Глава 15 3 страница

Ей сразу понравились его глаза, лицо, приветливые манеры.

– Нет, меня здесь не было. Я приехала минувшей весной.

– В самом деле? – Его это сообщение очень заинтересовало. – Это было до того, как сюда приехал полковник Хук с компаньоном?

Они уже миновали двор и начали подниматься по лестнице, и София была рада, что шла впереди, потому что так он не мог видеть ее лица, когда она с притворным безразличием произнесла:

– Полковник Хук? – Она покачала головой. – К сожалению, не припоминаю такого имени.

Хотя этот мужчина ей нравился, забыть о предостережении Мори она не могла.

– Это и не важно.

Когда они поднялись, в коридор из библиотеки вышел граф, с которым они едва не столкнулись.

– Полковник Грэйми! – Обрадовавшись не меньше, чем удивившись, точно так же, как и Рори чуть раньше, граф сердечно пожал руку полковника. – Скажи на милость, откуда ты взялся?

– Скажу‑скажу, ваша светлость, только сначала дай чего‑нибудь глотнуть.

София никогда не слышала, чтобы другой мужчина, кроме герцога Гамильтона, разговаривал с графом таким фамильярным тоном. Полковник произнес «ваша светлость» так же легко, как сказал бы «дружище». Но по тому, как граф принял такое обращение, она поняла, что мужчин связывает давняя дружба, и это ощущение только усилилось, когда граф хлопнул полковника по плечу и шагнул вместе с ним в гостиную со словами:

– Мама, смотрите, кто приехал!

Обрадованная графиня подошла к ним.

– Я не слышала, чтобы дверь открывалась.

– Я вошел прямо через конюшни. Госпожа Патерсон не побоялась меня проводить, хотя мы не представлены и выгляжу я, как разбойник с большой дороги.

– Так позвольте мне это исправить, – улыбнулась хозяйка дома. – София, это полковник Грэйми. Он действительно самый настоящий разбойник, что сам признает, но в нашем доме он всегда желанный гость. – Она повернулась к полковнику. – Патрик, это госпожа Патерсон, наша родственница. Она приехала к нам жить в этом году.

– Это честь для меня. – Он не склонился к ее руке, как было принято, только крепко пожал ее и коротко кивнул.

– Но вы же насквозь промокли! – всполошилась графиня. – Так ведь и простудиться можно. Пойдемте к камину, вам нужно обсохнуть.

– Я не такой слабак. У меня только плащ промок, все остальное сухо. – Он сдернул черный плащ, чтобы доказать это; графиня взяла его и разложила на каминной решетке.

– И все равно, – сказала она и указала на кресло у камина приглашающим и одновременно повелительным жестом.

Полковник повиновался, галантно кивнув, но сел только после того, как графиня и София опустились в свои кресла. Граф, который ненадолго выходил из комнаты, вернулся и вложил в руку полковника стакан, наполовину наполненный виски.

– Хотел выпить? Держи, – сказал он. – А теперь рассказывай, что привело тебя к нам. Мы думали, ты во Франции.

– Я и был там. Я высадился здесь, чуть севернее, два дня назад и сразу помчался к вам. У меня послание от вашего брата. – Он посмотрел на графиню, а потом на мгновение перевел взгляд дальше, на Софию.

Графиня сказала ему:

– Госпожа Патерсон – член семьи и умеет хранить тайны.

– Да, это я и сам вижу. – И снова возле уголков его глаз показались складочки. – Когда я спросил госпожу Патерсон, встречалась ли она с полковником Хуком, она едва не убедила меня, что он вообще ни разу не бывал в Слэйнсе.

София вспыхнула.

– Я не могла знать…

– Нет, нет, вы все правильно сделали, – успокоил он ее. – Сейчас время такое, что осторожность совсем не помешает. Сам виноват – забыл, что вы меня не знаете. Но я всего‑то хотел выяснить, видели ли вы моего племянника да как он выглядит. Мы с ним оба живем во Франции, но в последнее время наши дороги не пересекались.

