Что такое методология?

Отвечая на этот вопрос, я буду рисовать онтологическую картину. Это значит, что я буду нечто изображать на доске и одновременно характеризовать рисуемые мною элементы понятийно.

На мой взгляд, методология - определенный организм, или сфера, деятельности.

Говоря так, я подчеркиваю прежде всего, что это не совокупность знаний. Трактовать методологию как совокупность или систему знаний - а так это принято сейчас - нельзя.

Как сфера, или организм, деятельности методология включает в себя массу различных образований, которые мы можем рассматривать в качестве ее элементов. Заметим, что на своем языке я бы так не говорил; я бы сказал, что методология как сфера, или организм, деятельности включает в себя массу различных "организованностей". "Организованность" - особое понятие из системной парадигмы (иначе - из категории систем), но я не могу рассчитывать на ваше знакомство с этой парадигмой и поэтому пользуюсь весьма неточным и неподходящим к данному случаю понятием "элемент". Но оно привычно для вас и в первом приближении дает некоторое представление о том, что я изображаю на доске.

Итак, как сфера, или организм, деятельности методология включает в себя массу различных образований, которые выступают в качестве ее функциональных элементов; это будут цели и задачи деятельности, средства, процедуры, продукты и т.п. Я перечисляю все это сейчас "навалом", имея целью лишь одно - подчеркнуть обилие и разнородность всех этих образований. В совокупности они задают состав организма (или организмов) методологии и таким образом ее характеризуют. Но это в каком-то смысле вторичная характеристика, а главными и основными будут те процессы, которые конституируют методологию в ее специфике и в ее целостности.

Это - очень важное положение; вам и на него нужно обратить внимание, ибо в дальнейшем может возникнуть множество недоразумений из-за того, что вы будете неправильно понимать и толковать мои слова, не придадите им необходимого акцента и звучания. То, что я сказал выше, вытекает из принятого у нас представления о системах.

Система может и должна характеризоваться с нескольких разных сторон, или, точнее, в нескольких разных планах:

1) как совокупность процессов,

2) как функциональная структура,

3) как определенная организация, или организованность, материала, охваченного этой структурой и этими процессами (можно говорить также о совокупности таких организованностей, объединяемых определенными процессами и соответствующей им структурой) и, наконец,

4) как морфология, на которой сложилась и существует рассматриваемая нами система.

Основными и определяющими являются, на мой взгляд, процессы - это я и выразил в предшествующем тезисе; именно процессы задают целостность системы и дают ей определенность. А характер и качество всех остальных планов существования системы определяются характером и качеством процессов

Сделав эти предваряющие замечания - они касаются применяемого мною способа анализа и представления методологии - я могу теперь, двигаясь систематически, зарисовать общую схему организма методологии. По ходу дела я буду пояснять то, что рисую.

Прежде всего я рисую трех индивидов, занимающихся методологической работой и образующих определенную группу и организацию. Мне неважно пока, сколько там будет индивидов; мне важно лишь подчеркнуть, что их много и что, следовательно, между ними существуют определенные связи и отношения, что они, следовательно, должны быть определенным образом организованы. Тем самым я фиксирую, пока лишь в косвенной форме, что эти связи, отношения и формы организации могут меняться и меняются в зависимости от тех или иных исторических условий.

Я предполагаю, что каждый из этих индивидов обладает определенной совокупностью способностей и интериоризованных средств. Я фиксирую наличие у них сознания с его разнообразными содержаниями и изображаю это в виде так называемого "табло сознания".

Я фиксирую совокупность так называемых неспецифических предметов; это - физика, химия, биология и т.п. Сюда же попадает математика, но не как научный предмет, а как конструктивно- технический предмет, как инженерия особого рода, занятая разработкой знаковых средств; это будет, следовательно, подразделение и служба семиотической инженерии.

Рядом я зарисую совокупность специфически методологических предметов с соответствующими им научными или квазинаучными теориями. Эту совокупность методологических предметов я буду потом обсуждать более подробно.

