Глава четвертая. Излишний пыл Гавроша

Тем временем с Гаврошем произошло приключение. Добросовестно разбив камнем фонарь на улице Шом, он вышел на улицуВьейль-Одриет и, не встретив там "даже собаки", нашел уместным затянуть однуиз тех песенок, которые он знал. Пение не замедлило его шагов, наоборот,ускорило. И он пошел вдоль заснувших или напуганных домов, оделяя каждыйзажигательным куплетом: Злословил дрозд в тени дубравы: "Недавно с девушкой одной Какой-то русский под сосной..." Мои красавицы, куда вы Умчались пестрой чередой? Дружок Пьеро, ну что за нравы, - Ты, что ни день, всегда с другой! К чему калейдоскоп такой? Мои красавицы, куда вы Умчались пестрой чередой? Подчас любовь страшней отравы! За горло нежной взят рукой, Терял я разум и покой. Мои красавицы, куда вы Умчались пестрой чередой? О, где минувших дней забавы! Лизон играть хотела мной, Раз, два... и обожглась игрой! Мои красавицы, куда вы Умчались пестрой чередой? Когда Сюзетта - боже правый! - Метнет, бывало взгляд живой, Я весь дрожу, я сам не свой! Мои красавицы, куда вы Умчались пестрой чередой? Я перелистываю главы: Мадлен со мной в тиши ночной, И что мне черти с сатаной! Мои красавицы, куда вы Умчались пестрой чередой? Но как причудницы лукавы! Приманят ножки наготой - И упорхнут... Адель, постой! Мои красавицы, куда вы Умчались пестрой чередой? Бледнели звезды в блеске славы, Когда с кадрили, ангел мой, Со мною Стелла шла домой. Мои красавицы, куда вы Умчались пестрой чередой? Распевая, Гаврош усиленно жестикулировал. Жест - точка опоры дляприпева. Он корчил страшные рожи, и его физиономия, неисчерпаемаясокровищница гримас, передергивалась, точно рваное белье, которое сушится насильном ветру. К сожалению, он был один, дело происходило ночью, этого никтоне мог увидеть и не увидел. Так пропадают даром таланты. Внезапно он остановился. - Прервем романс, - сказал он. Его кошачьи глаза только что разглядели в темноте, в углублении ворот,то, что в живописи называется "ансамблем", иначе говоря - некое существо инекую вещь; вещь была ручной тележкой, а существо - спавшим на ней овернцем. Ручки тележки упирались в мостовую, а голова овернца упиралась впередок тележки. Он лежал, съежившись на этой наклонной плоскости, касаясьногами земли. Гаврош, искушенный в житейских делах, сразу признал пьяницу. Это был возчик, крепко выпивший и крепко спавший. "Вот на что годятся летние ночи, - подумал Гаврош. - Овернец засыпает всвоей тележке, после чего тележку берут для Республики, а овернца оставляютмонархии". Его осенила блестящая идея: "Тележка отлично подойдет для нашейбаррикады". Овернец храпел. Гаврош тихонько потянул тележку за передок, а овернца, как говорится,за нижние конечности, то есть за ноги, и минуту спустя пьяница как ни в чемне бывало покоился, растянувшись на мостовой. Тележка была свободна. Гаврош, привыкший во всеоружии встречать неожиданности, носил с собойвсе свое имущество. Он порылся в карманах и извлек оттуда клочок бумажки иогрызок красного карандаша, изъятый у какого-то плотника. Oн написал: "Французская республика. Тележка получена". И подписался: "Гаврош". Потом засунул записку в карман плисового жилета продолжавшего храпетьовернца, взялся обеими руками за оглобли и, празднуя победу, пустился во всюпрыть с грохочущей тележкой в сторону Центрального рынка. Это было опасно.Возле Королевской типографии находилась караульня. Гаврош не подумал обэтом. Ее занимал отряд национальных гвардейцев предместья. Встревоженныйотряд зашевелился, на походных койках поднимались головы. Два битых фонаря,песенка, распеваемая во все горло, - этого было слишком много дляулиц-трусих, для улиц, где с самого заката тянет ко сну и где так ранонадеваются на свечи гасильники. А уличный мальчишка уже с час бесновался вэтой мирной округе подобно забившейся в бутылку мухе. Сержант околоткаприслушался. Он выжидал. Это был человек осторожный. Отчаянный грохот тележки переполнил меру терпения сержанта и вынудилего произвести расследование. - Их тут целая