Поучение второе в неделю восьмую по Святом Духе (На Евангелие о пяти хлебах (Мф.14,20)) 11 страница

Но книга эта была написана уже спустя три тысячи лет после создания мира, и даже больше: она была написана Моисеем уже по­сле выхода из Египта в пустыне по рассказу Ангела. Поэтому снова предстоит вопрос: от кого в начале мира произошло слово «Бог»? Кто прежде всех Бога назвал Богом? Читайте со вниманием первую, вторую и третью главу Бытия даже до того места, где змей приступил к Еве искушать ее, и вы найдете, что змей прежде всех начал Бога называть Богом. Сло­во «Бог» прежде всего вышло из змеиных уст, а не из Адамовых или Евиных, ибо змей ска­зал Еве: «Подлинно ли сказал Бог: «Не ешьте от всякого дерева в раю?» (Быт. 3, 1); после же змея и Ева стала Бога называть Богом, Читай­те, и увидите, правда ли это.

Здесь следовало бы сказать Адаму: прао­тец наш первейший, достойнейший и муд­рейший! Ты умел называть имена всем зве­рям, скотам, птицам, рыбам и всей видимой твари (см. Быт. 2, 20). Ты назвал имя и по­мощнице твоей Еве (см. Быт.3,20), имени же Божия не сумел произнести твоими устам. Неужели ты был ленив, если тебя предупре­дил в этом змей? Тот Бога назвал Богом, а ты молчишь. Тебе, поистине тебе, а не змею по­добало исповедать имя Божие сердцем и ус­тами и научить тому же и Еву, чтобы она от тебя, а не от змея узнала имя Божие. Обоим же вам подобало говорить с благодарностью: благословен Бог, создавший нас, приведший нас из небытия к бытию и облагодетельство­вавший нас столькими дарами! «Благословенно имя славы Его» (Пс.71,19), благословен Бог от­ныне и до века! Но, стыдясь, молчит праотец наш; последние же дети его обличают его в неблагодарности, обличают в том, что, будучи неблагодарным за такие благодеяния, он ни разу не прославил Бога и даже не произнес имени Его.

Присоединив здесь праотца к вышеука­занным неблагодарным, я говорю: великое благодеяние сделал Бог Адаму, создав его по образу и подобию Своему, дав ему жить в раю сладости и все покорив под ноги его. И хотел ему еще большее благодеяние сделать, хотел без всякого неудобства переселить его из рая на небо. Но поскольку Адам оказался небла­годарным за прежние благодеяния, то Бог пресек ему и благодеяние Свое, и изгнал его из рая, и повелел возвратиться в землю, и путь на небо дал ему весьма неудобный.

Хотел Христос и гадарянам сделать боль­шее: Он хотел спасти их души. Поскольку же видел их неблагодарность, то ушел от них и пресек им Свое благодеяние. Вот видите, ка­ким мечом является неблагодарность: этот меч пресекает и благодеяние, и не только жизнь временную, как у Адама и израильтян, но и вечную, как у ниневитян, у Иуды и у гадарян.

Но время уже сказать нечто и о благодар­ности, примером которой является евангель­ский муж, избавленный Христом Богом от бесовского легиона и желавший быть неот­ступным последователем Христа Господа, Благодетеля своего.

«Человек же, из которого вышли бесы, про­сил Его, чтобы быть с Ним» (Лк. 8, 38).

Желание неотступного пребывания со Христом является ясным признаком благо­дарности. Благодарен был тот муж, из кото­рого Господь изгнал бесовский легион. Сидя около ног Иисусовых одетым и разумным, он думал про себя, говоря: что воздам Господу моему, безвозмездному Врачу моему? Чем от­плачу Благодетелю моему? Как отблагодарю и что принесу? Принесу я Ему себя самого, отдам Ему в вечное рабство себя самого, пре­буду при Нем, усердно и верно служа Ему, пока я живу, до смерти моей не отступая от Него никуда и не удаляясь от Него даже на короткое время. Господи, прими меня, что я был с Тобою, чтобы я следовал за Тобою всюду, куда бы Ты ни пошел: «Просил Его, чтобы быть с Ним».