Я должен зафиксировать совокупность специфических целей и задач методологии, или, точнее, методологической работы. При этом я должен специально отметить, что цели и задачи методологической работы формулируются и ставятся самими методологами как бы изнутри методологической работы. Тем самым я хочу подчеркнуть, что специфически методологические цели и задачи не могут поступать в организм, или сферу, методологии извне, что они не могут ей задаваться другими сферами и организмами деятельности и не могут диктоваться потребностями других сфер. Цели и задачи методологической работы - это то, что создается самими методологами, что соответствует внутренним процессам и механизмам жизни организма методологии, это то, что возникает, если можно так выразиться, по внутренней логике самой методологической работы. На это я тоже прошу вас обратить внимание, ибо я уверен, что в дальнейшем вокруг этого разгорятся дискуссии, а недостаточно четкое понимание моих принципов и установок, без сомнения, приведет ко всевозможным недоразумениям.

Я должен ввести в схему и зарисовать то, что может быть названо (не по-ученому) "верстаком" методологической работы (по поводу понятия "верстак" см. Щедровицкий Г.П. О специфических характеристиках логико-методологического исследования науки // Проблемы исследования структуры науки. Новосибирск, 1967.). В данном случае употребление этого термина соответствует обыденному смыслу слова "верстак": это то, на чем работают, куда поступает самый разнообразный материал, где он смешивается и с помощью специфических средств работы формуется, приобретая отпечаток данного вида и типа деятельности. Все и любые из изображенных мною выше элементов-организованностей сферы методологии могут попасть на верстак и там преобразовываться и формироваться.

Кроме того, существует еще самый разнообразный материал, который может втягиваться организмом методологии извне, из всего того окружения, в котором она существует и с которым она может взаимодействовать и обычно взаимодействует. Чтобы быть ближе к моим собственным представлениям, нужно было бы говорить о той среде, в которой методология действует или на которую она воздействует, но употребление здесь более общего термина "взаимодействие" не очень искажает суть моих представлений.

Чтобы подчеркнуть, что методология представляет собой целостный и замкнутый организм, я обвожу все названные мною элементы-организованности замкнутой линией, овалом, и прошу вас учесть, что в дальнейшем этот овал будет изображать именно целостность и замкнутость рассматриваемых мною методологических образований.

Предполагается также - об этом я уже говорил выше, - что все эти элементы-организованности как-то объединены и связаны друг с другом изнутри. О смысле этой связи я уже говорил: методологическая работа должна быть представлена прежде всего как совокупность процессов; именно эти процессы как бы "завязывают" все методологические образования в одно целое, создают и осуществляют сложную сеть зависимостей между ними. Если мы хотим каким-то образом зафиксировать, а затем аналитически и систематически рассмотреть эту сеть, то должны задать совокупность структурных связей и зависимостей между всеми элементами-организованностями, с одной стороны, и совокупность зависимостей между элементами-организованностями и целостностью сферы, или организма, методологии, с другой стороны.

Сейчас я не буду обсуждать всех этих связей и зависимостей - для этого я должен был бы сначала рассмотреть те процессы, которые задают и определяют жизнь самой методологии. Я лишь отмечу то, о чем уже было сказано выше, - связи и зависимости между разнообразными организованностями сферы методологии и "верстаком". Эти связи двусторонние: все и любые организованности попадают на верстак либо в качестве материала продуктивной формообразующей деятельности, либо в качестве средств, инструментов этой деятельности, а затем то, что создано, сформировано на верстаке методологической работы, распределяется по разным "местам", или ячейкам, функциональной структуры методологии и существует там в качестве тех или иных элементов-организованностей самой методологии.

Очерченная мною сфера задает функционирующую методологию. Но я, кроме того, могу говорить о разнообразных исторических линиях ее существования, в частности, о линиях происхождения, становления, развития, эволюции (процессы – ред.) и т.п. и, соответственно, в той или иной форме фиксировать их на схеме. Я могу говорить, к примеру, о линиях исторической эволюции всей сферы методологии или о линиях исторического становления и развития тех или иных ее направлений и школ, имеющих статус организма. Я могу говорить об историческом развитии и эволюции целей и задач методологической работы. Точно так же я могу взять любой элемент, любую организованность сферы методологии, предположить, что они имели свою линию исторической эволюции, что эта эволюция складывалась из процессов, принадлежащих либо истории самой этой сферы методологии, либо истории внешних для нее организмов и сфер. Таким образом я привяжу к изображению моего объекта ряд как бы " шлейфов", которые в совокупности будут изображать и фиксировать разнообразные исторические процессы, в которых существовала и продолжает существовать сфера методологии.

