По законам звездной стаи 12 страница

Димка подвывал от боли и унижения и тащил Юрия в койку, надеясь там замолить грехи, хотя это по‑прежнему не доставляло ему никакого удовольствия. Но в последнее время Люксенштейн снисходил до него редко. В постели Дима оставался нескладным неумехой, потому Юрий предпочитал развлекаться с другими. Димку такое положение дел вполне устраивало. Беспокоило только одно: как бы продюсер не кинулся «делать звезду» из кого‑то другого…

Огорчало отсутствие денег. Люксенштейн давал своему подопечному не так уж много. С работы Дима уволился сразу, как только подписал контракт, а теперь не знал, как заработать. Впрочем, прежней работы ему было не жаль. Что это за должность – ночной сторож, если он уже без пяти минут звезда?! Выступать по клубам Юрий не разрешал и вообще приказал нигде сильно не светиться. А что значит – «не светиться»?! Никуда не ходить и сидеть дома, как Егор?

Пока они жили вместе, проблем не было. Егор забивал холодильник продуктами, одалживал деньги, никогда не заикаясь о возврате. Дима уходил веселиться в клуб, Егор оставался дома: работал, смотрел телевизор, много читал.

– Неужели тебе не хочется где‑нибудь потусить? – недоуменно спрашивал Дима, укладывая гелем непокорные вихры. – Что это за жизнь, если ты не развлекаешься?

Егор отрывался от книги;

– А что там может быть интересного? Я в клубы хожу работать. Если хочется потанцевать и выпить, я там же и остаюсь. Моя профессия предполагает постоянное общение с людьми, большей частью незнакомыми. Всех нужно разговорить, проникнуться, стать лучшим другом, иначе они не скажут тебе ничего интересного… Я, бывает, за вечер так «наотдыхаюсь», сил нет до подушки дойти, а еще статью писать… Нет, Димася, ты уж как‑нибудь без меня…

– Но ты все время валяешься и читаешь, – возразил Дима. – Вчера читал, сегодня… Чего в этом может быть интересного? Лучше телик посмотреть. Мне вчера кучу дисков принесли…

– Дим, при хорошей фантазии книга куда лучше кино, потому что у тебя в голове вертятся свои картинки, – ответил Егор, и в голосе его почудилось легкое раздражение. Дима присел рядом и, перевернув книгу, посмотрел на обложку.

– Соммерсет Моэм. «Театр»… И что? Это интересно?

– Очень.

– Про что?

– Про актрису. Попробуй сам почитать, тебе должно понравиться.

– Да ну на фиг, – отмахнулся Дима и снова подошел к зеркалу. – Блин, прыщ выскочил… Что делать, блин… на самом видном месте…

– Выдави, – равнодушно посоветовал Егор.

– Да ну, потом красное пятно будет…

– Тогда красиво декорируй синей изолентой.

– Да, – проныл Дима, – хорошо тебе! Вон, с собой ничего не делаешь, помылся, волосы ладонью пригладил – и как с картинки. Вот как тебе это удается?

– Холод, голод и крем «Ромашка» – вот рецепт моей красоты, – буркнул Егор уже с заметным раздражением. – Димка, отстань, дай отдохнуть спокойно.

– Злой ты, – надулся Дима. – Уйду я от тебя.

– Адьёс! – помахал рукой Егор и углубился в чтение.

Дима вздохнул и отправился в ванную. Ликвидировав прыщ, он помахал Егору рукой и удалился на вечеринку.

