Источники японского средневекового права

Важным источником права Японии в средневековый период оставался обычай. Другим источником права являлся «высочайший указ» японских императоров. С XII в. вместо императорского указа появляются кодексы, которые не содержали, как правило конкретных норм права. Одним из таких кодексов был «Кодекс годов Кэмму».

В VII в., по образцу Китая, в Японии была введена надельная система землепользования. Но уже в X в. широкое распространение получило частнопоместное феодальное землевладение – сеэн.

Одним из наиболее распространенных договоров был договор купли-продажи. Хорошо были известны также договоры дарения, мены, хранения, аренды и др.

В Японии, как и в Китае, сохранялась большая патриархальная семья. Право закрепляло неравное положение членов семьи. Отец мог продавать своих детей в рабство и даже убивать их. В Японии всегда широко практиковалось усыновление.

Основы карательной политики японского государства были изложены еще в раннефеодальный период. Наиболее тяжкими в это время считались преступления против государства, личности и т. д. В периоды развитого и позднего феодализма под государственным преступлением стали понимать любое деяние, наносящее ущерб сегунскому правлению Наказания, предусмотренные японским феодальным правом, были разнообразны: смертная казнь, изгнание, клеймение, ссылка и т. д. Особенностью японского права было длительное сохранение кровной мести. Основной целью наказания становится устрашение. Право закрепляло социальное неравенство: проводя резкую грань между самураями и простолюдинами, в том числе в назначении наказания.

показать содержание

66- Нормативными актами, принятыми на рубеже XVII и XVIII веков, было придано законодательное оформление некоторым основным принципам английской конституционной монархии, важнейшими среди которых являлись: полное и исключительное верховенство (супрематия) парламента в области законодательной власти; исключительные прерогативы парламента в вотировании бюджета и определения военного контингента; отделение законодатель-ной власти от непосредственной правительственной деятельности; принцип законности в управлении; принцип несменяемости судей. Вместе с тем вопрос о взаимоотношении властей еще не был окончательно урегулирован. Король сохранял за собой право абсолютного вето в отношении парламентских актов; никакой ответственности короля перед парламентом не было предусмотрено; парламент не имел рычагов воздействия на процесс форми- рования правительства, равно как и инструментов влияния на его политику. Все это дает основания для характеристики государственного строя Англии рассматриваемого периода как дуалистической монархии.
Как уже отмечалось выше, развитие принципов Билля о правах происходило и в ходе политической (преимущественно парламентской) практики, в процессе соперничества двух политических течений — тори и вигов. Тем самым английская «конституция», состоявшая ранее из двух основных источников — парламентских актов и судебных прецедентов, — стала пополняться большой массой источников новой разновидности — т. н. конституционными обычаями, называемыми иначе — «конвенциональные нормы». Эти соглашения, рождаемые парламентской прак-тикой, даже не всегда вовремя фиксировались партийными ру-ководителями, а значение многих из этих соглашений в полной мере осознавалось и оценивалось лишь гораздо позднее. Специфика подобных соглашений состояла в том, что они (в отличие от законодательных актов и судебных прецедентов) стояли за рамками права и не подлежали судебной защите. Однако юридическая значимость этих соглашений являлась не менее существенной, чем сила нормативных актов, принятых с соблюдением со-ответствующих законотворческих процедур, ибо гарантом прочности и реальной действенности конституционных обычаев является непосредственно сам парламент как носитель верховного государственного суверенитета. А. Дайси справедливо указывает, что конституционные соглашения в своей глубинной основе обязаны основному конституционному принципу — принципу суверенитета народа.