Благодарность — это страж всех прочих добродетелей, и как плоды сада или вино­градника, при которых стоит бодрствующий страж, не обкрадываются и не расхищаются, так и добродетели, оберегаемые благодарнос­тью, пребывают целыми от душевного или невидимого вора и хищника. Святой апостол, собрав добродетели в одно место, как колосья в сноп, и связав их любовью, приставил стра­жем благодарность, говоря так: «Облекитесь, как избранные Божий, святые и возлюбленные, в милосердие, благость, смиренномудрие, кро­тость, долготерпение, снисходя друг другу и прощая взаимно», — это будут колосья, со­бранные в сноп. «Более же всего облекитесь в любовь, которая есть совокупность совершен­ства», — это приставленный страж, который бережет сноп, чтобы его не похитил какой-либо вор. Где нет этого стража, там духовное богатство расхищается (Кол. 3, 12-15).

Для подтверждения этой истины здесь следует снова вспомнить Иуду. Он имел, как сказано, большое духовное богатство, ибо Господь еще прежде Своих вольных страда­ний ничем его не обделил сравнительно с прочими апостолами, когда Своих двенадцать учеников по двое посылал на проповедь (см. Мк. 6, 7). Все те дарования, которые Он дал Петру, Андрею, Иакову, Иоанну и прочим апостолам, — все эти дарования Он дал и Иуде. Всем вообще Он дал власть изгонять нечистых духов и исцелять всякий недуг и всякую болезнь. Ко всем вообще Он сказал: «Больных исцеляйте, прокаженных очищайте мертвых воскрешайте, бесов изгоняйте» (Мф.10, 8). В этом же числе был и Иуда, согласно Евангелию: «Двенадцати же Апостолов имена суть сии: первый Симон, называемый Петром, и Андрей, брат его», и прочие по именам их, на­конец, «и Иуда Искариот, который и предал Его» (Мф.10, 2-4).

Этих двенадцать послал Иисус, заповедав им, говоря: «Больных исцеляйте, прокаженных очищайте, мертвых воскрешайте, бесов изго­няйте» (Мф.10, 8); следовательно, и Иуда имел от Христа те же дарования и благодатью Христовой творил такие же чудеса, какие тво­рили и прочие апостолы: исцелял больных, очищал прокаженных, воскрешал мертвых и изгонял бесов. Чего же ему еще недоставало? Недоставало ему бодрствующего стража, не­доставало благодарности, которая сохранила бы в целости то духовное Иудино сокровище. Поскольку же он оказался неблагодарным за все те Божий дарования, то все их он потерял в один час, и невидимые воры расхитили их.

Святой Златоуст, смотря на Тайную вече­рю, разбирая Иудины намерения и держа в уме евангельские слова: «Он (Иуда), приняв ку­сок, тотчас вышел», — размышляет об этом, говоря, что «когда Иуда причастился последней вечери в ту последнюю ночь вместе со всеми возлежащими, то он сам, встав, ушел. Этому подражают те, которые уходят прежде последнего благодарения, то есть прежде по­следнего церковного отпуста. Ведь если бы Иуда не вышел, то он не сделался бы преда­телем».

Мы же внемлем следующим словам: «Иуда не сделался бы предателем, если бы не вышел прежде благодарения», если бы с прочими апостолами он подождал последнего благода­рения. Итак, здесь этот учитель вселенский, святой Златоуст, всю вину погубления духов­ных Иудиных сокровищ полагает в том, что Иуда предатель, будучи неблагодарным за столь многие благодеяния Христовы, оказан­ные ему, не захотел и на последней Вечери по­дождать благодарения, но вышел прежде всех. Если бы он подождал, то это самое благодаре­ние, подобно некоему бодрствующему стра­жу, предохранило бы его от предательства и сохранило бы в целости его духовное богатст­во. Если бы он не вышел прежде благодаре­ния, то не сделался бы предателем.