Беззаботная жизнь затягивала все сильнее. Новые друзья и подруги находились сами собой. Несмотря на просьбы Люксенштейна не рассказывать о новом проекте, Димка болтал языком направо и налево. Новые знакомые охотно попивали за Димкины деньги, кивали головой, но не очень‑то верили. Приходилось доказывать свою правоту. Часто вся компания заваливалась в квартиру часов в пять утра. Егор выползал из своей комнаты, невыспавшийся и злой, вяло знакомился с новоприбывшими, сидел с ними часа два, а потом уезжал на работу. Гости, часто такие же лимитчики, как и Дима, не имея своего угла, предпочитали зависать на квартире как минимум до обеда, выжирали холодильник. Потом вся толпа снова неслась на вечеринки… Егору эта вакханалия быстро надоела. Прожив с Димой в одной квартире чуть больше месяца, он съехал на свою прежнюю квартиру, оставив короткую записку. Поначалу отсутствие приятеля никак не отразилось на жизни. Дима продолжал веселиться, умудряясь при этом ездить на репетиции. Но, черт побери, как это все было долго: запись в студии, фотосессии, танцы по расписанию! А душе хотелось совсем другого. Дима представлял себя на сцене, в лучах прожекторов, продюсер же процесс подготовки к триумфу затягивал до бесконечности. Судя по всему, на сей раз Люксенштейн решил не идти по проторенной дорожке, раскручивая «поющие трусы», а готовил проект, который должен взорваться, как бомба. Дима этого не понимал и, поскуливая, спрашивал: когда же он, наконец, выйдет на сцену?! Люксенштейн отмалчивался или грубо велел подопечному не лезть не в свое дело, запрещал курить, пить и жрать сладкое.

Сладкое Дима и без того не любил, но молодая душа бунтовала, а нерастраченный талант требовал выхода. Не вынося ограничений своей свободы, Дима прогуливал занятия по вокалу и хореографии, иногда случались и более неприятные казусы.

Вот и сегодня он обнаружил, что его новая шикарная дубленка бесследно испарилась вместе с ночными гостями. Пропал кошелек, смартфон и подаренная Юрием золотая цепь. Походив по квартире, Дима убедился, что почти весь его новый гардероб гости вынесли в его же сумке. Он пришел в ужас. Вечером ему предстояло спеть две песни перед спонсорами в закрытом клубе, выступая на разогреве у подзабытой звезды диско восьмидесятых годов из США. Но ехать на ответственное мероприятие было не в чем. Натянув старые джинсы и раскопав в шкафу пакет со старой осенней курткой, Димка полетел к Егору, надеясь, что застанет его дома. Только в метро, где он потратил почти последние деньги, он подумал, что надо было позвонить. Да, смартфон со всеми телефонами украли, но домашний телефон он еще помнил!..

Дверь подъезда была новой, с блестящим кодовым замком, видеокамерой над входом и домофоном. Дима потыкал по кнопкам, надеясь, что сейчас его впустят внутрь, но в квартире Егора никто не отозвался.

Дима злобно выругался. Ну да, Егор же теперь работает на телевидении, пропадает там днями и ночами, недавно вел новогоднюю дискотеку, куда так хотел попасть и он, Димка, уже в качестве артиста…

Что теперь делать?

Поехать больше не к кому, да и денег нет. Наизусть телефон продюсера он не знал, впрочем, обращаться к Люксенштейну было страшно: убьет, когда узнает, что Димку обокрали его же дружки. Ребята из «Тротила» на гастролях не то в Ижевске, не то в Череповце… впрочем, это неважно. Их номера тоже остались в украденном смартфоне. В горле предательски запершило. Дима часто задышал, стараясь справиться с волнением. Коленки тряслись от злости и страха. Если он сегодня не появится в клубе, Люксенштейн выбросит его на улицу, как оплешивевшего щенка, не оправдавшего ни вложенных в него средств, ни ветвистой родословной…

– Привет, – послышался за спиной удивленный голос. – Чего это ты тут делаешь?

«Только этого мне не хватало», – подумал Димка и обернулся.

Позади, нагруженная какими‑то пакетами, стояла Марина. Она оглядела Диму с ног до головы, и на ее круглой физиономии явственно отразилось злорадство. Линялые штаны, куртка, которую он покупал еще в прошлом году и по недоразумению не выбросил… О да, она помнила эту куртку! Марина наверняка решила, что продюсер избавился от Димки и он вернулся туда, где его никто не ждет.

– Привет, – по возможности беззаботно сказал он. – У вас тут новая дверь, я смотрю. А я к Егору пришел.

