Множество Катерин

Автор: Джон Грин.

Перевод: группа «Множество Катерин / An Abundance of Katherines»

Ссылка на группу: http://vk.com/anabundanceofkatherinesa

ГЛАВА 1.
На следующее утро после того, как вундеркинд Колин Синглтон окончил школу и его в девятнадцатый раз бросила девушка по имени Катерина, он решил принять ванну. Колин всегда любил ванны больше, чем душ. Одним из его жизненных правил было: не делай стоя то, что можно с таким же успехом делать лежа. Колин залез в ванну, как только вода стала горячей. Он с любопытством, но в то же время с пустотой в глазах наблюдал за наполнением ванны.
Вода медленно поднималась вверх по его скрещенным ногам. Колин все же признавал, хотя и без энтузиазма, что он слишком большой и длинный для этой ванны – в ней он казался взрослым человеком, который играется, как ребенок.
Как только вода набралась до уровня его тощего живота, он подумал об Архимеде.
Когда Колину было около четырех лет, он прочитал книгу об Архимеде, греческом ученом, обнаружившем сидя в ванне, что для измерения объема достаточно измерить количество вытесненной воды. Сделав это открытие, Архимед якобы кричал «Эврика!» и бегал голым по улицам.
Книга рассказывает о том, что многие важные открытия содержали «момент Эврики».
И тогда Колину захотелось открыть что-нибудь самому. Поэтому в тот вечер он спросил об этом маму, когда она вернулась домой.
- Мамочка, у меня когда-нибудь будет момент Эврики?
- Ох, дорогой, - сказала она, взяв его за руку, - Что случилось?
- Я хочу, чтобы у меня был свой момент Эврики, - сказал он так, как любой другой ребенок просит у своих родителей черепашку ниндзя.
Мать погладила его щеку и улыбнулась. Ее лицо было так близко, что он почувствовал запах кофе и косметики.
- Конечно, малыш Колин. Конечно, будет.
Но она солгала, как и любая другая мать. Это часть их работы.
Колин глубоко вздохнул и окунулся в воду вместе с головой. «Я плачу» - подумал он, открывая глаза, чтобы посмотреть через мутную и жгучую от мыла воду. – «Мне хочется плакать, поэтому я должен плакать. Но это невозможно, ведь я под водой».
Любопытно, что Колин чувствовал себя слишком подавленным, чтобы плакать. Ему было слишком больно. Он чувствовал, как будто эта боль поняла, что часть его уже плачет.
Колин открыл слив в ванне, встал, вытерся и оделся. В комнате его ждали родители, они сидели на его кровати. Это не очень хороший знак, когда твои родители ждут тебя в твоей комнате. Скорее всего это значит, что:
1. Ваш(а) бабушка-дедушка-тетя Сьюзи-которую-вы-никогда-не-встречали-но-поверьте-она-была-очень-милой-и-это-огромная-потеря умер(ла).
2. Ваша девушка Катерина слишком сильно отвлекает Вас от учебы.
3. Дети появляются из-за некоторых интригующих вещей, и прямо сейчас это покажется Вам ужасным. А иногда люди делают то, из-за чего не могут появиться дети, но это может послужить началу процесса, из-за которого они все-таки появляются - например, целуют друг друга в те места, которых нет на лице.
И это НИКОГДА не значит, что:
4. Девушка по имени Катерина пришла к Вам, когда Вы были в ванной. И ей очень жаль, что она пришла в такой момент. Она по-прежнему любит Вас, понимает, что сделала ошибку и ждет Вас внизу.
Не смотря на это, Колин надеялся, что его родители пришли поговорить с ним на тему пункта №4. На самом деле он был пессимистом, но, казалось, что он делал исключение для Катерин: он чувствовал, что они вернутся к нему.
Колин снова почувствовал, что значит любить и быть любимым. Сердце его застучало сильнее. Он подумал, что это еще не конец.
Колин снова почувствовал ее руку и услышал ее громкий, дерзкий голос, искажающийся шёпотом, когда она говорила «я люблю тебя» так быстро и так тихо, как будто это секрет, один огромный секрет. Его отец встал и подошел к нему.