София в некотором смятении сдвинула брови.

– Полковник Хук ваш племянник?

– Нет.

– Он говорит о мистере Мори, – пояснила графиня и ответила вместо Софии: – Ваш племянник пребывал в полном здравии.

– Но, я думаю, он был на меня в обиде, – вставил граф. – При такой цене, что назначена за его голову, я не мог позволить ему поехать через всю страну, чтобы встретиться с горцами, чего ему, надо сказать, очень хотелось, поэтому пришлось мистеру Мори все это время оставаться здесь, с нами.

– Вот оно что.

Взгляд полковника заставил Софию подумать, будто он видит больше, чем ей хотелось. Она даже обрадовалась, что успела покраснеть до этого, и никто не догадается, как взволновало ее упоминание о Мори и новость о том, что полковник Грэйми приходится ему дядей.

– Впрочем, – продолжила графиня, – он не жаловался. Чем‑то был занят. Мне он показался очень спокойным человеком.

– Не то что я, да? – ухмыльнулся полковник. – Да, Джона болтуном не назовешь, да и чувства свои он привык держать при себе, так что никто и не догадывается, какое у него большое сердце. Он еще мальчишкой таким был, а потом, когда стал солдатом, сделался еще более скрытным.

– Где теперь сражается его полк? – поинтересовался граф. – Во Фландрии?

София опустила глаза, чтобы не показать, как ей было интересно это узнать.

– Да, во Фландрии, но Джон не с ними. Хук оставил его у себя, в Париже. Теперь они никого, кто хоть что‑то знает о планах молодого короля, не отпускают далеко от Сен‑Жермена – боятся огласки.

Графиня строгим голосом сказала:

– Нужно быть глупцом, чтобы думать, будто об этом еще никто не знает. Судя по тому, что мы слышим, половина двора в Сен‑Жермене – шпионы королевы Анны.

– Да, вполне может быть. Несомненно, именно поэтому ваш брат решил передать послание при помощи этого. – Он постучал пальцем себя по голове. – А не доверился перу и бумаге.

– Что же за послание вы привезли?

К последним словам София уже не прислушивалась – ее охватило сильнейшее чувство облегчения, когда она узнала, что эти месяцы Мори не рисковал ежеминутно жизнью на поле боя, как она боялась, а пребывал в безопасности где‑то в Париже. Конечно, подумала она, сам он наверняка был не рад снова оказаться в клетке с невидимыми прутьями, но теперь, по крайней мере, она точно знала, что он жив и здоров.

Все остальные новости казались ей совершенно неважными. И все же она не могла не почувствовать напряженного ожидания, воцарившегося в комнате, и вновь направила внимание на то, что собирался сказать полковник, потому что поняла: возможно, настал тот самый миг, которого они ждали эти долгие недели.

Она не ошиблась.

– Меня послали сообщить вам, что в скором времени сюда из Дюнкерка прибудет фрегат, который и возвестит о начале вторжения.

Графиня, как девочка, от радости хлопнула в ладоши.

– О, Патрик! Когда? Как скоро?

– Ваш брат считает, что счет пошел на дни, так что будьте готовы. Они пришлют вестника, Чарльза Флеминга. Вы знаете молодого Флеминга?

– Да, я помню его, – ответила графиня.

– Хороший человек, – заметил полковник Грэйми. – Он передаст вам указания от короля, который последует за ним.

Разум Софии снова отвлекся, и она задумалась о своем, предоставив остальным продолжать оживленный разговор. Она повернулась к большому окну и бескрайнему морю за ним и не увидела там ничего, что могло бы сдержать ее нарастающее счастье. «Счет пошел на дни…» Эти слова волшебной мелодией звучали у нее в голове снова и снова, заглушая остальные звуки.

