Западники

В среде высшего, образованного слоя – дворянства, интеллигенции и т.д. произошел раскол. Выделилось движение западников, которые при противостоянии России и Запада, оказывались союзниками не России, а Запада – вплоть до парадоксальных, крайних примеров. Например, в 1905 году, была послана телеграмма с поздравлениями японскому императору в связи с победой японского флота над русским при Цусиме.

Основной идей западников была идея «прогресса» в том виде, как она была сформулирована западно-европейской мыслью XVIII века. Человечество развивается (от низшего к высшему, от простого к сложному) по единым для всех народов законам, они неизбежно проходят одни и те же ступени развития, - утверждают «прогрессисты». Данилевский пишет: «Взгляд на Россию как на весьма трудно преодолимое препятствие к развитию и распространению «настоящей» человеческой, т.е. европейской, цивилизации, в сущности, распространен между корифеями нашего общества. С такой точки зрения становиться понятным, (и не только понятным, но и в некотором смысле законным и, пожалуй, благородным) сочувствие и стремление ко всему, что клониться к ослаблению русского начала на окраинах России».

На вершине этой лестнице находится Западная Европа. Россия значительно отстала в своем развитии (показательно, что одной из причин отставав было тут же объявлено Православие - консервативно, мол и несовременно), и единственная возможность «исправить», положение - срочно европеизировать всю русскую жизнь с. 446

В 1911 году Розанов пишет: «Дело было вовсе не в славянофильстве и западничестве. Это цензурные и удобные термины. Покрывающие далеко не столь невинное явление. Шло дело о нашем Отечестве, которое целым рядом знаменитых писателей указывалось понимать как злейшего врага некоторого просвещения и культуры. И шло дело о христианстве и Церкви, которое указывалось понимать как заслон мрака, темноты и невежества, заслон и, в сущности своей, ошибку истории, суеверие, пережиток, то, чего нет». Дальше он очень ярко описывает западнический взгляд: «Россия не содержит в себе никакого здорового и ценного зерна. России, собственно, нет, она кажется. Это ужасный кошмар, фантом, который давит душу всех просвещенных людей. От этого кошмара мы бежим за границу, эмигрируем, и если соглашаемся оставить себя в России, то ради того единственно, что находимся в полной уверенности, что скоро этого фантома не будет и его рассеем мы».

Впрочем, как и во многих случаях, Пушкин намного раньше и намного короче сформулировал эту мысль:

Ты просвещением свой разум осветил,

Ты правды чистой свет увидел,

И нежно чуждые народы полюбил,

И мудро свой возненавидел.

«Стоя вне времени, - писал Чаадаев в своих знаменитых «Философических письмах»², - мы... ничего не восприняли из преемственных идей человеческого рода... Сначала - дикое варварство, потом грубое невежество, затем свирепое и унизи­тельное чужеземное владычество, дух которого позднее унаследовала наша национальная власть...». И все же еще крепко было тогда русское общество! Воззрения Чаадаева столь странными - казались его современникам, что они сочли его не вполне нормальным, а государь Император Николай I даже прислал для наблюдения и помощи собственного врача. Позже «прогрессивные» историки толковали это как «произвол тирана»: объявил-де, здорового человека сумасшедшим. Но это было мнением чуть ли не всего общества - иначе Чаадаев не стал бы потом писать в свое оправдание «апологию сумасшедшего», утверждая, что его просто не так поняли.

Эти «Письма» стали настоящим манифестом западничества, и умножавшиеся последователи Чаадаева не преминули довести заложенные в них мысли до своего логического завершения. В. С. Печерин (1807-1885), поэт и филолог, профессор Московского университета - эмигрировавший, перешедший в като­личество и ставший бенедиктинцем-священником, написал страшные и безысходные в своей откровенности строки: Как сладостно отчизну ненавидеть!! И жадно ждать ее уничтоженья...

Они стали настоящим лозунгом западников и «отпочковав­шихся» от них многочисленных антиправославных, антина­циональных, антигосударственных нигилистических движений.

Те из них, кто не решался безоговорочно присоединиться к страшному русоненавистническому лозунгу Печерина, взахлеб твердили о своей пламенной любви к России, но... России идеальной, «исправленной» по европейской мерке, лишенной досадных пережитков национальной и вероисповедной са­мобытности.

В отношении же к России реально существовавшей, прояв­лялось самое трогательное единодушие. Разница заключалась лишь в степени насилия, допускавшегося во имя «прогрессив­ных» преобразований. Вот тому примеры.

Белинский признавал православное духовенство «гнусным». «Я понял французскую революцию, - писал он, - понял и кровавую ненависть ко всему, что хотело отделиться от братства с человечеством... Я теперь в новой крайности, - это идея: социализма, которая стала для меня идеей новой, бытием бытия, вопросом вопросов, альфою и омегою веры и знания. Все из нее, для нее и в ней**. Я все более и более гражданин вселенной... Я начинаю любить человечество по-маратовски: чтобы сделать счастливою малейшую часть его, я, кажется, огнем и мечом истребил бы остальную».447

Герцен (1812-1870) призывал «ненавидеть из любви, презирать из гуман­ности». Что ненавидеть, что презирать? Да все то же - Русь, на которую он безстыдно клеветал всю жизнь из-за границы; из эмиграции, сокрушаясь, как «ужасно жить в России», как «медленно течет глубокая и грязная река... России, с ее аристократами, бюрократами, офицера­ми, жандармами и императором, - безформенная и безгласная масса низости, раболепства, жестокости и зависти, увле­кающая и поглощающая все...»

В основании западничества как ре­лигиозного и культурного явления, как болезни русского национального самосо­знания лежат причины прежде всего ду­ховного, мистического характера. Та бла­годатная полнота внутренней жизни, то понимание скоротечности земного бы­тия, что так характерны для русской истории допетровского периода, дости­гались прежде всего великим трудом церковного послушания. Сердечная чистота и душевная просветленность, спокойная, ясная вера и мирное, благожелательное мировоззрение всегда являлись плодами, появлению которых должна была безусловно предшествовать длительная подвижническая жизнь.

Такая жизнь (ошибается тот, кто мыслит ее исключительно монастырской аскезой) доступна каждому, ибо главный подвиг на который призван всякий человек, есть борьба со злом в самом себе. Церковные правила лишь помогают в этой борьбе, придавая ей некоторую упорядоченность и организованность. Готов человек принять на себя этот нелегкий труд - и Господь не оставит его Своей милостью, подаст «во время благопотребное» живое, опытное свидетельство истин веры, предощущение тех благ, что, по слову апостола, «око не виде, ухо не слыша и на сердце человеческое не взыдоша» (1Кор. 2, 9).

Если же человек, потакая гордыне и себялюбию, отказывается нести «иго и бремя» Божьего тягла, то и Сам Господь отступает благодатию от его непокорной души, предоставляя ей влачиться в земной жизни под воздействием бесовского лукавства» и собственных страстей. Тогда теряет несчастный своеволец «образ здравых словес», способность непредвзято и верно оцени вать самого себя и мир вокруг. Тогда тучная почва страстей в изобилии производит из себя нелепые и гибельные учения, искусительные помыслы и разрушительные чувства. В таком-то отказе от внутреннего, осененного церковною благодатию душевного труда и лежит первопричина всех русских бед...