Хозяйственной среды

Выявление факторов, которые детерминируют криминогенные явления и процессы в экономике представляется в методологическом плане крайне важным для перспектив становления экономической криминологии как самостоятельной научной отрасли. Решение данной задачи не следует понимать узко – лишь на срезе анализа взаимной связи экономического развития и эволюции экономической преступности. Системный подход требует рассмотрения не только эндогенных криминогенных факторов, проявляющихся на уровне такой тандемной связи, но и нахождения всей совокупности основных экзогенных – внешних – факторов детерминации криминогенных явлений и процессов в экономике[77]. Иными словами, появление интересующих нас факторов обусловлено не только собственно экономическими условиями и причинами, их истоки криминологам следует искать также и в закономерностях развития внешних для экономики социальных подсистем – прежде всего таких как «право», «общество» и «государство».

Для осмысления рассматриваемой проблемы важно, прежде всего, подвергнуть критическому взгляду применяемые в мире модели хозяйствования. При этом, на наш взгляд может быть продуктивной рассмотрение гипотезы о том, что система сложившихся к настоящему времени экономических отношений [78] объективно генерирует и воспроизводит высокий уровень криминогенности хозяйственной среды.

Сегодня нельзя с уверенностью утверждать, что современные экономические модели, используемые в передовых странах, являются идеальными. Они, безусловно, содержат множество недостатков, перечислять которые здесь нет необходимости. Однако, пока малое число специалистов в области экономической теории, а тем более в области права и криминологии, ставит под сомнение факт их принципиальной социальной и экономической ущербности либо, вообще, деструктивности и порочности.[79] Существует некий негласный договор, согласно которому эти модели официально не подвергаются принципиальной публичной критике. Но наличие такого табу противоречит научному методу, принципам научного познания – подвергать все сомнению, без ограничений и вне зависимости от так называемых авторитетов. Иными словами, долг честного исследователя рассматриваемой проблемы состоит в том, чтобы идеологически и политически беспристрастно применять критический анализ не только по отношению к частным свойствам хозяйственного механизма, но и, прежде всего, к самим методологическим основаниям современной парадигмы экономического развития, определяющим специфику применяемых в мире хозяйственных моделей.

Если отвлечься от существующей идеологической зашоренности в оценке данной парадигмы, окажется, что сформированные на ее базе и широко применяемые в мире основные модели хозяйствования генерируют и воспроизводят экономически и социально противоречивую, ущербную, неприемлемую систему общественных отношений, ведущих человечество не просто в тупик, а к мегаколлапсу. Основания данной парадигмы не реализуют основополагающие принципы человеческого бытия, которые должны быть положены в качестве фундамента в основание современного здания экономического развития. Это известные принципы человеческого общежития – принципы равенства, свободы и справедливости. Они универсальны для таких важнейших сторон жизнедеятельности общества как экономическая, политическая, социальная, правовая. И к их реализации должно стремиться любое общество, достойное называться цивилизованным в истинном смысле этого слова. Более того, экономический срез общества в любой из развитых капиталистических стран крайне слабо охвачен и действием института демократии. На последнее вообще мало обращают внимание и власть предержащие, и экономисты, и юристы-правоведы, и криминологи. Вместе с тем, от уровня развитости демократических начал в системе экономических отношений впрямую зависит уровень и масштабы вненормативного, безнормного экономического поведения субъектов этих отношений.

Речь, таким образом, идет о принципиальной, генетической несовместимости отношений, сложившихся в экономике и в политической сфере, с точки зрения развития принципов демократии, равенства, свободы и справедливости. Если использовать в целях анализа известный в социальной науке базисно-надстроечный подход, можно выявить наличие в существующем устройстве передовых государств принципиального противоречия, которое остается не разрешенным («не снятым» – по терминологии Гегеля) многие десятки лет. Это - противоречие между достаточно высоким уровнем демократии в политической сфере и отсутствием реальных процессов демократизации в экономике.