- Катерина звонила мне,- сказал он. – Она волнуется за тебя.
Отец положил руку на плечо сына, они немного отошли вперед и обнялись.
- Мы очень обеспокоены, - сказала его мать. Это была женщина низкого роста с вьющимися каштановыми волосами. – И удивлены, - добавила она. – Что случилось?
- Я не знаю, - тихо сказал Колин, дыша в плечо отца, - Она сказала, что я ей надоел. Она устала. Вот что она сказала.
Его мама встала, крепко обняла его и заплакала. Колин выбрался из объятий своих родителей и сел на кровать. Он очень хотел, чтобы они покинули его комнату и оставили его в покое, пока он не взорвался. В буквальном смысле. Представьте, кишки на стенах, а части его удивительного мозга разбросаны на покрывале.
- В такой момент мы должны пересмотреть все возможные варианты, - сказал отец. Он был достаточно высокий, - Но в любом случае у тебя теперь есть немного свободного времени, чтобы отдохнуть летом. Что ты думаешь на счет летнего класса на Северо-Западе?
- Мне правда нужно побыть одному. Только сегодня, - ответил Колин, пытаясь выглядеть спокойным, чтобы родители ушли, иначе он взорвется, - Может пересмотрим варианты завтра?
- Конечно, милый, - сказала мама. – Мы будем здесь весь день. Просто спустись вниз, если тебе будет что-то нужно. Знай, мы тебя любим, и ты такой особенный для нас, Колин. Ты не должен допустить, чтобы эта девушка заставила тебя думать иначе, потому что ты самый великолепный, замечательный мальчик!
Самый особенный, великолепный, замечательный мальчик резко вскочил с кровати и бросился в ванну, где его начало «рвать» кишками. Должно быть, это взрыв.
- Ох, Колин! – закричала мать.
- Мне просто нужно побыть одному, - настаивал он. – Пожалуйста.
Когда он вышел, родители уже ушли.
Следующие четырнадцать часов без остановки и передышки, чтобы поесть или попить, Колин перечитывал свой ежегодник, который он получил за четыре дня до этого. Помимо прочего дерьма, в нем хранилось семьдесят две записи.
Двенадцатая - была просто запись, пятьдесят шестая говорит о его интеллекте, в двадцать пятой говорилось о том, что человек, который ее написал, хотел бы познакомиться с Колином поближе, одиннадцатая запись говорила, что с ним было весело на уроке английского, в седьмой написано «ученический сфинктер», а в семнадцатой «Будь спокоен!».
Колин Синглтон мог быть спокойным так же, как кит может быть худым или Бангладеш богатым. Скорее всего человек, написавший семнадцатую запись, просто пошутил. Колин подумал об этом снова и начал вспоминать своих двадцать пять одноклассников, чтобы найти того, кто мог это написать. Они учились с ним в одной школе в течение двенадцати лет - возможно, они просто хотели узнать Колина получше. Как будто у них не было шансов это сделать.
Но в основном он несколько раз перечитывал запись Катерины XIX:
«Кол,
Здесь все места, где мы были. И это все места, куда мы еще пойдем. И здесь я, шепчу тебе снова и снова, и снова: я люблю тебя.
Навеки твоя,
Ка-те-ри-на»
В конце концов, он понял, что кровать очень комфортна для его нынешнего душевного состояния, поэтому он лег на спину, выпрямив ноги. Он пытался найти анаграммы слов «навеки твоя» и нашел самую, как ему казалось, подходящую: "жар из-за горя". Колин продолжал лежать и трястись от горя, повторяя слова, написанные в этой записи, и ему захотелось плакать, но вместо этого он чувствовал только боль в солнечном сплетении и чуть ниже грудной клетки. Он продолжал повторять слово «навеки». Это было больнее, чем худший пинок под зад, который он когда-либо получал. А получал он за всю школьную жизнь немало.

