Глава девятнадцатая

Он вернулся домой из больницы через несколько дней, окончательно и бесповоротно лишенный своих абмиций. Чтобы освободить его от боли, потребовалось больше лекарств. Он наконец переехал наверх: в больничную койку рядом с окном в гостиной.

Это были дни пижамы и щетины на лице, дни бормотания, просьб и бесконечных благодарностей всем за то, что они за него делали. Однажды днем он протянул слабую руку в сторону корзины для белья в углу комнаты и спросил меня:

— Что это?

— Та корзина для белья?

— Нет, рядом с ней.

— Я ничего не вижу рядом с ней.

— Это последний клочок моего достоинства. Он совсем крохотный.

★★★

На следующий день я сама себя впустила. Они не хотели, чтобы я больше пользовалась дверным звонком, потому что он мог его разбудить. Его сестры были там со своими мужьями-банкирами и тремя детьми, мальчиками, которые подбежали ко мне и пропели кто ты кто ты кто ты кто ты, нарезая круги по прихожей, будто объем легких был возобновляемым ресурсом. Я уже встречалась с сестрами, но не с детьми или их отцами.

— Я Хейзел, — сказала я.

— У Гаса есть подружка, — сказал один из мальчиков.

— Я в курсе, что у Гаса есть подружка, — сказала я.

— У нее есть титьки, — сказал другой.

— Да правда что-ли?

— Зачем тебе это? — спросил первый, показывая на кислородный баллон.

— Помогает мне дышать, — сказала я. — Гас проснулся?

— Нет, он спит.

— Он умирает, — сказал другой.

— Он умирает, — подтвердил третий, внезапно серьезный. На какое-то время стало тихо, и я задумалась, что мне следует сказать, но потом один из них пнул другого, и они снова побежали наперегонки, завалив друг друга в потасовку, которая переместилась в сторону кухни.

Я пошла к родителям Гаса в гостиную и познакомилась с его зятьями, Крисом и Дейвом.

Я не очень хорошо знала его сводных сестер, но они обе все равно меня обняли. Джули сидела на краю кровати, говоря со спящим Гасом абсолютно так же, как она бы говорила маленькому ребенку, что он просто прелесть: «Ох, Гасси-Гасси, наш маленький Гасси». Наш Гасси? Они его что, приобрели?

— Как жизнь, Август? — сказала я, пытаясь изобразить должное поведение.

— Наш прекрасный Гасси, — сказала Марта, наклоняясь к нему. Я задумалась, а спит ли он вообще, или просто не убирает палец с кнопки подачи обезболивающего, чтобы избежать Атаки сестер с благими намерениями.

Он проснулся через какое-то время, и первым, что он сказал, было «Хейзел», и, должна признать, это сделало меня каким-то образом счастливой, вроде как я тоже стала частью его семьи.

— На улицу, — тихо сказал он. — Можем пойти?

Мы пошли, его мама толкала кресло-каталку, а сестры, зятья, папа, племянники и я плелись рядом. День был облачный, безветренный и жаркий, приближающееся лето давало о себе знать. На нем была темно-синяя футболка с длинным рукавом и флисовые штаны. По какой-то причине он постоянно мерз. Он захотел пить, так что его папа вернулся в дом и принес ему стакан.

Марта попыталась вовлечь Гаса в разговор, присев на колени рядом с ним и говоря:

— У тебя всегда были такие красивые глаза. — Он слегка кивнул.

Один из мужей положил руку на его плечо и сказал:

— Как тебе на свежем воздухе? — Гас пожал плечами.

— Хочешь лекарство? — спросила его мама, присоединяясь к кругу присевших возле него. Я отошла на шаг назад, смотря на племянников, прорвавшихся через клумбу на клочок травы на заднем дворе. Они мгновенно начали игру, которая включала бросание друг друга на землю.

— Дети! — почти закричала Джули. — Я могу только надеяться, — сказала она, поворачиваясь к Гасу, — что они вырастут в думающих, интеллектуальных молодых людей, одним из которых ты стал.

Я подавила в себе желание изобразить, что меня тошнит.

— Он не такой уж и умный, — сказала я Джули.

— Она права. Просто обычно по-настоящему красивые люди тупые, так что я превосхожу все ожидания.

— Точно, в основном это его сексуальность, — сказала я.

— Она может быть ослепительной, — сказал он.

— Она даже ослепила нашего друга Айзека, — сказала я.

— Это ужасная трагедия. Но могу ли я справиться с собственной убийственной красотой?

— Не можешь.

— Это прекрасное лицо — мое бремя.

— Не говоря уже о твоем теле.

— Серьезно, даже не напоминай мне о моей идеальной форме. Ты не захочешь видеть меня обнаженным, Дейв. Хейзел Грейс чуть не задохнулась, когда это увидела, — сказал он, кивая в сторону кислородного баллона.

— Ладно, хватит, — сказал папа Гаса, а потом вдруг из ниоткуда положил руку мне на плечо, поцеловал мои волосы и прошептал: «Я каждый день благодарю за тебя Господа, дитя».

В общем, это был последний хороший день с Гасом до Последнего хорошего дня.