Она и не думала о том, что кто‑то может требовать от нее внимания, пока не почувствовала легкий толчок в бок. Очнувшись от задумчивости, она повернулась, чтобы извиниться, но рядом никого не оказалось. Граф, полковник и графиня, как и прежде, сидели в креслах и были заняты беседой. Снова это ощущение, только теперь не сбоку, а глубже, в животе. И тут она поняла, что это шевелится ее ребенок.

Первая встреча с жизнью внутри нее оставила ее в недоумении. То, что это случилось именно сейчас, – всего лишь совпадение, София это прекрасно понимала, ведь сестра Кирсти уже несколько недель твердила ей, что этого можно ждать в любую минуту, и все же она не могла отделаться от мысли, что это добрый знак и ребенок тоже обрадовался новости, что Мори скоро вернется к ним.

Графиня рассмеялась над каким‑то замечанием полковника Грэйми, и этот жизнерадостный смех настолько соответствовал настроению Софии, что она тоже рассмеялась.

Тощее лицо полковника обратилось к ней.

– Какой чудесный звук я слышу! – улыбнулся он.

– Только в последнее время мы его совсем не слышим, – переводя дыхание, сказала графиня и с любовью посмотрела на Софию. – Патрик, я вижу, нам придется просить вас задержаться на какое‑то время. Как видите, нам очень не хватает веселья.

Полковник поудобнее расположился в кресле и улыбнулся.

– И я с радостью вам его обеспечу, – заверил он ее, – покуда в моем стакане есть виски.

Джимми стоял на пороге, держа на вытянутых руках миску с крышкой, в позе волхва, принесшего богатые дары.

– Я рассказал ребятам в «Святом Олафе», как вы с Уорд‑хилла грохнулись, и они решили вам кое‑что передать.

Я отошла в сторону, пропуская его. Меня все еще пошатывало после полного погружения в работу, из которого меня неожиданно вырвал его стук. О времени я могла судить только по темноте за его плечами. Он явно явился ко мне прямиком из «Святого Олафа» – глаза его счастливо сияли, дыхание отдавало виски, но вряд ли сейчас было слишком поздно, иначе такой джентльмен, как Джимми Кит, пусть и в легком подпитии, и не подумал бы ко мне идти.

– Вам бы лучше сидеть, – сказал он, кивнув на мою забинтованную лодыжку, и освободил одну руку, чтобы помочь мне доковылять до ближайшего кресла. Из его миски исходил густой карамельный запах.

– Что это, Джимми?

– Немного перекусить принес. Сейчас я вам нож и вилку дам. – Он взял их, поставил миску на стол рядом со мной, снял крышку и показал мне огромный кусок торта шоколадного цвета, утопающий в озерце сливок и карамели.

– Это ирисовый пудинг, и нигде его не готовят так, как здесь, в «Святом Олафе».

После первого отправленного в рот кусочка я готова была согласиться, что ради такого божественного лакомства стоило растянуть лодыжку.

Когда я рассыпалась в благодарностях, Джимми лишь скромно пожал плечами.

– Не стоит. Все равно я к вам шел счетчик перезагружать.

– У меня еще остались монеты, – выпалила я.

Меньше всего мне хотелось навлекать неприятности на его сыновей, и я была уверена: он сразу заметит, что стрелка находится не там, где ей положено быть, если присмотрится внимательно. Потому я вздохнула с облегчением, когда он принял мои слова без лишних вопросов и направил внимание на «Агу».

– И с углем у вас, я погляжу, все в порядке. – Он открыл дверцу и оценивающе посмотрел на пламя.

– Да. Стюарт засыпал.

– Ах, Стюарт! – недовольно произнес он. – Он никогда не умел толком огонь развести. – Джимми взял кочергу и принялся мешать уголь, пока не добился нужного положения. – Чтоб вы знали, Стю никогда ничего не делает для других. Только для себя. Чем‑то вы, похоже, проняли бездельника.