– А его нет, – весело сказала Марина.

– Откуда ты знаешь?

Вместо ответа она ткнула пальцем в асфальтированный пятачок у дома, где ровным рядком стояли авто разных мастей и цветов.

– Его машины нет. Ну, как там поживает наш российский шоу‑бизнес? Когда мы уже наконец услышим твои золотые хиты?

– Скоро, – буркнул Дима. – Ты телефон Егора знаешь?

– Знаю, – хохотнула Марина. – А что?

– Одолжи телефон, мне надо срочно с ним связаться.

– А я по пятницам не подаю, – хихикнула она, но глаза были злыми.

Марина придвинулась ближе и подергала рукав Димкиной куртки:

– А чего это ты так странно одет? Ба, какое ретро… Кажись, мы этой куртейкой еще на старой хате укрывались. Золотые были денечки, да, Димася? Жили вместе, спали вместе, последним куском делились. А потом Димочка нашел себе продюсера, а меня, бедную‑несчастную, бросил в квартире, за которую по нелепой случайности, разумеется, забыл даже заплатить…

– Марин, дай телефон, – вежливо попросил Дима, хотя внутри уже бурлила смешанная с гневом кровь.

Но Марина его не слушала.

– И дружок его хорош. Вместе с ним съехал… Правда, он вернулся быстро, зато с новой кралей, дылдой патлатой. Теперь на телевидении пропадает, в гости не зовет, совсем зазнался… А как что случись – мы к Мариночке бежим, да, Дима?

– Я не к тебе пришел, а к Егору, – разозлился Дима. – К тебе бы я никогда не пошел. Вспомни, как ты меня из дома гнала, хотя эту квартиру я нашел, как я на лестнице ночевал, на холодном полу, пока ты с хачиками трахалась!

– А тебе от этих хачиков ничего не перепадало? – заорала Марина и швырнула пакеты на землю. В целлофане что‑то хрустнуло, но она не обратила на это внимания. – Кто потом по холодильнику шарил? Да ты за все время поесть ни разу не купил!

– Зато я за квартиру платил! – завопил Димка, не видя, что на них уже оборачиваются прохожие, с любопытством придвигаются поближе к скандалу местные старушки, опасливо останавливаются дети. – Ты частенько «забывала» в баночку денежку положить!

Струя воздуха попала не в то горло. Димка закашлялся и согнулся пополам. Марина злобно фыркнула, подняла пакет и пошла к дверям. Из пакета текла какая‑то мутная струйка, но девушка этого не замечала.

– Дай телефон, – попросил Дима. – Пожалуйста.

– Ты же к Егору шел? – округлила брови Марина в деланом удивлении. – Вот к нему и пи…уй. Давай! К Останкино прямо и направо. К утру будешь на месте.

Марина приложила к замку электронный ключ. Замок по‑журавлиному закурлыкал, дверь открылась. Девушка сделала шаг внутрь.

– Марин, погоди, – заныл Дима. – Ну, прости меня, я не хотел тебя обидеть! Я в дурацкую историю попал. Мне помощь нужна…

Марина, приостановившаяся было на пороге, сделала шаг внутрь и начала закрывать дверь, чуть медленнее, чем требовалось.

– Хочешь, я тебе устрою встречу с Люксенштейном прямо сегодня? – крикнул Дима.

Дверь замерла. Марина высунулась наружу, как мышь, готовая в любой момент юркнуть в норку.

– А разве ты сейчас можешь? – недоверчиво спросила она. – Он же тебя выгнал…

– С чего ты взяла?!

– Ну… – Марина неопределенно махнула рукой в сторону Димки. Тот оглядел себя с ног до головы и чертыхнулся.

– Ай, да меня обокрали просто… тут такое дело…

Дима вкратце объяснил, как проснулся сегодня дома без денег, вещей и телефона. Марина слушала, хмурясь и кусая губы.

