Lt;х>0<кхх>00<х><>0<>00<>с>0000000<><>0

Во всякой культуре после расцвета, усложнения и утончения начина­ется иссякание творческих сил, удаление и угашение духа, убыль духа. Меняется все направление культуры. Она направляется к практическому осуществлению могущества, к практической организации жизни в сторо­ну все большего ее расширения по поверхности земли. Цветение «наук и искусств», углубленность и утонченность мысли, высшие подъемы худо­жественного творчества, созерцание святых и гениев — все это перестает ощущаться как подлинная, реальная, «жизнь», все это уже не вдохновля­ет. Рождается напряженная воля к самой «жизни», к практике «жизни», к могуществу «жизни», к наслаждению «жизнью», к господству над «жиз­нью». И эта слишком напряженная воля к «жизни» губит культуру, несет за собой смерть культуры... Слишком хотят «жить», строить «жизнь», ор­ганизовать «жизнь» в эпоху культурного заката. Эпоха культурного рас­цвета предполагает ограничение воли к «жизни», жертвенное преодоление жадности к жизни. Когда в массах человеческих слишком распространя­ется жадность к «жизни», тогда цель перестает полагаться в высшей ду­ховной культуре, которая всегда аристократична, всегда в качествах, а не в количествах. Цель начинают полагать в самой «жизни», в ее практике, в ее силе и счастье. Культура перестает быть самоценной, и потому уми­рает воля к культуре. Нет более воли к гениальности, не рождаются более гении. Не хотят уже незаинтересованного созерцания, познания и твор­чества. Культура не может оставаться на высоте, она неизбежно должна спускаться вниз, должна падать. Она бессильна удержать свою высшую качественность. Начало количественное должно ее одолеть. Происходит социальная энтропия, рассеяние творческой энергии культуры. Культура срывается и падает, она не может вечно развиваться потому, что не осуще­ствляет целей и задач, зародившихся в духе творцов ее.,

Культура не есть осуществление новой жизни, нового бытия, она есть — осуществление новых ценностей. Все достижения культуры символичны, а не реалистичны. Культура не есть осуществление, реализация истины жизни, добра жизни, красоты жизни, могущества жизни, божественно­сти жизни. Она осуществляет лишь истину в познании, в философских и научных книгах; добро — в нравах, бытии и общественных установлени­ях; красоту — в книгах стихов и картинах, в статуях и архитектурных па­мятниках, в концертах и театральных представлениях; божественное — лишь в культе и религиозной символике. Творческий акт притягивается в культуре вниз и отяжелевает. Новая жизнь, высшее бытие дается лишь

в подобиях, образах, символах. Творческий акт познания создает науч­ную книгу; творческий художественный акт создает нравы и обществен­ные учреждения; творческий религиозный акт создает культ, догматы и символический церковный строй, в котором дано лишь подобие небесной иерархии. Где же самая «жизнь»? Реальное преображение как будто бы не достигается в культуре. И динамическое движение внутри культуры с ее кристаллизованными формами неотвратимо влечет к выходу за преде­лы культуры, к «жизни», к практике, к силе. На этих путях совершает­ся переход культуры к цивилизации. Высший подъем и высшее цветение культуры мы видим в Германии конца XVIII и начала XIX века, когда Гер­мания стала прославленной страной «поэтов и философов». Трудно встре­тить эпоху, в которой была бы осуществлена такая воля к гениальности. На протяжении нескольких десятилетий мир увидал Лессинга и Герде- ра, Гете и Шиллера, Канта и Фихте, Гегеля и Шеллинга, Шлейермахера и Шопенгауера, Новалиса и всех романтиков. Последующие эпохи с за­вистью будут вспоминать об этой великой эпохе. Виндельбанд, философ эпохи культурного заката, вспоминает об этом времени духовной цельно­сти и духовной гениальности как об утерянном рае. Но была ли подлин­ная высшая «жизнь» в эпоху Гете и Канта, Гегеля и Новалиса? Все люди той замечательной эпохи свидетельствуют, что тогда в Германии «жизнь» была бедной, мещанской, сдавленной. Германское государство было сла­бым, жалким, раздробленным на мелкие части, ни в чем и нигде не было осуществлено могущество «жизни», культурное цветение было лишь на самых вершинах германского народа, который пребывал в довольно низ­ком состоянии. А эпоха Ренессанса, эпоха небывалого творческого подъ­ема, — была ли в ней действительно высшая, подлинная «жизнь»? Пусть романтик Ницше, окруженный ненавистной ему цивилизацией, влюб­ленно влечется к эпохе Ренессанса, как к подлинной, могущественной «жизни», — этой «жизни» там не было; «жизнь» там была ужасной, злой жизнью, в ней никогда не была осуществлена красота в земном ее совер­шенстве. Жизнь Леонардо и Микель Анджело была сплошной трагедией и мукой. И так всегда, всегда бывало. Культура всегда бывала великой не­удачей жизни. Существует как бы противоположность между культурой и «жизнью». Цивилизация пытается осуществлять «жизнь». Она создает могущественное германское государство, могущественный капитализм и связанный с ним социализм; она осуществляет волю к мировому мо­гуществу и мировой организации. Но в этой могущественной Германии, империалистической и социалистической, не будет уже Гете, не будет ве­ликих германских идеалистов, не будет великих романтиков, не будет великой философии и великого искусства, — все станет в ней техниче­ским, технической будет и философская мысль (в гносеологических тече­ниях). Метод завоевания во всем возобладает над интуитивно-целостным

