Глава вторая. Гаврош - враг освещения

Сколько времени он провел так? Каковы были приливы и отливы егомрачного раздумья? Воспрянул ли он? Лежал ли поверженный во прах? Пал лидухом до такой степени, что оказался сломленным? Мог ли он снова воспрянутьи найти в своей душе точку опоры? По всей вероятности, он и сам не мог бы наэто ответить. Улица была пустынна. Несколько встревоженных горожан, поспешновозвращавшихся к себе домой, вряд ли его заметили. В опасные времена каждомутолько до себя. Фонарщик, как обычно, пришел зажечь фонарь, висевший противворот дома N 7, и удалился. Если бы кто-нибудь различил Жана Вальжана в этоммраке, то не подумал бы, что это живой человек. Он сидел на тумбе у воротнеподвижно, словно превратившийся в ледяную статую призрак. Одно из свойствотчаяния - замораживать. Слышался набат и отдаленный гневный ропот толпы.Покрывая гул торопливых беспорядочных ударов колокола, сливавшихся с шумоммятежа, башенные часы Сен-Поль, торжественно и не торопясь, пробилиодиннадцать; набат - дело рук человеческих, время - дело божье. Бой часов непроизвел никакого впечатления на Жана Вальжана; он не шелохнулся. Но почтисейчас же раздался ружейный залп со стороны Центрального рынка, затем снова- еще более оглушительный; вероятно, началась атака баррикады на улицеШанврери, которую, как мы только что видели, отбил Мариус. При этих залпах,ярость которых, казалось, возрастала в безмолвии ночи, Жан Вальжанвздрогнул. Встав, он обернулся в ту сторону, откуда донесся грохот, потомопять опустился на тумбу, скрестив руки, и голова его вновь медленносклонилась на грудь. Он возобновил мрачную беседу с самим собою. Вдруг он поднял глаза, - по улице кто-то шел, неподалеку от негослышались шаги; он взглянул и, при свете фонаря, у здания Архива, гдекончается улица, увидел бледное, молодое и веселое лицо. На улицу Вооруженного человека пришел Гаврош. Он поглядывал вверх и, казалось, что-то разыскивал. Он отлично видел Жана Вальжана, но не обращал на него внимания. Поглядев вверх, Гаврош стал смотреть вниз; поднявшись на цыпочки, оносматривал двери и окна первых этажей; все они были закрыты, заперты назамки и засовы. Проверив пять или шесть входов в дома, забаррикадированныетаким образом, гамен пожал плечами и определил положение вещей следующимвосклицанием: - Черт побери! Потом снова начал смотреть вверх. Жан Вальжан, который за минуту до того при душевном своем состоянии ник кому не обратился бы и даже не ответил бы на вопрос, почувствовалнепреодолимое желание заговорить с этим мальчиком. - Малыш! - сказал он. - Что тебе надо? - Мне надо поесть, - откровенно признался Гаврош и прибавил: - Сами вымалыш. Жан Вальжан порылся в кармане и достал пятифранковую монету. Но Гаврош, принадлежащий к породе трясогузок, быстро перескакивавший содного на другое, уже поднимал камень. Он увидел фонарь. - Смотрите! - сказал он. - У вас тут еще есть фонари! Вы неподчиняетесь правилам, друзья. Это непорядок. А ну-ка разобьем это светило! Он бросил камнем в фонарь. Стекло разлетелось с таким треском, чтообыватели, засевшие в своих укрытиях в доме напротив, запричитали: "Вот иначинается девяносто третий год!" Фонарь, сильно качнувшись, потух. На улице сразу стало темно. - Так, так, старушка-улица, - одобрил Гаврош, - надевай свой ночнойколпак. - И, повернувшись к Жану Вальжану, спросил: - Как называется этот большущий сарай, что торчит тут у вас в концеулицы? Архив, что ли? Пообломать бы эти толстые дурацкие колонны и соорудитьбаррикаду - вот было бы славно! Жан Вальжан подошел к Гаврошу. - Бедняжка! Он хочет есть, - пробормотал он и сунул ему в рукупятифранковую монету. Гаврош задрал нос, удивленный величиной этого "су"; он смотрел на негов темноте, и поблескивание большой монеты ослепило его. Понаслышке он знал опятифранковых монетах; их слава была ему приятна, и он пришел в восхищение,видя одну из них так близко. - Поглядим-ка на этого тигра! - сказал он. Несколько мгновений он восторженно созерцал ее, потом, повернувшись кЖану Вальжану, протянул ему монету и с величественным видом сказал: - Буржуа! Я предпочитаю бить фонари. Возьмите себе вашего дикого зверя.Меня не подкупишь. Он о пяти когтях, но меня не оцарапает. - У тебя есть мать? - спросил Жан Вальжан. - Уж скорей, чем у вас, - не задумываясь, ответил Гаврош. - Тогда возьми эти деньги для матери, - сказал Жан Вальжан. Гавроша это тронуло. Кроме того, он заметил, что говоривший с нимчеловек был без шляпы. Это внушило ему доверие. - Вправду? - спросил он. - Это не для того, чтобы я не бил фонари? - Бей, сколько хочешь. - Вы славный малый, - заметил Гаврош и опустил пятифранковую монету вкарман. Доверие его возросло, и он спросил: - Вы живете на этой улице? - Да, а что? - Можете мне показать дом номер семь? - Зачем тебе дом номер семь? Мальчик запнулся, побоявшись, что сказал слишком много, и, яростнозапустив всю пятерню в волосы, ограничился восклицанием: - Да так! У Жана Вальжана мелькнула догадка. Душе, объятой тревогой, свойственнытакие озарения. - Может быть, ты принес мне письмо, которого я жду? - спросил он. - Вам? - сказал Гаврош. - Вы не женщина. - Письмо адресовано мадмуазель Козетте, не так ли? - Козетте? - проворчал Гаврош. - Как будто там так и написано. Смешноеимя! - Ну так вот, я-то и должен передать ей письмо, - объявил Жан Вальжан.- Давай его сюда. - В таком случае вы, конечно, знаете, что я послан с баррикады? - Конечно, знаю. Гаврош сунул руку в другой карман и вытащил сложенную вчетверо бумагу.Затем он взял под козырек. - Почет депеше, - сказал он. - Она от временного правительства. - Давай, - сказал Жан Вальжан. Гаврош держал бумажку, подняв ее над головой. - Не думайте, что это любовная цидулка. Она написана женщине, но во имянарода. Мы, мужчины, воюем, но уважаем слабый пол. У нас не так, как ввысшем свете, где франтики посылают секретики всяким дурищам. - Давай. - Право, вы, кажется, славный малый, - продолжал Гаврош. - Давай скорей. - Нате. Он вручил бумажку Жану Вальжану. - И поторапливайтесь, господин Икс, а то мамзель Иксета ждет недождется. Гаврош был весьма доволен своей остротой. - Куда отнести ответ? - спросил Жан Вальжан. - К Сен-Мерри? - Ну и ошибетесь немножко! - воскликнул Гаврош. - Как говорится,пирожок - не лепешка. Это письмо с баррикады на улице Шанврери, и явозвращаюсь туда. Покойной ночи, гражданин! С этими словами Гаврош ушел, или, лучше сказать, упорхнул, каквырвавшаяся на свободу птица, туда, откуда прилетел. Он вновь погрузился втемноту, словно просверливая в ней дыру с неослабевающей быстротойметательного снаряда; улица Вооруженного человека опять стала безмолвной ипустынной; в мгновение ока этот странный ребенок, в котором было нечто оттени и сновидения, утонул во мгле между рядами черных домов, потерявшись,как дымок во мраке. Можно было подумать, что он растаял и исчез, если бычерез несколько минут треск разбитого стекла и удар фонаря о мостовую вдругснова не разбудили негодующих обывателей. Это орудовал Гаврош, пробегая поулице Шом.