Что же касается того, каким стражем ду­ховных и вместе вещественных сокровищ яв­ляется благодарность, то это мы увидим на примере прекрасного Иосифа. Этого цело­мудренного юношу одарили и обогатили премногими благодеяниями двое великих благодетелей: Бог и человек. Бог обогатил его духовными дарами, чистотой, целомудрием и другими приличествующими душе добродете­лями. Человек же, египетский военачальник Пентефрий, обогатил его внешними дарами вручив ему весь свой дом и все свое имущест­во. Душевный же враг и вор, позавидовав, за­хотел все это у него украсть, похитить, и с этой целью он научил госпожу его, жену Пентефриеву, соблазнить Иосифа на грех, которым бы он и Бога прогневал, и господина своего оскорбил, лишился бы милости и благодати Божией и человеческой, погубил бы духовное богатство и потерял бы вещественное.

Посмотрим же, что отвечает добрый юно­ша на женские соблазны. «Вот господин мой, все мне отдав в руки, ничего не знает в доме своем, и нет ничего, что бы не было в моей вла­сти или чего он не вручил мне, кроме тебя, по­тому что ты жена ему: как же я сделаю это зло?» (Быт. 39, 8-9). Святой Григорий, рассуж­дая об этих его словах, говорит: «Блага, кото­рые получил, он тотчас привел на ум и этим победил зло, угнетавшее его. Он вспомнил заветы благодарности и сломил силу находя­щего на него греха».

Во время самой греховной борьбы, когда целомудренный Иосиф, с одной стороны, был увлекаем скверной женой, а с другой, был по­ощряем на грех естественной похотью, когда он уже стоял посреди сетей и пленительницы, тогда он помыслил в уме своем, как он может за добро отплатить злом, и сказал устами: «Как сделаю это зло?» Этим он тотчас разрушил прелести пленительницы и естественную по­требность, прогнал душевного вора и хищни­ка, сохранил в целости добродетельное богат­ство. Бога не прогневал и господина своего не оскорбил. Смотри, каков страх всех доброде­телей — благодарность.

Благодарен был за благодеяния Господни и нынешний евангельский муж, из которого вышли бесы, прогнанные силой Христовой, ибо он «просил Господа, чтобы быть с Ним». Хо­тя Господь и не изволил иметь его в числе тех, которые следовали за Ним, ибо отпус­тил его, однако же, тот человек, не забыл бла­годеяний своего Благодетеля: он пошел по всему городу, проповедуя о том, что сделал для него Иисус. Поистине, несомненно то, что муж этот обогатился духовными и нерасхитимыми сокровищами: он за свою благо­дарность сподобился проповеднического да­ра. Мы же обратим внимание на тот признак его признательности, что в знак благодарнос­ти он хотел всегда быть со Христом: «Просил Его, чтобы быть с Ним», и скажем себе так: ни­чем иным нельзя отблагодарить Господа Бога, Создателя и Искупителя нашего, Который всегда оказывает нам неисчислимые благоде­яния, как только тем, чтобы усердствовать и по силе своей стараться неотступно и всегда пребывать с Ним, Господом нашим, ибо яв­ная, известная и совершенная благодарность состоит в том, чтобы всегда прилепляться благодетелю своему.

Дух Святой в Песни Песней вещает неве­сте Своей: «Встань, возлюбленная Моя, пре­красная Моя, и приди, голубица Моя, в рассели­нах каменных и в ущелье скалы обитающая» (Песн. 2, 13). Святой Григорий здесь под рас­селинами каменными разумеет Пречистые Христовы раны, которые были на руках и на ногах Его. Под ущельем же разумеет Пречис­тую Его большую рану, которая была пробита копьем в Его ребрах. Наконец, обитание там невесты Духа Святого означает постоянное памятование о страданиях Христовых и под­ражание им. Мы же смотрим: невеста Духа Святого, то есть душа боголюбивого человека, уподобленная голубице, найдя превеликое благодеяние искупления Христова, так благо­дарна Ему, что никогда не хочет отлучаться от этих ран, принесших нам искупление, но на­всегда в них водворяется и пребывает как го­лубица в расселинах и ущельях, пребывает же неотступно. Там она сидит, там почивает, там живет все дни и ночи, то есть, сидит ли она, почивает ли, ест ли, пьет ли, или что-либо другое делает, — она всегда видит умом пред очами Господа своего распятого и мыслью во­дворяется в Его ранах. Таков был, например, авва Стефан, о котором мы читаем в Лимонаре следующее.