В основном именно на указанных конституционных обычаях, фиксировавших результаты парламентской практики, строились взаимоотношения короля и парламента с Кабинетом министров — третьим важнейшим государственным органом, возникшим и оформившимся практически без всякого законодательного урегулирования в течение XVIII века. Невозможно назвать ни-каких нормативных актов, которые регулировали бы состав кабинета, его полномочия, порядок формирования, принципы взаимоотношений с короной и парламентом. Кабинет министров первоначально представлял собой коллегию из пяти-семи наиболее влиятельных членов Тайного совета, получившую наименование «правительства его Величества». Основополагающим стержнем взаимоотношений короля, парламента и кабинета министров явился принцип т. н. «ответственного правительства».
В начале XVIII века монарх формально продолжал оставаться главой государства и обладал многочисленными и широкими полномочиями. Король считался главой государства; его особа признавалась священной и неприкосновенной. Король обладал верхо-венством над церковью, в т. ч. правом назначения на церковные должности. Он принимал участие в законодательстве, поскольку ни один парламентский акт без его подписи не вступал в силу. За королем оставалось право роспуска нижней палаты. Назначения на все административные и судебные должности производились либо лично королем, либо от его имени; от имени короля вершился суд. Король представлял страну на международной арене, направлял и принимал послов, имел право заключения международных договоров, осуществлял командование вооруженными силами — армией и флотом. Он также предоставлял права гражданства, присваивал почетные титулы и звания (в том числе статус лорда, если таковой не был наследственным). К прерогативам короны относилась и чеканка монеты.
Однако в реальной жизни королевские прерогативы все более и более ограничивались. Абсолютное вето короля в отношении парламентских актов было использовано два последних раза в конце XVII и начале XVIII века: в 1692 г. король Вильгельм III не дал своего согласия на то, чтобы парламент созывался один раз в три года (впрочем, через два года он был вынужден с этим согласиться), а в 1707 г. королева Анна отказалась утвердить билль о шотландской милиции. Утратив право вето в отношении парламентских актов, корона лишилась реального рычага воздействия на законодательную сферу. Законодательная инициатива практически полностью сосредоточилась в парламенте: после 1688 г. трудно назвать хотя бы один закон, который был бы издан по инициативе короны. Право объявлять войну и заключать мир постепенно перешло из рук короля в руки парламента.
Одновременно становились все более номинальными и функции короля как главы исполнительной власти, мощным инструментом ограничения короны в данном отношении стала реализация принципа контрасигнатуры: только подпись первого министра делала любой королевский акт действительным. К тому же со времени у становления на престоле Ганноверской династии (1714 г.) возник прецедент неучастия короля в заседаниях кабинета министров. Причина была проста и прозаична — король Георг I в течение своего 13-летнего правления так и не удосужился изучить английский язык; но поскольку его министры, в свою очередь, не владели немецким языком, король объяснялся с ними по-латыни. Неучастие короля в заседаниях кабинета министров привело, с одной стороны, к значительному усилению руководящих функций премьер-министра в кабинете, а с другой — к нарастанию «отчужденности» кабинета от короля, к приобретению кабинетом фактической самостоятельности. Складывалась ситуация, которая впоследствии получила свое выражение в формуле: «Король властвует, но не управляет».