К счастью, я в это время уплетала пудинг и смогла только пробормотать с набитым ртом что‑то невразумительное, а потом раздался спасительный телефонный звонок. Я кое‑как поднялась с кресла, и Джимми на этот раз позволил мне идти самой.

От голоса Грэма у меня потеплело на душе.

– Здравствуй.

– Привет, – негромко сказала я, покрепче прижав к уху трубку.

За спиной у меня Джимми решительно захлопнул дверцу «Аги» и поднялся.

– Я сейчас вернусь. Схожу принесу еще угля, – объявил он и, посвистывая, вышел из дома.

Грэм спросил:

– Это был мой отец?

– Да.

– Ну, значит, ты под присмотром.

– Еще как. Он принес мне ирисовый пудинг.

– Молодец. Как нога?

– Откуда ты знаешь?

– Имеются источники информации. Так как?

– Ничего страшного. Доктор Уэйр говорит, мне нужно отдохнуть пару дней.

– Эх…

– Почему «эх»?

– Потому что я хотел тебе кое‑что предложить, но, раз тебе нужно отдыхать…

– Да у меня всего лишь растяжение, это ерунда. – Я посмотрела по сторонам, проверяя, не вернулся ли Джимми. – А какое предложение?

– Я подумал, раз брат сейчас дома и присматривает за отцом, а мне неудобно к тебе приезжать, пока эти двое вокруг тебя все время крутятся… Я подумал, может, ты захочешь на выходные съездить в Абердин.

Настал мой черед говорить «эх!».

– Можешь взять с собой компьютер, – сказал он. – Рабочего времени не потеряешь.

– Дело не в этом. Я пообещала в субботу пообедать с Джейн, моим агентом, в Питерхеде.

Я не сказала ему, что приглашение распространялось и на него. О том, чтобы предъявить Грэма Джейн, пока что не могло быть и речи. Она была хуже моего папы, устраивала моим бойфрендам такие допросы с пристрастием, что ему и не снилось. А я не хотела, чтобы Грэму устраивали допрос. Он был особенный.

– Ладно, – сказал он. – Я могу заехать за тобой после обеда. У нас будет полдня и вечер. А потом целое воскресенье.

При таком раскладе, да еще когда его голос звучал возле самого моего уха, я не увидела причин упорствовать.

– Ну хорошо. Было бы здорово.

– Отлично.

Продолжая насвистывать, вернулся Джимми, и я, подпустив в голос строгости, произнесла:

– Договорились. Значит, я перезвоню завтра. Обсудим подробности.

– Я позвоню тебе, – пообещал он.

Трубку я положила с обычным деловитым видом, поэтому несколько растерялась, когда Джимми спросил:

– Это был мой сын?

В это мгновение я подумала о том, как хорошо, что он смотрит не на меня, а на ведро для угля. Он не видел, как я оторопела. Не поднимая головы, он заметил:

– Он добрый парень, Стюарт‑то, но иногда может быть страшным занудой.

Я выдохнула и расслабилась.

– Нет, это не Стюарт, – сказала я и, посчитав это выгодным тактическим ходом, прибавила: – Это была Джейн, мой литературный агент. Вы помните Джейн?

– Да. Разве ж такую забудешь?

– Я в эту субботу обедаю у них в Питерхеде, – поведала я и беззаботным тоном промолвила: – Не знаю, может, я останусь у них на денек. Проведу с ними выходные.

Джимми это показалось хорошей идеей, о чем он и сообщил:

– Конечно, вы же не можете здесь торчать все время. Люди без доброй компании с ума сходят.

Глядя, как он развязывает мешок с углем и высыпает его в ведро, я подумала, как, наверное, ему должно быть одиноко самому. Мне вспомнился рассказ Грэма о том, как его отец сдал после смерти жены. Да, у него были сыновья и свои приятели в «Святом Олафе», но это совсем не то, что жить вместе с женщиной.

