Смысл простоты

И все-таки есть в стремлении опрощения неистребимая притягательность. Она вполне объяснима. Простота будет обладать вечным обаянием для человека, поскольку в ней живет свобода от принужденности. Сложность жизни, от которой призывает избавиться опрощение, заключается не столько в обременительности, сколько в чужести. Жизненные обстоятельства представляются личности чуждым, враждебным началом, тяготеющим над ней и ее разрушающим. Можно вынести любое бремя, смысл и конечную пользу которого видишь. Но с извне наложенным обязательством, которое держится голой силой предписаний, смириться почти невозможно. В идеале простоты, что бы под последней ни понималось, заключается избавление человеческого существа от гнета властвующей над ним силы.

Простота присутствует там, где есть соразмерность личности и ее дел, непосредственных побуждений – и путей, которыми движется жизнь. Просто то бытие, которое само собой, без специальных усилий принадлежит нам, и в котором мы бесхитростно и безмятежно принадлежим себе. Значит ли это, что простая жизнь не содержит испытаний и не предъявляет человеку требований? Конечно, нет. Но это испытания, вырастающие из самого существа личности; это требования, без исполнения которых тебя самого нет. Бесхитростность и простота жизни будут оставаться вечным соблазном человечества, сладкой тоской его души. Людям свойственно уставать от проблем и тревог. Им нелегко, подчас невыносимо выдерживать напряжение каждодневных забот и испытаний. Поэтому их сознание будет всегда пленяться образом простой бесхитростной жизни, сама мысль о которой уже приносит облегчение.

ЕСТЕСТВЕННОСТЬ – ПРОДУКТ КУЛЬТУРЫ

Однако приверженцы идеала "натурального человека" обычно не сознают, что сам этот образ является плодом прихотливого развития цивилизации. Стремление к первозданности, к изначальной полноте и бесхитростности бытия, к щедрому избытку сил и, как кажется, чистоте жизни, является одним из самых устойчивых импульсов культурной жизни. Можно думать, что в этом стремлении выказывает себя естественная усталость от трудов и сложностей цивилизованного бытия; в нем заявляет о себе вполне понятная и вообще свойственная человеку неуверенность в том, что он делает, чему следует и чего достигает – ведь даже самой упорной воле подчас присущи колебания и сомнения.

В известной тяге к безыскусности, в потребности ощутить мир и себя в некой очищающей первозданности скрывается важное для здоровья культуры недоверие к наличным формам бытия. Человеческий дух только до тех пор сохраняет творческую, созидательную силу, пока не отождествил себя вполне с наличными, устоявшимися формами существования. Присущая самой культуре потребность опрощения, "возвращения к истокам", "освобождения от избыточной искушенности" и подобные духовные импульсы, являются одним из непреходящих начал культурного развития, без которых едва ли возможно помыслить творчество и обновление мира. Однако в некоторые моменты исторического развития стремление к "исходной простоте жизни" приобретает характер глобального мировоззренческого требования, становится развитым и влиятельным учением, подчиняющим себе судьбы множества людей и воздействующим на всеобщее состояние умов. Объяснение этого заключено в самом механизме культурного бытия.