В условиях прогрессирующей утраты королем реальной политической власти задача у становления парламентского контроля непосредственно над королем теряла свою актуальность. Гораздо существенней оказывалась перспектива формирования механизмов парламентского контроля над кабинетом. Первым существенным шагом в этом направлении были законы 1705—1707 гг., снявшие запрет для министров на избрание их в нижнюю палату парламента. Дальнейшее усиление связки «парламент — кабинет» (при доминировании первого из этих элементов над вторым) происходило в конце 10-х — начале 20-х гг. XVIII века, когда стал утверждаться принцип формирования Кабинета по однопартийной, а не по коалиционной системе; первый случай формирования однопартийного правительства только из представителей победившей на выборах в парламент партии относится также ко времени правления Георга I. Из этого стало логически вытекать правило, что кабинет мог удерживаться у власти лишь до тех пор, пока он пользуется поддержкой (доверием) большинства палаты общин (хотя бы потому, что именно от нее зависело утверждение бюджета). Если кабинет стал формироваться из лидеров партии большинства, то вторая партия (в данном случае партия меньшинства) создавала организованную парламентскую оппозицию и т. н. «теневой кабинет».
В конце XVIII в. практически одновременно сложились еще два важнейших принципа. Если кабинет утрачивал доверие парламента, он либо в полном составе уходил в отставку (в данном случае имела место солидарная ответственность министров; индивидуальная ответственность министров, действовавшая в первой половине XVIII века, к концу столетия себя изжила), либо мог ходатайствовать перед королем о досрочном роспуске палаты общин и о назначении новыгх выборов. Крупный специалист по английскому конституционному праву С. Лоу по этому последнему сюжету замечал, что кабинет министров есть слуга, но отнюдь не раб палаты общин: он может посоветовать королю распустить парламент, может апеллировать к народу и предоставить ему окончательное решение спорного вопроса. Но если вновь избранный пар-ламент опять выразит недоверие кабинету, этот кабинет все-таки будет обязан выйти в отставку. А. Дайси пишет по этому поводу: «Лишиться власти и прекратить свое существование палата общин может в том случае, когда является полное основание полагать, что мнение палаты не есть мнение избирателей. Роспуск палаты есть в сущности обращение от юридического суверена к суверену политическому. Главная цель роспуска парламента есть желание убедиться, согласуется ли воля парламента с волей нации».
Первый случай коллективной отставки кабинета имел место в 1782 г. (причиной было поражение Англии в войне против своих северо-американских колоний); первый роспуск нижней палаты парламента по инициативе кабинета произошел в 1784 г. Так стала складываться существенная по своим последствиям «система сдержек и противовесов» (checks and balances) между палатой общин и кабинетом — обособленным от короля высшим органом государственного управления. Принцип «ответственного правительства» существенно пополнил государственно-правовой инструментарий английского парламентаризма, став одним из квалифицирующих его признаков.
Что касается внутренней организации кабинета министров, то здесь также происходили определенные изменения. Если первоначально кабинет формировался почти исключительно из членов палаты лордов, то к концу XVIII в. в его составе стали преобладать депутаты палаты общин. Однако наименования должностей в кабинете министров, их титулы, привилегии и оклады оставались старыми, традиционными.
После «Славной революции» 1688 г. вооруженные силы Англии (как сухопутная армия, так и флот) стали комплектоваться на принципах найма. Численность воинского контингента определялась ежегодным решением парламента; также ежегодно нижняя палата осуществляла субсидирование военных расходов. Обычной практикой было привлечение к военной службе иностранных наемников. Так, в период Семилетней войны (1756—1763 гг.) в английской армии воевали десятки тысяч наемников, в большинстве своем являвшиеся уроженцами германских государств и княжеств (известен, например, факт, когда ландграф Гессенский фактически продал Англии 17-тысячный воинский контингент за 2800 фунтов стерлингов). Полномочиями верховного главнокомандующего вооруженными силами Англии наделялся король: соответствующее решение оформлялось ежегодным решением парламента в качестве чрезвычайной меры. Офицерские должности замещались в результате покупки патентов, стоимость которых определялась местом данных должностей в шкале воинской субординации.
В течение XVIII века определенные изменения произошли и в государственном устройстве страны. В результате оформления двух уний — с Шотлацдией (1707 г.) и Ирландией (1801 г.) — власть английского парламента была распространена на всю территорию Британских островов; после унии с Шотландией объединенная страна стала именоваться Великобританией. Устанавливалась общность финансово-монетной системы, единство мер и весов во всех частях королевства. Шотландия получила 44 депутатских места в нижней палате английского парламента и 16 мест — в верхней. Вместе с тем Шотландия сохраняла свою пресвите-рианскую церковь, свою систему гражданско-правовых отношений, традиционную систему судоустройства и самоуправления. По Акту об унии с 1 января 1801 г. прекращал свою деятельность парламент Ирландии и ликвидировалась система ее местного самоуправления (это было сделано в наказание за восстание 1797 г.); представителям Ирландии было выделено 100 мест в палате общин и 32 — в палате лордов английского парламента. С 1801 г. официальным названием английского государства стало «Соединенное Королевство Великобритании и Ирландии».