Поэтому, когда он покончил с углем и хотел из вежливости уйти, я попросила его заварить чай, потом поинтересовалась, не хочет ли он задержаться и почаевничать со мной, и следующие два часа мы сидели за столом, разговаривали, смеялись и играли в «джин рамми»[8]картами, которыми я раскладывала пасьянсы.

Джимми был прав, когда сказал, что иногда компания лучше одиночества.

XIV

Полковник Грэйми сдержал слово и остался.

София посчитала, что он решил задержаться не только ради того, чтобы увидеть прибытие фрегата, возвещающее начало королевского вторжения, но еще и потому, что ему очень понравился прием, который ему оказали в Слэйнсе. Так или иначе, его общество доставляло ей изрядное удовольствие. Она даже начала завидовать Мори из‑за того, что его обаятельный дядя не похож на ее дядю Джорджа, как день не похож на ночь. Полковник был разговорчивее племянника и без труда подмечал забавные стороны повседневной жизни. Однако он был в достаточной степени похож на Мори, чтобы рядом с ним она чувствовала себя не скованно.

С его появлением Слэйнс будто ожил, потому что, как и племянник, он не мог долго сидеть без дела. Если тело полковника Грэйми переставало двигаться, его разум терял покой и начинал требовать разнообразия. Почти каждый вечер он звал их играть в карты и учил всем новым играм, бывшим тогда в фаворе у придворных французского короля в Сен‑Жермене. А одним дождливым вечером он начал учить Софию игре в шахматы.

Он сказал:

– Вы достаточно умны для этой игры. Это дано не каждой женщине.

Похвала эта ей очень польстила, но втайне она чуть‑чуть испугалась, что может не оправдать его ожиданий. С замиранием сердца она следила за тем, как он расставляет фигуры на деревянной доске, которую положил между ними на небольшом столике в библиотеке. Фигурок было так много и все разные: башенки и лошадиные головы, епископские митры по бокам от двух коронованных особ ростом повыше остальных, глядевших на нее с сомнением. Все они были тонко выточены из дерева и выкрашены одни черной, другие белой краской, которая от времени уже начала осыпаться.

– Мне не везет в играх, – призналась София.

– Эта игра не на везение. – Он выставил в ряд восемь одинаковых фигурок размером поменьше перед уже стоящими. Бросив на нее ободряющий взгляд, он сказал: – Здесь главное – стратегия. Это, если угодно, сражение между вашей армией и моей. Мой ум против вашего ума.

Она улыбнулась.

– Тогда ваша армия наверняка победит.

– Нельзя начинать сражение, не веря в победу. Но позвольте, я вам для начала покажу, как играть. – Он был солдатом и принялся учить ее, как ходят фигуры, с точки зрения военного – начал с авангарда. – Этим маленьким человечкам, которые называются пешки, не положено принимать решения. Ходить они могут только на одну клетку вперед, ровной линией одна за другой, кроме тех случаев, когда на них нападают. Когда это происходит, они движутся вслед за рукой, наносящей удар мечом, то есть по диагонали, видите? – Придвинув свою пешку к ее пешке, он показал. – Теперь конница, идущая сзади. Они могут двигаться намного быстрее, потому что скачут верхом, да и вообще храбрые ребята…

И так, фигура за фигурой, он раскрыл ей назначение всех тактических единиц и расставил их на поле боя. Играя первую партию, при каждом ее ходе он подолгу объяснял, какие у нее есть варианты, какую фигуру и куда можно двигать, но советов не давал. Выбор оставался за ней, и он либо одобряюще кивал, либо с добродушной улыбкой бил фигуру, которую она подставляла под удар.

София старалась учиться на каждой своей ошибке. И хотя полковник победил, как она и подозревала, ей было трудно скрыть радость от того, что она все же заставила его пару раз задуматься. Еще больше она возгордилась, когда полковник сказал ей:

– Вы удивительно хорошо сыграли. Я же говорил, что вы достаточно умны.

– Мне понравилась эта игра.

– Я вижу. – Он улыбнулся. – Если хотите, можем после ужина сыграть еще раз.