– Я сегодня должен быть на встрече в загородном клубе, – пояснил Дима. – Времени мало. Я должен петь для потенциальных спонсоров. Попрошу Юру, может, он разрешит и тебе спеть. Но даже если не разрешит, хоть познакомишься с ним, кассету дашь ему, или что там у тебя… диск… Только скорее решай, часики тикают…

– Егор‑то тебе зачем? – подозрительно спросила девушка.

– Денег занять. Не поеду же я туда в таком виде.

Марина ненадолго задумалась, а потом снова потянула на себя дверь.

– Ладно, жди тут, я сейчас.

– Дай телефон, я хоть ему позвоню, – взмолился Дима.

– Погоди пять минут, я отнесу продукты, возьму гитару, и поедем вместе…

– Да какая гитара! – заорал Димка, уже не беспокоясь, что его могут услышать прохожие. – Тут время на секунды идет. Это же за городом, туда ехать надо часа два! А еще к Егору пилить через всю Москву! Тебя что, карьера заботит или продукты?

Марина с сомнением посмотрела на пакет, а потом, недолго думая, засунула его в урну. Димка перевел дух. Девушка вытащила из кармана недорогой сотовый и набрала номер Егора.

– Да, Марин, – послышался в трубке его недовольный голос. – Говори быстрее, я занят…

– Это я, – заорал Дима и вырвал телефон у Марины. – Гош, долго рассказывать, меня обнесли, а сегодня встреча. Я тебя умоляю, займи мне денег… Много, Гош, мне…

Марина многозначительно кашлянула.

– … Нам надо сменить одежду. Да, выступить. Буквально до утра, завтра я тебе все верну… Да, да, хватит. А куда? Хорошо, мы едем.

Дима повернулся к нервно гарцующей на месте Марине.

– Он не может к нам подъехать, программу снимают в Лужниках. Поехали, он нас подберет по дороге.

– Димочка, только мне обязательно еще надо в салон красоты, – запричитала Марина. – Мы успеем?

– Егор нас подвезет немного, – рассеянно сказал Димка. – А там видно будет. Успеем, хорошо, не успеем – переночуешь у меня, все равно после выступления Люксенштейн в мою квартиру поедет…

Вспомнив, в каком состоянии находится его квартира, Дима вздохнул. Все‑таки, когда Егор жил с ним, и о продуктах не надо было заботиться, и пыль вытирать. Егор беспорядка не выносил и всегда прибирался после гостей, пусть даже незваных.

Схватив Марину за руку, Дима побежал к метро. Девушка с трудом успевала за ним, задыхаясь и скользя на мерзлом обледенелом асфальте.

Вот оно как бывает…

Не думала не гадала, а судьба повернулась лицом, да еще и улыбнулась, как известный шоумен, знаменитый не столько ролями, сколько лошадиными зубами. Конечно, плохо, что она такая растрепанная, непричесанная и не накрашенная, но хорошее платье все скроет, а волосы можно просто распустить… естественность нынче в моде. Расталкивая людей на эскалаторе, Марина неслась за Димой, прокручивая в голове тексты собственных песен. Да, пожалуй, она споет «Песок времен», «Колыбельную» – душевные и печальные песни, хорошо раскрывающие ее данные. А если попросят что‑нибудь повеселее, можно «Весну» и «Любовь под луной»…

На платформе Димка как‑то растерялся и заметался на месте. Он странно оглядывался по сторонам, точно не зная, в какую сторону им ехать. Марина потащила его влево.

– В Лужники туда! – крикнула она.

Из тоннеля донесся приглушенный рев. Толпа приготовилась к штурму. Электричка остановилась на краю, выплюнув из чрева суетливый рой пассажиров. Ожидавшие на станции бросились в бой. Марину внесло потоком внутрь и затолкали в дальний угол. Придавленная тучной бабулькой со стойким запахом чеснока из беззубой пасти, Марина морщилась и вертела головой, разыскивая Димку.

– Что ты вертишься, как вошь на гребешке, – разозлилась старуха.

– Отъ… сь, калоша старая, – грубо ответила Марина, вытягивая шею, вглядываясь в глубь вагона. За стойкими рядами пассажиров Димки не было видно. Он что, нашел свободное место и сел?..