ГЛАВА 2.
Боль не отпускала его до 22:00, когда довольно толстый, волосатый парень ливанского происхождения ворвался в комнату Колина без стука. Колин повернул свою голову и посмотрел на него.
- Что это, черт возьми? – почти крича, спросил Хасан.
- Она меня бросила! – ответил Колин.
- Я слышал. Слушай, sitzpinkler*, мне бы очень хотелось утешить тебя, но с помощью моего мочевого пузыря я сейчас могу потушить пожар, - Хасан пробежал мимо кровати и открыл дверь в ванную комнату.
(*sitzpinkler - немецкое сленговое слово "зануда", которое дословно означает "человек, который сидит в туалете". Ох уж эти немцы, у них на все есть свое слово. прим. aвтора)
- О Боже! Чувак, что ты ел? - пахло отвратительно. Хасан кричал о том, что думал Колин: - О, да! Туалет! Он должно быть загажен.
- Прости, если я промазал, - Сказал Хасан после возвращения. Он сел на край кровати и легонько ударил источенное тело Колина. - Я закрыл нос двумя руками, потому что запах распространился повсюду.
Колин не смеялся.
– Боже, с тобой явно что-то случилось, потому что, во-первых, шутки с запахами из туалета – мои лучшие, во-вторых, кто забывает смыть их собственные испражнения?
- Я хочу провалиться и сдохнуть, - еле слышно сказал Колин в ковер сливочного цвета.
- О, чувак, - выдыхая, протянул Хасан.
- Все, что я когда-либо желал, было то, чтобы она полюбила меня и сделать что-нибудь значимое в своей жизни. И вот смотри.
- Я вижу. Я просвещу тебя, кафир*, что мне не нравится то, что я вижу. А то, чем я сейчас дышу – тем более, - Хасан лег на кровать и на момент все страдания Колина исчезли.
(*кафир - нехорошое арабское слово, которое дословно означает "не мусульманин", но часто переводится как "атеист". прим. aвтора)
- Я просто… я просто неудачник. Что если это все из-за этого? Что если все десять лет я сидел в этой чертовой ванной и складывал очки бейсбольной статистики, чтобы надрать задницу своей вымышленной лиге, и у меня никогда не будет ее, и я никогда не сделаю ничего значительного, и я просто пустое место?
Хасан сел, положив руки на колени.
– Смотри, вот почему тебе нужно верить в Бога. Потому что я даже не ожидал иметь кубики и я счастливее, чем свинья в куче дерьма.
Колин вздохнул. Хотя сам Хасан не был верующим, он часто пытался в шутку обратить в другую веру Колина.
– Правильно. Вера в Бога. Хорошая идея. Я бы хотел верить, чтобы улететь в другое пространство на пушистой спине пингвина и трахнуть девятнадцатую Катерину в невесомости.
- Синглтон, тебе нужно верить в Бога больше, чем я когда-либо кого-нибудь встречал.
- Хорошо, а тебе нужно поступить в колледж, - пробормотал Колин. Хасан тихо вздохнул. Он пошел в школу на год раньше, чем Колин. Его приняли в университет Чикаго, но он решил взять перерыв на год. И поскольку он до сих пор не подал документы, перерыв на год медленно, но верно перерастал в двухгодичный.
- Не делай этого со мной, - улыбаясь, сказал Хасан,- Я не из тех, кто не может сойти со своего ковра или отчистить свою собственную рвоту, чувак. И знаешь почему? Потому что я получил кусочек Бога.
- Перестань миссионерствовать, - недовольно застонал Колин. Хасан запрыгнул сверху на Колина и повалил его на пол, прижав его руки, и начал кричать, - Нет Бога, кроме Аллаха и Мухаммеда с его проповедью. Давай, скажи мне это, зануда! Нет Бога, кроме Аллаха! – Колин начал смеяться, задыхаясь под весом Хасана, и Хасан начал смеяться тоже. – Я пытаюсь уберечь твою задницу от ада!
- Слезь с меня, или я попаду туда довольно скоро! – прохрипел Колин. Хасан встал и сразу стал серьезным.
- Так, что у тебя за проблема?
- Проблема в том, что она бросила меня. Я один. О Боже, я опять один! Но проблема не только в этом, я терплю неудачу во всем, ты не замечал этого? Я постоянно бывший. Теперь я бывший девятнадцатой Катерины. Бывший вундеркинд. Теперь я не чувствую себя успешным. В настоящий момент жизнь полна дерьма.
Колин объяснял Хасану несколько раз, что слова ВУНДЕРКИНД и ГЕНИЙ совершенно разные. Вундеркинды могут быстро учить то, что уже узнали. Но гении открывают то, что еще не обнаруживали. Вундеркинды учатся. Гении открывают. Большинство вундеркиндом не становятся гениями. Колин считал, что он относится к неудачному большинству.
Хасан сел на кровать и потер его второй щетинистый подбородок. - И является ли настоящей проблемой гениальность или Катерины?
- Просто я очень люблю ее - ответил Колин. Но правда заключалась в том, что эти проблемы связаны. Проблема была в том, что самый особенный, великолепный, замечательный мальчик был... нет, не болен. Она была в том, что Колин просто не имел никакого значения. Колин Синглтон отмечен, как вундеркинд, как Ветеран Конфликтов С Катеринами, абсолютный ботаник, но он не имел значения для 19-ой Катерины и для мира. А вдруг он не был ничьим парнем и ничьим гением? И это - говоря заумными словами, которые обычно употребляют вундеркинды - отстой.
- Потому что гениальность – Хасан продолжал, как будто Колин не заявил только что о своей любви, - это ничто. Ты просто хочешь быть знаменитым.
- Нет, это не так! Я хочу что-то значить в этом мире! – ответил Колин.
- Вот именно. Все так, как я и сказал. Ты хочешь славы. Знаменитый - тоже самое, что и известный. И ты ведь не собираешься быть следующей чертовой американской топ моделью? Ты просто хочешь стать следующей гениальной топ моделью, только не принимай это на свой счет – и не надо ныть из-за того, что еще не произошло.
- Ты не помогаешь, - Промычал Колин в ковер. Он повернул голову и посмотрел на Хасана.
- Вставай, - Сказал Хасан, протянув ему руку. Колин взял его руку и подтянулся, затем он попытался отпустить, но Хасан схватил ее крепче. – Кафир, у тебя есть очень сложная задача с очень простым решением.

