ИЛЛЮСТРАЦИИ 4 страница

Стоит отметить, что «болгарскую» версию происхождения Ольги отстаивают лишь болгарские историки Нового времени, находящиеся под влиянием построений архим. Леонида. Болгарский же книжник XIII в., переписывавший русское Проложное житие св. Ольги, и не думал поправлять свой источник, в котором Ольга прямо именовалась «псковитянкой» (см. ниже прим. 6).

В рукописных памятниках XVII–XVIII вв. появляются «экзотические» версии происхождения княгини Ольги. Согласно одной из них, княгиня была дочерью некоего «Тмуторокана», или «Тарокана», «князя Половецкого (! – А.К.)», притом, что половцы появились в южнорусских степях лишь в середине XI в. См.: Ромодановская Е.К. Русская литература на пороге Нового времени: Пути формирования русской беллетристики переходного периода. Новосибирск, 1994. С. 211 (Московский летописец XVII в., содержащий легендарные сказания о первых русских князьях («Начало русских князей, отчего зачалось русское княжение»); впервые издан М.Г. Халанским: Экскурсы в область древних рукописей и старопечатных изданий // Труды Харьковского предварительного комитета по устройству XII Археологического съезда. Т. 1. Харьков, 1902. С. 414); Гриценко З.А. Агиографические произведения о княгине Ольге // Литература Древней Руси. М., 1981. С. 39: «Особая» редакция Проложного жития княгини Ольги, РГ Б.Ф. 37. № 194); Охотншова В.И. Псковская агиография XTV–XVII вв. Т. 1: Жития князя Всеволода‑Гавриила и Тимофеядовмонта. Исследования и тексты. СПб., 2007. С. 55: указание сборника второй половины XVII в., ГИМ. Барс. № 723. Л. 308–308 об. Отмечу особо, что Ольга все равно оказывается при этом родом «из Пскова града» или же действие происходит во Пскове.

В т. н. Иоакимовской летописи, составленной, вероятно, в конце XVII или даже в XVIII в. и введенной в научный оборот В.Н. Татищевым (если последний не является ее автором; ср.: Толочко А. «История Российская» Василия Татищева: источники и известия. М.; Киев, 2005. С. 196–245), Ольга возводится к роду легендарного новгородского посадника Гостомысла (бывшего якобы инициатором приглашения в Новгород варяга Рюрика): «Егда Игорь возмужа, ожени его Олег, поят за него жену от Изборска, рода Гостомыслова, иже Прекраса нарицашеся, а Олег преименова ю и нарече во свое имя Ольга» (Татищев В.Н. История Российская // Татищев В.Н. Собр. соч. (далее: Татищев). Т. 1. М., 1962. С. 111). Однако доверять показаниям этого позднего и исполненного совершенно фантастическими подробностями источника конечно же не следует; это касается и генеалогии Ольги и ее слишком уж вычурного имени.

Информация о происхождении Ольги из Гостомыслова рода приводится и в других позднейших источниках XVII–XVIII вв.: например, в т. н. Мазуринском летописце, где Ольга названа «правнукою Гостомысловою от Пскова» (ПСР Л.Т. 31: Летописцы последней четверти XVII в. М., 1968. С. 39), Киевском Синопсисе, позднейшем церковном Житии в редакции Димитрия Ростовского (см.: Гиляров Ф.А. Предания русской начальной летописи. М., 1878. С. 150, 315), а также в одной рукописи XVII (?) в., где княгиня названа «дщерью Гостомысловой» (там же. С. 150, со ссылкой на ркп. РНБ. F. IV. № 234. Л. 15).

