Искусство христианского Востока. Иллюстрированные рукописи и иконы ранневизантийского периода

Искусство христианизировавшейся Римской империи, Западной и Вос­точной, огромной, многонациональной и многоязыкой, разумеется, питалось совершенно различными художественными традициями. Для Италии и Греции классические принципы были не только легкодоступными, но и само собой разумеющимися, христианский образ был очень близок античному, а постоянные рецидивы античной классики надолго сохранили в этих землях благородство и совершенство старых античных традиций, но мешали распространению спиритуалистического стиля. Напротив, на Востоке, в землях Сирии, Палестины, Месопотамии, в глубинных районах Малой Азии, мало знакомых с классической средиземноморской культурой, искусство не сразу создало антропоморфные христианские образы. Храмы здесь часто были вовсе лишены фигурных изображений. Лишь кресты, орнаментальные узоры и напольные мозаики с пейзажами, растениями и животными составляли их убранство. Это неантропоморфное и орнаментальное искусство было широко распространено на Востоке в IV–VII вв.

Развитие изобразительного искусства на христианском Востоке, в Египте, Сирии, Палестине, Месопотамии, Каппадокии, мало знакомых с классической средиземноморской художественной традицией, шло иными путями. Оно отличалось от искусства, причастного столичному или – в широком смысле слова – средиземноморскому кругу столь же существенно, как тип восточных базилик от типа римских.

Здесь, в искусстве Востока, доминировали аскетические вкусы, догматический способ мышления, часто – чуждость эллинизму и исконная привязанность к искусству условных и упрощенных форм. Здесь не было характерного для искусства Запада компромисса с античностью и затрудненного преодоления языческих пережитков. Христианские образы получили совсем особую интерпретацию, подчас наивную, однако исполненную страстной веры и духовной напряженности (коптские фрески VI в. из Бауита).

В искусстве христианского Востока особенно ценилась наглядная повествовательность рассказа. Насколько можно судить по немногим сохранившимся памятникам и более поздним произведениям, еще в ранневизантийский период здесь были разработаны разветвленные иконографические циклы изображений событий Ветхого и Нового Заветов, акцент в которых часто ставился на драматических сценах.

Несомненно, особую судьбу имело искусство больших городов – Александрии, Антиохии, Эфеса – главных центров проникновения на Восток эллинистических влияний, игравших огромную роль в истори­ческой и культурной судьбе Восточной Римской империи. Произведения, которые можно было бы с уверенностью отнести к этим центрам, не сохранились. Несколько иллюстрированных рукописей, возможно созданных в Палестине или крупных малоазийских городах, могут дать представление о духовной и художественной атмосфере восточнохристианского мира. Это ряд рукописей VI в. на пурпурном пергамене: Россанский кодекс (Четвероевангелие), Венский генезис (книга Бытия), фрагменты Синопского Евангелия и др. Миниатюры некоторых из них (фрагменты Синоп­ского Евангелия, а также созданное в Сирии в 586 г. Евангелие Раббулы) несут всю полноту экспрессивной выразительности этого особого стиля. Другие (Рос­санский кодекс, Венский генезис) более близки классическому художественному миру. Однако, несмотря на некоторую стилистическую разницу, все они входят в единый художественный круг восточнохристианского искусства. Образы и формы его далеки от эллинской красоты типов, гармонической системы пропорций, интереса к пространственной глубине, тонкой вибрации цвета. Типы впечатляют резкой выразительностью, но однообразны и несложны по внутреннему содержанию. Композиции перенасыщены и лишены ритмической и пространственной мерности. Жесты резки, движения угловаты, пропорции тяжелы, колорит пестр, линии жестки. Все это создает далекий от эллинизма стиль, присущий искусству страстной душевной убежденности. Формальные законы этого художественного языка, его плоскостность, активная цветность, упрощенный геометризм контуров, жесткость немногих линий своей условностью и императивностью соответствовали символическим и догматическим потребностям христианского искусства.

От V–VI вв. сохранилось также несколько иллюстрированных рукописей светского содержания на латинском и греческом языках, связанных с классической традицией: Ватиканский Вергилий первой половины V в., Миланская Илиада второй половины V в., Венский Диоскорид 512 г. Последняя рукопись представляет собой иллюстрированный сборник медицинских трактатов античных авторов, созданный в 512 г. в Константинополе. По типологии стиля иллюстраций эта рукопись совершенно органично примыкает к традиции позднеантичного живописного иллюзионизма.