Эта добавка очень сложным образом меняет всю картину. Теперь мы должны рассматривать взаимоотношения между процессами функционирования и процессами исторического развития и эволюции методологии, причем должны понимать, что методология существует как в одних, так и в других, что процессы как одного, так и другого рода определяют ее структуру и организацию. Мы должны учитывать, что существует очень много разных исторических линий эволюции, и мы должны как-то уметь объединять и синтезировать их при описании сферы методологии.

Теперь я должен как бы отойти в сторону, встать в рефлексивную позицию и спросить себя: а что же я собственно сделал? Я начал с утверждения, что методология должна рассматриваться не как совокупность или система знаний, оцениваемых по отношению к некоторому объекту, а как особая сфера деятельности, особый организм деятельности. Затем я нарисовал, изобразил основные элементы-организованности этой сферы и в дальнейшем буду рассматривать это изображение как сам объект, который существует вне нас, независимо от нас, который мы можем видеть (в силу того уже, по крайней мере, что все это нарисовано и изображено) и который мы можем анализировать, характеризуя те или иные аспекты жизни методологии.

Но самое главное состоит в том, чтобы вы представили себе методологию как сферу нашего непрерывного действования, нашей жизни и чтобы вы постарались отнестись к этому соответствующим образом - как к жизни и жизнедеятельности какой-то внешней для вас группы людей; в этом вся суть. Вы, следовательно, должны рассматривать методологию не как совокупность или систему знаний, с которой вы можете познакомиться, которую можете взять, заимствовать, которой вы можете воспользоваться в тех или иных ситуациях, а как жизнь и деятельность других людей, которую нельзя взять и которой нельзя пользоваться, которую можно лишь наблюдать как нечто объективно существующее и от вас независимое.

Отношение к методологии должно быть иным, нежели известные и традиционные для нас отношения к знаниям: можно, к примеру, поставить задачу управлять этой деятельностью людей, направлять ее в ту или иную сторону, превратить эту деятельность в некую производящую машину для кого-то - такие цели и задачи вполне допустимы и возможны. Может быть и другая цель: войти внутрь этой сферы, постараться освоить стиль и способ этой жизни, стать ее элементом и организованностью и в дальнейшем жить и действовать внутри методологии. Но это, как вы хорошо понимаете, будет уже изменением специальности и профессии. Вот что нужно хорошо понять, ибо в этом - самое главное, в этом - суть.

Чтобы подчеркнуть процессуально-деятельностный характер представленной таким образом методологии, чтобы зафиксировать, что все дело здесь не в знаниях, которые можно брать и которыми можно пользоваться, а в определенных способах и в определенном стиле жизни и деятельности, что все дело в некоторой специфической технологии жизни и деятельности, я введу в мой рисунок еще особый блок методов и методик методологической работы, тот блок, который самым непосредственным образом определяет технологию и специфику методологической работы - поместив его рядом с группой специфически методологических предметов. И вы должны помнить, что это, наряду с верстаком, есть самый главный и существенный блок - во всяком случае в контексте нашего обсуждения.

В дальнейшем я буду обсуждать устройство, или структуру, нарисованного мной и уже отчасти охарактеризованного организма, характер и функционирование тех или иных его блоков, тип существующих в нем связей и т.д., и т.п. Одним словом, я постараюсь дать вам как можно более ясное и отчетливое представление об указанном мною объекте.

На этом я кончил первый смысловой кусок своего сообщения, готов выслушать вопросы и ответить на них

Б.С. Грязнов: Вы сами находитесь сейчас внутри или вне этой сферы методологии?