Глава 3.

- Поездка,- сказал Колин.В ногах у него был чемодан, и рюкзак, который содержал только книги. Он и Хасан сидели на черной кожаной кушетке. Родители Колина сидели напротив них на точно такой же.
Мать Колина ритмично покачала головой, как неодобрительный метроном.
-Куда? - спросила она. – И зачем?
-Не обижайтесь, г-жа Синглтон, - сказал Хасан, положив ноги на кофейный столик.
-Подумай обо всем, что ты мог бы сделать этим летом, Колин. Ты мог бы выучить санскрит. - сказал его папа. - Я знаю, что ты давно хотел его выучить. Тебе действительно понравится просто бесцельно кататься туда-сюда? Это на тебя не похоже. Честно говоря, это просто похоже на то, что ты сдался. Все бросил.

- Бросил что, пап? - спросил Колин.

Его папа сделал паузу. Он всегда делал паузу после вопроса, а затем говорил полными предложениям без "Ммм..." и "Эээ...".

- Мне тяжело об этом говорить, Колин, но если ты хочешь продолжать расти интеллектуально, тебе необходимо работать больше, чем когда-либо прежде. В противном случае, ты рискуешь утратить свой потенциал.

- Теоретически, - ответил Колин, - я думаю, что, возможно, уже утратил его.

Может быть, это произошло потому, что Колин никогда в жизни не разочаровал своих родителей: он не пил, не кололся, не курил, не приходил поздно, не получал плохие оценки, не прокалывал язык, не делал татуировку с надписью "ЛЮ ТЯ КАТЕРИНА" на спине. Или родители чувствовали себя виноватыми, что сами довели его до такого состояния. Или им просто хотелось провести пару недель без Колина, вспомнить былые дни, романтику. Так или иначе, через пять минут Колин Синглтон был за рулем своего серого Oldsmobile, известного как Катафалк Сатаны. В машине Хасан сказал:

- Ладно, теперь нам осталось лишь поехать ко мне, забрать одежду и чудесным образом убедить моих родителей, чтобы меня отпустили в путешествие.

- Ты можешь сказать, что нашел подработку на лето. Ну, например, лагерь или что-то типа того, - предложил Колин.

- Ага, да вот только я не собираюсь лгать моей маме, потому что я не сволочь, которая может лгать своей матери.

- Хм.

- Ну, в принципе, ей может солгать кто-нибудь еще. Это уж я переживу.

- Хорошо, - сказал Колин. Пять минут спустя, они припарковались на улице Ravenswood в Чикаго и выбрались из машины. Хасан ворвался в дом, а Колин потащился за ним. Мама Хасана спала на диване в хорошо обставленной гостиной.

-Эй, мам, - сказал Хасан. - Просыпайся.

Она проснулась, улыбнулась и поприветствовала мальчиков на арабском языке. Колин ответил на арабском:

- Моя подруга бросила меня и я в депрессии, так что Хасан и я... эээ... поедем на каникулы, где... ну... надо вести машину, в общем. Я не знаю подходящего слова на арабском.

Госпожа Харбиш покачала головой и поджала губы:

- А я тебе разве не говорила, - сказала она с английским акцентом, - что бы ты не связывался с девчонками? Вот Хасан - хороший мальчик, он ни с кем не встречается. И посмотри на него, как он счастлив. Бери с него пример.

-Я знаю, и как раз буду брать с него пример в этой поездке. - сказал Колин. Хасан вернулся в комнату, с полным чемоданом вещей. «Ohiboke*, мама, - сказал он, наклонившись, чтобы поцеловать ее в щеку (*- я люблю тебя).

Внезапно Мистер Харбиш вошел в комнату в пижаме и сказал по-английски:

- Вы никуда не поедете.