Пришли к нему однажды три старца и долго беседовали о душевной пользе. Когда авва им ничего не сказал, то старцы спросили: «Неужели ты, отче, ничего не ответишь нам?» Тогда авва сказал им: «Простите мне, я до сих пор еще не уразумел, что вы говорили. Я не внимал вашей беседе, но стоял умом своим на Голгофе, смотря на распятого Господа моего, ибо и днем, и ночью я не вижу ничего иного, как только Иисуса, висящего на древе». Вот голубица, обитающая в расселинах каменных. Вот душа, благодарная за свое искупление и всегда умом своим водворяющаяся в ранах Христовых. Вот благодарность, всегда при­лепляющаяся Господу своему и желающая не­престанно жить с Ним: «Чтобы быть с Ним».

Мы же, слушатели мои, видя в Евангелии пример благодарности и неблагодарности, достаточно послушав об этом в нашей беседе и уразумев, отвергнем неблагодарность неблагодарных и будем подражать благодарнос­ти благодарных.

Поучимся быть с Господом всегда и неот­ступно, чтобы ничто не отторгало нас от люб­ви Его — ни богатство, ни слава, ни красота, ни сладости и страсти греховные, которые су­ществуют в этом суетном мире.

Если же прельщает нас какой-либо грех и хочет удалить нас от Господа нашего, будем вспоминать премногие и бесчисленные бла­годеяния Господни, прошлые, настоящие и будущие, и будем отражать греховную пре­лесть словами того прекрасного Иосифа, о котором мы вспоминали прежде, говоря: «Как сделаю это зло?» (Быт. 39, 9) — и прогневать Бога моего, Творца моего, Владыку моего, так облагодетельствовавшего меня! Ни за что и никогда я не совершу этого зла! Лучше мне быть мертвым, чем тяжко опечалить Господа моего. Не отлучусь я от Бога моего ко греху, к вещи богопротивной, не удалюсь от Господа моего во все дни жизни моей, до самой кон­чины моей.

Если мы, будучи так благодарны за ми­лость Божию, будем прилепляться к Нему и с Ним пребывать неразлучно, то и Он приле­пится к нам неразлучной любовью и пребудет с нами во все дни до окончания века. Аминь.

49. Поучение в неделю 24-ю по Пятидесятнице(«Пришел человек, именем Иаир, который был начальником сина­гоги; и, пав к ногам Иисуса, про­сил Его войти к нему в дом, по­тому что у него была одна дочь, лет двенадцати, и та была при смерти» (Лк. 8, 41-42))

Возлюбленные мои слушатели! Нынеш­нее Евангелие содержит в себе две истории: о жене кровоточивой, исцеленной Христом, Господом нашим, и о девице, дочери Иаировой, воскрешенной из мертвых.

Долго я размышлял, о какой из двух тех историй предложить вашей любви беседу мою. Разве о кровоточивой жене? Но мне, грешному иноку, не только не хочется беседо­вать, но даже и думать о жене и о женской не­мощи. Быть может, об умершей девице? По­жалуй, хорошо было бы для напоминания и о своей смерти говорить о мертвой. Когда же я слышу, что она от прикосновения руки Гос­подней ожила, встала, ходила и ела: «И возвра­тился дух ее; она тотчас встала, и Он велел дать ей есть» (Лк. 8, 55), — то и о ней не хочу беседовать, не исследую ее жизни, бывшей после ее воскрешения — не мое это дело. Я славлю Всесильного Бога, проявившего на обоих тех лицах Свою чудесную милость в том, что исцелил от немощи кровоточившую жену, а девицу воскресил от смерти: за это я со всей вообще Церковью славлю Бога, но бесе­довать об обеих я и стыжусь, и опасаюсь.

Я знаю, что когда к святому Арсению Ве­ликому пришла за благословением какая-то знатная римская сенаторская жена и сказала ему: «Помолись обо мне», — то он ответил: «Молю Бога моего, чтобы Он изгладил из сердца моего память о тебе». О ком же и о чем я буду беседовать? Знаю, слушатели мои, о ком и о чем: о князе Иаире, отце умершей девицы. К нему у меня есть дело; какое же это дело, я сейчас не скажу, но, подождав немно­го, ты сам, слушатель мой, узнаешь, если со вниманием послушаешь мою беседу.