Украинское Житие св. Ольги XVII в. выводит ее от Трувора, брата Рюрика (Перетц В.Н. Исследования и материалы по истории старинной украинской литературы XVI–XVIII вв. М.; Л., 1962. С. 67), – однако это, несомненно, неверная передача источника данного сочинения – Жития княгини в редакции Степенной книги царского родословия, где имя Трувора приведено в иной связи – как князя, владеющего Изборском, «начальным градом» Псковской «страны» (Степенная книга царского родословия по древнейшим спискам. Т. 1: Житие св. княгини Ольги. Степени I–X/ Подг. под рук. Н.Н. Покровского. М., 2007 (далее: Степенная книга). С. 150).

Болгарская исследовательница И. Чекова упоминает предание, записанное ею в 1974 г., согласно которому родиной княгини Ольги был болгарский город Мелник (см.: Ричка В. Княгиня Ольга. С. 218).

Разве что в качестве курьеза можно упомянуть еще версию о происхождении Ольги из города Плиснеск в Галицкой земле (у истоков реки Серет), озвученную современными украинскими средствами массовой информации (см.: Зеркало недели. 2007. № 8 (637), 3–7 марта: http://www.zn.ua/3000/3680/56002/).

[3]Новгородская Первая летопись старшего и младшего изводов / Подг. А.Н. Насонов. М.; Л., 1950 (далее: НПЛ). С. 107 (без даты: «и пакы приведе себе жену от Плескова, именем Олгу, и бе мудра и смыслена»; напомню, что в Новгородской Первой летописи младшего извода действия Олега приписываются Игорю).

[4]В Ермолинской летописи, в рассказе о браке Игоря и Ольги, последняя названа «княгиней от Пскова» (ПСР Л.Т. 23. С. 4.). Однако это наименование (заметим, «княгиня», а не «княжна»), вероятно, употреблено в соответствии с ее будущим статусом.

[5]Исключение составляет славянское имя Предслава (Передслава), неоднократно встречавшееся в семье Рюриковичей уже в X веке. Так звали некую представительницу княжеского семейства, упомянутую в договоре Игоря с греками 944 г., а также одну из дочерей Владимира Святого. Возможно, это имя содержало в себе «мистический элемент» имянаречения: рождение девочки (может быть, первого ребенка в семье?) должно было предвещать славу будущего мужского потомства (Кузьмин А.Г. Древнерусские имена и их параллели // Откуда есть пошла Русская земля. Века VI–X / Сост. А.Г. Кузьмин (История Отечества в романах, повестях, документах). Кн. 2. М., 1986. С. 642). Еще одно кажущееся исключение – имя Лыбеди, сестры основателя Киева Кия. Но это, конечно, эпоним – искусственное имя, образованное народной фантазией для объяснения географического названия – в данном случае киевской речки Лыбеди, притока Днепра.

[6]А.Ф. Литвина и Ф.Б. Успенский (Выбор имени у русских князей в X–XVI вв.: Династическая история сквозь призму антропонимики. М., 2006. С. 46) приводят два примера, относящиеся к Исландии X в., когда женское имя Хельга давалось по имени отца: таковы Хельга Хелгадоттир, дочь Хельги Тощего, и другая Хельга Хелгадоттир, упомянутая в «Книге о заселении земли».

[7]ПСР Л.Т. 24: Типографская летопись. Пг., 1921. С. 9: «Нецыиже глаголють, яко Олгова дчи бе Олга». То же в Пискаревском летописце (ПСР Л.Т. 34. М., 1978. С. 36) и Холмогорской летописи (ПСР Л.Т. 33. Л., 1977. С. 15). Мысль о том, что Ольга могла быть дочерью Олега, высказывали и исследователи; см., напр.: Комарович В.В. Культ рода и земли в княжеской среде XI–XII вв. // Труды Отдела древнерусской литературы. Т. 16. М; Л., 1960. С. 91; Ричка В. Княгиня Ольга. С. 59‑60.