проникновением в бытие. Невозможен уже Шекспир и Байрон в могуще­ственной цивилизации Британской империи. В Италии, где создан разда­вивший Рим памятник Виктора Эммануила, в Италии социалистического движения, невозможен уже Данте и Микель Анджело. В этом — трагедия культуры и трагедия цивилизации. <х>ооо<х>о<>с><х>ооо<>с>о<>о<х>о<х><><>ооо

Ключ к фрагменту: Культура развивается из культа. Но когда эта генетическая связь более не ощущается, человек подпадает под власть безличных механизмов, подавляющих его творческие способности и его личность, — техника, экономизм и голая витальность характерны для эпохи смерти культуры.

оо<х><х><><хх>^<х><х>о<х>оо<><х>о<>о<х^

Во всякой культуре на известной ступени ее развития начинают об­наруживаться начала,.которые подрывают духовные основы культуры. Культура связана с культом, она из религиозного культа развивается, она есть результат дифференциации культа, разворачивания его содержания в разные стороны. Философская мысль, научное познание, архитектура^ живопись, скульптура, музыка, поэзия, мораль — все заключено органи­чески целостно в церковном культе, в форме еще не развернутой и не диф­ференцированной. Древнейшая из культур — культура Египта началась в храме, и первыми ее творцами были жрецы. Культура связана с культом предков, с преданием и традицией. Она полна священной символики, в ней даны знаки и подобия иной, духовной действительности. Всякая куль­тура (даже материальная культура) есть культура духа; всякая культура имеет духовную основу — она есть продукт творческой работы духа над природными стихиями. Но в самой культуре обнаруживается тенденция к разложению своих религиозных и духовных основ, к низвержению сво­ей символики. И культура античная, и культура западноевропейская пе­реходит чрез процесс «просвещения», которое порывает с религиозными истинами культуры и разлагает символику культуры. В этом обнаружи­вается роковая диалектика культуры. Культуре свойственно, на извест­ной стадии своего пути, как бы сомневаться в своих основах и разлагать эти основы. Она сама готовит себе гибель, отделяясь от своих жизненных истоков. Культура духовно истощает себя, рассеивает свою энергию. Из стадии «органической» она переходит в стадию «критическую».

Чтобы понять судьбу культуры, нужно рассматривать ее динамически и проникнуть в ее роковую диалектику. Культура есть живой процесс; живая судьба народов. И вот обнаруживается, что культура не может удержаться на той серединной высоте, которой она достигнет в период своего цветения, ее устойчивость не вечна. Во всяком сложившемся ис­торическом тиле культуры обнаруживается срыв, спуск, неотвратимый переход в такое состояние, которое не может уже быть наименовано «культурой». Внутри культуры обнаруживается слишком большая воля