Я понял Ваш вопрос, и точно так же я понял мотивы и основания, по которым Вы его задали. Я понимаю, что он естественно вытекает из Ваших представлений и Ваших обычных методов работы. Но я вместе с тем должен сказать, что в применении к методологии и методологической работе этот вопрос некорректен. Нельзя спрашивать, является ли мета-методологическая работа методологической или метаработой в отношении методологии. Исчезновение оппозиции внешнего и внутреннего для методологической работы обусловлено тем, что вся она строится в первую очередь на рефлексии и особым образом организует эту рефлексию - так, что снимает различие внешнего и внутреннего. Сейчас я не могу более подробно останавливаться на этом вопросе, но через некоторое время мы так или иначе неизбежно вернемся к нему, и, я думаю, у нас уже будет больше материалов и больше понимания, чтобы обсудить его серьезно.

И.С. Алексеев: В самом начале сообщения была сделана декларация, что нельзя вести методологическую работу, ориентируясь на некоторое изображение объекта или действительности. А затем сразу была нарисована онтологическая картина, которая представляет собой изображение определенной действительности. Как увязать эти два утверждения, которые, как мне кажется, исключают друг друга или, во всяком случае, противоречат друг другу?

Прежде всего я хотел бы отметить, что мои утверждения и моя точка зрения изложены, или пересказаны, здесь очень неточно. В своих первых утверждениях я фиксировал нечто принципиально иное, а именно то, что нельзя, пытаясь понять, что такое методология, рассматривать и трактовать ее в качестве совокупности знаний, соотносимых с тем или иным объектом и оцениваемых относительно этого объекта. Методология, или методологическая работа, - а эти два выражения сейчас пока отождествляются - должна рассматриваться как деятельность, более точно - как сфера и организм деятельности. Вот, что я утверждал вначале, и я ни на шаг не отступил от этого утверждения, нигде не противоречил ему, а наоборот, все время очень жестко придерживался этого положения, подчиняя ему все, что я далее говорил.

Необходимо различить, с одной стороны, вопрос о том, что такое методология (и формы ответа на него), с другой - вопрос о том, как нам организовать наше общение, взаимопонимание, иначе говоря, вопрос о том, как мне передать вам свои мысли. Второе относится уже к организации коммуникации между нами, и очевидно, что это можно сделать только с помощью речи и передачи в ней и через нее определенных знаний о методологии как деятельности. Именно для того, чтобы организовать и обеспечить коммуникацию и взаимопонимание в процессе моего сообщения - и это обстоятельство я специально отметил - я нарисовал организм, или сферу, методологии. Я как бы передал вам, прежде чем начать свою речь, "фотографию", или "рисунок", методологии, начал знакомить вас с нею так, как я бы знакомил посредством фотографии с какими-то людьми, с которыми вам предстоит встречаться и взаимодействовать. Вы совершенно правы в том плане, что вся эта моя работа была направлена на то, чтобы обеспечить передачу знаний о методологии: здесь я действовал в соответствии с принципами содержательно-генетической логики и прежде, чем вводить понятия, изображал и задавал объект, к которому они могут относиться. Но одно дело знания о методологии, а другое дело - сама методология; эти два момента вы, как мне кажется, не очень четко различаете, они у вас почему-то склеились. В принципе, такая склейка характерна для непосредственного предметного мышления, отличающегося слабостью рефлексии и рефлексивных различений, но как Вы оказались в такой позиции, этого я не понимаю.

Здесь нужно еще иметь в ввиду и постоянно помнить, что онтологическая картина не есть знание. Во всяком случае, мы используем это изображение не как знание - а знание это то, что интерпретируется на объект и благодаря этой интерпретации получает свое содержание и свой смысл, - а в функции самого объекта. Я не обсуждаю сейчас, каким образом и за счет чего мы можем придавать некоторому изображению такой смысл и такие функции - это очень сложный вопрос; мне важно лишь зафиксировать и затвердить, что мое изображение на доске используется именно таким образом. Но это, как я уже сказал и повторяю еще раз, лишь один момент в той системе знаковых изображений, которые я использую в коммуникации с вами, чтобы обеспечить передачу вам определенных знаний о методологии. Сама по себе онтологическая картинка не есть знание, но она есть нечто такое, за счет чего и благодаря чему (средство – ред.) я могу передать вам знание, или, в других словах, вызвать и сформировать у вас знание.