Для современной России, в отличие от западных стран, характерным является, кроме того, и отсутствие реальных свобод в экономической сфере жизнедеятельности общества – как для субъектов капитала, так и субъектов труда. Речь идет, прежде всего, о свободе предпринимательской деятельности и свободе частной собственности, свободе конкуренции, торговли и ценообразования, иных свободах в сфере экономической деятельности, и, наконец, о свободе для наемных работников продавать свою рабочую силу по цене не ниже ее стоимости и свободе честным трудом зарабатывать доходы, обеспечивающие достойное человеческое существование. К названным ограничениям добавляются иные – связанные с нарушением принципа равенства и справедливости и, соответственно, обусловленные отсутствием на практике эквивалентности обменных отношений как для субъектов предпринимательства (из-за ограничения свободы конкуренции, из-за сохранения системы льгот и привилегий), так и для субъектов наемного труда (из-за плутократической политики государства наемные работники вынуждены продавать свою рабочую силу по ценам значительно более низким, чем ее реальная стоимость, а покупать товары и услуги по ценам, близким к мировым либо даже их превышающим).

Дальнейшее консервирование проблемы несопоставимости уровня демократизации политической надстройки и экономического базиса, а также несимметричного, непропорционального применения принципов свободы, равенства и справедливости при организации социальных отношений в этих срезах общественного устройства, социально опасно.

Оставление неразрешенным названного антагонизма неизбежно приведет и уже приводит к усилению авторитарных тенденций в эволюции политических режимов, с одной стороны, и усилению социального неравенства и социальной дифференциации в экономической сфере жизнедеятельности обществ - с другой. Не ставя перед собой задачу подробного анализа этих феноменов, остановимся лишь на рассмотрении одного из аспектов их проявления.

Подобные тенденции сегодня наиболее рельефно выделяются во внутренней политике и внутреннем положении стран с переходным обществом и транзитивной экономикой. Внешние, экзогенные проявления отмеченных антагонизмов сегодня лучше всего изучать на примере такой супердержавы как США, чьи бесцеремонные действия на международной арене после распада Союза ССР стали угрожать всеобщему миру и стабильности на планете.

Рассматриваемые явления возникли, конечно, не сегодня и не вчера. Так, к началу ХХ столетия, по завершении главных процессов монополизации в экономике ведущих держав мира, авторитарные политические тенденции стали контурно проявляться и достигли своего апогея уже в тридцатые годы. И лишь разгром фашизма во Второй мировой войне позволил на долгие годы их заморозить. Однако на исходе названного столетия они вновь усилились. А наиболее глубинная причина этого кроется, как мы отметили, в наличии принципиального противоречия, состоящего в том, что ортодоксальный экономический базис остается генетически несовместимым с относительно демократизированной политической надстройкой. До тех пор, пока специалисты-реформаторы и политики будут делать вид, что не замечают данного противоречия; до тех пор, пока не начнут осуществляться меры по его конструктивному разрешению - вряд ли можно будет ожидать достижения принципиальной устойчивости политического и социально-экономического развития.

Господствующая в мире парадигма экономического развития исходит из принципов торговой цивилизации. Она презрела аксиомы цивилизации производителей. Возведя в абсолют спекулятивно-ростовщический идеал организации экономических отношений, она перенесла жестокие и жесткие принципы естественного отбора из живой природы в сферу хозяйственной жизни, узаконив право на неравенство, несвободу и несправедливость. Осмысление данного факта представляется крайне важным в методологическом плане для специалистов, занимающихся проблемами экономической криминологии!

Следует честно признать, что социальных, а в более широком смысле – гуманитарных, перспектив у моделей хозяйствования, опирающихся на такую экономическую парадигму, мало. Но, несмотря на это, экономически эти системы крайне живучи. Причина кроется, прежде всего, в присущей им возможности крайне быстрого и значительного обогащения за счет прокручивания спекулятивно-ростовщических операций.[80] Это, в свою очередь, облегчает задачу покупки и рекрутирования политиков в качестве защитников данной системы экономических отношений. Политики, ставшие адептами такой системы, делают все для ее сохранения.