Таким образом, к концу XVIII — началу XIX века основные черты организации и функционирования государственной системы Англии на принципах парламентаризма проявились с достаточной определенностью. Однако окончательное их завершение было невозможно до тех пор, пока формирование самого парламента происходило на старой основе, сохранившейся еще с дореволюционной эпохи (а фактически со времен сословно-пред- ставительной монархии, — так, действующим избирательным законом считался закон 1414 г.). Коренным изъяном старой избирательной системы являлось то, что правом посышать депутатов в палату общин обладали не непосредственно граждане, а их корпорации — сельские, городские, университетские. С юридической точки зрения нижняя палата парламента как органа сословного представительства сама являлась корпорацией, образованной из представительства исторически сложившихся территориальных корпораций.
Количество депутатов нижней палаты определялось в 558 чел. (после унии с Ирландией к этому числу прибавились 100 ирландских депутатов). Непропорционально большое число мест в ниж-ней палате имели депутаты от т. н. «гнилых местечек» (rotten boroughs), фактически назначаемые местными лендлордами. В среднем на одно местечко приходилось по 12 избирателей, но в парламенте каждое из этих местечек было представлено двумя депутатами. В местечках Гатон и Олд Сарум было всего по одному избирателю, но каждый из них направлял в парламент по два депутата. Подсчитано, что 84 наиболее крупных землевладельца контролировали почти четверть депутатских мест в палате общин. Город Лондон, численность населения которого к началу XIX в. превысила 1 млн чел. (в 1821 г. она составляла 1 млн 379 тыс. жителей), имел в палате общин 4 депутатских места, — столько же, сколько некоторые карликовые городки с 200 жителями. Многие крупные города (Бирмингем, Манчестер, Гринвич, Брайтон и др. — всего таких городов было свыше 40), выросшие в период промышленного переворота, вообще не имели своих представителей в парламенте. В течение 150 лет (с 1673 г. по 1830 г.) ни одному городу вновь не было предоставлено право избирать своих депутатов в парламент. В целом основополагающий принцип свободы выборов в парламент, декларированный Биллем о правах 1689 г., на практике не мог быть реализован.
Что касается пассивного избирательного права, то им были наделены (в соответствии с законом 1710 г.) лишь владельцы крупных состояний, приносивших годовой доход в 600 фунтов стерлингов от земельной собственности в графствах и 300 фунтов стерлингов от недвижимости в городах. Вступление в палату общин требовало уплаты значительного взноса — от 2 до 5 тыс. - фунтов стерлингов. Жалованья депутаты не получали, и это делало их еще более зависимыми от финансовых воротил и корпораций — в этих условиях подкупы парламентариев являлись весьма обычным делом.
К концу XVIII века старая избирательная система полностью себя изжила. Тем не менее она по-прежнему находила поддержку со стороны весьма авторитетных политиков. Так, Р. Пиль, один из видных лидеров торийского движения, неоднократно входивший в состав правительства (в том числе и в ранге премьер-министра), заявил при обсуждении соответствующего законопроекта: «Я буду бороться с этим биллем до последней возможности, так как я убежден, что он будет роковым для нашей счастливой формы смешанного представительства, для авторитета палаты лордов, наконец, для духа последовательности и благоразумия, с помощью которого Англия завоевала доверие всего мира. У меня нет своего "гнилого местечка", которое мне приходилось бы защищать, я сам вышел из средних классов и горжусь тем, что принадлежу к ним. Но если билль, предложенный министрами, будет принят, он внесет в нашу среду самый худший, самый дикий вид деспотизма, деспо-тизм демагогов и журналистов».
Высказывались, впрочем, и противоположные соображения. По мысли влиятельного юриста Р. Мэкинтоша, предполагаемая реформа должна явиться тем средством, «с помощью которого правительство может вернуть себе доверие нации. Высшие классы, выказывая такое доверие народу, могут рассчитывать, со своей стороны, что и народ отнесется к ним с таким же чувством».
В конце концов, общественное мнение склонилось в сторону необходимости избирательной реформы. И хотя впервые эта идея была высказана еще в 1782 г., реальные шаги в этом направлении были предприняты лишь полвека спустя. В своем конечном итоге они обеспечили условия для радикальной модернизации всей политической системы Великобритании, окончательного формирования английской модели парламентаризма в условиях конституционно-монархической формы правления.

67- 10 САЛИЧЕСКИЙ ЗАКОН - СУДЕБНЫЙ ПРОЦЕСС.

Судебный процесс носил состязательный характер. Уголовное и гражданукое судопроизводство было одинаковым. Стороны имели равные права. Процесс был устным, гласным, отличался строгим формализмом. Было 3 вида доказательств в судебном процессе: соприсяжничество (когда родственники или друзья являлись свидетелями “доброй славы” обвиняемого), сдетельства очевидцев, ордалии (когда преступник устанавливался с помощью божественной силы (существовало “испытание котелком”, от которого также можно было откупиться), к ордалии обычно прибегали, когда не было соприсяжников. Судебный процесс начинался по инициативе потерпевшего.

Судебные споры разбирались на собраниях свободных людей сотни под предводительство выборного судьи - тунгина. Приговор выносили выборные заседатели - рахинбурги. Но осуществление суда постепенно переходит в руки королевской администрации. Место тунгина занимает граф, назначаемый королем, народные заседатели избираются графом, высшей судебной инстанцией является суд короля.