– Нет, вы смотрите какая хамка! – возмутилась бабка. – Ишь, проститутки, понаехали тут, дыхнуть от вас невозможно!..

– Осторожно, двери закрываются, – бесстрастно объявил анонимный женский голос. – Следующая станция Кропоткинская…

Двери зашипели и закрылись. Марина переступила, отдавила бабке ногу, но прежде чем та зашлась в визгливой, похожей на лай простуженной собаки брани, посмотрела в окно.

Димка стоял на платформе, наполовину скрытый колонной, и смотрел прямо ей в глаза. Когда он понял, что девушка его заметила, усмехнулся и издевательски помахал ей. Марина охнула и сунула руку в карман, но тут же вспомнила, что мобильный остался у Димы и позвонить Егору, чтобы узнать о месте их встречи, она не сможет.

Поезд влетел в черный зев тоннеля.

Марина прислонилась к щуплому, покрытому побитым молью сукном, плечу старухи и расплакалась.

Стоя в темном зале перед стойкой микрофона, Дима умирал со страха. Народу в клубе было немного. Людей с улицы сюда не пускали. Здесь, в зале с классическим интерьером, собирались известные политики, кремлевские чиновники, которым нужно было обсудить важные вопросы с предпринимателями, совсем недавно отучившимися говорить «чисто конкретно», носить спортивные костюмы на важные встречи и стричься наголо. Теперь за низкими лбами бизнесменов копошились пауки‑мысли, что не все в Москве можно решить силой, пальбой и поножовщиной… Неприметный серый человечишка в деловом костюме, с портфельчиком, набитым важными бумагами, теперь был куда опаснее громилы с пистолетом, потому как за спиной серого клерка стоял мощный бюрократический клан взяточников, поддерживаемых силовыми структурами. На смену медлительным чиновникам старой закваски с барскими замашками, вальяжными манерами и привычкой прогибаться перед вышестоящими приходило поколение молодых крокодилов – алчных, хватких, с холодными глазами рептилий. Старые чиновники боялись генсеков, молодые плевать хотели даже на президента и его тень в виде премьера. Старые вкладывали деньги в особняки и бриллианты, молодые открывали фирмы и счета в офшорных зонах…

За столиком с Люксенштейном расположились двое: здоровый кавказец, на котором костюм сидел как на корове седло, и бледный мужчина лет сорока с нервным лицом и прозрачными пальцами. Кавказец лучился здоровьем, бледный мужчина выглядел так, словно готовился вот‑вот отдать концы.

Кроме них, в зале никого не было.

– Юра, дарагой, – пробасил кавказец, – ты знаешь, я для тебя все сдэлаю, но зачем тебе эта бледная немощь? Опять малчишку подобрал. Собери дэвочек, блондинку, брунетку и рыжую – будет успех, глядышь, кагда‑никагда и старика Ашота ласками порадуют… По очэреди, да?

Кавказец захохотал и стукнул Люксенштейна по плечу. «Бледная немощь» на сцене сглотнула и приготовилась упасть в обморок.

– Юрий Маратович, – мягко вмешался бледный мужчина, – я надеюсь, что ваш новый проект будет успешнее предыдущего. Мы уважаем ваши чувства, но Голицын – это же просто насмешка! Пора создавать артистов, за которых не будет стыдно, это и вам, и нам полезно. Откаты будут больше, объяснений меньше. Публика ведь не совсем идиотка сейчас. Сколько бы мы ни вкладывали денег в Голицына, залов он не собирал никогда. Это вам не Алмазов. Ашот где‑то прав, возможно, вам следовало создать женский коллектив, это же проверенный вариант…

– За девчонками глаз да глаз нужен, – мягко возразил Люксенштейн. – Они толстеют, худеют, залетают, выходят замуж, состав приходится обновлять… Я решил создать звезду, которая будет моей вечной собственностью, будет заглядывать мне в рот и благодарить за все, что я для него сделал. И этот мальчик может стать таким. Конечно, он еще сырой, не умеет держаться перед камерами, кривляется не по делу, но я выбью из него дурь. Главное, у него есть потенциал затмить многих состоявшихся звезд! Молодой, привлекательный, талантливый – вот три составляющих успеха, плюс капиталы спонсоров. Мы уже заключили соглашение с Боталовым, а это многого стоит…

– С Боталовым? – нервно дернулся болезненный. – Только не говорите, что…

– Ну да, – отмахнулся Юрий. – Права на проект мы поделили поровну.