В подтверждение этому можно было бы привести массу примеров из нынешней российской экономической действительности. Но можно было бы вспомнить и высказывания противников спекулятивного уклона в хозяйственном развитии - таких идеологов и практиков социальной рыночной экономики как Людвиг Эрхард и др. Читатель в силах сделать это самостоятельно. Мы же хотели бы привести лишь одну цитату из статьи профессора К. Херрманна-Пиллата, являющегося главным редактором российско-германского журнала «Politeconom».[81] Говоря о социальной рыночной экономике как форме цивилизации и подчеркивая хрупкость ее конструкции, он отмечал следующее: «Главная сила, противостоящая рыночной экономике – власть как экономическая, так и политическая, порождающая бесправие в обществе и несправедливость в экономике. Поэтому защита рыночной экономики от власти – важнейшая цель ее политической составляющей. Именно в этом и ни в чем ином заключается основная цель социальной рыночной экономики! Социальная несправедливость и социальные беды объясняются ограничением рыночной конкуренции вследствие «сращивания бизнеса с властью»».[82] И в этой связи К. Херрманн-Пиллат настаивает на выполнении социальной политикой активной роли – роли созидателя экономически свободных и независимых субъектов, на которых и держится основание гражданского общества: «Истинная суть социальной политики заключается не в непосредственной помощи им [гражданам – ред.], а в предоставлении индивидууму определенной, ограниченной экономической независимости – тем самым формируется базовое пространство свободы в сфере экономики».[83]

Утвердившийся за последнее столетие вектор экономического развития превратил национальные хозяйства, как и саму мировую хозяйственную систему в целом, в виртуальную субстанцию. Спекулятивное перераспределение и ростовщический произвол стали ее доминирующими тенденциями, а принцип функционирования финансовых пирамид был возведен в ранг государственной политики отдельных супердержав.[84] Джон Кейнс назвал такую экономику «экономикой казино». Ее виртуальность хорошо иллюстрируется хотя бы двумя простыми фактами. Первый: из всей массы денег, обращающихся в мире, только 10% обслуживают производство и торговлю, остальные 90% «крутятся» в спекулятивном секторе перепродажи и переразмещения денег – в сферах, где деньги делают деньги без участия в производстве экономических благ (товаров и услуг); при этом, объем массы спекулятивных денег, находящихся в обращении, оценивается специалистами в пределах как минимум $500 млрд. Второй факт: страны третьего мира ежедневно (!) выплачивают $200 млн. западным банкам по процентам за предоставленные кредиты и займы.

Динамика роста прибылей спекулятивного сектора крайне высока: если за 80-е годы ХХ века сумма прибыли от спекуляции деньгами в масштабах мирового хозяйства удвоилась, то за 90-е годы она возросла уже в четыре раза. Причем, любопытно заметить, экономические кризисы на развитие этого сектора оказывают ничтожно малое совокупное воздействие по сравнению с тем, как на них реагирует реальный сектор экономики. Зато сами кризисы возникают преимущественно по вине именно спекулятивного сектора.

Секретом полишинеля является факт, что самым крупным и мощным в мире спекулянтом является не Джордж Сорос или иной биржевой воротила, а сами Соединенные Штаты Америки. Именно этот «оплот свободы и демократии» позволяет вести себя вненормативно, в нарушение главных императивов рыночного хозяйствования, ставших постулатами экономической теории. Мы говорим, прежде всего, о сознательном нарушении важнейшего норматива, определяющего допустимое соотношение между размером эмиссии национальной валюты и ростом объема экономических благ (товаров и услуг): в США объем денежной массы составляет 120% от ВВП, при допустимой величине в 60%.