шайка! - воскликнул он. - Пойдем посмотрим, толькотихонько. Было ясно, что гидра анархии вылезла из своего логова и бесчинствует вквартале. Сержант, бесшумно ступая, отважился выйти из караульни. У самого поворота с улицы Вьейль-Одриет Гаврош и его тележкастолкнулись вплотную с мундиром, кивером, плюмажем и ружьем. Гаорош опять остановился. - Смотри-ка, - удивился Гаврош, - он тут как тут. Добрый вечер,господин общественный порядок! Удивление Гавроша всегда длилось очень недолго. - Ты куда идешь, оборванец? - крикнул сержант. - Гражданин! - сказал Гаврош. - Я вас еще не назвал буржуа. Почему жевы меня оскорбляете? - Ты куда идешь, шалопай? - Сударь, может быть, вчера вы и были умным человеком, но сегодня утромвас лишили этого звания, - ответил Гаврош. - Я тебя спрашиваю, куда ты идешь, негодяй? - У вас очень милая манера выражаться. Право, вам не дашь ваших лет.Почему бы вам не продать свою шевелюру по сто франков за волосок? Вывыручили бы целых пятьсот франков. - Куда ты идешь? Куда идешь? Куда? Говори, бандит! - Какие скверные слова! - заметил Гаврош. - В следующее кормление,перед тем как дать грудь, пусть вам получше вытрут рот. Сержант выставил штык. - Да скажешь ты, наконец, куда идешь, злодей? - Господин генерал, - ответил Гаврош, - я ищу доктора для моей супруги,она рожает. - К оружию! - крикнул сержант. Спастись при помощи того, что вам угрожало гибелью, - верх искусствасильных людей; Гаврош сразу оценил положение вещей. Раз тележка его подвела,значит, тележка должна и выручить. В тот миг, когда сержант готов был ринуться на Гавроша, тележка,превратившись в метательный снаряд, пущенный изо всей мочи, бешено покатилана него, и сержант, получив удар в брюхо, кувырком полетел в канаву, а егоружье выстрелило в воздух. На крик сержанта высыпали солдаты; каждый выстрелил по разу наугад,затем караульные перезарядили ружья и снова начали стрелять. Эта пальба продолжалась добрых четверть часа; пули нанесли смертельныераны нескольким оконным стеклам. Тем временем Гаврош, со всех ног бросившийся назад, остановился улиц зашесть от места происшествия и, запыхавшись, уселся на тумбу, на углу улицыКрасных сирот. Он прислушался. Отдышавшись, он обернулся в ту сторону, откуда доносилась неистоваястрельба, и три раза подряд левой рукой сделал нос, одновременно хлопая себяправой по затылку. Этот выразительнейший жест, в который парижские гаменывложили всю французскую иронию, оказался, по-видимому, живучим и держитсяуже с полвека. Но веселое настроение Гавроша вдруг омрачилось горестной мыслью. "Так, - подумал он, - я хихикаю, помираю со смеху, нахохотался всласть,но я потерял дорогу. Хочешь не хочешь, а придется дать крюку. Только бывовремя вернуться на баррикаду!" Он пошел дальше. "Ах да, на чем же это я остановился?" - постарался припомнить он набегу. И снова запел свою песенку, ныряя из улицы в улицу. И в темноте,постепенно затихая, звучало: Скосило время нас, как травы, Но тверд иных бастилий строй. Друзья, долой режим гнилой! Мои красавицы, куда вы Умчались пестрой чередой? Сразимся в кегли для забавы! Где шар? Один удар лихой - И трон Бурбонов стал трухой. Мои красавицы, куда вы Умчались пестрой чередой? Бледнея, в Лувре ждут расправы. Народ, монархию долой! Мети железною метлой! Мои красавицы, куда вы Умчались пестрой чередой? Решетки не задержат лавы! Ах, Карл Десятый, срам какой, Летит за дверь - и в грязь башкой! Мои красавицы, куда вы Умчались пестрой чередой? Вооруженное выступление караула оказалось небезрезультатным. Тележкабыла захвачена, пьяница взят в плен. Тележка была отправлена под арест, апьяница впоследствии слегка наказан военным судом, как соучастник. Этотслучай свидетельствует о неутомимом рвении прокуратуры тех времен в делеохраны общественного порядка. Приключение Гавроша, сохранившееся в преданиях квартала Тампль, этоодно из самых страшных воспоминаний старых буржуа Маре, и запечатлелось онов их памяти следующим образом: "Ночная атака на караульное помещениеКоролевской типографии".