Как отстоять свою правоту

Я пребывала в каком‑то странном оцепенении, сидя в лодочном сарае и глядя на Лох‑Дерг. Озеро замерзло по краям, на льду сидели утки и время от времени что‑то поклевывали, а потом взмывали в небо, видно, от холода забывая про голод. Из носа у меня текло, он совершенно закоченел, и я беспрерывно им шмыгала. Глаза резало от слез. Думаю, они замерзали бы, если бы лились чуть помедленнее. Я не вытирала их, а только изредка слизывала с губ соленые капли. И словно бы ждала чего‑то, не в силах остановиться, привыкнув уже к постоянной тревоге, которая не отпускала меня ни во сне, ни наяву. Все, что у меня есть, – это слова, это мои мысли, но на сей раз он ничего не захотел слышать.

Сзади раздались шаги, и сердце у меня упало. Это они, пришли сказать, что нашли его. Или даже арестовать меня – ведь такое возможно? Ведь я не справилась со своей задачей и фактически его подтолкнула? Я отрешенно смотрела на темное, недвижное озеро, на тающий в морозном воздухе пар изо рта. В просвете облаков проблеснуло солнце, и у меня вдруг возникла слабая надежда. Было тихо, я отчетливо слышала шаги – спокойные, неспешные. В них не было ничего, что таило бы страх или угрозу. Кто‑то встал позади сарая, затем пошел дальше, и вот уже передо мной возникла знакомая фигура.

Адам сел рядом. Я вытянула руку, не давая ему придвинуться еще ближе. Закусила губу, чтобы не разрыдаться с новой силой, но, поняв, что не справляюсь с собой, отвернулась в сторону.

Он кашлянул, но ничего не сказал. Это было правильно, просто сидеть вот так рядом, ощущать присутствие друг друга – от одного этого уже стало гораздо теплее.

– Прости меня, – произнес он наконец, и хоть ему понадобилось так много времени, чтобы выговорить эти слова, все равно они прозвучали неожиданно.

Я не ответила. Знала, что должна его простить, но не получалось.

– Где ты был?

– Так, пар выпустил. Напугал пару зайцев и заставил оленя обделаться со страху.

Как я ни сдерживалась, а все же хихикнула.

– Ну вот, так‑то лучше, – сказал он уже помягче. – Не могу видеть, как ты плачешь.

Он нагнулся ко мне и стер со щеки слезинку. За ней сразу же покатилась другая.

– Ну ладно тебе. – Он сел поближе и обнял меня за плечи.

Я решила, что лучше всего молчать, потому что в горле стоял комок. И положила голову ему на плечо. Он поцеловал меня в макушку.

– Я здесь всегда сам не свой, – сказал он. – Становлюсь дерганый, злобный… ну, ты видела.

Он умолк. Я по‑прежнему молчала. Слушать я готова, но помогать ему выговориться – нет.

– И потом, ты же обещала, что никому не скажешь. Это меня взбесило.

– Не скажу о чем? – Я подняла на него глаза.

– О том, что было в прошлое воскресенье.

– Я никому и не говорила.

Он заглянул мне в лицо.

– Кристина, прошу тебя, не ври. Пожалуйста, только не ты. Пусть весь мир мне лжет, но ты не делай этого.

– Я не вру. – Я отодвинулась от него. – И ни за что бы не стала. Я попросила Морин передать Марии, чтобы та не приезжала на похороны, потому что решила, что ей не стоит видеть тебя в таком состоянии.

Он пытался прочитать по моему лицу, не вру ли я.

– Я говорю не об этом.

– Понятно. Однако это то единственное, чего ты пока что не знал. И есть еще одна вещь, которую я должна тебе сказать. А во всем остальном я держу свое слово. И никогда никому не скажу, как мы познакомились.

– И о чем ты должна мне сказать? – нахмурился он.

– Потом.

– Нет, скажи сейчас.

– Адам, кому я, по‑твоему, рассказала?

– Морин, – буркнул он.

– Ничего я ей не говорила.

– Она заперла меня в комнате.

Я поморщилась.

– Она запаниковала. Я просила ее за тобой приглядеть. Объяснила, что у тебя личные проблемы, что…

– Господи, Кристина! – Он закричал не так громко, как в прошлый раз, но с той же злостью.

– Это не значит, что я ей все рассказала.