к новой «жизни», к власти и мощи, к практике, к счастью и наслажде­нию. Воля к могуществу во что бы то ни стало, есть цивилизаторская тен­денция в культуре. Культура бескорыстна в своих высших достижениях, цивилизация же всегда заинтересована. Когда «просвещенный» разум сметает духовные препятствия для использования «жизни» и наслажде­ния «жизнью», когда воля к могуществу и организованному овладению жизнью достигает высшего напряжения, тогда кончается культура и на­чинается цивилизация. Цивилизация есть переход от культуры, от со­зерцания, от творчества ценностей к самой «жизни», искание «жизни», отдание себя ее стремительному потоку, организация «жизни», упоение- силой жизни. В культуре обнаруживается практически-утилитарный, «реалистический», т. е. цивилизаторский, уклон. Большая философия и большое искусство, как и религиозная символйка, не нужны более, не представляются «жизнью». Происходит изобличение того, что представ­лялось высшим в культуре, верховным ее достижением. Разнообразными путями вскрывают не священный и не символический характер культу­ры. Перед судом реальнейшей «жизни» в эпоху цивилизации духовная культура признается иллюзией, самообманом еще не освобожденного, зависимого сознания, призрачным плодом социальной неорганизован­ности. Организованная техника жизни должна окончательно освободить человечество от иллюзии и обманов культуры; она должна создать впол­не «реальную» цивилизацию. Духовные иллюзии культуры поражены были неорганизованностью жизци, слабостью ее техники. Эти духовные иллюзии исчезают, преодолеваются, когда цивилизация овладевает тех­никой и организует жизнь. Экономический материализм — очень харак­терная и типичная философия эпохи цивилизации. Это учение выдает тайну цивилизации, обнаруживает внутренний ее пафос. Не экономиче­ский материализм выдумал господство экономизма, не учение это винов­но в принижении духовной жизни. В самой действительности обнаружи­лось господство экономизма, в ней вся духовная культура превратилась в «надстройку» и разложились все духовные реальности раньше, чем экономический материализм отразил это в своем учении. Сама идеоло­гия экономического материализма имеет лишь рефлекторный характер по отношению к действительности. Это — характерная идеология эпохи цивилизации, наиболее радикальная идеология этой цивилизации. В цивилизации неизбежно господствует экономизм; цивилизация по при­роде своей технична, в цивилизации всякая идеология, всякая духовная культура есть лишь надстройка, иллюзия, не реальность. Призрачный характер всякой идеологии и всякой духовности изобличен. Цивилиза­ция переходит к «жизни», к организации могущества, к технике, как подлинному осуществлению этой «жизни». Цивилизация, в противопо­ложность культуре, не религиозна уже по своей основе, в ней побеждает

разум «просвещения», но разум этот уже не отвлеченный, а прагматиче­ский разум. Цивилизация, в противоположность культуре, не символич- на, не иерархична, не органична. Она — реалистична, демократична, ме­ханична. Она хочет не символических, а «реалистических» достижений жизни, хочет самой реальной жизни, а не подобий и знаков, не симво­лов иных миров. В цивилизации, и в капитализме, как и в социализме, коллективный труд вытесняет индивидуальное творчество. Цивилиза­ция обезличивает. Освобождение личности, которое как будто бы циви­лизация должна нести с собой, смертельно для личной оригинальности. Личное начало раскрывалось лишь в культуре. Воля к мощи «жизни» уничтожает личность. Таков парадокс истории, оооооооооооооооооооооооооооооо Ключ к фрагменту: Цивилизация имеет машинную основу. Миром начинают пра­вить эксперты в узких областях, идея смысла мира как целого исчезает, человек становится частью управляемой массы, нарастает апатия и безразличие.

ооооооооо<х>ооо<х><х>оо<><>с>оо<>оо<х>

Переход культуры в цивилизацию связан с радикальным изменением отношения человека к природе. Все социальные перемены в судьбе чело­вечества связаны ведь с новым отношением человека к природе. Экономи­ческий материализм подметил эту истину в форме, доступной сознанию цивилизации. Эра цивилизации началась с победного вхождения машин в человеческую жизнь. Жизнь перестает быть органической, теряет сэязь с ритмом природы. Между человеком и природой становится искусствен­ная среда орудий, которыми он пытается подчинять себе природу. В этом обнаруживается воля к власти, к реальному использованию жизни в про­тивоположность аскетическому сознанию средневековья. От резиньяции и созерцания человек переходит к овладению природой, к организации жиз­ни, к повышению силы жизни. Это не приближает человека к природе, к внутренней ее жизни, к ее душе. Человек окончательно удаляется от при­роды в процессе технического овладения природой и организованного вла­ствования над ее силами. Организованность убивает органичность. Жизнь делается все более и более технической. Машина налагает печать своего об­раза на дух человека, на все стороны его деятельности. Цивилизация име­ет не природную и не духовную основу, а машинную основу. Она, прежде всего, технична, в ней торжествует техника над духом, над организмом. В цивилизации само мышление становится техническим, всякое творчество и всякое искусство приобретает все более и более технический характер. Футуристическое искусство так же характерно для цивилизации, как сим- волическое искусство — для культуры. Господство гносеологизма, мето- дологизма или прагматизма так же характерно для цивилизации. Самая идея «научной» философии порождена цивилизаторской волей к могуще­ству, желанием приобрести метод, дающий силу. В цивилизации прбеж- дает начало специализации, в ней нет духовной цельности культуры. Все делается специалистами, от всех требуется специальность.

