстов), частные поэтики (изучаются художественные особенности текстов автора или группы авторов, либо анализируются частные формы организации литературного произведения, например, стих), историческую поэтику (науку о происхождении и развитии отдельных форм и приемов словесного искусства). Кроме того, к сфере теории литературы порой не без основания относят риторику – науку о красноречии, хотя чаще (во всяком случае, в русской традиции) риторика рассматривается как самостоятельная дисциплина.

Конечно, никакой строгой границы между видами поэтик не существует, деление это довольно условно. Не существует строгой границы и между теорией и историей литературы. Например, если мы говорим: «Роман в стихах А. С. Пушкина «Евгений Онегин» писался в основном в 20-е годы ХIХ века», – то в этой фразе «роман в стихах» явно относится к теории (так как мы говорим о жанре), а вторая часть фразы – к истории литературы.

В то же время отсутствие четких границ не означает, что этих границ вовсе не существует. Есть множество изданий и исследований, имеющих либо выраженную теоретическую направленность (например, теория жанров), либо историко-литературную (например, биографические словари). Разумеется, серьезный филолог должен быть в равной степени подготовлен и историко-литературно, и теоретически.

3. Литературная критика признается частью литературоведения далеко не всеми. Как уже говорилось, во многих традициях, прежде всего в англоязычной, слова «критика» и «наука о литературе» синонимичны, причем термин «критика» доминирует. С другой стороны, в Германии эти слова означают совершенно разное и отчасти противопоставлены друг другу. Там «критика» – это лишь оценочные статьи о современной литературе. В русской традиции «критика» и «литературоведение» также зачастую противопоставляются друг другу, хотя границы менее определенны. Проблема в том, что «критик» и «литературовед» могут оказаться одним и тем же человеком, поэтому в России критика часто сливается с литературоведческим анализом, во всяком случае, опирается на него. В целом критика более публицистична, более ориентирована на злободневные темы; литературоведение, напротив, более академично, более сосредоточено на эстетических категориях. Как правило, литературоведение занимается текстами, уже завоевавшими признание, в то время как сфера критики – новейшая литература. Разумеется, не так уж важно, будем ли мы считать критику частью литературоведения или отдельной дисциплиной, хотя в реальности это сказывается на характере литературного образования. Скажем, в России филологи не только активно используют достижения критиков, но даже изучают специальный курс «История критики», тем самым признавая родство двух этих сфер. Более далекие сферы, связанные со словесной культурой, например, журналистика, фактически оказываются за пределами стандартов филологического образования.

И все-таки, повторимся, вопрос о месте литературной критики в структуре литературоведения (или, напротив, за ее пределами) отчасти носит схоластический характер, т. е. мы ведем спор ради спора. Важнее понимать, что пути подхода к литературным текстам могут сильно различаться, в этом нет ничего страшного. Эти подходы кардинально различаются и внутри «классического» литературоведения.

Итак, основными дисциплинами литературоведения можно считать историю литературы, теорию литературы и (с известными оговорками) литературную критику.

Вспомогательные дисциплины литературоведения

Вспомогательными дисциплинами литературоведения называются те, которые напрямую не направлены на интерпретацию текста, однако помогают в этом. В других случаях анализ проводится, но имеет прикладной характер (например, нужно разобраться с черновиками писателя). Вспомогательными дисциплинами для филолога могут стать самые разные: математика (если мы решим провести статистический анализ элементов текста), история (без знания которой вообще невозможен историко-литературный анализ) и так далее.

По сложившейся методической традиции принято говорить о трех вспомогательных дисциплинах литературоведения, наиболее часто выделяемых в учебниках: библиографии, историографии, текстологии.

1. Библиография – наука об изданиях. Современное литературоведение без библиографии не только беспомощно, но и просто немыслимо. Любое исследование начинается с того, что изучается библиография – накопленный материал по данной проблеме. Кроме опытных библиографов, способных дать нужные консультации, современному филологу помогают многочисленные справочники, а также Интернет.

2. Историография. Студенты по неопытности порой путают ее с историей литературы, хотя это совершенно разные дисциплины. Историография описывает не историю литературы, а историю изучения литературы (если мы говорим о литературоведческой историографии). В частных исследованиях историографическую часть иногда называют «история вопроса». Кроме того, историография занимается историей создания и публикаций того или иного текста. Серьезные историографические работы позволяют увидеть логику развития научной мысли, не говоря уже о том, что экономят время и силы исследователя.