День Солнечного календаря. Уже в четверг по городскому радио прошло объявление о пропавшей девочке, её приметы и возраст

Уже в четверг по городскому радио прошло объявление о пропавшей девочке, её приметы и возраст. Каждые три часа его повторяли в пятницу, а в субботу в милицию позвонила женщина и рассказала, что видела в среду вечером школьницу в белом фартучке с портфелем недалеко от своего дома в районе порта. Этот звонок был единственным.

Отправленный к женщине участковый не услышал от неё ничего нового, но до позднего вечера обходил дома на своём участке и расспрашивал о девочке. Он даже попытался зайти на территорию заброшенной стройки рядом с портом, но уже стемнело, а фонарика у него не было…

Ранним воскресным утром отца Веры вызвали в часть, рассказали о женщине и её звонке в милицию, о действиях участкового, его звонке в часть, о заброшенной стройке. Затем отцу Веры дали в подчинение лейтенанта, десять солдат и автобус.

Подъезжая к порту, автобус катил мимо кинотеатра "Парус", и Верин папа неожиданно захотел выйти из салона и пойти в кино: воскресный девятичасовой сеанс только начался. Вериному папе с трудом удалось сдержать столь неуместный порыв.

- Скорее всего, побоялся, что подумают обо мне, как о сумасшедшем, - на следующий день, пожимая плечами, сдержанно отвечал он всем, кто, узнав подробности, требовали у него ответа на вопросы: " Почему? Почему сразу не вышел? Почему сразу не пошёл? Почему?"

В первую очередь солдаты и лейтенант тщательно осмотрели полтора этажа недостроенного дома, и нашли у одного из проёмов для дверей на первом этаже Верин портфельчик. В нём лежали букварь, тетрадки и аккуратно сложенный белый фартучек школьницы. Поиск пропавшей девочки продолжился на заросших крапивой, чертополохом и дикими травами огромных пустырях вокруг недостроенного дома. Солдаты выстроились цепочкой, почти плечом к плечу, и каждый старался, чтобы сосед не увидел, как дрожат его руки всякий раз, когда приходилось раздвигать высокую в человеческий рост полынь или заросли Иван-чая. Душевное состояние у каждого из ребят было тревожное. Каждый знал, что он может найти, и каждый боялся, что найдёт именно он. А день обещал быть жарким; солдаты нервничали, потели, и почти не разговаривали между собой...

Верин папа сидел на нижней ступеньке автобуса, держа на коленях портфель дочери, прислушиваясь к голосам солдатиков среди звуков стрекочущих кузнечиков, жужжания встревоженных мух, пароходных гудков и работающих в порту кранов, и ждал… Ждал и слушал… Все мужчины много курили... Примерно через час водитель автобуса попросился съездить за папиросами. Верин папа поднялся в автобус и сел на боковое место у дверей, поглаживая коричневый портфельчик...

Господи, если Ты есть, сделай так, чтобы дочка была жива! Господи, если Ты есть!!

…вдалеке показался кинотеатр. Отец видел, как из широко раскрытых боковых дверей выходят зрители, и в этот раз, слушая голос сердца, привстал, аккуратно положил портфель на сиденье и попросил водителя остановить автобус, выскочил из него, перебежал дорогу и, врезавшись в людской поток... подхватил на руки полусонную Веру!

Она навсегда запомнила, как папины руки, огромные и сильные, подняли её над всеми; как она зажмурилась там наверху, где было так много света, солнца и неба! Она запомнила на всю жизнь, какими ярко-голубыми и мокрыми могут быть глаза отца:

- Пааапа! - в восхищении от всего увиденного, длинно выдохнула она, и вспомнила: - Папа, я есть хочу, а ещё, я хочу спать. Кино сонное-сонное, - призналась Верочка папе, потом, немного подумав, добавила:

- Я деньги берегла. Вот сдача. Возьми. - Дочка, раскрыв правую ладошку, передала смятые рубли и мелочь отцу (Верин папа, не отрывая глаз от лица дочери и держа её одной рукой, автоматически взял деньги и положил их в карман брюк), и грустно добавила:

- А рабам я так и не смогла помочь. Вот как они теперь в Африке без меня будут? А? - И вдруг заплакала от невозможности сразу рассказать и объяснить, как много всего разного пережито ею за эти дни и ночи, как сейчас ей обидно, что она не смогла пробраться через железную сетку забора и, как ей здесь, сейчас, на руках у папы, несмотря ни на что, хорошо и спокойно. А ещё она успела увидеть порт, кораблики и море, блестящее от ярких солнечных лучей, красивое и далёкое, спокойное море. И вся эта чудесная картинка медленно затуманивалась и расплывалась под папины слова о том, что он её очень любит, очень-очень... любит... её...

А Верин папа, тридцатидвухлетний советский офицер и коммунист, держал дочь на руках и плакал, никого не стесняясь. К нему пришло простое и единственное желание: пойти в церковь и поставить свечку Господу Богу, потому, что Бог есть!И вот оно подтверждение этому: его дочка жива! Жива!! Он что-то начал говорить, успокаивая девочку, что именно, так и не вспомнит потом никогда. Но дочка всё равно как-то сразу успокоилась и перестала плакать, удобно устроилась у него на руках и закрыла глаза. Он крепко-крепко и нежно-нежно прижимал к себе её тонкое и лёгкое тельце и медленно-медленно шёл к автобусу на ногах, ставших не послушными... чужими...

Водитель наблюдал, как капитан со спящей на руках дочерью, тяжело и неуклюже преодолев три ступеньки, аккуратно присел на переднее сиденье. Затем шофёр без лишних вопросов развернул автобус к стройке. А Верочка уже крепко спала, и в течение ближайших пяти часов она ничего не видела и не слышала...

Она не видела и не слышала, как автобус подъехал к пустырю, как водитель вышел сказать радостную новость, как лейтенант звонким, совсем не командным, голосом весело приказал солдатам: "Отставить поиск! Девочка жива! Всем в автобус!"

Она не слышала и не видела, как один из солдатиков от избытка чувств и пережитого напряжения, сорвав с себя пилотку и бросив её высоко вверх, задрал голову к небу и громко закричал на всю сонную территорию пустыря и стройки: "Ууурраааа!".

Она не видела и не слышала, как этот солдат внезапно упал на спину и его, бьющегося в истерическом припадке, держали остальные парнишки, но солдатик так и не смог остановить свой крик. Больное "Ааааа!!!" неслось к небу, и тогда лейтенант, подбежав к парню, рывком посадил того на землю и резко ударил его по лицу наотмашь. Парнишка захлебнулся криком, лицо его неприятно скривилось, и он заплакал, горько, навзрыд, и, чувствуя неудобство от повышенного к себе внимания, пытался остановить истерику кулаком, засовывая его в рот, а другой рукой бешено колотил по сухой и горячей земле. Не слышала Верочка, и как забегало не вовремя проснувшееся эхо. По-сумасшедшему отскакивая от деревянных перекрытий и металлических труб, маниакально заглядывая во все тёмные проёмы кирпичной кладки, болезненно-долго играло оно с собою в прятки: "Ааа? Аааа! Ааа? Аааа!"

Не видела Вера, и какими, несмотря ни на что, счастливыми были глаза у ребят-солдатиков, сидящих в автобусе и смотрящих на спящую и живую девочку. А паренёк, у которого была истерика, вроде бы успокоился, но выглядел он всё равно очень плохо: лицо у него то кривилось вдруг без причины, то крупная дрожь, как рябь по воде, сотрясала всё его тело. Папа Веры и лейтенант решили, что солдата надо обследовать специалистам в военном госпитале.

Не слышала девочка, как по дороге из госпиталя, папа попросил шофёра съездить по одному адресу и зайти в квартиру номер семь в трёхэтажном доме. Через некоторое время из крайнего подъезда вслед за шофёром вышла пожилая женщина, которая, поднявшись в опустевший автобус, широко перекрестилась, увидев на руках мужчины живую, спокойно спящую Веру, и присела на свободное место.

Спала Вера, и когда отец внёс её на просторную кухню коммунальной квартиры, заставленную столами и стульями для трёх семей. Мама Веры, опухшая от слёз, странно-спокойная, сидела в окружении соседок. Все ждали...

Первой на кухню вошла Надежда Петровна, учительница Веры. Как-то отстранённо и медленно Верина мама сказала:

- Здравствуйте, Надежда Петровна, а вот и мой муж с дочкой. Она спит, - и так же медленно, как говорила, начала сползать на пол со стула, - доченька спит, и я посплю, - и, закрыв глаза, действительно крепко уснула, удобно устроившись на полу между ножек стульев, положив под правую щёку сложенные ладони.

Вызванная "неотложка" приехала очень быстро. Врач объяснил состояние Вериной мамы результатом четырёх бессонных ночей и литрами выпитых успокоительных.

Когда мама Веры проснулась, Надежда Петровна была рядом, накормила её супом, который приготовили соседки, и напоила её очень сладким чаем. До этого учительница успела побеседовать с Верочкой. И поздним вечером, когда девочка спала в своей кроватке, умытая и причёсанная, Надежда Петровна обратилась к её родителям с просьбой:

- Понимаете, ваша Верочка – не совсем обычный ребёнок, - поправляя очки, говорила она тихим, немного уставшим голосом. - Поверьте моему большому педагогическому опыту, её не только нельзя наказывать физически, но и говорить о том, что Вы, мама, можете так поступить с ней или ещё с кем-то, нельзя категорически. А Вам, молодой человек, скажу больше: ни в коем случае даже в шутку не шлёпайте её. Думаю, вам и голос на неё не надо повышать. Да, это будет трудно. Но угрозами вы не сможете заставить её уважать вас. Мы с ней успели поговорить о многом. Вера не просто начитанная, как старшеклассница, девочка и в свои шесть лет знает, что происходит в мире. Она переживает за происходящее и считает, что "…нам обязательно надо помочь угнетённым рабам в Африке в их борьбе за независимость". Это я вам процитировала её слова, где "Нам" – это всем советским людям. Поймите, это не просто начитанный ребёнок. Начитанных детей много. Но, у меня за тридцать лет работы в школе впервые такой ребёнок, впервые. В вашей дочери есть ещё что-то. Что-то не детское. У неё, маленькой и хрупкой, на нас с Вами поразительный взгляд, я бы сказала, что это – твёрдый и требовательный взгляд. Да-да. Именно так. Требовательный взгляд маленького человека на нас, больших и сильных людей… на всех взрослых людей… Вера сказала, что в маминых, то есть в Ваших словах, есть добрая сила, которая притягивает её к Вам, и есть сердитая сила, которая больно толкается. Да-да, так и сказала: "Больно толкается". Такая необыкновенно думающая шестилетняя ученица у меня впервые. Да. И вот о чём я хочу вас попросить, пожалуйста, разговаривайте с Верой, ну и конечно, самыми притягательными словами, - улыбнулась Надежда Петровна.

Мама разбудила дочь словами: "Вставай, Верочка, вставай, доченька, пора". Проснувшись, Верочка в первую очередь поцеловала маму и спросила:

- Правда, что ты меня простила? - И услышав:

- Да, Верочка, да, - ещё и ещё раз поцеловала маму. Затем Вера вспомнила про учительницу:

- А где Надежда Петровна спала?

И мама объяснила Вере, что Надежда Петровна ночевала у себя дома, так как Верин папа отвёз её обратно ещё до десяти часов вечера на специальной патрульной машине, а сам всю ночь находился на службе, но вот уже минут через пять может придти домой. И добавила, что Надежда Петровна просила передать специально для Веры, что будет очень рада, если Верочка придёт в школу чуть пораньше и в белом фартуке, так как за ней числятся ещё два "дежурных" дня. Выслушав маму, Вера весело рассмеялась, быстренько соскочила с кроватки и побежала к умывальнику.

А через месяц в далёкой деревушке Хрустальные Ключи пожилой священнослужитель тайно окрестил Веру.