– Ты дала ей понять, что со мной что‑то не так.

Тут уж я не сдержалась и взорвалась:

– А ты думаешь, любому, кто тебя хоть немного знает, непонятно, что с тобой что‑то не так? Серьезно, Адам, подумай головой. Ты что, честно считаешь, будто никто ничего не замечает? Или что всем наплевать? Мне нужно было уйти, и я боялась оставить тебя одного. Морин обещала за тобой присмотреть. Я не думала, что она тебя запрет!

Это прозвучало комично, и, несмотря на раздражение, я невольно улыбнулась.

– Это не смешно, – сердито бросил он.

– Ну да, – согласилась я, все еще слегка улыбаясь. – Разве самую малость. – И мои губы снова сами расползлись в улыбке.

– Я рад, что ты так думаешь, – фыркнул он и отвернулся.

Немного погодя мне удалось справиться с собой и убрать эту нервическую усмешку.

– Так что ты хотела мне сказать?

– Я ездила сегодня повидать Мэри.

– Мэри Киган?

Я кивнула.

– И сделала ей деловое предложение. От твоего имени. Правильно я понимаю – она ведь была ближайшей помощницей твоего отца, его правой рукой?

Он согласился.

– Я подумала, что ты мог бы стать председателем правления, то есть контроль над компанией будет целиком у тебя, что юридически полностью отвечает пожеланиям твоего деда, а Мэри станет исполнительным директором. Таким образом, она сможет решать все текущие вопросы, но бразды правления останутся в твоих руках, у тебя будет право подписи. И тогда ты сможешь поговорить со своим начальством, чтобы тебя снова взяли в Береговую охрану. Ведь можно же совмещать работу с должностью председателя, правда? Я уверена, они пойдут тебе навстречу.

– То есть я стану председателем правления и сохраню работу.

– Да, как Бэтмен.

Он задумался.

– Ну, не надо рыдать от счастья. – Меня озадачила его реакция. Я решила его проблемы, а в нем все равно происходит какая‑то внутренняя борьба. Словно его что‑то раздирает. – Ты согласен, что это выход?

– Да, безусловно, спасибо тебе, – неуверенно проговорил он.

Обычно, чем упорнее ты движешься в избранном направлении, не достигая цели, тем яснее становится, что ты на ложном пути. Я начинала думать, что, возможно, я стремлюсь куда‑то не туда. Я потратила неделю, пытаясь придумать, как избавить Адама от ненавистной работы, но его опять что‑то не устраивает.

– Давай сыграем в одну игру, – предложила я.

– О боже, эти твои игры, – простонал он.

– Что ты делаешь, когда остаешься один и тебя никто не видит? Только без пошлостей, – торопливо добавила я.

– Ну, тогда ничего.

Я засмеялась, радуясь, что мы снова вместе.

– Я в том смысле, что, может, ты разговариваешь сам с собой? Или поешь в душе? Или что‑нибудь в таком духе?

– К чему ты клонишь?

– Просто ответь.

– Это жизненно важно?

– Да, это жизненно важно.

– Хорошо, я пою в душе.

Я знала, что он врет.

– Вот я, например, если долго сижу где‑нибудь в приемной или типа того, выбираю какой‑нибудь цвет и начинаю считать, сколько предметов в комнате этого цвета, потом другой и опять считаю… Какого цвета больше – тот и победил.

Он развернулся и посмотрел мне в лицо:

– И на черта ты это делаешь?

– Да кто его знает, – засмеялась я. – У людей полно странных идей, только они никогда в этом не признаются. А вот еще я иногда провожу языком по зубам и при этом их пересчитываю. Когда заняться нечем, сидишь скучаешь. Уловил?

Он слегка поднял брови.

– Или придумываю, что буду писать в своей книге.

Адам посмотрел на меня с интересом:

– В какой книге?

– В той, которую мне всегда хотелось написать. И которую я когда‑нибудь напишу. – Я смутилась, захотелось сжаться в комок. Но я только поставила ноги на скамейку, обхватила коленки и уткнулась в них подбородком. – Или, скорее всего, не напишу. Это просто дурацкая мечта.

– Вовсе не дурацкая. Ты обязательно должна это сделать. Что будешь писать? Эротический роман?

Я расхохоталась.