Н.И. Кузнецова: Является ли Ваше изображение специфическим для методологии и определило ли оно ее, если можно так выразиться, объектными свойствами и характеристиками? Или же - и это будет принципиально иная трактовка - все дело в том, что Вы вообще таким образом подходите к миру, что Вы таким образом все видите и изображаете, и если бы Вам пришлось описывать науку или философию, то Вы точно так же представили бы их как определенные организмы и сферы деятельности? Тогда ведь - я имею в виду вторую трактовку - вся суть Вашего тезиса не в том, что при отвергаемом Вами подходе нельзя понять существо методологии, а другое можно понять, а в том, что ничего нельзя понять - ни науку, ни философию. И наоборот, если я правильно поняла, Вы утверждаете, что понять суть методологии (как и суть науки или суть философии) можно только в том случае, если мы представим ее (их) как определенные сферы и организмы деятельности.

Вы абсолютно правы, и я целиком принимаю Вашу трактовку моей позиции. Я бы изображал в виде сфер и организмов деятельности в равной мере как методологию, так и философию или науку. Но к одному этому все свести нельзя. Существует также известное различие между методологией, с одной стороны, и наукой или философией, с другой стороны. Науку можно изображать в виде совокупности или системы знаний. Принципы такого изображения были развиты сравнительно давно, ими широко пользуются и привыкли пользоваться. Лично я мог бы сказать по этому поводу, что все это - не очень хорошие изображения, что они многое скрывают или элиминируют, что многие проблемы и задачи в принципе не могут быть решены, когда мы пользуемся такими изображениями науки и философии. Но все это не означает, что мы в принципе не можем пользоваться такими изображениями; во всяком случае, я меньше всего склонен целиком отвергать их, а в целях общения и коммуникации я бы с удовольствием ими воспользовался при соответствующих обстоятельствах.

Но когда мы переходим к методологии, то ее нельзя "схватить" и описать, опираясь на одни знаниевые представления. Это происходит отнюдь не потому, что в методологии нет знаний, не потому, что она не вырабатывает знаний и т.д., и т.п. Это объясняется в первую очередь тем, что мы сейчас ставим особую задачу: наша цель состоит в том, чтобы выделить специфику методологии и определить ее в отличие от философии и науки. А это, утверждаю я, нельзя сделать, пользуясь лишь знаниевыми представлениями. Можно описывать ту или иную науку, репрезентируя движущиеся в ней знания и характеризуя их структуру. Но нельзя, описывая те или иные системы знаний, ответить на вопрос, в чем отличие методологии от науки и от философии.

Надо сказать, что это - давно обнаруженный и давно зафиксированный парадокс или, во всяком случае, трудность. Все, кто пытались описывать методологию как совокупность или систему знаний, неизбежно приходили к выводу, что методология как система знаний не может быть отличена от других, неметодологических систем, что заставляло их перейти к совсем иной точке зрения и описывать "методологическое" как некоторое употребление тех или иных систем знаний, как функцию этих систем в деятельности, но никак не внутреннее свойство самих систем. Вы можете найти эту точку зрения в самых разнообразных работах. Очень последовательно и четко ее развил В.А.Ядов [Ядов 1972]. Он, как и многие другие, говорит о знаниях и теориях разного уровня общности и о методологических функциях, которые выполняются этими знаниями и теориями в отношении к другим знаниям и теориям или в отношении к определенной научно-исследовательской работе.

Здесь уже с очевидностью можно обнаружить переход к деятельностной точке зрения - к анализу всего этого как деятельности и деятельностей; только этот переход, хотя он постоянно осуществляется, не фиксируется в теоретической и знаниевой форме, не проблематизируется и не приводит к сознательной формулировке определенного подхода и определенных способов анализа -методологических. Нетрудно заметить, что таким образом проблема не решается и даже не снимается; она лишь называется. Теперь, когда "методологическое" задано как методологические функции тех или иных знаний, полученных в научно-иссле-довательской работе нижележащих уровней, нужно было поставить вопрос, в чем же заключается это "методологическое", задать его как особый предмет исследования и начать анализировать и описывать. Но именно этого не может сделать В.А.Ядов и не могут сделать все другие, кто говорит и пишет о методологии.

