VIII. Прежде культуры

ооо<ххх><хх>о<х>о<х>оо<х>о<><><х><>с<хх>

Ключ к фрагменту: Не исследование многообразия культур как самодостаточной ценности, а нравственное постижение этого многообразия должно быть вёдущим мотивом феноменологии культуры. Этика должна иметь приоритет в иерархии мировых ценностей, поскольку именно она делает осмысленным иуважитёльным отношение к Другому, и другим культурам.

оокхкххэоооооооосх^^

В заключение скажем, что прежде культуры и эстетики значение пре­бывает в этике, предпосылке любой культуры и любого значения. Мораль культуре не принадлежит — она позволяет о ней судить, открывает третье измерение, высь. Высь устрояет бытие.

Высь вносит в бытие смыслонаправленность. Она переживается уже в опыте бытия человеческого тела. Она же побуждает человеческие сообще­ства к воздвижению алтарей. Не потому бытие человека помечено знаком выси, что посредством своих тел люди обладают опытом вертикальности, а напротив: бытие устрояется согласно выси, а потому человеческое на­ходится в пространстве с различенными верхом и низом, с открытым не­бом...

В высшей степени важно подчеркнуть, что смыслонаправленность первее культурных знаков. Если всякое значение привязывать к куль­туре, не усматривать разницы между значением и культурным выра­жением, значением и искусством, расширяющим возможности куль­турного выражения, — то надо признать, что Дух во всех культурных индивидуальностях осуществляется в равной мере. Тогда окажется, что никакое значение нельзя отделить от этих бесчисленных культур, а потому нет возможности вынести о них суждение. Всеобщность то­гда возможна будет только, по выражению Мерло-Понти, «в боковом направлении».

Заключается же она в таком случае в способности проникнуть в одну культуру из другой — как учат чужой язык с опорой на свой родной. Тогда придется отступиться от замысла всеобщей грамматики и постро­енного на ней, как на костяке, алгоритмического языка. Никакое пря­мое или по природе предпочтительное сообщение с миром идей будет невозможно. Словом, подобный подход к всеобщности выражает столь характерное для нашей эпохи коренное несогласие с колонизаторской культурной экспансией. Культивирование и колонизация в нем сущно- стно разделены. Мы оказываемся полярно далеки от того, к чему призы­вал нас Леон Брюншвик (да и враждебный к поэтам мимесиса Платон): прогресс европейского сознания не сводится более к очистке мышления от культурных наслоений и частных особенностей языка, которые вовсе не означают постижимого, а, напротив, увековечивают ребячество. Леон Брюншвик, впрочем, и не мог учить нас ничему, кроме великодушия; но для него великодушие и достоинство западного мира сводились бы к освобождению истины от ее культурных предположенностей, чтобы вме­сте с Платоном устремиться к самим значениям, отделенным тем самым от становления. Опасности такой концепции вполне очевидны. Высво­бождение умов из-под опеки может стать предлогом для эксплуатации и насилия. От философии требовалось, чтобы она осудила расплывча­тость, указала на значения, возвышающиеся на горизонте культур, и на само превосходство западной культуры, как культурно-исторически обусловленной. Требовалось, стало быть, чтобы философия встала в один ряд с современной этнологией. Вот вам и победа над платонизмом. Но побежден он во имя самого великодушия западного мышления — в лю­дях оно усматривает абстрактного человека, провозглашает абсолют­ную ценность личности, а оказываемое ей почтение распространяет на сами культуры, в которых эти личности пребывают и выражают себя. Платонизм побежден с помощью тех самых средств, которые выработа­ны восходящим к Платону всеобщим мышлением — этой ославленной европейской цивилизацией, которая смогла понять частные культуры; сами же они никогда ничего не понимали.

Но в этих переплясах неисчислимых и равноценных культур, где ка­ждая оправдана в своем особенном контексте, порождается мир от евро­поцентризма, конечно, избавленный, но попутно и лишенный направлен­ности. Увидеть в значении докультурную ситуацию, увидеть языковую деятельность, исходя из откровения Другого, что в то же время есть рож­дение нравственности, — в человеческом взгляде, направленном на чело­века именно как на абстрактного человека, вне всякой культуры, в наготе его лица, — это по-новому вернуться к платонизму. Это также открывает возможность судить о цивилизациях, исходя из этики. Значение, то есть постижимое, сводится для бытия к тому, что явить себя в своей внеисто- рической простоте, в совершенно неописуемой и несводимой обнаженно­сти, к тому, чтобы существовать «прежде» культуры и «прежде» истории. Платонизм, как утверждение человеческого начала независимо от истории и культуры, вновь обнаруживается у Гуссерля — в том упорстве, с кото­рым он постулирует феноменологическую редукцию и (с меньшим правом) конституирование мира культуры в трансцендентально-усматривающем сознании. Избранный им путь обращения к такому платонизму не непре­ложен, и мы надеемся, что отыскали непосредственность значения иным способом. А именно, постижимая явленность должна создаться в прямой устремленности нравственности и дела, она должна положить пределы ис­торическому пониманию мира и ознаменовать возврат к греческой мудро­сти, пусть и опосредованный всем развитием современной философии.

Ни вещи, ни воспринимаемый мир, ни мир науки не позволяют дос­тигнуть нормы абсолютного. Это творения культуры, и они омыты ис­торией. Нормы же морали не плывут в океане истории и культуры. Они даже и не выступающие из него островки, ибо только через них возможно любое значение, даже культурное, и они позволяют судить о культурах. <...> (С. 177-180)

Источник: Левинас Э. Значение и смысл //Левинас Э. Время и Другой. Гуманизм дру­гого человека. — СПб., 1998. — С.125-191.

Вопросы для самопроверки:

1. Что является предметом изучения феноменологии культуры?

2. Какие процессы внутри западно-европейской культуры послужили катализато­ром к возникновению феноменологии культуры?

3. В каком направлении проект феноменологии культуры был развит в философии Э. Левинаса?

4. Какова роль метафоры в культуре с точки зрения Э. Левинаса?

5. Какова роль человеческого языка, тела, эстетических и этических установок в деле постижения культуры?

Дополнительная литература по теме: