Как упиваться своим отчаянием – один простой способ

Я вернулась в отель «Моррисон» в полшестого утра совершенно измученная. Мне хотелось залезть обратно в теплую уютную постель, лечь рядом с Адамом, прижаться к его сильному горячему телу и снова почувствовать себя защищенной, окруженной его любовью и наполненной радостью. По крайней мере, я на это надеялась. Однако войдя в номер, я обнаружила, что Адам уже встал.

Увидев его, я невольно разулыбалась и сердце мое возрадовалось. Но, когда я разглядела выражение его лица, улыбка моя исчезла. Я очень хорошо знала это выражение сожаления, эту непреодолимую печаль, я столько раз видела ее на своем собственном лице, пока была замужем за Барри. Мне пришлось взять себя в руки, собраться и приготовиться к нападению.

– Ты плакала, – сказал он.

Я посмотрела на себя в зеркало: да, вид ужасный. Ночью я одевалась впопыхах, все это выглядело кошмарно, волосы растрепаны, макияжа нет, глаза красные, нос опухший, лицо пошло пятнами. Совсем не похожа на покорительницу мужских сердец. Я хотела было объясниться, рассказать о Саймоне, но тут же поняла, что это ни к чему.

Адам бросил на меня короткий взгляд, и мне стало все понятно, прежде чем он произнес хоть одно слово. Тут же захотелось, чтобы все уже было позади, и я смогла бы собрать свою сумку и немедленно вернуться обратно в Клонтарф. Неужели меня ничему не научил урок Саймона Конвея? Что же я наделала?

Кажется, я одним махом перечеркнула всю работу, которую Адам проделал над собой, которую мы проделали с ним вместе. Вид и у него неважный. Вдруг он утратил веру в себя? И опять готов отправиться на мост Хафпенни? Как же я его оставлю в таком состоянии?

– Это не… Мы не должны были… Я не должен был… – Он никак не мог договорить эту ужасную фразу. Но наконец справился: – Я во всем виноват. Прости, Кристина, я не должен был приходить к тебе сегодня ночью.

– Нет. Это моя ошибка и моя вина. – Я вдруг осипла, как будто долго бежала вверх по лестнице. – У тебя есть Мария, тебя ждет большая вечеринка, важный день, тебя ждет твоя работа и множество людей, которые зависят от твоих решений и твоих слов. Так что не волнуйся. – Я пыталась помочь ему найти правильные слова. – Давай забудем о том, что случилось. И пожалуйста, – я прижала руки к груди, голос мой срывался, – прости меня. Я извиняюсь от всего сердца за то, что была слишком…

Слишком требовательной? Эгоисткой, которая думала только о себе, когда следовало бы думать о нем? С чего мне начать?

Он мрачно смотрел на меня.

Я попыталась поднять взгляд, посмотреть ему в глаза, но не получалось. Я чувствовала себя отвратительно.

– Прости, – прошептала я и быстро прошла в спальню. – Мне бы не хотелось бросать тебя одного, и если ты…

– Со мной все прекрасно, – сказал он.

Он, конечно, подавлен, но, пожалуй, я должна согласиться. Мое присутствие сейчас уже ничем не поможет. Придется рискнуть и оставить его одного.

– Увидимся позже, на вечеринке?

Я замерла.

– Ты все еще хочешь, чтобы я пришла?

– Конечно.

– Адам, ты вовсе не должен…

– Я хочу, чтобы ты там была, – твердо сказал он, и я кивнула. Но про себя подумала, что, когда Мария будет рядом с ним, я ему буду уже не нужна, хоть сейчас он, возможно, считает иначе.

Я держалась до последнего и, лишь добравшись до дома, рухнула на кровать и разрыдалась.

* * *

Я зарылась под одеяло с головой и не хотела ничего знать обо всем остальном мире. Я ни о чем не думала, ничего не слышала, а просто лежала и тупо мечтала, чтобы все вернулось обратно. Но у меня никак не получалось… Прошлая ночь казалась мне такой замечательной, это было больше чем просто секс, такого я никогда раньше не испытывала. Адам был нежным и любящим, он ни в чем не сомневался и нигде не сфальшивил, я чувствовала связь между нами. Никакого промедления, никаких пробных поцелуев или прикосновений. Если бы в тот момент у меня возникло хоть малейшее сомнение, если бы я уловила хоть что‑то неверное, ложное в его взгляде, но… одного поцелуя хватило, чтобы я поняла: это самое лучшее и естественное из всего, что могло бы со мной произойти. Это было совсем не похоже на случайный секс на одну ночь, это было удивительно нежно, мы занимались любовью, как будто все предыдущее с нами вело именно к этому. Ну, или Адам божественно хорош в постели, а я полная дура в этом смысле, вот и не разобралась…

Я игнорировала телефон и дверь, но нельзя сказать, что кто‑нибудь так уж ко мне рвался. Я это знала, потому что проверяла. Телефон я взяла под одеяло, и поскольку выключила звук, то беспрерывно просматривала, не появился ли кто‑нибудь, кого можно игнорировать. Никого. Было субботнее утро, и большинство людей еще спали или наслаждались радостями семейной жизни, им было не до эсэмэсок. Даже Адаму. Впервые за две недели мы были порознь, и я дико по нему скучала. В моей жизни образовалась пустота.

В дверь позвонили.

Сердце у меня подпрыгнуло от радости. Вдруг это Адам пришел предложить мне свое сердце на блюдечке, а еще того лучше, на листе кувшинки. Но в глубине души я твердо знала, что это не он.

Снова позвонили, и я удивилась. Ведь никто не знает, что я тут живу, кроме моих домашних и самых близких друзей. А большинство друзей заняты сейчас своими мелкими детьми или маются с похмелья. Если только это не Амелия. Я знала, она поняла вчера по телефону, что я в печали, и я бы не удивилась, если бы она притащилась с двумя стаканами кофе и пакетом кексов, чтобы меня приободрить. Она уже не раз так делала. В дверь снова позвонили, и я, обнадеженная перспективой горячего кофе и сочувствия, отбросила одеяло и, не заботясь о том, как выгляжу, потащилась к двери. Распахнула ее, ожидая увидеть надежное плечо, в которое можно будет выплакать все мои беды, а вместо этого увидела Барри.

Он, кажется, удивился не меньше моего.

– Не думал, что ты здесь, – сказал он, оглядев меня с ног до головы.

Я поплотнее запахнула шерстяную кофту.

– Тогда чего названивал?

– Не знаю. Раз уж пришел, хотел убедиться, что тебя нет. – Он пожал плечами. Снова оглядел меня снизу доверху. Мой вид его явно не впечатлил. – Кошмарно выглядишь.

– Потому что кошмарно себя чувствую.

– Ну и поделом тебе, – язвительно сообщил он.

Я закатила глаза.

– Что тебе надо?

– Принес кое‑какие твои вещи.

Похоже на предлог, чтобы прийти и снова начать меня изводить. Там небось старые телефонные счета, наушники и пустые коробочки от CD.

– Я знаю, тебе они нужны, – сказал он и развернул тряпку. Я увидела мамину шкатулку с драгоценностями.

И немедленно расплакалась, слезы потекли ручьем. Он растерялся и не знал что делать. Раньше он бы начал меня утешать, но теперь мы просто стояли как чужие. Два совершенно посторонних человека. Хотя посторонние нередко проявляют сочувствие, а тут я рыдала, а он на меня тупо смотрел.

– Спасибо тебе. – Я шмыгнула носом и попыталась успокоиться.

Взяла у него шкатулку, а он неловко переминался с ноги на ногу и не знал, куда девать руки. Наконец сунул их в карманы.

– Я также хотел сказать… – начал он.

– Нет, Барри, пожалуйста, не надо, – слабо запротестовала я. – Честное слово, я больше не могу слушать то, что ты хочешь мне сказать. Мне жаль, очень‑очень жаль, жальче, чем ты можешь это себе вообразить, что я тебя обидела. Я поступила ужасно, но я не могу заставить себя любить тебя так, как ты того заслуживаешь. Мы с тобой не подходим друг другу, Барри. Я не знаю, как мне еще перед тобой извиниться, не знаю, что я еще могла бы сделать. Остаться? Чтобы мы оба были абсолютно несчастны? Господи… – Я яростно утерла слезы. – Барри, я знаю, что была неправа, прости меня. Прости. Ладно?

Он сглотнул, умолк на какое‑то время, и я приготовилась к очередной порции оскорблений.

– Я хотел сказать… извини меня, – пробормотал он.

Этого я не ожидала.

– За что именно? – спросила я, не в силах сдержать злость. – За то, что расхреначил машину Джулии? За то, что снял деньги с нашего общего счета? Или за то, что оскорблял моих друзей? Да, Барри, я тебя обидела, я знаю, но я не втягивала в наши дрязги других людей.

Он отвернулся. Все его сожаления, похоже, испарились.

– Нет, не за это, – сердито ответил он. – Я не за это хотел извиниться. – Он снова обрел свой обычный тон. – Я хотел попросить прощения за ту голосовую почту, что тебе отправил. Мне не следовало этого говорить. Я был неправ.

Сердце у меня забилось: он явно имел в виду то сообщение, которого я не слышала, потому что Адам его стер.

– Какое, Барри? Их было так много.

Он кашлянул.

– То, которое про твою маму. Я зря это сказал. Но мне хотелось обидеть тебя побольнее. Я знаю, больше всего на свете ты боишься…

Он умолк, а я пыталась сообразить, о чем он. Последовала тяжелая пауза, и я все поняла, а заодно поняла, что с самого начала знала, в чем дело. Иногда ты одновременно и знаешь о чем‑то и не знаешь.

– Ты сказал, что я покончу с собой, так же как моя мама? – дрожащим голосом спросила я.

Он решил, что правила приличия требуют изобразить, будто ему стыдно.

– Я хотел тебя обидеть.

– Тебе бы это удалось, – грустно кивнула я.

Значит, Адам знал, что моя мама покончила с собой, что в минуты мрачного отчаяния, когда мне говорили, что я очень похожа на свою мать, я спрашивала себя, а не слишком ли сильно я на нее похожа. Я поделилась этой тайной со своим мужем, и он решил использовать ее против меня, но теперь я знала, что ни за что бы не поступила так, как она. Мама всю жизнь страдала сильнейшей депрессией. Уже подростком она начала лечиться от нее и постоянно лежала в клиниках, а также посещала психотерапевта. Но в конце концов, не в силах побороть демонов, завладевших ее сознанием, покончила с собой, когда мне было четыре года. Она была тонкая, умная, поэтичная. И тот отрывок, который я читала на похоронах матери Амелии, а потом Дика Бэзила, написала она.

Я знала, как она умерла, мне это было известно с самого детства. И чем чаще мне говорили, что мы с ней очень похожи, тем сильнее меня это пугало. Но, повзрослев и отчасти разобравшись в том, что я собой представляю, я перестала этого бояться. Я поняла, что выбор есть и он может быть иным, чем у моей мамы.

– Как‑то так… – Барри развернулся и вышел.

Я молча смотрела, как он идет по лестнице, и уже хотела закрыть за ним дверь, но он вдруг остановился и сказал:

– Ты была права насчет нас с тобой. Мы не были пылкими и романтичными, никуда не ходили, и это вряд ли изменилось бы. Не ржали вместе, как Джули и Джек, не ездили по всему миру, как Сара с Люком. Наверное, у нас бы не было четырех детей, как у Люси и Джона. – Он смиренно поднял руки. – Не знаю, Кристина, мне нравилось, как мы с тобой жили. Жаль, что тебе – нет. – Голос у него надломился, и я открыла дверь пошире, чтобы лучше его видеть. – Все последние месяцы я желал тебе зла, хотел, чтоб ты мучилась как в аду. А сегодня посмотрел, как тебе паршиво… и больше этого не хочу. Тебе даже хуже, чем мне. – Он помотал головой. – Если ты от меня ушла, потому что думала, что так будет лучше, значит, я чего‑то недопонимал. Мне тебя жалко.

Он вышел из дома и побрел по улице. Я закрыла дверь, вернулась в спальню и с головой накрылась одеялом.

* * *

Время шло, а я по‑прежнему тихо лежала в кровати. Хотелось есть, но я знала, что дома шаром покати, а идти в магазин не было ни малейшего желания.

Телефон замигал, и я посмотрела, кого можно проигнорировать. Инспектора Магуайра. С превеликим удовольствием. Экран погас, потом осветился снова. Я смотрела в потолок и слышала, как бешено колотится сердце. Телефон унялся, и я постепенно успокоилась. Он замигал снова.

– Оставьте сообщение, – огрызнулась я.

Потом все‑таки встала с кровати. Голова кружилась, ноги подкашивались. И тут я подумала про Адама – вдруг с ним что‑то случилось? В панике я схватила телефон и ответила по последнему номеру.

– Магуайр, – рявкнул знакомый голос.

– Это Кристина. С Адамом все в порядке?

– Кто такой Адам?

– Человек на мосту.

– А что, вы его потеряли?

Вроде того. Тем не менее я вздохнула с облегчением.

– Слушайте, вы мне нужны. Приезжайте прямо сейчас в больницу в Крамлине. Можете?

– В Крамлине? – удивилась я. Это детская больница.

– Да, да. Вы можете сейчас приехать?

– Зачем?

– Затем, что я вас прошу.

Я совсем ничего не понимала.

– Э‑э… вообще‑то я… я не могу прямо сейчас. – Я торопливо пыталась выдумать, что бы ему соврать. – Чувствую себя не очень хорошо, видите ли…

– Давайте скорее, тут кое‑кому еще хуже.

– Да что случилось‑то? Я никуда не обязана…

– Господи, Кристина, – мне показалось, что он всхлипнул, – поднимите свою задницу и приезжайте. Мне это необходимо.

– С вами все хорошо?

– Надо, чтобы вы были здесь. Пожалуйста.