Ее мастерство росло с каждым днем.

– На этот раз она победит, полковник, – однажды утром обронил граф, лениво наблюдавший за игрой из своего кресла в библиотеке.

– Хм, возможно, вы правы.

Сложив перед собой руки домиком и тихонько посвистывая сквозь зубы, полковник рассматривал комбинацию на доске. Он не спешил. Сделанный им ход показался Софии ошибкой – она почувствовала, что перемещение этой фигуры ослабляет его позицию и дает ей возможность пойти в атаку. Но, воспользовавшись этой возможностью, она поняла, что на самом деле сама ошибалась, – полковник Грэйми молча передвинул ладью через всю доску и произнес:

– Шах.

Такого она не ожидала и уставилась в растерянности на ладью, готовую побить ее короля. Видя ее смятение, полковник Грэйми назидательно произнес:

– Нужно следить за всем полем и использовать в первую очередь ум, а уж потом оружие. Когда вы увидели, как я передвинул слона, первым делом вы захотели взять мою туру, которую я оставил незащищенной, верно? Большинство новобранцев, попадая на поле боя, тоже думают, что их наиглавнейшая задача – бежать на противника и причинить ему как можно больше вреда.

– А это не так?

Он покачал головой.

– Не всегда. На войне, как и в шахматах, также нужно защищать короля. – Он улыбнулся снисходительной улыбкой умудренного опытом человека, прощающего ее неопытность и юность. – Ни одно сражение нельзя назвать победой, если погиб король.

София кивнула, нахмурилась и опустила взгляд на доску. Хода, который мог бы вывести из‑под удара ее короля, она не видела, но знала, что он должен быть, потому что полковник сказал не «мат», а только «шах». Упрямо сосредоточенное на маленьких фигурках внимание смогло поколебать только появление в библиотеке графини.

Губы ее были плотно сжаты, брови напряженно сошлись к переносице.

– К нам пожаловал еще один гость, – обратилась она к сыну. – Этот человек мне не нравится. Он доставил письма от графа Маришала, но почему‑то я не доверяю ему.

Гость дожидался их в гостиной. Это был уже немолодой мужчина, лет шестидесяти или даже больше. Однако к этому почтенному возрасту он сохранил телесную мощь и твердые черты Лица. Руки у него были такие огромные, что, казалось, поглотили ладонь графа, когда они обменялись формальным рукопожатием. Он был выше графа, то есть много выше шести футов, что вместе с нарядом горца делало бы его фигурой весьма устрашающей, даже свирепой, если бы лицо незнакомца не несло отпечаток усталости человека, тертого временем.

– Дьявол, да это же капитан Огилви! – воскликнул полковник Грэйми, последним вошедший в комнату.

Графиня повернулась к нему.

– Вы знакомы?

– Да, мы вместе служили во Франции, – ответил полковник Грэйми и с видимым удовольствием направился к старшему товарищу для приветствия. – Сто лет друг друга знаем. Рассказывай, как дела.

Капитан Огилви тоже был рад встрече с сослуживцем и, отвечая, немного выпрямил спину.

– Более‑менее, только стар я уже для войны. Другим приходится на кусок хлеба зарабатывать. – По его тону София догадалась, что для него это стало горьким разочарованием, переменой, с которой трудно примириться. – А сам‑то как? Я‑то думал, ты во Фландрии.

– Мне дали увольнительную. Разрешили съездить в Шотландию по семейным делам, – ловко выкрутился он. – Да мне уж скоро возвращаться.

Стоящая в стороне графиня наблюдала за неожиданной встречей друзей с непроницаемым лицом, по которому нельзя было судить, о чем она думает. София сама не понимала, чем мог ее насторожить Огилви. Глаза его показались ей очень даже добрыми, когда ее представили старому воину.

– Вы, должно быть, устали, – сказала графиня, – если скакали всю дорогу от графа Маришала. Оставайтесь в Слэйнсе. Отдохнете с дороги, наберетесь сил.

Огилви низко поклонился.

– Вы очень добры, ваша светлость, – с благодарностью промолвил он.

Она улыбнулась.

– Ну что вы. Я позову человека, он проводит вас.

Когда капитан ушел, улыбка исчезла с лица графини, и она повернулась к полковнику Грэйми.

– Патрик, расскажите мне все, что знаете об этом человеке.

– Он заслуживает доверия, – напрямик ответил полковник.

– Почему?

– Потому что Стюартам он послужил больше, чем вы или я. Двадцать лет назад он воевал за старого короля Якова и был в числе тех отважных горцев, которые под командованием Данди на перевале Килликранки разгромили англичан. А когда потом удача снова отвернулась от них, он с другими горцами последовал за королем Яковом в изгнание. Их было полторы сотни, и, пожертвовав всем, что имели, чтобы служить Якову, они стали жить на скудное солдатское жалованье. На Рейне есть остров, который до сих пор зовется Шотландским, потому что они захватили его, как настоящие горцы, просто подошли к нему ночью, взявшись за руки, по плечи в воде, и отбили его у более сильного противника. Французский король считает их легендой, как и все в Сен‑Жермене. Но их осталось совсем немного. Когда я впервые встретился с капитаном Огилви десять лет назад, из полутора сотен в живых оставалось лишь двадцать человек. Сейчас наверняка и того меньше.

Эта история, похоже, тронула молодого графа.

– Я слыхал об этих горцах, но никак не думал, что один из них появится у меня дома. – Выступив вперед, он сказал полковнику: – Конечно же, мы ему рады.

– Да, спасибо, Патрик, что развеяли мои тревоги, – подхватила графиня.

Однако София, внимательно наблюдавшая за ней, отметила про себя, что некоторые сомнения не покинули ее.

Зато было ясно видно, что полковник Грэйми лишен каких бы то ни было сомнений. На следующее утро, когда они с Софией стали доигрывать прерванную партию, дверь распахнулась и в библиотеку вошел Огилви. Увидев их, он извинился и хотел уйти, но полковник Грэйми остановил его.

– Заходи, капитан. Присоединяйся.

– Если я вам не помешаю.

– Вовсе нет. К тому же, когда есть зрители, это только улучшает игру.

София сомневалась, что ее игру этим утром может хоть что‑либо улучшить. Ее король все еще беспомощно стоял под ударом. Пока капитан Огилви усаживался в кресло у камина, она снова внимательным взглядом окинула расположение фигур на доске в надежде найти способ спасти короля от опасности.

Полковник Грэйми наблюдал за ней, не скрывая любопытства.

– Короля можно спасти, – сказал он.

– Но вы же не станете подсказывать мне?

София знала, что он не станет этого делать. Он никогда не говорил ей, как ходить, и не давал советов, лишь поначалу, когда только учил ее правилам, помогал направлять мысль в нужное русло.

Так он и сейчас поступил.

– Нужно задействовать вашу королеву.

– Мою королеву… – Она смотрела на фигуры, но все также не видела нужного хода. А потом ее внезапно озарило. – А! – воскликнула она и передвинула фигуру.

– Вот видите. – Полковник улыбнулся, как учитель, гордящийся успехами ученика. – Теперь ваш король в безопасности. По крайней мере, – лукаво прибавил он, – пока.

Огилви наблюдал за ними без особого интереса, но София знала, что в скором времени его одолеет желание что‑нибудь рассказать. Прошлым вечером весь ужин он развлекал их разными занятными историями, которых за долгие годы жизни накопил немало, и рассказывать их доставляло ему изрядное удовольствие. И Софии нравилось слушать их. Рассказы о приключениях и подвигах бывалого воина захватывали ее. Хотя, нужно сказать, что она слушала бы, даже если бы в них не было ничего интересного, потому что сердце ее было не настолько черствым, чтобы отказать такому человеку, как Огилви, дни славы и величия которого остались позади, в праве оживить былые времена рассказами о них.