Машина и техника порождены еще умственным движением культуры, великими ее открытиями. Но эти плоды культуры подрывают ее органи­ческие основы, умерщвляют ее дух. Культура обездушивается и перехо­дит в цивилизацию. Дух идет на убыль. Качества заменяются количест­вом. Человечество духовное падает в своем утверждении воли к «жизни», к мощи, к организации, к счастью, ибо без аскезы и резиньяции не может быть высшей духовной жизни. Такова трагедия исторических судеб, та­ков рок. Познание, наука превращаются в средство для осуществления воли к могуществу и счастью, в исключительное средство для торжества техники жизни, для наслаждения процессом жизни. Искусство превра­щается в средство для той же техники жизни, в украшение организации жизни. Вся красота культуры, связанная с храмами, дворцами и усадьба­ми, — переходит в музеи, наполняемые лишь трупами красоты. Цивили­зация — музейна, в этом единственная ее связь с прошлым. Начинается культ жизни вне ее смысла. Ничто уже не представляется самоценным. Ни одно мгновение жизни, ни одно переживание жизни не имеет глуби­ны, не приобщено к вечности. Всякое мгновение, всякое переживание есть * лишь средство для ускоряющихся жизненных процессов, устремленных к дурной бесконечности, обращено к всепожирающему вампиру грядущего, грядущей мощи и грядущего счастья. В быстром, все ускоряющемся темпе цивилизации нет прошлого и нет настоящего, нет выхода к вечности, есть лишь будущее. Цивилизация — футуристична. Культура же пыталась со­зерцать вечность. Это ускорение, эта исключительная устремленность к будущему созданы машиной и техникой. Жизнь организма более медли­тельна, темп не столь стремительный. В цивилизации жизнь выбрасыва­ется изнутри вовне, переходит на поверхность. Цивилизация эксцентрич­на. Цивилизация есть подмена целей жизни средствами жизни, орудиями жизни. Цели жизни меркнут, закрываются. Сознание людей цивилизации направлено исключительно на средства жизни, на технику жизни. Цели жизни представляются иллюзорными, средства признаются реальными. Техника, организация, производственный процесс — реальны. Духовная культура не реальна. Культура есть лишь средство для техники жизни. Соотношение между целями и средствами жизни перемешивается и извра­щается. Все для «жизни», для ее нарастающей мощи, для ее организации, для наслаждения жизнью. Но для чего сама «жизнь»? имеет ли она цель и смысл? На этих путях умирает душа культуры, гаснет ее смысл. Маши­на получила магическую власть над человеком, она окутала его магиче­скими токами. Но бессильно романтическое отрицание машины, простое отвержение цивилизации, как момент человеческой судьбы, как опыт, умудряющий дух. Невозможна простая реставрация культуры. Культура

в эпоху цивилизации всегда романтична, всегда обращена к былым рели- гиозно-органическим эпохам. Это — закон. Классический стиль культу­ры невозможен среди цивилизации. И все лучшие люди культуры в XIX веке были романтиками. Но реальный путь преодоления культуры лишь один — путь религиозного преображения, оооооооооооооооооооооооооооооо

Ключ к фрагменту: Цивилизация проникнута духом потребления «жизни», ме­щанским самодовольством и ограниченностью удовлетворения своих желаний. Вечности, Богу в капиталистическом мире находят место лишь среди товаров, которые можно выгодно продать.

