Hope is A Bitch

Скрыть тот факт, что я не принимаю таблетки, оказалось не так уж и легко. Майки постоянно следил за мной. Он невероятно дотошный в таких вещах. На глазах у Майки я сделал вид, что глотаю дозу, на самом деле, зажав таблетку между пальцев, и держа ее там, пока мне не удалось добраться до ванной комнаты и смыть пилюлю в унитаз.

Меня несколько пугал тот факт, что мне не стать прежним Фрэнком после отмены. Но три недели не так много, по сравнению с несколькими годами. Правда я не мог вспомнить, как именно себя чувствовал до начала приема препаратов. Я помню, что был очень подавленным человеком, постоянно испытывающим боль, но спустя всего двадцать один день я почти забыл, каково это чувствовать.

Пиздец наступил примерно через сорок пять минут.

Грудь сдавило, сердце провалилось куда-то в живот, голова была готова лопнуть от атакующих мыслей. Целый мир давил на меня, я желал только одного: прекратить это. Но в тоже время… хотел вновь чувствовать.

Я и забыл, как много эмоций испытывал. Иногда мне кажется, я влюблен в свою вечную тоску. Она хоть и грубо, но заставляет меня чувствовать реальность. Я все еще существую, и этого вполне достаточно.

Джерард все еще идиот, а мир все еще полон дерьма.

Вечером того же дня я застал Джерарда в ванной, наводящим марафет. Он очень хорошо выглядел, и я не преминул ему об этом сказать.

- Спасибо. Сегодня особенная ночь. Я хочу выглядеть на все сто.

- Правда? А что такого важного должно произойти?

- Элайза звонила. Она сильно изменилась за последнее время. Мы хотим наладить отношения.

Мне потребовалось некоторое время, чтобы переварить его слова.

Я был настолько шокирован, что моя челюсть могла отвалиться в любой момент. Я пытался сохранить самообладание, чтобы закончить разговор, но слова, срывавшиеся с моих губ, выражали полнейшую неуверенность. Я и забыл, насколько это больно, когда тебя отшивают. Самое гадкое чувство на свете. Но в тоже время это словно старый друг пришел поприветствовать тебя. Друг, вызывающий большинство моих проблем, но, тем не менее, самый близкий мне приятель.

- Изменилась за последнее время? Интересно, как?

- Она стала лучше. Меньше цинизма. Полная противоположность той, что была раньше. Такой она мне нравится намного больше. Я уверен, вы подружитесь.

- Я тоже, - пробормотал я, но потом успокоился и добавил, - ну… веселитесь, - и ушел.

Мне нужно побыть одному. Просто подумать. Я люблю Джерарда и желаю ему только самого лучшего. И это не я. Уверен, он хочет того же для меня. И это не он. Он плаксивый, эгоистичный и нервный. У нас совершенно разные приоритеты в жизни. Он общительный и живой, я спокойный и замкнутый. Я наблюдатель, и мне хорошо в своей роли, пока Джерард в центре внимания. Он несносный, высокомерный, с вечно плохим настроением, считающий, что весь мир должен вращаться вокруг него. Он воплощение того, чего я никогда не хотел. Он совершенство.

Я не знаю, почему так пристрастился к нему. Уэй всегда подавлял меня своим присутствием.

Мне ни разу не было так плохо за последние годы. Я задыхался. Все было прекрасно, пока не было никакой надежды. Пока притяжение не превратилось в любовь. Пока любовь не превратилась в вожделение. Пока Джерард не проявил ко мне интерес. Пока он не поцеловал меня так, что мой мир взорвался, снеся мне голову, словно разрывная пуля.

Блядская надежда.

Я так больше не могу. Мне нужно сделать то, что меня всегда спасало. Но сначала надо принять анестезию. Никаких таблеток, нет. Что-то, от чего Джерард отказался, когда решил стать трезвым.

Я купил водки. Вернувшись в отель, я заперся в ванной и выпил столько, сколько смог.

После я достал один из экспонатов моей маленькой коллекции острых предметов и очарованно залюбовался бликами на блестящей поверхности.

Я глубоко резанул прямо по запястью. Глубже, чем когда бы то ни было. Я вовсе не хотел так делать, но тело не слушалось меня. Думаю, это алкоголь управлял моими мышцами.

Водка постаралась в ту ночь на славу. Последнее, что помню: я ползаю по окровавленному полу в ванной, нанося косые порезы вверх-вниз и крест-накрест по всему телу. Глубокие раны на моих венах. Глубокие раны на моем теле. Глубокие раны на моей душе.

Я не понимаю смерть.