– Балшой риск, – предупредил Ашот. – Это сирёзный товарищ, такому палец дай, он всю руку откусит. Но чем черт нэ шутит… От нас чего хочишь?

– Мне нужны будут ротации в хит‑парадах, – медленно начал Юрий. – Но сперва – лидирующее место в музыкальном конкурсе, не обязательно первое, но не ниже четвертого. Нужно чтобы песню крутили на радио каждый час, чтобы она в зубах застряла у всех, клипы по телевизору на каждом музыкальном канале, ну и участие его в различных развлекательных шоу‑программах, где звезда танцует, дерется на ринге или кривляется в цирке…

– Сделаем, – спокойно кивнул болезненный и, написав на салфетке некую заоблачную цифру, передал ее Люксенштейну. Тот посмотрел на нее, скривился и зачеркнул один ноль.

Болезненный покачал головой.

– Поверьте мне, сильно стараться не придется, – веско сказал Юрий. – Этот мальчик – не Голицын. Его будут любить даже даром.

– Так пусть споет уже, – махнул рукой кавказец и зычным голосом приказал куда‑то в темноту: – Начинайтэ!

Невидимый за небольшой сценой диджей нажал на пару кнопок, и в зал полилась музыка – обычный легковесный мотив попсовой песенки, без особого смысла и подтекста.

Со лба Димки градом тек пот.

«К черту всех! Я – лучший!» – подумал он и запел.

Два последующих месяца Дима был очень занят – пропадал на студии, где записывал дебютный альбом. Люксенштейн был серьезен, но благодушен. Димку похваливал, но спуску не давал. За найденные сигареты ругал чуть ли не час, топал ногами, но быстро отошел. Глядя на успехи своего подопечного, Юрий понимал, что поставил на «правильную лошадку», которая скоро, галопируя, принесет ему главный приз.

Дима старался: репетировал до хрипоты, старательно выпевая ноты так, как требовала рыжеволосая бестия‑преподаватель, не однажды лупившая ему по рукам линейкой. Больше времени ни на что не оставалось. Призрак сцены маячил прямо перед носом – оставалось лишь чуть‑чуть поднажать…

Одолженные Егором пятьсот долларов, по словам Димки, «жгли ему ляжку», но встретиться никак не получалось. Егор пропадал на телевидении, его ненаглядная Аллочка уехала в Киев на съемки, ибо в Украине снимать кино было дешевле. Да и показываться в доме, где в любой момент Дима мог столкнуться с жаждущей мести Мариной, он не хотел…

За хлопотами и заботами Дима проморгал приход весны.

Два с лишним месяца интенсивной работы отпечатались на нем не лучшим образом. Он похудел, осунулся и постоянно психовал, так как работа в студии шла полным ходом, однако новый альбом был еще не готов. Люксенштейн запланировал его выход на осень. Димка впервые за время сотрудничества с продюсером устроил дикий скандал. Пара оплеух привела его в чувство, а дальнейшие действия Юрия и вовсе отбили охоту ругаться.

– Смотри сюда, сопляк, – зло сказал Люксенштейн и как котенка потыкал Димку носом в контракт, в бухгалтерские счета. – Ты принадлежишь мне с потрохами на пять лет, понял? И будешь делать то, что я тебе говорю. А если желаешь уйти – пожалуйста, держать не стану. Вот это ушло на твою раскрутку…

Димка всхлипывал и пялился на листочки, намертво сцепленные скрепкой. Цифры плясали перед глазами, сплетались в один клубок, пелена из слез мешала разобрать, что там написано. Язвительный голос Люксенштейна же продолжал:

– Вот столько ты мне должен за еду, одежду и прочие расходы. Это – стоимость записи в студии, работа педагогов, фотографов, стилистов… Я молчу про взятки, которые уже раздали, хотя ты еще нигде не появился… В тебя, кретина, вбухано уже почти двести тысяч долларов, и ведь это только начало. Будешь брыкаться – потребую возмещения денег по суду!

