Chapter thirteen

Я не более, чем животное,
кем-то раненное в живот

- Но я же люблю его, я же люблю его, - бормочет Гарри, пуская слюни Зейну на новый пиджак, - я же люблю его, черт возьми, Зи, я же -

- Я знаю, знаю приятель, - терпеливо говорит Зейн, выхватывая у Гарри наполовину пустую бутылку виски. Лиам горестно вздыхает.

- Давай, Гарри, тебе нужно выйти отсюда, - Лиам распахивает заднюю дверцу, когда они останавливаются у его подъезда, - осторожно, сначала одну ногу, потом другую, черт тебя побери, Гарри, давай.

Гарри тупо качает головой и вытирает мокрые щеки о плечо Зейна.

- Не пойду, - невнятно бросает он и обнимает кожаную подушку, - не хочу.

- Надо вытащить его, - авторитетно заявляет Найл, - давай, Ли, я за руки, а ты за ноги.

- Оставьте меня в покое, придурки, - ноет Гарри, сжимая в руках толстовку, - я хочу домой. Отвезите меня домой. Я хочу к Луи. Где мой Луи? Зейн, где мой Луи?

- Господи, - Зейн теряет терпение, когда они втроем запихивают Гарри в лифт, - где он так набрался? Найл, почему ты не приехал раньше?

- Скажи спасибо, что я вообще нашел его там, - вспыхивает Найл, - в десять часов утра, между прочим.

- Убери от меня свои руки, Лиам, - пыхтит Гарри, вваливаясь в коридор, - я не так пьян, со мной все - ох, - нормально.

- Я вижу, - грустно говорит Лиам, - мы нашли тебя в окружении пяти пустых бутылок от текилы, ты вообще понимаешь, что мог напиться до смерти?

- Уйди от меня, - бормочет Гарри, и, пошатываясь, бредет в туалет, чувствуя, как внутри него поднимается волна цунами, - я хочу спать.

- Спальня не там, - кричит Зейн, но Гарри уже все равно.

Он садится на холодный кафельный пол, вытянув ноги, и хватается руками за унитаз, чувствуя горечь и резь в глазах. Луи уехал сегодня утром. Он быстро поцеловал Гарри в щеку, и, отказываясь от костылей, опираясь ему на плечо, дошел до парковки.

- Все нормально, - сказал тогда Луи, дотрагиваясь до щеки Гарри, - я позвоню.

Гарри проводил взглядом красные огни синего БМВ, и даже не стесняясь своих слез, дошел до первого попавшегося бара, где заказал столько алкоголя, сколько не было у Лиама на дне рождении. И он бы наверняка заснул где-нибудь в подворотне, укрываясь старой толстовкой, если бы Найл не приехал за ним и не нашел его, пьяного и заплаканного, и полностью, полностью опустошенного.

- Гарри, - Лиам злится и барабанит кулаками, - немедленно открывай! Ты сидишь там уже пятнадцать минут! Я выломаю дверь!

- Что, если он порезал вены? - обеспокоенно спрашивает Найл, и Лиам почти рычит.

Гарри поражается его глупости, и, пошатываясь, встает с колен и поднимает щеколду. Лиам стоит перед ним, в одной майке, как разъяренный Геракл, и кажется, что его глаза действительно способны метать молнии и вызывать гром.

Зейн стоит рядом, с испуганным видом, и его рот распахнут, словно он уже увидел бездыханное тело Гарри в луже крови. Один Найл спокоен и расслаблен, но именно он обнимает Гарри за плечи и ведет его в спальню, снимая с него куртку и ботинки.

Найл заботливо заворачивает его в одеяло и ставит на тумбочку стакан с водой, и Гарри почти что счастлив, и легкий туман начинает клубиться в его голове, пока кое-что важное и больное не поднимает в нем голову.

Он утыкается носом в старого плюшевого медведя, и засыпает, чувствуя острый и горький комок в груди. Он пьяный, уставший, раздробленный на кусочки, как лед для мохито, и все, что он помнит сейчас - фары отъезжающего БМВ и грустную улыбку Луи, отражающаяся в свете уличных фонарей.

ххх

- Может, он умер? - спрашивает Найл, и в его голосе звучат истеричные нотки, - почему он до сих пор не проснулся?

- Ты идиот, - грубо отвечает ему Лиам, - у него пульс. И он дышит.

- Но ведь уже шесть вечера, - слегка обиженно тянет Найл, - как он может так долго спать!

- Господи, Найл, - Зейн усталый и раздраженный, - оставь его в покое. Пусть этот маленький пьяница проспится.

Гарри открывает глаза и различает три размытые в полумраке фигуры. Пахнет сигаретами и чем-то паленым, и Гарри думает, что Лиам опять пытался приготовить овсянку в тостере.

- Принесите мне чаю, - говорит Гарри, медленно и хрипло, как будто он охотник, гоняющийся за ястребом, - зеленого, без сахара. И аспирин. И телефон.

Найл подпрыгивает от неожиданности, и стремглав несется на кухню. Лиам, поскальзываясь на поворотах, бежит за ним.

Зейн садится на корточки и смотрит Гарри прямо в глаза.

- Как ты? - тихо спрашивает он, и его голос спокойный и бархатный, как летнее небо.

Гарри пожимает плечами.

- Не знаю.

- Да, - кивает Зейн, - я понял.

Гарри залпом выпивает таблетки, дергает чайный пакетик за ниточку, и слушает, как Найл репетирует новую песню в гостиной. Она о любви, она нежная и тягучая, как растопленная карамель, и Гарри почему-то вспоминает Луи, и утыкается в подушку с новой силой, прижимая к себе медведя.