[8]После исследований А.А. Шахматова (особенно: Разыскания о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1908; см. также: Творогов О.В. Повесть временных лет и Начальный свод: Текстологический комментарий // Труды Отдела древнерусской литературы. Т. 30. Л., 1976. С. 3–26) версия Новгородской Первой летописи признается более ранней, отражающей т. н. Начальный летописный свод (предшествовавший «Повести временных лет»), в котором оказались соединены ранние киевские и новгородские известия, а версия «Повести временных лет» – позднейшей ее переработкой: представление об Олеге как о князе появилось здесь под влиянием текста русско‑византийского договора 911 г., в котором Олег прямо титулуется «великим князем»; этот договор был неизвестен новгородским книжникам, но включен в «Повесть временных лет». Эта гипотеза находит как будто и текстологическое обоснование: в тексте «Повести временных лет» в рассказе о захвате Киева Олегом читается: «…придоста к горам х Киевьским…»; использование двойственного числа («придоста») расценивается как указание на источник рассказа – текст Начального свода (Новгородской летописи), где говорится о двух предводителях похода – Игоре и Олеге, а потому в рассказе постоянно употребляется двойственное число: «начаста воевати», «узреста город Кыев» и т. д. (см.: Повесть временных лет / Подг. текста, перев., ст., коммент. Д.С. Лихачева. 2‑е изд. СПб., 1996. С. 408; и др.).

Однако это текстологическое обоснование оказывается уязвимым: в тексте Новгородской Первой летописи в указанном месте использовано как раз не двойственное, а множественное число: «…поидоша вниз по Днепру и приидоша к горам Кыевъскым…» (НП Л.С. 107; ср.: Петрухин В.Я. Древняя Русь. Народ. Князья. Религия // Из истории русской культуры. Т. 1: Древняя Русь. М., 2000. С. 142). Больше того, сам Шахматов считал использование двойственного числа в рассказе Новгородской летописи результатом позднейшей редакторской работы составителя Начального свода (см.: Шахматов А.А. Разыскания о русских летописях. М, 2001. С. 229‑230).

Можно привести по крайней мере один случай, где текст Новгородской летописи, напротив, кажется вторичным по сравнению с «Повестью временных лет». В Комиссионном списке читаем: Игорь и Олег «с малою дружиною излезоста на брег, творящася подугорьскыми гостьми» (НП Л.С. 107; в Академическом списке: «…излезоста на брег под угорьскими, творящеся гостьми» – там же, прим. 15). Эти «подугорские гости», вне сомнения, появились здесь в результате неправильно понятого текста, читающегося в «Повести временных лет: «…и приплу (Олег. – А. К.) под Угорьское, похоронив вой своя, и приела… глаголя, яко гость есмь» (ПСР Л.Т. 1. Стб. 23; в Радзивиловской: «гости есмо»; в Академической: «гости есмы»). Угорское – урочище под Киевом, место традиционной стоянки купцов; новгородский же летописец решил, что речь идет о «подугорских», т. е. торгующих с «Югрой» – северными народами, – купцах.

В любом случае, взаимоотношение двух рассказов об Олеге и Игоре едва ли может быть объяснено через предположение о первичности одного из них и редакторской переработке другого. Важнее отметить сам факт существования в источниках двух самостоятельных оригинальных версий – новгородской и киевской.

[9]По свидетельству ал‑Истахри, при избрании нового кагана душат шелковым шнуром, спрашивая, сколько лет он желает царствовать. Если он правит дольше названного им срока, то его убивают (Новосельцев А.П. Хазарское государство и его роль в истории Восточной Европы и Кавказа. М., 1990. С. 141–142).

[10]А возможно даже, что рассказ «русских» купцов (этническая принадлежность которых, между прочим, остается спорной) имеет в виду именно правителей Хазарского каганата.

[11]Здесь и далее оставляю в стороне спорный вопрос: имели ли место два договора Руси с греками – 907 и 911 гг., или же часть договора 911г. попала в текст статьи 907 г.

[12]Автор Иоакимовской летописи писал об этом определенно: «Имел же Игорь потом ины жены, но Ольгу мудрости ея ради паче иных чтяше» (Татищев. Т. 1. С. 111). Но это, конечно, не извлечение из какого‑либо несохранившегося источника, а логическое рассуждение историописателя Нового времени.