С избыточной денежной наличностью, не обеспеченной ни каким товарным покрытием (с учетом того, что обеспеченность бумажных денег золотым содержанием была окончательно отменена еще в 70-е годы!), американцы поступают достаточно просто. Они ее «сбрасывают» в развивающиеся регионы планеты, на рынки слаборазвитых стран. По некоторым данным, например, в России долларовая наличность в 4-8 раз превышает рублевую… Каков итог такого рода внешнеэкономической денежной экспансии дяди Сэма? Прежде чем на него ответить, следует принять во внимание себестоимость самой эмиссии: есть сведения, что производство одной стодолларовой купюры обходится США в $0,22-$0,24. Предоставляя эти, ни чем не обеспеченные, доллары в оплату за получаемые от слаборазвитых стран товары, – прежде всего, стратегические сырьевые и энергетические ресурсы, - американцы, по сути, расплачиваются «фантиками». Норма прибыли при этом для США составляет 43 000% (!)[85]. Даже если данную норму мы условно сократим в десять раз, все равно получится величина (4 000%), в несколько раз превышающая рентабельность наркобизнеса…

Таким образом, валютно-экономическую политику США можно сопоставить с действием гигантского пылесоса, выкачивающего («за так») из всего остального мира стратегические ресурсы для обеспечения собственного безбедного существования и даже процветания своей нации. Для того, чтобы поддерживать такой очевидно неэквивалентный обмен и иметь доходность, которая не снилась даже наркомафии, нужен соответствующий, адекватный механизм. Главной составляющей такого механизма является исполнение в мире полицейской функции, право на которую США присвоили себе сами – так сказать, по праву дикой природы, «праву сильнейшего». Порядок, который устраивает США в экономических отношениях с другими странами, держится на силе оружия, которая – чтобы все убеждались в ее надежности – периодически демонстрируется в «горячих точках», инициируемых, разумеется, самими американцами (Югославия, Афганистан, Ирак, …). Второй важнейший элемент описываемого механизма извлечения гипердоходов – это мощнейшее идеологического прикрытие акций по применению вооруженной силы в разных регионах планеты. Его суть иезуитски проста: выдавать «черное» за «белое», преподнося мировой общественности очередную развязываемую войну за экономические ресурсы в качестве «благотворительной миссии по установлению мира, свободы и демократии».

Возвращаясь к вопросу о хождении в мире огромной массы необеспеченных денег, отметим еще одну особенность. Дело в том, что существует, видимо, определенная корреляция между массой циркулирующих в мире спекулятивных денег (как отмечалось – около $500 млрд.) и массой отмываемых «грязных» денег (около $350 млрд. в год, при совокупных доходах наркомафии, оцениваемых в $400 млрд. в год). Даже простое сопоставление этих данных с позиций формальной логики приводит к выводу, что в существовании и воспроизводстве спекулятивных моделей экономического развития в мире впрямую заинтересованы не только те, кто профессионально занят перепродажей и переразмещением денег в легальной экономике[86], но и те, кого называют авторитетами организованной преступности, боссами наркобизнеса.

Отмеченные нами две особенности развития спекулятивного сектора мировой экономики и входящих в нее национальных хозяйств пока не осознаны в научной среде и, увы, не вызывают серьезного интереса у исследователей. Хотя изучение этой проблемы позволит, может быть, вскрыть «самую страшную тайну» современной экономической цивилизации… Чем не тема, достойная пера К. Маркса?!

Подводя итог вышеприведенным размышлениям, можно отметить, что сегодняшнее господство спекулятивных моделей экономических систем в подавляющем числе развитых стран представляет криминологическую опасность для перспективы как экономического, так и политического и социального развития. Более того, такой вектор развития по большому счету противоречит и гуманистическим идеалам человечества, вошедшего в третье тысячелетие с Рождества Христова.

Не хотелось бы верить в то, что может сбыться предсказание некоторых криминологов, утверждающих о наличии у преступности аннигиляционной функции – функции, приводящей к неизбежному самоуничтожению человеческой цивилизации. Если такая функция действительно у преступности есть, то экономической основой ее воспроизводства, несомненно, являются спекулятивные модели хозяйственных систем.

Детерминацию криминогенных факторов в хозяйственной среде нельзя, видимо, рассматривать вне взаимной связи с процессами, протекающими в иных сферах человеческой жизнедеятельности. В этой связи для анализа целесообразно брать более широкую систему связей. Например, такую как «экономика – право – государственность - общество». Отдельные фрагменты подобного рассмотрения можно найти в следующем параграфе.