– Но я же не знал… – ныл Димка.

– А что ты вообще знал? – холодно осведомился Люксенштейн. – Ты вообще контракт прочитал?

Димка молчал. Он шмыгал носом и тупо рассматривал столешницу, боясь поднять голову. Глядя на уничтоженного противника, Юрий помягчел:

– Что? Поубавилось спеси? То‑то же! Иди и займись каким‑нибудь полезным делом, книжку почитай. Набирайся ума, а то перед журналистами опозоришься, когда тебя попросят процитировать классиков. Бери с Егора пример.

– Вы‑то сами можете их цитировать? – огрызнулся Димка уже автоматически.

– Подерзи мне еще, сопляк… Иди отсюда! Завтра расскажешь какой‑нибудь стишок, возвышенный и романтичный. Съезди к другу, пусть он тебе подберет что‑нибудь попроще…

Но Димка к Егору не поехал.

Вот еще…

Марина то и дело подстерегала того на лестнице, кляузничала на него, Димку, грозила судом и заявлением в милицию. Диму это только забавляло. Он отправил ей телефон по экспресс‑почте, присовокупив к посылке свое фото в лучшем прикиде и автограф. Егор позвонил на следующий день и, к вящему Димкиному удовольствию, рассказал, как Марина орала под дверями, требуя сатисфакции или, на худой конец, адреса, где проживал виновник. Егор молчал как Мальчиш‑Кибальчиш.

Егор приехал поздно вечером, усталый, с плохо смытым гримом. Сунув Димке, у которого в холодильнике наблюдался полный штиль, сумку с продуктами, Егор сразу отправился мыться. Он явился в кухню в Димкином халате, шлепая мокрыми ногами по кафелю. Димка жаловался на продюсера, неумело стругал салат, резал копченое мясо, изображая из себя рачительного хозяина. Егор грыз яблоко и наблюдал за действом с усмешкой.

– Не знаю, чего он от меня хочет, – говорил Дима. – Уже записано шесть песен, пора появляться на телевидении, отдавать песни на радио, а он чего‑то ждет.

– Ну, он всяко поопытнее будет в таких делах, чем мы, – успокоил приятеля Егор. – Наверняка у него есть отдел маркетинга или что‑то подобное, есть люди, угадывающие нужную волну. Если он пока не запускает твои песни в эфир – значит, так нужно. Может быть, ждет, когда забудут про несчастного Голицына?

– Ха, да кому он нужен? – запальчиво выкрикнул Димка, резко повернувшись к Егору.

Нож выпал из его руки и закатился под стол. Димка с проклятиями начал шарить там руками, но извлек только клубы пыли, парочку разноцветных флаэров и закатившийся мячик для настольного тенниса.

– Юра давным‑давно велел убрать его песни из ротаций на телевидении и радио. Влад на прошлой неделе давал сольник в Сызрани, говорят, не собрал даже половины зала. Юра при мне беседовал с твоим бывшим шефом и просил его «опустить» Влада в дерьмо по самые уши.

– Да, я читал этот материал, – равнодушно сказал Егор. – Настя постаралась на славу. Тупо, но живенько. Бедный Влад… Они ему все припомнили.

– Думаю, теперь ему конец, – радостно оскалился Димка и подвинул к Егору миску с салатом. – Хлеба дать?

– Не надо … Знаешь, наша публика очень милосердна. Как бы эта публичная казнь не вызвала нового интереса к Голицыну? Я читал комментарии на сайте: есть такие, кто его искренне жалеет.