[13]«Таков был обычай могущественнейших конунгов, – читаем в Саге об Олаве Трюгтвасоне, – что княгиня должна была владеть половиной дружины и содержать ее на собственные средства и для этого собирать требуемые дань и налоги… Так было и у конунга Вальдамара, что княгиня владела не меньшей дружиной, чем конунг, и они постоянно соперничали из‑за родовитых людей». (Джаксон Т.Н. Исландские королевские саги о Восточной Европе (с древнейших времен до 1000 г.): Тексты, перевод, комментарий. М., 1993. С. 178. Как отметил еще С.М. Соловьев, известие скандинавской саги находит подтверждение в русских былинах и исторических песнях, где также упоминается дружина княгини, отдельная от дружины самого князя. («Возьми ты у меня, князя, сто человек, – обращается былинный князь Владимир к одному из своих богатырей. – …У княгини ты бери другое сто»; см.: Соловьев С.М. Сочинения. В 18 кн. Кн. 1: История России с древнейших времен. Т. 1. М., 1988. С. 219.)

В имени этой Аллогии историки видят отзвук имени бабки Владимира княгини Ольги.

[14]Дань «княгинина» упоминается, например, в Уставной и жалованной грамоте смоленского князя Ростислава Мстиславича новоучрежденной Смоленской епископии (1136 г.); см.: Древнерусские княжеские уставы XI‑XV вв. / Изд. подг. Я.Н. Щапов. М., 1976. С. 143.

[15]Такое предположение высказал еще Н.М. Карамзин (История государства Российского. В 12 т. Т. 1. М: Наука, 1989. С. 123).

[16] Приселков М.Д. Троицкая летопись. Реконструкция текста. СПб., 2002 (далее: Троицкая летопись). С. 63. Летопись сгорела в 1812 г. Ее текст в части до 906 (907) г. был использован для подведения вариантов и заполнения имеющегося в Лаврентьевском списке пропуска при незавершенном издании Лаврентьевской летописи X. А. Чеботаревым и Н.Е. Черепановым в 1804–1811 гг.

[17]ПСР Л.Т. 35: Летописи белорусско‑литовские. М., 1980. С. 20 (Никифоровская летопись), 37 (Супрасльская). Впрочем, в обоих случаях отмечено, что «живе Игорь с Олгою лет 43», что, как можно думать, восходит к указанию тех летописей (новгородско‑софийских), в которых брак Ольги и Игоря отнесен к 903 г. (см. ниже). Правда, в самих Никифоровской и Супрасльской летописях смерть Игоря обозначена ошибочно 6421 (913) г.

[18]ПСРЛ. Т. 37: Устюжские и вологодские летописи XVI–XVIII вв. Л., 1982. С. 19 (Устюжская летопись по списку Мациевича), 58 (Архангелогородский летописец). Впрочем, в обоих случаях дата дана прежде всего как дата вокняжения Игоря в Киеве.

[19]В других поздних источниках возраст княгини ко времени брака называется по‑другому – 15 лет (Гиляров Ф.А. Предания русской начальной летописи. С. 150). В.Н. Татищев колебался, в одном месте предполагая, что Ольга вышла замуж в 15 лет, в другом – что в 16 (Татищев. Т. 4. С. 405, прим. 92; С. 406, прим. 99).

[20]Слово «отнюдуже» здесь является союзом и означает: «с тех пор как»; ср.: Словарь древнерусского языка (XI–XIV вв.). Т. 6. М., 2000. С. 264.

[21]См. об этом в Приложении к книге.

[22]Думаю, что 80‑летний возраст Ольги мог быть результатом перенесения на нее биографических сведений о святой царице Елене, с которой она неизменно сравнивается; как известно из Жития св. Константина и Елены, последняя «сущи от родьства лет 80» (Летописец еллинский и римский. Т. 1: Текст / Изд. подг. О.В. Творогов и С.А. Давыдова. СПб., 1999. С. 303).