«Пришел к Иисусу человек, именем Иаир». Пусть, кто как хочет, хвалит князя сонми­ща Иаира, о котором прочтено в нынешнем Евангелии, я же его не очень похвалю. Пусть кто-либо хвалит его как чадолюбивого за то, что он о своей умирающей дочери и уже умер­шей позаботился, дабы она была жива. Пусть кто-либо хвалит его как благоразумного, ибо он к своей дочери, лежавшей на смертном од­ре, призвал не волхвов и не волшебниц, но Христа Господа. Я же не назову его ни чадо­любивым, ни благоразумным, и не похвалю его. Почему? А потому, что не прежде смерт­ного времени, но уже в само время смерти он заботился о жизни и здоровье своей дочери. Ведь он обратился к Иисусу в то время, когда его дочь уже кончалась: «И та была при смерти». Святой же Матфей повествует, что уже тогда, когда дочь его умерла, он обратился к Иисусу, говоря: «Дочь моя ныне умерла».

Если ты истинный отец дочери твоей, Иаир, если ты чадолюбив и благоразумен, то почему ты не поискал врача в то время, ког­да только начинала болеть твоя дочь? Поче­му ты не обратился к Иисусу, предупреждая ее смертную кончину, хотя бы в то время, когда уже усилилась ее болезнь? Раз дочь твоя умирает или уже умерла, то ты уже опоздал заботиться о ее здоровье, опоздал обратиться к хорошему врачу. Зачем беспокоишь Учите­ля? Ведь кто лечит мертвого? Кто прилагает пластырь к бездушному трупу? Дочь твоя умерла, зачем же ты беспокоишь Учителя? Разве только сверхъестественная сила Жизнодавца, все могущая, обладающая жизнью и смертью, поможет твоей дочери и воскресит умершую? Действительно, дочь Иаира вос­кресла прикосновением милосердной и все­сильной руки Христовой. Иаир же, отец ее, остался без похвалы, потому что поздно поза­ботился о дочери, тогда как ему следовало по­заботиться прежде, предупреждая силу тяж­кой болезни и смертный час.

Почему же опоздал Иаир? Потому, что он был нерадив и ленив. Разболелась его дочь, он же слышит, что в их город пришел великий Врач, исцеляющий всякие болезни словом или прикосновением, да еще и безвозмездно, не требует ничего, кроме веры в Господа нашего Иисуса Христа. И говорит себе Иаир: пойду и я к Тому Врачу, поклонюсь Ему и попрошу, чтобы Он пришел в мой дом и исцелил мою единородную дочь. Доброе подумал Иаир, но не сделал этого тотчас, а, будучи нерадивым и ленивым, он день ото дня, час от часа откла­дывал приход к Иисусу, говоря: завтра пойду. Когда утро настало, он снова говорил: завтра пойду, — а потом снова: завтра пойду. Когда он так откладывал со дня на день, болезнь в отроковице усилилась, и пришел к его дочери смертный час, и она умирала. И вот умерла дочь Иаира. Здесь мне есть дело к Иаиру.

В лице Иаировой дочери, болевшей и умершей, показан образ нашей душевной смерти, ибо, когда к человеку или случайно, или от естественной слабости, или от дья­вольского искушения придет какое-либо гре­ховное желание, тогда душа его болеет. И как больной телом находится посреди надежды и отчаяния, ибо он то надеется еще выздоро­веть, то, не надеясь выздороветь, ожидает смерти, — так и душа находится между совер­шением греха и воздержанием от него. Она колеблется смущением, как трость ветром, когда, с одной стороны, совесть возбраняет грех, а с другой, — греховное желание влечет его к замышленному злому делу. Когда он в этом сомнении начинает понемногу скло­няться скорее к желанию, толкающему его на грех, нежели к совести, запрещающей грех, тогда и начинается болезнь, и он болеет, пока не родит беззаконие. Когда же он придет к греховным началам, то начинает умирать. Когда же, наконец, совершится грех, тогда отнимается от него благодать, и он делается мертвым, ибо как душа является жизнью для тела, так и благодать является жизнью для ду­ши, и как тело становится мертвым после ухода души, так и душа становится мертвой после отнятия у нее через грех Божией благо­дати.