– Ой, да брось, – скривился Дима. – Любовь фанатов недолговечна. Появляется новая звезда, и о старом кумире уже не помнят, если только он в расцвете лет, скажем, не разбился на машине или таинственным образом не выбросился из окна… Через год‑два о Владе забудут. Уже сейчас его дела плохи, даже богатенький тесть не может помочь. Тягаться с Юрой тяжело, даже имея бабло. Мне недавно Илья рассказывал, что тесть Влада ссудил его деньгами, и тот пошел по композиторам и поэтам, репертуар искал.

– Нашел?

– Ну, спихнули ему там какой‑то неликвид по заоблачным ценам, плюс студии по максимуму запросили. В общем, на нормальный клип ему денег не осталось. Видел я потом эту хрень на ютьюбе: зал – похоже какой‑то Дом пионеров, на сцене кривляется Влад, какая‑то девонька в зале откаблучивает… Особенно смешны общие планы – на них видно, что массовки ни фига нету, зал почти пустой.

– Злой ты, Дима, – вздохнул Егор.

– Ничего я не злой. Просто таким, как он, на эстраде нечего делать. Подумаешь, мордашка смазливая да задница рабочая… Голоса‑то нет и никогда не было. Приходят на сцену через койку, а настоящие таланты прозябают в неизвестности…

– Ну да, – вдруг ехидно вставил Егор.

Димка осекся и стушевался, мгновенно разозлившись на себя – за глупую откровенность, и на Егора – за его ядовитую иронию.

– Дим, ты не злись, а послушай, что я тебе скажу, – сказал Егор спокойным тоном. – Но тебе тоже стоит призадуматься, как жить дальше. Помнишь наш недавний разговор? Ты уверял, что будешь вкладывать бабло в себя. А теперь оглянись… Ты еще ничего не сделал, ничего не добился, но твои размахи поражают: что ни вечер, то пьянка, походы в клубы каждую неделю по два‑три раза. На те деньги, что ты оставляешь там, среднестатистическая семья живет месяц.

– Ты меня учить жизни будешь? – ощетинился Димка.

Егор улыбнулся, обнажив безупречные зубы.

– Да никто тебя не учит. Просто… Посмотри на перспективу. Дай бог, чтобы Юра тебя поднял до самых звезд и ты на этой высоте удержался. А если не сможешь? Да, у тебя голос, внешность, но, между нами говоря, ты человек совершенно неорганизованный. Случись что между тобой и Люксенштейном, один не выдержишь. Что ты умеешь делать, так это петь. На этом все – амба, алес капут!

– И что ты предлагаешь?

– Да ничего я не предлагаю. Ты взрослый мальчик, сам должен думать. Но я бы на твоем месте завязал с походами в клубы. Не транжирь бабки, Дима, они тебе еще пригодятся.

– Да ну тебя, – обиделся Димка и от расстройства с хрустом сгрыз огурец. – Только настроение испортил. Что же мне, как ты: дома запираться и не показываться на людях в выходные?

– Почему бы нет?

– Потому что мне нужно быть на виду! Я должен примелькаться, чтоб меня все узнавали с первого раза. И я это делаю, хотя Юра против. А все потому, что он слишком медлит.

– Дим, – разозлился Егор, – ты не думаешь, что на то есть свои причины? Например, что ты должен ворваться в шоу‑бизнес, как комета. А ты своей самодеятельностью ему поломаешь всю игру.

Такая мысль Димке в голову не приходила.

Однако и теперь задерживаться там не стала. Он пожал плечами и пошел к плите кипятить чай.

– Гош, все твои слова, может быть, имеют смысл… Для тебя. А для меня нет. Ты рассуждаешь как человек, который никогда не голодал. У тебя все всегда было в шоколаде: богатенький папенька, квартирка, работа, машина… Тебе не приходилось добиваться чего‑то потом и кровью, унижаясь и прогибаясь. Тебе не понять, как это все унизительно. Я, наверное, никогда не забуду те времена, когда только‑только переехал в Москву, жил в вонючей коммуналке и по ночам плакал от голода и жалости к самому себе. Ты не поймешь, что это такое – хотеть этой красивой жизни, потому что она у тебя всегда была…