[23]Об имеющейся в Ипатьевском списке «Повести временных лет» и Воскресенской летописи дате рождения князя Святослава Игоревича, сына Ольги (942 год), см. ниже, прим. 52.

[24]В Ипатьевской, а также Воскресенской летописях сообщается о рождении Святослава под 6450 (942) г. (ПСРЛ. Т 2. Стб. 34; ПСРЛ. Т. 7: Воскресенская летопись. М., 2001 (репр. изд. 1856 г.). С. 278). Однако эту дату нельзя считать точной: очевидно, что летописец высчитал ее, исходя из посажения Святослава на коня в трехлетнем возрасте. (В Лаврентьевской и других летописях, содержащих ранние редакции «Повести временных лет», этого известия нет.) Поздние летописи содержат и другие, значительно более ранние даты рождения Святослава; идя вслед за ними, отдельные историки относят рождение князя к 20‑м гг. X в. Более подробно о разных точках зрения на эту проблему см. в моей книге «Владимир Святой» (2‑е изд. С. 367–369, прим. 8).

[25]Для удобства последующего изложения я буду исходить из того, что Ольга родилась около 920 года, хотя эта дата, несомненно, условна и очень приблизительна.

[26]Такого же мнения придерживались и М.Н. Тихомиров (см., напр.: Ольга // Рукописное наследие акад. М.Н. Тихомирова в Архиве АН СССР. М., 1974. С. 159‑161; цит. по: Наш современник. 1991. № 6. С. 157–160) и Б.А. Рыбаков (Киевская Русь и русские княжества XII– XIII вв. М., 1982. С. 369). Согласно подсчетам Б.А. Рыбакова, Ольга родилась в 923–927 гг.: автор исходит из того, что замуж в древней Руси обычно выходили в возрасте 16–18 лет, после чего следовало рождение ребенка. Я допускаю, во‑первых, более ранний возраст невесты (с учетом династического характера брака), а во‑вторых, возможность временного промежутка между выходом замуж (или достижением детородного возраста) и рождением сына Святослава.

[27]Пересечен в Поднепровье, несколько южнее Киева, неоднократно упоминается в Ипатьевской летописи (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 471, 511; ср.: Рыбаков Б.А. Уличи (Историко‑географические заметки) // Краткие сообщения Института истории материальной культуры. Вып. 35. 1950. С. 3– 17; Седов В.В. Древнерусская народность. Историко‑археологическое исследование. М., 1999. С. 40–41). Однако относительно тождественности его древнему уличскому Пересечену существуют сомнения; см.: Насонов Л.Н. «Русская земля» и образование Древнерусского государства. М., 1951. С. 42 (исследователь локализует уличский Пересечен между Бугом и Днестром).

[28]На дублирование известий о походах Игоря в Новгородской Первой летописи обращалось внимание неоднократно. Французский исследователь К. Цукерман попытался на их основании восстановить точную хронологию княжения Игоря. Принимая во внимание трехлетний срок осады Пересечена и датируя его падение (вопреки указанию самой летописи) 945 г., он отсчитывает назад «три‑четыре года» и получает 941 г. как год вокняжения Игоря (Zuckerman С. On the date of the Khazar's conversion to Judaism and the Chronology of the Kings of the Rus Oleg and Igor // Revue des Etudes Byzantines. V 53. 1995. P. 237–270; Цукерман К. Русь, Византия и Хазария в середине X в.: проблемы хронологии // Славяне и их соседи. Вып. 6: Греческий и славянский мир в средние века и раннее новое время. М., 1996. С. 73–74). Однако для этого приходится не только игнорировать содержащиеся в летописи даты уличской и древлянской войн, но и превращать Пересечен – опять же вопреки прямому указанию летописи – в древлянский город. Дата 941 г., таким образом, оказывается искусственной и не имеющей опоры в источниках. Нужна же она исключительно для того, чтобы доказать, что Олег Вещий принимал участие в походе на греков в 941 (!) г., а Игорь вокняжился в Киеве только после этого похода, что, по мнению исследователя, позволяет согласовать показания летописи с данными еврейско‑хазарских источников (см. след. прим.).