– Как твоя подружка Ирма? Нет… Книгу из серии «Помоги себе сам». Хотя пока я точно не знаю, о чем именно она будет.

– Ты обязательно должна это сделать, – повторил он твердо. – У тебя прекрасно получится.

Я улыбнулась и зарделась: в его словах была та поддержка, которой я никогда не получала от Барри. И я тут же решила, что непременно попробую.

– Я люблю искать рифмы, – вдруг сказал он.

– А‑га! Давай рассказывай. – Я повернулась к нему.

– Стараюсь искать рифмы посложнее, – смущенно пояснил он. – Надо же, поверить не могу, что рассказал тебе об этом. Даже Марии никогда не говорил.

«Один‑ноль в мою пользу», – весело подумала я.

– Не кошки – блошки, а длинные слова, например… – он посмотрел вокруг, – суетливый у меня сразу рифмуется с прихотливый.

– Господи, ты такой странный.

– Ну тебя.

Я рассмеялась.

– Да я шучу. Это круто.

– Ничего не круто.

– Брось. Внутренний мир – вообще стремное место.

– Ты это хотела мне сказать?

Я глядела вдаль, на озеро.

– А ты когда‑нибудь играл в веришь‑не‑веришь, когда все пьют по кругу? Мы с сестрами любили так развлекаться: папа за рулем, а мы наклюкиваемся.

– Как он вообще с вами выжил?

– Я думаю, как раз благодаря нам он и выжил. О’кей, ты начинаешь. Веришь ли ты, что я…

– Слушай, это звучит точь‑в‑точь как те упражнения, которые проделывает Элейн на своих курсах «Как влюбиться без памяти».

– А что, может быть, я и хочу, чтобы ты влюбился.

В его глазах я увидела немой вопрос.

– Влюбился в жизнь, – пояснила я. – Я хочу, чтобы ты полюбил жизнь. Так что давай, – подбодрила я его.

– Ладно. Веришь ли ты, что я никогда… – он ненадолго задумался, – не ел леденцов?

– Что?! – изумилась я. – Это как?

Он усмехнулся.

– Когда мы были маленькие, нам не разрешали есть леденцы, потому что это опасно. Нам постоянно рассказывали: мы можем подавиться, можем сломать зуб, можем подавиться, споткнуться и выбить глаз или толкнуть кого‑то, и он выбьет себе глаз. А потом наконец сказали: ладно, можете есть, садитесь за стол и ешьте спокойно, а иначе можете подавиться и умереть. Подумай, кому нужны такие леденцы? Вот я никогда их и не ел. У меня отбили всякое желание. До сих пор не могу видеть, как кто‑то ест леденцы.

Я рассмеялась.

– Твоя очередь.

– Веришь ли ты… – Я знала, что хочу сказать, но не была уверена, стоит ли. – В общем, я никогда… не была влюблена.

Он с удивлением смотрел на меня.

– А как же твой муж?

– Я думала, что это была любовь, но теперь начинаю понимать, что ошибалась.

– Почему?

Мы смотрели друг на друга, и я молча произнесла: «Потому что это было совсем не похоже на то, что сейчас». Но вместо этого сказала:

– Не знаю. Как ты думаешь, безответная любовь – это тоже любовь?

– В вопросе содержится ответ, не так ли? – медленно проговорил он.

– Да. Но если она совсем никому не нужна, то, значит, это какое‑то неполноценное, ущербное чувство?

Он молчал, я видела, что он на самом деле ищет ответ, и ждала, что же он в итоге скажет, но он просто уронил:

– Да.

Он, конечно, думал о Марии. Зря – я была уверена, что Мария его любила, а Шон был просто ошибкой.

– Кристина, почему мы говорим обо всем этом?

Этого я не знала. Я с трудом могла вспомнить, как мы вообще заговорили об этом. Я честно пыталась его отвлечь, а вместо этого завела речь о том, что тревожило меня.

– Не знаю, – поежилась я. – Пойдем в дом, пока мы окончательно не замерзли.

* * *

Раз уж Адам был здесь хозяином, я попросила его показать мне окрестности. Мне хотелось представить себе, как он жил здесь, когда был маленький, а заодно и как бы он мог здесь жить, если бы решил перебраться сюда из Дублина. Еще я хотела понять, отчего ему здесь так неуютно, почему, если верить Адаму, он здесь сам не свой. Адам взял машину, в гараже их было не меньше десятка – и классика, и спорткары. Он сам сел за руль, и мы поехали на кондитерскую фабрику Бэзилов. По дороге он рассказывал о местных достопримечательностях, обращал мое внимание на красивые пейзажи и вспоминал всякие истории из своего детства.

– Недавно я подумал, что хорошо было бы проводить на фабрике экскурсии. Мы могли бы на этом неплохо заработать, – задумчиво сказал он. – Я предложил это отцу, но его это не особенно вдохновило.

– А какие у тебя еще были идеи?

Мэри упоминала, что Адам внес несколько интересных предложений, и меня это заинтриговало. Он производил впечатление человека, которому совсем не интересен семейный бизнес, но здесь я взглянула на ситуацию по‑новому и поняла, что проблема заключалась не в отсутствии интереса, а в том, что отец не давал ходу никаким его идеям.

– Например, построить парк развлечений.

– Ого! Как Дисней Уорлд?^[9]

– Может, не с таким размахом, но чтобы там обязательно был небольшой зоопарк, ресторан, игровые площадки, в таком духе. Я подумал, что это оживило бы бизнес и графство от этого бы только выиграло. Сейчас так многие делают.

– А что сказал твой отец?

Он помрачнел и ничего не ответил.

Мы подъехали к фабрике. Адам собрался было встать там, где, видимо, всегда парковался его отец, но это место было уже кем‑то занято.

– Какого черта?

– А чья эта машина?

– Не имею ни малейшего представления, – сердито ответил он и поставил машину на свободное место. Мы вошли внутрь. У Адама снова сделалось озабоченное лицо, как будто на его плечах лежала неподъемная ноша.

У меня возникло такое впечатление, что сегодняшняя экскурсия по фабрике не состоится: в офисе явно происходило что‑то экстраординарное. Встреча топ‑менеджеров была в самом разгаре, зал совещаний заполнен до отказа, но Мэри там не было, а заправляла всем какая‑то женщина в брючном костюме. Она увидела Адама через стекло, извинилась перед аудиторией и вышла к нам. Все дружно проводили ее взглядами и немедленно принялись о чем‑то перешептываться.

– Адам, как мило, что ты решил присоединиться.

– Лавиния, – он был ошарашен, – что ты здесь делаешь?

Они не обнялись и холодно глядели друг на друга.

– Одна птичка напела мне, что папочка умер. Разве ты не слышал?

Он выжидательно смотрел на нее.

– Я руковожу компанией, Адам. А ты как думал, что я делаю? – жестко сказала она.

– Ты живешь в Бостоне. И не можешь руководить компанией.

– Мы решили вернуться. Морис согласился. Он готов сотрудничать со следствием. Но сперва нам надо кое‑что согласовать. – Она улыбнулась, но улыбка не коснулась ее глаз.

– То есть ты уговорила его взять все на себя, – обвиняющим тоном сказал Адам.

Она мельком посмотрела на меня.

– Это твоя новая девушка или Мария наконец сменила губную помаду?

Он не обратил внимания на ее выпад.

– И все же что происходит, Лавиния?

– Все знают, папа хотел, чтобы компанию возглавила я, вот я ее и возглавила. Я всего лишь выполняю его волю. Ты‑то ведь не стал бы, верно?

– Он собирался оставить дело мне.

– Адам, давай обойдемся без драм. Я вернулась, все под контролем, ты можешь уматывать в Дублин и жить своей жизнью. Всем известно, что компания тебя абсолютно не интересует.

Он холодно взглянул на нее.

– А вот здесь ты ошибаешься.

И тут я почувствовала, что направление выбрано, что все стало на свои места и теперь я знаю, к чему надо стремиться.

* * *

Мы опять ночевали в одной спальне, я лежала на большой кровати, Адам на диване. Я прислушалась: он дышал глубоко и размеренно. Лежа в темноте, я надеялась, что он будет жить, будет дышать, его сердце будет биться. Мне доставляло физическое наслаждение слышать его дыхание. Я тоже успокоилась, расслабилась, напряжение последних дней отпустило меня. Не знаю, кто из нас заснул первый, но его мерное дыхание словно согревало меня, и впервые за несколько месяцев я легко перешла из мира реальности в мир сновидений.