В лице самого Иаира показан образ наше­го нерадения, показан пример того, что мы ищем духовного врача для нашей души не в ту пору, когда она начинает болеть греховным желанием, не в ту, когда она уже начинает и умирать, то есть касаться греховного дела, и даже не в ту, когда она уже и умирает. Когда же? В этом отношении мы даже хуже Иаира. Ведь он обратился к Иисусу тогда, когда кон­чалась его дочь или, как говорит святой Мат­фей, когда только что скончалась; мы же не желаем обратиться к Иисусу и молить Его о воскрешении души нашей даже и в том слу­чае, когда она уже давно умерла и оледенела, когда она запахла греховной мертвечиной и сгнила. Мы даже каждый день увеличиваем ее мертвость, повторяя те же грехопадения. Мы не заботимся о том, чтобы покаянием вос­креснуть от духовной смерти в благодатную жизнь, но откладываем наше покаяние от утра до утра, день ото дня и час от часа. Молодой откладывает покаяние до старости, а старый откладывает до того времени, когда начнет бо­леть к смерти: «Тогда, — говорит, — покаюсь».

О безумный! Неужели тогда хочешь пока­яться, когда совершенно изнеможешь и духом, и телом?

Прежде всего, я скажу кое-что приличест­вующее молодым, откладывающим покаяние до старости.

В Ветхом Завете Бог повелел приносить Ему жертвы от плодов земных и первород­ных, от стад скота, приносить все лучшее, а не худшее, здоровое, а не гнилое или больное, первое, а не последнее, молодое, а не старое (см. Лев. 22, 21—22). Если от плодов земных, то первый сноп от нивы, первый овощ из са­да, первую гроздь от винограда. Если от стад скота, то годовалого агнца, трехлетнюю те­лицу, и вообще все молодое и здоровое, а не хромое, не слепое, не больное и не имеющее какого-либо повреждения. О том же, как Бог гневается на приводящих в жертву плохое, послушай говорящего в пророчестве: «Если принесете слепое в жертву, не зло ли это? Если принесете хромое или недужное, то не зло ли это? Приведи это ко князю твоему, разве он примет это? Не приму и Я такие жертвы от рук ваших», — говорит Господь (Мал. 1, 8, 10).

Юные годы твои, молодой человек, — это дни первоплодные. Ты должен отдать их в жертву Господу Богу Твоему, то есть ты дол­жен в юности своей научиться служить Гос­поду, соблюдать Его заповеди, старательно храниться от того, чтобы не прогневать Твор­ца твоего каким-либо смертным грехом, жить в целомудрии чисто и честно, ходя путем за­кона Божия.

Это и будет приятная жертва Богу от твоих первых плодов. Если же юность свою ты про­водишь в развращенной жизни, а покаяние, исправление и добродетели ты откладываешь на старость, то ты хочешь принести в жертву Богу хромое, слепое, больное и покрытое яз­вами. Постигнет тебя, с одной стороны, теле­сная немощь во всех твоих членах, которыми тебе хотелось бы послужить Богу, и ты не бу­дешь в состоянии совершить такого подвига, который в юности ты мог бы совершить. С другой же стороны, состарившиеся в тебе гре­ховные нравы, отяготят твою душу и сделают ее как бы слепой, хромой и расслабленной, так что она будет уже не в состоянии легко со­вершать богоугодные дела.