[29]Еврейско‑хазарская переписка издана П.К. Коковцовым: Коковцов П.К. Еврейско‑хазарская переписка в X в. Л., 1932 (далее: Коковцов) (перевод письма с подробными комментариями: С. 113–123). Впоследствии американский гебраист Н. Голб заново исследовал рукопись документа с использованием современных методов и сумел прочитать некоторые казавшиеся ранее стертыми строки; ныне текст переведен на русский язык: Голб Н., Прицак О. Хазарскоеврейские документы X в. / Пер. с англ. В.Л. Вихновича; науч. ред. В.Я. Петрухин. М.; Иерусалим, 1997. С. 138– 149. Ниже при цитировании документа используется также перевод фрагмента, касающегося князя «Х‑л‑гу», А.П. Новосельцева; см.: Новосельцев А.П. Хазарское государство… С. 216.

В настоящее время можно считать доказанным, что письмо неизвестного хазарского еврея («Кембриджский документ») – подлинный документ еврейско‑хазарской переписки; оно действительно было написано в X в., причем еще до окончательного разгрома Хазарии и потери ею независимости, т. е. не позднее 60‑х гг. X в. (хотя вряд ли и раньше). Как было установлено Н. Голбом (Указ. соч. С. 101–127), письмо было получено Хасдаем и включено им или его секретарем Менахемом ибн Саруком в некий сборник, составленный из корреспонденции еврейского сановника. Следовательно, письмо может быть датировано временем жизни Хасдая ибн Шапрута, о котором известно, что он занимал свою должность не только при Абд‑ар‑Рахмане III, но и при его преемнике халифе ал‑Хакаме (961–976) (Там же. С. 110, со ссылкой на Г. Гретца; в литературе датой смерти Хасдая называют 970 г., но на каком основании, мне не известно). Соответственно, предположения тех исследователей, которые считали, что письмо написано значительно позднее или вообще является мистификацией или фальсификацией, нельзя признать верными. С другой стороны, нельзя согласиться и с категорическим мнением К. Цукермана, который датирует хазарское письмо 949 г. (на пять‑семь лет раньше, чем письмо царя Иосифа), считая, что оно было передано Хасдаю через находившегося в Константинополе в составе посольства халифа Абд‑ар‑Рахмана к императору Константину VII Багрянородному его доверенного человека Исаака бар Натана (Цукерман К. Русь, Византия и Хазария… С. 70; эту дату приняли и последующие исследователи, см., напр.: Виноградов А.Ю. Очерк истории аланского христианства в Х‑ХИ вв. // KANIIKION. Юбилейный сборник в честь проф. И.С. Чичурова. М., 2006. С. 128). Но это неверно. Нет сомнений, что хазарское письмо представляет собой ответ на сохранившееся письмо Хасдая царю Иосифу (в нем имеются прямые пересечения и даже дословные заимствования из него; ср.: Коковцов. С. 122, прим. 19). Но письмо Хасдая царю Иосифу было написано уже после возвращения послов Абд‑ар‑Рахмана из Константинополя в Кордову, ибо об этом факте в письме сообщается (Там же. С. 64). Да и вообще, кажется очевидным, что на запрос влиятельного еврейского сановника сначала ответил сам правитель Хазарии, и только потом письмо получило распространение среди хазарской знати, так что появился еще один – уже неофициальный – ответ на него. Кроме того, следует принять во внимание тот факт, что письмо, по всей видимости, было написано в Константинополе. (В самом письме об этом ничего не говорится, однако в начале XII в. испанский еврей Иегуда (Иуда) бен Барзилай держал в своих руках список этого письма и говорил о нем как о письме, «которое написал один иудей на своем языке в Константинополе»; см.: Коковцов. С. 129. Вероятно, в недошедшем до нас фрагменте письма автор сообщал о своем пребывании в Константинополе.) Но если так, то появляются основания для предположения о том, что автор письма был вынужден переселиться в столицу Византии в связи с разгромом Хазарии в середине 60‑х гг. X в. Здесь нет прямого противоречия с тем, что автор писал при царе Иосифе, т. е. до окончательного разгрома Хазарии. Как известно, удар Святослава ок. 965 г. был нанесен по западным областям Каганата – прежде всего, по Саркелу (Белой Веже) на Дону и, вероятно, Тьмуторокани, – а именно в западной части Каганата и проживал автор письма, если судить по тем сведениям, которые он приводит. Основные же области Хазарии, в том числе Итиль на Волге, были разгромлены в 969 г., а суверенитет Хорезма хазарские власти признали еще позднее. Соответственно, письмо – сугубо предположительно – можно датировать временем между 965 и 969 гг.