- Ах, папа. Мы должны. Ты только посмотри на него. В каком он состоянии. - сказал Хасан. Колин посмотрел на Мистера Харбиша и попытался выглядеть как можно более ужасно, - Он поедет со мной или без меня, но так я смогу хотя бы за ним присматривать.

- Колин - хороший мальчик, - сказала миссис Харбиш мужу.

- Я буду звонить тебе каждый день, - добавил Хасан. - Мы ненадолго. Пока ему не станет лучше.

Колину же теперь пришлось импровизировать:

- Я собираюсь найти Хасану работу, - сказал он мистеру Харбишу. - Я думаю, что мы оба должны узнать важность тяжелой работы.

Мистер Харбиш хмыкнул в знак согласия, потом повернулся к Хасану.

- Для начала ты должен понять важность отказа от просмотра этой ужасной «Судьи Джуди». Если ты позвонишь мне через неделю и сообщишь, что нашел работу, то можешь там остаться хоть навсегда.

Хасан, казалось, не замечал оскорблений и только кротко пробормотал:

- Спасибо, папа, - Хасан поцеловал маму и поторопился выбежать из дома.

- Что за черт? – сказал Хасан, как только они сели в Катафалк. - Обвинить меня в лени - это одно. Но оклеветать имя величайшей американской судьи - это уже удар ниже пояса.

Где-то в час ночи Хасан заснул, и Колин, опьяненный пустым шоссе и хорошо взбитым кофе с заправки, ехал на юг по I-65 через Индианаполис. Это была теплая ночь для начала июня, и из-за того, что в этом тысячелетии кондиционер в Катафалке не работал, окна были открыты. И самая классная вещь в вождении машины заключалась в том, что это занятие: «Припаркуйся вот здесь, тут может быть коп, надо уменьшить скорость, поверни направо, проверь боковое стекло и да, левая полоса» отвлекалО его от потерянного звена, пустоты, дыры в его желудке…

Чтобы отвлечься, он думал о других дырах в других желудках. Он подумал об эрцгерцоге Франце Фердинанде, застреленном в 1914 году. Когда он посмотрел на кровавую дыру посередине своего тела, эрцгерцог сказал: «Ничего страшного». Но он ошибся. Нет сомнений, что эрцгерцог Франц Фердинанд был значимым для мира, хотя он не был ни вундеркиндом, ни гением. Его убийство послужило поводом к первой Мировой Войне - следовательно, его смерть привела к 8528831 другим смертям.

Колин скучал по ней. Это чувство не давало ему заснуть - и справлялось с этим лучше, чем кофе с заправки. И когда Хасан предложил остановиться на часок, Колин ответил «нет», потому что вождение заставляло его думать: «Так, не превышай скорость, боже, мое сердце бьется быстрее, а еще я ненавижу вкус кофе, так, можно проехать через…, хотя нет, все в порядке, я ведь не веду грузовик, так… правая полоса, а теперь остался только свет от фар моей машины».

Тем не менее, мысль таилась там – вне зоны досягаемости фар: его бросила девушка по имени Катерина. В девятнадцатый раз.

Когда дело доходит до девушек (а в случае с Колином это происходит часто), у каждого парня есть свой типаж. Типаж Колина Синглтона выражался не в физическом, а в лингвистическом смысле: ему нравились Катерины. Но не Кейт или Кат или Катрин или Китти или Кейтис или Рин или Трин или Кейс или, не дай Бог, Екатерина. КА-ТЕ-РИ-НА. Он встречался с девятнадцатью девушками. Их всех звали Катерина. И каждая из них - абсолютно каждая - бросила Колина.

Колин считал, что все люди делятся на два типа: те, кто бросает и те, кого бросают. Правда, сейчас многие начнут утверждать, что они выступали в обоих ролях, но эти многие не понимают всей сути: ты предрасположен либо к одной судьбе, либо к другой. Просто не все разбивают сердца. И не у всех эти сердца разбиваются.

Должно быть, поэтому он привык к взлетам и падениям. В конце концов, знакомства заканчивались всегда одинаково: плохо. Если вы задумаетесь над этим, а Колин часто над этим задумывался, то все романтические отношения заканчивались либо:

1) распадом;

2) разводом;

3) смертью.

Но Катерина 19-ая была совсем другой или, возможно, просто казалась такой. Она любила его, и он ее тоже. Да и по-прежнему любил, повторяя про себя слова "Я люблю тебя, Катерина." Имя звучало немного по-другому, когда он разговаривал с ней, и вскоре это стало не просто именем, а словом, описывающее только ее. Словом, которое пахло сиренью, которое захватывало синеву ее глаз и длину ресниц.