<х><ххх>о<><х><х>о<х>о<хх><х>с><>о<>о<х><>о Цивилизация — «буржуазна«по своей природе в глубочайшем* ду­ховном смысле слова. «Буржуазность» и есть цивилизованное царство мира сего, цивилизаторская воля к организованному могуществу и на­слаждению жизнью. Дух цивилизации — мещанский дух, он внедряется, прикрепляется к тленным и преходящим вещам; он не любит вечности. «Буржуазность» и есть рабство у тлена, ненависть к вечному. Цивилиза­ция Европы и Америки, самая совершенная цивилизация в мире, созда­ла индустриально-капиталистическую систему. Эта индустриально-капи­талистическая система не была только могущественным экономическим развитием, она была и явлением духовным, явлением истребления ду­ховности. Индустриальный капитализм цивилизации был истребителем духа вечности, истребителем святынь. Капиталистическая цивилизация новейших времен убивала Бога, она была самой безбожной цивилизацией. Ответственность за преступление богоубийства лежит на ней, а не на ре­волюционном социализме, который лишь усвоил себе дух «буржуазной» цивилизации и принял отрицательное ее наследие. Правда, индустри­ально-капиталистическая цивилизация не совсем отвергла религию: она готова была признать прагматическую полезность и нужность религии. В культуре религия была символической, в цивилизации религия стала прагматической. И религия может оказаться полезной и действенной для организации жизни, для нарастания мощи жизни. Цивилизация вообще ведь прагматична. Не случайно прагматизм так популярен в классической стране цивилизации — в Америке. Социализм отверг этот прагматизм ре­лигии; он прагматически защищает атеизм, как более полезный для раз­вития жизненного могущества и жизненного наслаждения больших масс человечества. Но прагматически утилитарное отношение к религии в мире капиталистическом было уже настоящим источником безбожия и духов­ной опустошенности«Бог, полезный и действенно-нужный для успехов цивилизации, для индустриально-капиталистического развития не может быть истинным Богом. Его легко разоблачить. Социализм отрицательно прав. Бог религиозных откровений, Бог символической культуры давно

уже ушел из капиталистической цивилизации, и она ушла от него. Инду­стриально капиталистическая цивилизация далеко ушла от всего онтоло­гического, она антионтологична, она механична, она создает лишь царст­во фикций. Механичность, техничность и машинность этой цивилизации противоположна органичности, космичности и духовности всякого бытия. Не хозяйство, не экономика — механичны и фиктивны, хозяйство имеет подлинно бытийственные, божественные основы, и есть у человека долг хозяйствования, императив экономического развития. Но отрыв хозяй­ства от духа, возведение экономики в верховный принцип жизни, преда­ние всей жизни вместо органического характер технический, превращает хозяйство и экономику в фиктивное, механическое царство. Похоть, ле­жащая в основе капиталистической цивилизации, разрушает духовные основы хозяйства и этим готовит себе гибель. Труд перестает быть духов­но-осмысленным и духовно-оправданным и восстает против всей системы. Капиталистическая цивилизация находит себе заслуженную кару в социа­лизме. Но социализм также продолжает дело цивилизации, он есть другой образ той же «буржуазной» цивилизации, он пытается дальше развивать цивилизацию, не внося в нее нового духа. Индустриализм цивилизации, порождающей фикции и призраки, неизбежно подрывает духовную дис­циплину и духовную мотивизацию труда и этим готовит себе крах.

Цивилизация бессильна осуществить свою мечту о бесконечно возрас­тающем мировом могуществе. Вавилонская башня не будет достроена. В мировой войне мы видим уже падение европейской цивилизации, кру­шение индустриальной системы, изобличение фикций, которыми жил «буржуазный» мир. Такова трагическая диалектика исторической судь­бы. Ее имеет культура, ее имеет и цивилизация. Ничего нельзя понять статически, все должно быть понято динамически. И лишь тогда обнару­живается, как все в исторической судьбе имеет тенденцию переходить в свою противоположность, как все чревато внутренними противоречия­ми и несет в себе семя гибели. Империализм — техническое порождение цивилизации. Империализм не есть культура. Он есть оголенная воля к мировому могуществу, к мировой организации жизни. Он связан с ин­дустриально-капиталистической системой, он техничен по своей приро­де. Таков — «буржуазный» империализм XIX и XX века, империализм английский и германский. Но его нужно отличать от священного импе­риализма былых времен, от священной Римской Империи, от священной Византийской Империи, которые символичны и принадлежат культуре, а не цивилизации. В империализме видна непреодолимая диалектика ис­торической судьбы. В империалистической воле к мировому могуществу разлагаются и распыляются исторические тела национальных государств, принадлежащих эпохе культуры. Британская империя есть конец Англии как национального государства. Но в пожирающей империалистической