Отдельно следует сказать о личности «царя Х‑л‑гу», сведения о котором резко расходятся с тем, что мы знаем из русских источников о князе Олеге Вещем. Пытаясь согласовать противоречия источников, историки предлагали самые разные варианты. Например, полагали, что автор письма попросту перепутал Олега и Игоря; или же что речь идет совсем не об Олеге Вещем, а о каком‑то другом, соименном ему князе или княжеском воеводе, действовавшем в другом центре Руси – например, в так называемой Причерноморской (или Азовско‑Причерноморской) Руси или Чернигове. Имя Олег в X в., действительно, носил отнюдь не только киевский князь: из т. н. Жития князя Владимира особого состава известен воевода князя Владимира с таким именем – участник взятия Кор‑суни в 989 г.; Олегом звали и брата Владимира, сына князя Святослава Игоревича; вероятно, в Руси X в. могли быть и другие носители этого имени. Однако принимая во внимание, с одной стороны, «царский» титул «Х‑л‑гу», а с другой – многочисленные войны Олега Вещего с хазарами (о которых сообщает русская летопись), можно не сомневаться в том, что под именем «Х‑л‑гу, царя Русии», имеется в виду именно Олег Вещий. Надо полагать, что имя русского князя стало в хазарском мире не просто широко известным, но, можно сказать, нарицательным, своего рода жупелом русской угрозы, а потому Олегу хазарского документа могли быть приписаны действия, совершенные на самом деле не им, а его преемником Игорем (см. ниже, прим. 23).

[30]Согласно правилам еврейской графики, это имя может читаться как «Халгу» или «Хелгу».

[31]Непосредственно перед рассказом о войне хазар с «царем Х‑л‑гу» в документе сообщается: 1) о поражении алан от хазарского царя Аарона (отца Иосифа), 2) о гонениях на евреев в Византии «во дни злодея Романа» (Романа I Лакапина) и 3) об ответных гонениях царя Иосифа на христиан. По крайней мере два события из трех могут быть точно датированы. О преследованиях евреев в Византии при императоре Романе I Лака‑пине сообщается, помимо еврейского документа, также в сочинении арабского ученого, современника событий ал‑Масуди (см.: Масуди. С. 193, без даты) и в письме венецианского дожа Петра II, прочитанном на Эрфуртском соборе летом 932 г. (Gesta Berengarii Regis / Ed. E. Dummler. Halle, 1871. P. 158); следовательно, гонения имели место незадолго до 932 г. С поражением же алан в войне с Хазарией при Аароне исследователи связывают известный из сочинения ал‑Масуди факт изгнания из Алании христианских епископов и священников, «которых византийский император раньше им прислал», и отречения от христианства, что ал‑Масуди точно датирует 320 г. хиджры, т. е. 931/32 г. от Р. Хр. (Масуди. С. 201); очень вероятно, что к такому шагу правителя алан подтолкнула Хазария, находившаяся в состоянии войны с Византийской империей (см.: Виноградов А.Ю. Очерк истории аланского христианства… С. 123–125). Таким образом, война хазар с «царем Х‑л‑гу» хронологически следует за событиями 931 –932 гг.