Иными словами, задав "методологическое" в виде методологических функций, они затем не могут ни слова сказать о том, как же эти функции устроены, в чем существуют и что собой представляют. А моя задача состоит в том, чтобы сделать возможным описание и обсуждение самой методологии, причем как взятой автономно, так и в ее отношениях к науке, философии, инженерии, управлению, производственной практике и т.п. Именно это и заставляет меня вводить новые представления - деятельностные - и разрабатывать новый подход.

Б.С.Грязнов: На самом деле все обстоит наоборот. Попытки рассматривать методологию как деятельность, в частности витгенштейновские попытки так ее рассматривать, потерпели крах, а анализ и описание методологии как совокупности и системы знаний дают очень важные и полезные результаты.

Я не могу с Вами согласиться и думаю, что Вы ошибаетесь по меньшей мере в двух пунктах. Во-первых, то, что Вы называете попыткой Витгенштейна исследовать и описывать методологию как деятельность, на мой взгляд, таковой не является, поскольку у Витгенштейна не было, с моей точки зрения, понятия деятельности или, во всяком случае, того понятия деятельности, которое я бы считал действительно деятельностным. А во-вторых, то, что Вы называете успехом знаниевого описания методологии, является, с моей точки зрения, вопиющим и совершенно очевидным крахом; все это может существовать и даже обсуждаться в современной литературе - несмотря на то что оно уже давно мертво - только потому, что недостаточно разработаны альтернативные подходы и, в частности, тот деятельностный подход, о котором и с позиции которого я вам рассказываю.

Б.С.Грязнов: Витгенштейн прямо говорит, что методология - это не знание, а деятельность. Как совместить это с Вашими утверждениями?

Мне кажется, что в своих вопросах Вы все время исходите из отождествления слов и знаний. Вы, по-видимому, думаете, что, когда люди формулируют те или иные утверждения и употребляют в них те или иные слова, то за этим всегда стоят определенные знания и понятия. Но еще Гегель указывал на то - и Вы, наверняка, это хорошо знаете, - что отнюдь не всегда люди говорят, и даже рассуждают, согласно понятию, чаще они говорят согласно наглядным представлениям вещей и значениям слов. Когда Витгенштейн говорит, что методология - это не знание, а деятельность, то тем самым он, бесспорно, фиксирует отрицательное отношение к традиционным представлениям методологии в виде знаний. Но он не может зафиксировать это отношение в чисто отрицательной форме, ибо тогда ведь не будет даже противопоставления. Чтобы сформулировать подлинно отрицательное суждение, он должен сказать нечто позитивное. И он говорит, что методология - это не знание, а деятельность.

Было бы, однако, ошибкой трактовать это утверждение как положительное определение методологии. Подлинно положительный смысл оно будет нести только в том случае, если будут существовать и использоваться понятие деятельности и совокупность связанных с ним знаний. А этого, как я уже сказал, у Витгенштейна не было и, думаю, что Вы это тоже хорошо знаете. Витгенштейн второго периода и вторая генерация его учеников пытались развернуть и развить понятие употребления. В этом и состоял их вклад в современную философию. И если мы сейчас спросим себя, что же понимал Витгенштейн под деятельностью, то должны будем зафиксировать, что он понимал и имел в виду прежде всего употребления некоторых знаковых образований, создающие смысл этих образований. Именно в связи с этими представлениями Витгенштейн производил дальнейшие обобщения, и через это он приходил к некоторому, более широкому пониманию деятельности и к способам употребления этой категории. Таким образом, единственным предметным смыслом слова "деятельность" у Витгенштейна был, как мне сейчас представляется, этот частный, "употребленческий", если можно так выразиться, смысл.

Б.С.Грязнов: Но почему Вы думаете, что Витгенштейн не имел понятия деятельности, а Вы его имеете? Чем лучше Ваши представления, нежели его представления?

По чисто формальным основаниям - у меня есть достаточно развернутая модель деятельности, а у Витгенштейна такой модели просто не было. Я не обсуждаю сейчас вопрос: почему у него не было? Потому ли, что она ему была просто не нужна и он не ставил перед собой таких задач, или потому, что он не мог построить понятия деятельности, - все это уже побочные вопросы, которых я не хочу касаться. Важно, что у меня есть такая модель, а у него ее не было.

Поскольку вопросов и замечаний больше нет, я перейду ко второму смысловому кусочку моего сообщения.