- Эй, - шепчет Лиам, - эй…

- Я в порядке, - бормочет Гарри, - я просто хочу спать.

- Не будем тебе мешать, - быстро говорит Зейн, и Гарри слышит, как дверь ударяется о косяк.

Спасибо небесам за таких друзей, правда, за чай и аспирин, но что же ему нужно сделать, чтобы Луи был сейчас с ним, сидел на полу, чистил мандарин и корчил смешные рожицы?

ххх

- Давай, Гарри, съешь еще ложечку, - сюсюкает Найл, помешивая овсянку, - смотри, какой ты бледный, так ведь нельзя…

- Отстань, - говорит Гарри, и заворачивается в одеяло, - я не хочу есть.

- Чего ты хочешь? - немедленно спрашивает Найл, - сока? Воды?

Гарри рычит.

- Найл, оставь его, - просит Лиам, переключая каналы, - не трогай нашу маленькую принцессу.

Гарри фыркает.

- Луи не звонил? - спрашивает он в стодвадцатьпятыйраз - он обещал, он -

Найл вздыхает.

- Он позвонит, - говорит Зейн, - может, попозже.

- Ладно, - кивает Гарри, и берет яблоко из вазы, - ладно, я пойду к себе.

- Мы рядом, если что, - напоминает Лиам и тепло улыбается. Гарри не заслуживает таких друзей, правда.

ххх

- Ты знаешь, - медленно говорит Луи, и его голос разбивает на части всю душу Гарри, всего Гарри, - здесь каждый второй четверг месяца объявлен «днем семьи», или что-то типа того. И если в прошлый раз ко мне прилетала мама, то сейчас, я хочу, чтобы ты -

Гарри ставит молоко на плиту - они с Найлом пьют какао каждый вечер. Потому что холодно. И потому что они любят какао.

- Чтобы ты приехал тоже, - заканчивает Луи - ты хочешь?

- Да, - быстро говорит Гарри, выходя на балкон, - да, Лу, конечно, Боже, ты идиот, я тут места себе не нахожу, а ты спрашиваешь, хочу ли я?

Уже середина ноября, и Луи до сих пор в Мюнхене. Гарри не знает, как пережил пока что только две недели без него, но Найл - благослови его, господи, - вернулся из Манчестера с кожаным чемоданом, в котором, в полнейшем беспорядке, лежали старые джинсы Луи, его свитера, его футболки, и Гарри беззастенчиво напяливает их на себя, несмотря на то, что футболки ему слегка малы, а джинсы жмут и едва достают до лодыжек.

«Гарри Стайлс диктует новую моду» - кричат лондонские таблоиды, и публикуют фотографии, где Гарри, в старой, выцветшей толстовке Луи и его же синих джинсах выходит из дома, пряча глаза за солнечными очками.

«В этом сезоне черные короткие скинни снова на пике моды» - доверительно говорит блондинка на BBC1, и показывает Гарри, чьи голые щиколотки выглядывают из-под слишком коротких джинсов. Подозрительно коротких.

У Гарри такое чувство, будто какой-то злой волшебник ворвался в его мир, и острым ножом отсек половину. И он словно живет в большом мыльном пузыре, бесстрастно наблюдая за тем, как проходит его жизнь - жизнь без Луи.

Он не обращает внимания на шуточки Зейна, на сжатые губы Найла, и ему кажется, что он - главный герой в старом черно-белом кино. И слава небесам, приближается Рождество, Лиам нагрузил его съемками и интервью, и теперь личико Гарри украшает почти каждый декабрьский номер глянца для девочек-подростков.

- Я пришлю тебе адрес смской, - говорит Луи, пока Гарри, ежась, стоит на балконе и смотрит на звезды, - и я уже могу ходить, почти нормально, представляешь? Доктора все-таки решили обойтись без операции.

- Это чудесно, - улыбается Гарри, дотрагиваясь холодными пальцами до перил, - Лу, я так хочу тебя увидеть, что, Боже -

На самом деле, слова просто не нужны. Кто их выдумал, какой идиот?

- Я приеду к тебе, - да, выходит не очень, но это большее, на что он способен, - конечно, я с радостью.

Как безнадежно.

- Я… - говорит Луи, и его голос ломается, - я скучаю по тебе, Гарри.

- Да, - отвечает Гарри, потому что не знает, что нужно еще сказать, кроме «ялюблютебялу», - да, хорошо.

- Мне нужно идти, - виновато говорит Луи, - у меня восстановительные процедуры, я, господи, Хаз, я позвоню тебе завтра, да?

Это выглядит так, как будто Луи спрашивает разрешения, неужели он не понимает, что ему уже давно можно все?

- В любое время, - быстро говорит Гарри, вспоминая тот прошлый раз, когда ему пришлось спрятаться с трубкой в руках в туалете, чтобы Зейн его не нашел.

Зейн, конечно, нашел. И закатил глаза.

- Да, хорошо, - медленно говорит Луи, и Гарри понимает, что они оба, оба сейчас переоценивают значимость алфавита, - пока, Гарри.

- Пока Луи, - отвечает Гарри, и выдыхает - я очень люблю тебя, Луи.

Ровно две минуты Гарри слышит только прерывистое дыхание и модную песенку очередного британского бойзбенда.

Наверное, Луи снова смотрит Топ-40, думает он.

- Я, - наконец, говорит Луи, - ох, черт возьми, Гарри, я тоже люблю тебя. Я люблю тебя тоже, ох, господи, я хотел сказать тебе это давно, я -

- Мать твою, Гарри, - голос Зейна громкий и разозленный, - хватит висеть на телефоне, придурок, у тебя молоко убежало!