[32]В Иоакимовской летописи упоминается родной брат Святослава – Глеб, якобы казненный впоследствии Святославом за приверженность христианству (Татищев. Т. 1. С. 111). Но это имя очевидным образом заимствовано автором Иоакимовской летописи (равно как и самим Татищевым в основном тексте «Истории Российской») из договора Игоря с греками 944 г., в котором упоминаются некий Улеб, посол Володислава (см.: там же. С. 118, прим. 38; Т. 2. С. 218, прим. 105; Т. 4. С. 403, прим. 78), и «жена Улебля». Имя Улеб рассматривалось в XVIII в. как вариант имени Глеб. Показательно, что В.Н. Татищев во второй редакции «Истории» видоизменил текст договора и вместо правильного чтения «Улеб Володиславль» (как в подавляющем большинстве летописей и первой редакции его труда; ср.: Т. 4. С. 120) привел другое написание: «Улебов Владислав» (Т. 2. С. 41), т. е. сделал Улеба‑Глеба не послом, а князем. Возможно, такому чтению способствовало то, что в тексте договора по Львовской летописи (которой Татищев пользовался) оба имени приведены в именительном падеже: «Улеб Володислав» (ПСРЛ. Т. 20. С. 52). Первоначально Татищев предполагал, что и Володислав был братом Святослава (Татищев. Т. 4. С. 407, прим. 107), однако во второй редакции его труда это предположение – очевидно, в соответствии с измененным чтением обоих имен договора – оказалось исключено (см.: Т. 2. С. 306, прим. 45–45). См. об этом: Толочко А. «История Российская»… С. 228–229 (исследователь считает пример с Улебом и Володиславом одним из аргументов в пользу авторства самого Татищева в отношении т. н. Иоакимовской летописи).

Относительно возможных детей Игоря можно сказать еще следующее. В хронике византийского историка XI в. Иоанна Скилицы под 1016 г. упоминается некий Сфенг, названный «братом» князя Владимира Святославича (Ioannis Scylitzae Synopsis Historiarum / Ed. J. Thurn. Berolini et Novi Eboraci, 1973. P. 354; Литаврин Г.Г. Византия, Болгария, Древняя Русь (IX – начало XII в.). СПб., 2000. С. 215–216). К указанному времени никого из братьев Владимира в живых не осталось. Возможно, Сфенг приходился двоюродным братом князю Владимиру, т. е. принадлежал к числе потомков Игоря по другой линии?

[33]В сочинении Константина о пребывании Святослава в «Немогарде» говорится в прошедшем времени. Ко времени смерти Игоря, как известно из летописи, Святослав находился в Киеве, вместе с матерью.

[34]Здесь и далее речь идет, собственно, не о нынешнем Новгороде (история которого как города начинается как раз с княжения Ольги), а о так называемом Городище (или Рюриковом Городище) – укрепленном центре, находившемся в двух километрах от современного Новгорода вверх по течению Волхова. По‑видимому, до начала XI века (княжение в Новгороде Ярослава Мудрого) Городище было резиденцией новгородских князей.

[35]Свое название остров Святого Еферия получил по имени херсонского епископа, который скончался здесь на обратном пути в Херсонес еще в IV веке (его память, как и память других епископов херсонских того времени, празднуется Церковью 7 марта). Этот остров отождествляют либо с современным островом Березань напротив дельты Днепра, либо с западной частью Кинбурнской косы, которая в древности представляла собой остров, омываемый лиманом, морем и рукавом Днепра (Константин. С. 328, прим. 55; коммент. Е.А. Мельниковой и В.Я. Петрухина).