воле есть семя смерти. Империализм в безудержном своем развитии под­рывает свои основы и готовит себе переход в социализм, который также одержим волей к мировому могуществу и мировой организации жизни, ко­торый означает лишь дальнейшую ступень цивилизации, явление нового ее образа. Но и империализм и социализм, столь родственные по духу, оз­начают глубокий кризис культуры. В индустриально-капиталистическую эпоху саморазлагающегося империализма и возникающего социализма торжествует цивилизация, но культура склоняется к закату. Это не зна­чит, что культура умирает. В более глубоком смысле — культура вечна. Античная культура пала и как бы умерла. Но она продолжает жить в нас как глубокое наслоение нашего существа. В эпоху цивилизации культура продолжает жить в качествах, а,не количествах, она уходит в глубину. В цивилизации начинают обнаруживаться процессы варваризации, огрубе­ния, утраты совершенных форм, выработанных культурой. Эта варвари­зация может принимать разные формы. После эллинской культуры, по­сле римской мировой цивилизации началась эпоха варварского раннего средневековья. Это было варварство, связанное с природными стихиями, варварство от прилива новых человеческих масс с свежей кровью, принес­ших с собой запах северных лесов. Не таково варварство, которое может возникнуть на вершине европейской и мировой цивилизации. Это будет варварство от самой цивилизации, варварство с запахом машин, а не ле­сов, — варварство, заложенное в самой технике цивилизации. Такова диа­лектика самой цивилизации. В цивилизации иссякает духовная энергия, угашается дух — источник культуры. Тогда начинается господство над человеческими душами не природных сил, сил варварских в благородном смысле этого слова, а магического царства машинности и механичности, подменяющей подлинное бытие. Цивилизация родилась из воли челове­ка к реальной«жизник реальному могуществу, к реальному счастью в противоположное** символическому и созерцательному характеру куль­туры. Таков один из путей, ведущих от культуры к «жизни», к преобра­жению жизни, путь технического преображения жизни. Человек должен был пойти этим путем и раскрыть до конца все технические силы. Но на пути этом не достигнется подлинное бытие, на пути этом погибает образ человека.

Ключ к фрагменту: Альтернативой потребительской воли к «жизни» являет­ся религиозная воля к преображению «жизни». Не только Запад, но как показала русская революция, и Россия утратили эту волю к преображению, и все же есть надежда на то, что русский народ, пройдя через эпоху испытаний и потрясений, принесет покаяние и сможет помочь всему миру вновь придать культуре ее смысл и ее ценность.

оооооооооооооооооооооооооооооо

Внутри культуры может возгореться и иная воля к «жизни», к преоб­ражению «жизни». Цивилизация не есть единственной путь перехода от культуры, с ее трагической противоположностью «жизни», к преображе­нию самой «жизни». Есть еще путь религиозного преображения жизни, путь достижения подлинного бытия. В исторической судьбе человечества можно установить четыре эпохи, четыре состояния: варварство, культура, цивилизация и религиозной преображение. Эти четыре состояния нельзя брать исключительно во временной последовательности; они могут сосу­ществовать, это — разные направленности человеческого духа. Но одно из этих состояний в ту или иную эпоху преобладает. В эллинистическую эпоху, в эпоху господства римской мировой цивилизации, должна была родиться из глубины воля к религиозному преображению. И тогда в мир явилось христианство. Оно явилось в мир прежде всего как преображение жизни, оно окружено было чудом и совершало чудеса. Воля к чуду всегда связана с волей к реальному преображению жизни. Но в исторической судьбе своей христианство прошло через варварство, через культуру и че­рез цивилизацию. Не во все периоды своей исторической судьбы христи­анство было религиозным преображением. В культуре христианство было, по преимуществу, символично, оно давало лишь подобия, знаки и образы преображения жизни; в цивилизации оно стало, по преимуществу, праг­матичным, превратилось в средство для возрастания процессов жизни, в технику духовной дисциплины. Но воля к чуду ослабела и начала совсем угасать на вершине цивилизации. Христиане эпохи цивилизации продол­жают еще исповедовать тепло-прохладную веру в былые чудеса, но чудес более не ждут, не имеют верующей воли к чуду преображения жизни. Но эта верующая воля в чудо преображения жизни, не механико-техническо­го преображения, а органически-духовного, должна явиться и определить иной путь от угасающей культуры к самой «жизни», чем тот, который ис­пробован цивилизацией. Религия не может быть частью жизни, загнан­ной в далекий угол. Она должна достигать того онтологически-реального преображения жизни, которое лишь символически достигает культура и лишь технически достигает цивилизация. Но нам предстоит еще, быть может, пройти через период воздушной цивилизации.