– Да, – промолвил Огилви, устраиваясь в кресле. – Часто такое бывает, что королева может спасти короля. Наш юный король многим обязан своей матери. Его бы уже и в живых не было, кабы не храбрость его матери, которая увезла его из страны.

Полковник Грэйми тоже почувствовал, что сейчас последует рассказ.

– Расскажи юной даме, как все произошло. Она в то время была малым ребенком.

Огилви, взглянув на Софию и увидев, что она готова слушать, приступил к рассказу:

– Ну так вот. В ту пору молодому королю – а звали его тогда принцем Уэльским – было всего полгода от роду. Время было примерно такое же, как сейчас, первые дни декабря, стояли страшные морозы, дул ледяной ветер. Дела у старого короля тогда шли совсем плохо. Он терял власть в королевстве не по дням, а по часам. Большинство его генералов, и Мальборо с ними, покинули своего короля и перешли на сторону Вильгельма Оранского. Да что там, его родная дочь и та тайком сбежала от него. Для него это стало страшным ударом. Ножом в сердце, ведь его предала дочь, которую он любил. После того он проиграл немало сражений, своя участь ему стала безразлична, зато ему была очень небезразлична судьба его жены и маленького сына, принца Уэльского. Он знал, что малышу грозит опасность: виги пустили ложный слух, что Яков, мол, не родной сын королевы. Лживые псы! – с чувством воскликнул он. – Да и как он мог быть ей не родным, если, когда она разрешалась, рядом с ней, как и положено, стояла целая толпа свидетелей? Я… – Он осекся. Волнение, охватившее его, оборвало рассказ.

София знала то, чего не мог знать он. Он не мог знать, чего стоило Марии Моденской выдержать подобное унижение, да и сама София не догадывалась, как такое вообще может выдержать женщина. Выносить дитя, произвести его на свет и потом доказывать, что это твой ребенок, тем, кто считает иначе… Нет, о таком и думать было страшно. София подавила почти неосознанный порыв положить руку на живот, когда Огилви, успокоившись, продолжил:

– Но старый король решил отослать королеву и принца Уэльского из Лондона и переправить их во Францию. Знали об этом лишь несколько человек. – Огонь в камине отбросил тень на его выразительное лицо, когда он подался вперед, чтобы и их посвятить в тайну. Продолжил он так уверенно, будто сам все видел и слышал: – За ужином, в тот вечер, когда был запланирован побег, королева села за стол. Она была спокойна. Сыграла свою роль так, что ни одна живая душа ничего не заподозрила. А потом ушла к себе, сняла свой королевский наряд, надела простое платье и замотала принца в узел, как будто она служанка и несет белье в стирку. Ей дали двух надежных человек для охраны. Тайными ходами они вышли из Уайтхолла и, прячась от случайных глаз, поспешили к дожидавшейся их карете, чтобы ехать к реке.

София затаила дыхание, когда в своем воображении стала пробираться вместе с королевой сквозь настороженные тени. Она даже закусила губу – так ее увлекло повествование.

– Ночь была такой темной, – продолжил Огилви, – что они даже друг друга почти не видели. Перебраться через Темзу при безумном ветре да в дождь было затеей опасной. Но, когда они наконец добрались до другого берега, кареты с шестеркой на условленном месте не оказалось. Королеве пришлось укрыться от непогоды у церковной стены, где ее того и гляди могли заметить, и ждать, пока ее люди найдут другую карету. Их чуть было не поймали. Божье провидение охранило беглецов той ночью, когда их едва не перехватили на дороге в Грейвсенд. Все же они добрались до берега и встретились с теми, кто должен был плыть с ними во Францию. Плавание было ужасным, но королева ни разу не пожаловалась. Удивительно отважная женщина, – провозгласил полковник. – Кабы не ее отвага, не было бы у нас сегодня короля, потому что, останься они в Лондоне, их бы уже ничто не спасло.