Не услышишь ли ты тогда от Бога то, что услышали приведшие в жертву Богу хромое, слепое и больное: «Не приму такие жертвы от рук ваших? Хорошо увещевает апостол, гово­ря с мольбой: Умоляю вас, братия, милосерди­ем Божиим, представьте тела ваши в жертву живую, святую, благоугодную Богу» (Рим. 12, 1). Он велит представлять живую жертву, а не мертвую. То есть, пока ты, человек, здоров те­лом, молод, чист и крепок, — будь жертвой Богу, не откладывая до того времени, когда, состарившись, ослабеешь и будешь как бы мертвым и недейственным телесной крепос­тью. Или же так скажу: пока ты жив, пока ты не умер душой через смертный грех, будь жертвой Богу, то есть живи по-Божьему. Когда же и тело твое, ослабленное старостью, будет как бы полумертвым, а душа твоя наполнится греховной мертвости, тогда ты уже не будешь Богу благоприятной жертвой, как мог бы быть прежде, ибо не принимает Бог в жертву мертвечины, да и где и когда кто приносил в жертву мертвечину?

Откладывающий покаяние до старости подобен тому, который после жатвы ищет на ниве колосья, или после обирания винограда ищет гроздья.

Стонет пророк Михей, вопия в горести ду­ши своей: «О, горе мне!» (Мих. 7, 1). Спросим его: почему ты, пророк святой, стонешь? Ка­кая у тебя печаль или скорбь, или болезнь? Отвечает пророк: «Я был как собирающий соло­му во время жатвы и как обирающий незрелый виноград» (Мих. 7, 1).

О святой пророк! Мы не понимаем твоих слов, скажи нам пояснее. Пророк говорит: «Послал меня Господь мой на ниву Свою, чтобы я жал Его пшеницу; послал меня Гос­подь в виноград Свой, чтобы я обобрал гроз­ди Его; я же пришел на ниву и нашел ее пус­той, — все пожато; пришел в виноград, — все грозди обобраны, отрезаны. Какие-то враги Господа моего и ниву воровски пожали, и ви­ноград обобрали, я же остался собирать на ниве оставшиеся кое-где колосья, в виногра­де же оставшиеся кое-где между листьями ма­лые гроздки: «Я был как собирающий солому во время жатвы и как обирающий незрелый вино­град, и посему, о, горе мне!»

Но и теперь, пророк, мы не совсем пони­маем твою притчу. Протолкуй нам ее яснее. Толкует пророк: послан я был к людям изра­ильским, чтобы посеять в их сердцах семя слова Божия, чтобы насадить в их душах доб­родетельную лозу духовного винограда; долго я трудился, многие годы сея и насаждая, и ничего не успел: все развращены, редко кто является добрым, как на пожатой ниве ос­тавшийся кое-где колос или после обирания винограда гроздь; всех же прочих пожало и объяло беззаконие. «Исчез, — говорит, — бо­гобоязненный на земле, и правдивого между людьми нет, все с кровопролитием ссорятся, каждый из них друга своего поносит, руки свои уготовляет, чтобы делать зло; начальники просят дары, судьи устами мирные слова про­износят, душою же коварство замышляют. О, горе мне! О, горе мне!» (Мих. 7, 1—3).

Святой пророк! Ты плачешь, смотря на древних израильтян, если же посмотришь на нас, христиан, ты сильнее зарыдаешь. Там ведь могла быть найдена хотя бы некая малая часть добрых, здесь же в эти лютые времена «все уклонились, стали совершенно негодны: нет делающего доброе, нет ни одного» (Пс.52,4).

Обратимся же теперь от пророческого плача к нашему рассмотрению самих себя. Молодой человек — это как бы нива не пожа­тая, как бы виноград несобранный, полный плодов, то есть сил, крепости и способностей к богоугождению. Но кто в нем пожинает эти плоды? Приходит мир с суетами, как с сер­пом, и пожинает себе. Приходит плоть с сер­пом природных страстей и пожинает себе, что хочет. Приходит дьявол с соблазнительными искушениями и старается пожать и поглотить даже и остатки.

Когда же минуют годы молодых дней и наступит осень старости, тогда захочет сам человек пожать что-либо на ниве своей жизни или обобрать свой виноград, но не найдет ни­чего полезного, ибо все прежде него пожали и обобрали мир, плоть и дьявол, а ему осталась солома. Остается он в скудости, имея возмож­ность найти во всей своей жизни едва какой-либо колос, едва какую-либо небольшую гроздь добродетелей. Видя же при своей кон­чине всю свою скудость и нищету, и рассмот­рев всю свою жизнь, прошедшую в нераде­нии, разве не зарыдает он, говоря: «О, горе мне!» Также и святой Ангел-Хранитель, не имея возможности собрать что-либо доброе при кончине такого человека и положить это доброе против злых его дел, пророчески зары­дает, плача и говоря: «О, горе мне!»