Россия была страной загадочной, непонятной еще в судьбе своей, стра­ной, в которой таилась страстная мечта о религиозном преображении жизни. Воля к культуре всегда у нас захлестывалась волей к «жизни», и эта воля имела две направленности, которые нередко смешивались, — направленность к социальному преображению жизни в цивилизации и направленность к религиозному преображению жизни, к явлению чуда в судьбе человеческого общества, в судьбе народа. Мы начали пережи­вать кризис культуры, не изведав до конца самой культуры. У русских всегда было недовольство культурой, нежелание создавать серединную культуру, удерживаться на серединной культуре. Пушкин и александров­ская эпоха — вот где вершина русской культуры. Уже великая русская литература и русская мысль XIX века не были культурой; они устремле­ны к «жизни», к религиозному преображению. Таков Гоголь, Толстой, Достоевский, таков В. Соловьев, К. Леонтьев, Н. Федоров, таковы новей­шие религиозно-философские течения. Предания культуры у нас всегда были слишком слабы. Цивилизацию мы создаем безобразную. Варварская стихия всегда была слишком сильна. Воля же наша к религиозному пре­ображению была поражена какой-то болезненной мечтательностью. Но русскому сознанию дано понять кризис культуры и трагедию историче­ской судьбы более остро и углубленно, чем более благополучным людям Запада. В душе русского народа, быть может, сохранилась большая спо­собность обнаруживать волю к чуду религиозного преображения жизни. Мы нуждаемся в культуре, как и все народы мира, и нам придется прой­ти путь цивилизации. Но мы никогда не будем так скованы символикой культуры и прагматизмом цивилизации, как народы Запада. Воля рус­ского народа нуждается в очищении и укреплении, и народ наш должен пройти через великое покаяние. Только тогда воля его к преображению жизни даст ему право определить свое призвание в мире.

Источник: Н. Бердяев. Воля к жизни и воля к культуре. Приложение // Смысл исто­рии. — М., 1990. — С. 162-174.

Вопросы для самодооверки:

1. Какой смысл в термины цивилизация и культура вкладывали в античную эпоху, в Новое время и в XX столетни?

2. Что имел в виду 0. Шпенглер когда использовал для характеристики своего вре­мени термин цивилизация?

3. Что имел в виду Н. Бердяев, когда говорил, что в эпоху цивилизации «воля к жизни» заглушает «волю к культуре»?

4. Какие признаки цивилизации выделены антропологами в качестве наиболее характерных?

5. Каков исторический масштаб понятий культура и цивилизация с точки зрения современной культурологии?

Дополнительная литература по теме:

Арнольдов А.И. Цивилизация грядущего столетия: культурологические размышле­ния. — М., 1997. Бабушкин С.А. Теория цивилизации. — Курск., 1997. Баландин Н. Бондарев Л.Г. Природа и цивилизации. — М., 1988. Барг М.А. 0 категории цивилизации // Новая и новейшая история. — 1990. — № 5. Ерасов Б.С. Сравнительное изучение цивилизаций: Хрестоматия. — М., 1998.

Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. — М., 1992. Лернер М. Развитие цивилизации в Америке. — Т.1-2. — М., 1992. Мечников Л. Цивилизация и великие исторические реки. Статьи. — М., 1995. Розов И.С. Структура цивилизации и тенденции мирового развития. — Новосибирск, 1992.

Тойнби А. — Постижение истории. — М., 1991.

Февр Л. Цивилизация: эволюция слова и группы идей // Февр Л. Бои за историю. —

М., 1991. — С. 239-281. Шпенглер 0. Закат Европы. — Т. 1-2. — М., 1993-1998.