Особое место в ансамбле и в символике христианского храма принадлежало иконе. Самые ранние сохранившиеся иконы относятся к VI в. По своему назначению икона обладала большей сакральной и культовой значительностью, чем настенные росписи или иллюстрации рукописей. В мозаиках и фресках, как и в миниатюрах, существенную роль играли моменты литературно-повествовательные, проповеднически-поучительные и декоративно-оформительские. Разумеется, все они были важны в какой-то мере и для иконы, однако главный смысл ее существования был в ином: в максимально возможном приближении образа к божественному прототипу. При созерцании иконного образа человек соприкасается с божественным миром. Эта концепция иконы имеет косвенное сходство с толкованием позднеантичного ритуального портрета (фаюмского), предназначенного для перехода человека в потусторонний мир. Точно так же некоторые черты ранних икон и в технике, и в стиле близки фаюмскому портрету: техника энкаустики, тип лиц с приковывающим втягивающим взглядом, густой красочный слой с широкими мазками, замененный позднее в византийской иконописи гладкой поверхностью, сделавшей красочную фактуру как бы невидимой. И все же разница между иконой и фаюмским портретом – принципиальна. Суть ее – отнюдь не в мере отступления от классической художественной гармонии, не в степени условности стиля: поздний фаюмский портрет нередко более схематичен, чем ранние иконы, сохраняющие иногда пластическое и живописное совершенство эллинистического искусства. И, однако, даже самые эллинизированные иконы с обликами, впечатляющими конкретностью и индивидуальностью, выглядят имперсонально по сравнению с любым фаюмским портретом. Изменчивая душевная эмоциональность в ико­нах преодолена, и обретенная духовная глубина придает обликам спокойную и глубокую созерцательность.

Для иконописи ранневизантийского периода характерны те же тенденции, что и для всех других видов живописи. Три иконы VI в. («Христос Пантократор», «Апостол Петр» и «Богоматерь между Св. Федором и Св. Георгием», все из монастыря Св. Екатерины на Синае) выделяются самым высоким качеством исполнения. Подвижные лица, живые размышляющие взгляды, интеллектуализм интерпретации образов, естественные позы, богатая живописная поверхность со множеством переливчатых рефлексов и оттенков, сочность фактуры, построенной на нескрытом мазке, – во всем чувствуются традиции эллинистического портрета. Во всех трех иконах классические основы стиля сочетаются с тончайшей одухотворенностью образов.

Другой тип образа и стиля – в иконе «Свв. Сергий и Вакх» (Киевский му­зей Западного и восточного искусства имени Ханенко), вероятно, также константинопольского происхождения, однако иного круга. Облики восточного типа, напряженное и застылое выражение, неподвижные симметричные фигуры, строгая молчаливость и внутренняя интенсивность образов, аскетический строй духовного мира и при этом легкая и даже изысканная живописность палитры – все это родственно мозаикам монастыря Св. Екатерины на Синае или церкви Св. Дмитрия в Салони­ках.

Целый ряд ранних икон отличаются исполнением художественно более простым и при этом экспрессивным. Некоторые из них происходят из Египта и представляют собой образцы коптского искусства (копты – насе­ление Египта, сохранившее христианскую веру после арабского заво­евания VII в.). Такой иконой является «Апа Авраам» VI в. из Берлинского музея. Фигура и лицо очерчены толстыми контурами, объема будто совсем нет, плоские поверхности элементарно раскрашены коричневой краской, ложащейся подтеками, взгляд остановившийся, застылый облик похож на маску. В другой коптской иконе «Христос и Св. Мина» VI в. (Лувр) – выразительность того же типа, только обладает большей экспрессией: огромные головы сочетаются с короткими фигурами, напряженные взгляды обладают гипнотической силой воздействия, живописная поверхность имеет некоторую живописную сочность в отличие от абстрактной плоской поверхности в изображении Апы Авраама. Однако это только детали; в главном эти иконы идентичны и дают представление о том, как далеко было искусство на этих территориях от опыта художников Греции и Италии.

Другие иконы, возможно, связаны с сиропалестинским кругом (реликварий из Санкта Санкторум в Латеране; «Двое святых» из Музея западного и восточного искусства в Киеве, и др.). При некоторых локальных различиях художественный строй их всех определяется однородными чертами. Фигуры застывают в неживой симметрии. Однообразные лица лишены индивидуальной печати, зато отмечены восточной «сверхвыразительностью». Грубоватая живопись построена на энергии толстых контуров и достаточно элементар­ного, нередко яркого цветового слоя, как бы раскрашивающего поверхность.