Итак, не хорошо молодому откладывать покаяние до старости. Когда придет старость, то еще неизвестно, покается ли он. Ведь ста­рый, состарившись в своем злом нраве и изне­могши в телесной крепости, еще более будет нерадивым и начнет откладывать покаяние до последнего изнеможения, до последней бо­лезни и часа смертного, говоря себе: «Когда приближусь к смерти, когда почувствую кон­чину свою, тогда и покаюсь». О крайнее безу­мие и нерадение!

Святой пророк Осия, описывая безумие и нерадение двух израильских племен, которые прежде времени не помышляли о своей цело­сти, но стали заботиться о себе во время са­мой беды своей, так говорит о них (по Иеронимову переводу): «Увидев Ефрем болезнь свою, и Иуда — рану свою, и пошел Ефрем ко Ассуру и отправил послов к царю мстителю, и тот не смог избавить их» (Ос. 5, 13). Я не буду распро­странять рассказ о той истории, когда те на­роды, притесняемые своими врагами, искали помощи у сильнейшего ассирийского царя Теглатфаласара, которого имели над всеми как судью и мстителя, и не находили ее. Но я с пророком удивляюсь их безумию, что они не искали помощи еще до того, как были ок­ружены врагами и связаны, как узами, враже­ским кольцом, но искали ее тогда, когда силы их уже изнемогли и были недейственны.

Так же бывает неразумен и тот человек, ко­торый тогда надеется освободиться из рук сво­их душевных врагов, когда изнеможет в силе своей, ляжет на одре болезни своей, обвяжет голову и другие болящие части своего тела по­вязками, как узами. Тогда он хочет пустить по­слов к царю-мстителю, то есть молиться Богу, чтобы Он избавил его от бесовских страши­лищ, окружающих его одр. Но кто знает, бу­дет ли он услышан в то время, приятно ли бу­дет его покаяние и избавит ли его Бог? «И тот, — говорится, — не смог избавить их», — не мог не по бессилию своему, но потому, что поздно обратились за помощью.

Некоторые говорят о фараоне, что когда он вошел вслед за израильтянами в море су­хим путем и когда окружили его морские вол­ны, тогда он, познав свой грех и свое безумие, начал сильно раскаиваться, но уже ничего не смог. Почему? А потому, что поздно было его покаяние. Призывал тогда Моисея, призывал Аарона, чтобы они помолились о нем, но те уже не слышали его и, слышав, не послушали. Призывал он Бога израильского, но и Тот не мог его избавить, не мог не потому, что был бессилен, но потому, что опоздал фараон с покаянием. Хотел тогда фараон открыть уста, чтобы воззвать Богу: «Боже», — но тотчас морская вода наполнила уста его и залила гор­тань его, так что не позволила не только воз­звать, но даже просто направить ум к Богу.

Так надейся и ты, человек, откладываю­щий свое покаяние до последней смертной болезни, надейся так!

Окружат тебя многие волны, как в мор­ском погружении. С одной стороны, овдовелость друга, потеря чад и лишение имущества, а кроме того, и тяжкие болезни, пресечение жизни и горестное разлучение души с телом. Предстанут пред твоими очами еще премногие и превеликие грехи твои, которыми ты всю жизнь огорчал Бога, предстанут в лицах, чтобы ты видел всякую совершенную тобой вещь.

С другой же стороны, страшные бесов­ские призраки, обступив тебя, в лицах изоб­разят их тебе, как в некоей комедии. «Болезни адовы» (Пс.114, 3) окружат тебя, и предупре­дят тебя сети смертные. В тот час поистине познаешь ты свое безумие и, раскаявшись, начнешь призывать Бога, но и Он не захочет избавить тебя из-за запоздалого твоего покая­ния, как не захотел избавить от потопления и фараона. Ты не надейся при кончине своей быть многослезной Магдалиной, плакавшей у ног Христовых и получившей прощение, если ты во всей жизни своей был ожесточенным фараоном.