Студопедия.Орг Главная | Случайная страница | Контакты | Мы поможем в написании вашей работы!  
 

Промах Железного маршала



Багратион же, не прорвавшийся в Могилев, искал брод через Днепр ниже по течению. Найти его оказалось нетрудно — в Новом Быхове была удобная переправа, здесь русские войска вполне благополучно форсировали реку. Этим успешно занимался генерал О. Ф. Кнорринг, который начал быстро наводить мост для переправы вагенбурга, в то время как «нужнейшие обозы переправлялись на паромах»62. При этом настроение у Багратиона было самое скверное — он не взял Могилев и, скорее всего, позволил Даву опередить себя на дороге к Смоленску. В письме Барклаю после неудачи под Салтановкой Багратион, без привычного для него вызова, даже с долей некоторой вины, писал: «С прискорбием еще чувствую свое настоящее положение, что неприятель, без сомнения, упредит мое прибытие в Смоленск, ибо по достоверным сведениям, сего числа мною полученным, известно, что Даву со всеми силами потянулся уже к Смоленску, а две польские дивизии прибыли в Могилев, и вслед их идут еще войска. Один взгляд на карту удостоверит вас, что он будет прежде меня там»63. Действительно, Даву, в отличие от Багратиона, мог беспрепятственно идти к Смоленску — как говорили в народе, напрямки.

В тот же день 16 июля, когда Барклай послал Дохтурова в Смоленск «суворовским маршем», войска Багратиона переправились через Днепр и быстро двинулись к Пропойску, где и заночевали. 17 июля Багратион был в Мстиславле, оттуда без помех двинулся к Смоленску. Страх, что Даву их перехватит, определенно сохранялся. Об этом свидетельствует рапорт генерала Ф. Ф. Винценгероде, посланного Барклаем с восемью эскадронами в Смоленск и далее до Могилева. 16 июля он писал Багратиону: противник в Орше, и «полагаю, что он атакует меня с этой стороны, если у него будет такое намерение, в чем я почти не сомневаюсь, поскольку Великая армия находится на пути из Витебска в Смоленск, как меня известил военный министр, потребовав, чтобы я удерживал Смоленск, елико возможно. Я предпринимаю меры, чтобы выполнить это требование, насколько мне позволяют те незначительные силы, которыми я располагаю…». Но Винценгероде не сомневался, что не удержится в Смоленске, «если неприятель подвергнет меня серьезной атаке»64.

Но так случилось, что поражение под Салтановкой… пошло на пользу русским. Маршал Даву оказался почти в том же положении, что и сам Наполеон, который, готовясь к генеральному сражению под Витебском, не ожидал внезапного ухода русской армии к Смоленску. Багратион 17 июля сообщал Барклаю из Мстиславля, что после атаки Раевского Даву «остался в уверенности, что имел я намерение атаковать его с левого берега Днепра, укрепился в Могилеве и дал мне через то время дойти до того пункта» (то есть Мстиславля. — Е. А.), откуда можно соединиться с 1-й армией65. А ведь поначалу, из цитированного выше письма Багратиона Барклаю, следовало, что главнокомандующий 2-й армией был уверен в обратном: Даву его непременно опередит. Из письма видно также, что именно тогда впервые за всю кампанию целеустремленный, собранный Багратион дрогнул… Да и то: пройти столько огненных верст, достичь Смоленска… и обнаружить там, как и в Минске и потом в Могилеве, своего проклятого преследователя!

Но счастье, наконец, улыбнулось русским. Произошло чудо. Багратион прав, отсылая нас к карте. Если посчитать версты, то можно понять, что какими бы «суворовскими маршами» ни двигался Дохтуров от Лиозно к Смоленску, как бы ни спешил Багратион туда же через Мстиславль, французы были бы в Смоленске на день-два раньше. Барклай был тоже уверен в том, что дело почти проиграно. В письме Багратиону он писал, что французы непременно уже движутся к Смоленску: «Итак, я иду форсированными маршами через Поречье на Смоленск, куда, по всем пол ученным сведениям, обратится наверно вся неприятельская армия и корпус маршала Даву со всеми соединенными силами»66. На следующий день он же писал: «Отступаю к Смоленску единственно для того, чтобы предупредить коварные замыслы Даву, идущего из Могилева прямою дорогою к Смоленску»67.

Но этого-то как раз и не было! «Коварный Даву» не шел к Смоленску. Впервые столкнувшись в полевом сражении с войсками 2-й Западной армии и увидев их упорство, он задумался. Как писал Паскевич, «сражение под Могилевым произвело на него (Даву. — Е. А.) большое влияние. Он сам признавался, что никогда не видел пехотного дела, столь упорного». Маршал полагал, что утром русские снова начнут наступление уже силами всей армии Багратиона, рвавшейся на соединение с 1-й армией. Поэтому в ночь отступления Багратиона от Салтановки и форсирования Днепра французы готовились к обороне, спешно укрепляли предместья Могилева, возводили редуты на подступах к городу. Одновременно Даву усиливал свой корпус, который увеличился после прибытия войск Пажоля, а потом и корпуса Понятовского. Важным оказалось и то, что Багратион 12 июля, уступая требованиям Барклая68, разрешил Платову переправиться через Днепр и пробираться к 1-й армии, хотя, как писал Платов, Багратион «меня отпустил весьма неохотно»69. Это движение казаков, наводнивших окрестности Могилева вдоль левого берега Днепра, и ввело маршала Даву в заблуждение. Он увидел в этом предвестие большого сражения, которое даст ему русский главнокомандующий. Казаки же прошли Могилев севернее и у Любавичей впервые встретились с драгунами Сибирского полка, посланного Ермоловым навстречу 2-й армии70.

Но все-таки ошибка Даву была не в том, что он просидел пять дней в Могилеве, ожидая нападения Багратиона. Узнав, что 2-я армия переправилась на левый берег Днепра ниже и уже прибыла в Мстиславль, он почему-то и тогда не исправил свой промах. Между тем он мог это сделать, даже несмотря на потерянные в Могилеве дни. Сен-При без всяких эмоций внес в свой дневник: «17 и 18-го армия сосредоточена в Мстиславле. Неприятель не двигается из Могилева»11. Денис Давыдов писал, что после битвы под Салтановкой дивизии Раевского и Воронцова, прикрывавшие отход 2-й армии через реку (по дневнику Сен-При, это было 12 июля — Е. А.), позже начали отступление, и противник их почему-то также не преследовал. Это странное «воздержание Давуста от преследования Раевского и Воронцова, — писат Давыдов, — многих из нас тревожило. Мы полагали, что Давуст проник превосходную мысль Багратиона и что он, для преграждения нашему ходу чрез Мстиславль к Смоленску, оставя в покое и Раевского, и Воронцова, двинулся чрез Днепр к первому из сих городов».

Та же мысль была и у начальника Главного штаба 1 — й армии А. П. Ермолова, писавшего 27 июля, что 2-я армия вырвалась благодаря «грубой поспешности маршала Даву, ожидавшего нападения на Могилев… Маршал Даву должен был прежде нас занять Смоленск, и без больших усилий, ибо в Орше были части его армии»72. В своих позднейших записках А. П. Ермолов вернулся к этому драматическому моменту, отметив, что даже диверсия французов на Смоленск нанесла бы русской армии огромный ущерб: «Маршал Даву, пропусти князя Багратиона, мог войсками своими, расположенными в Орше и Дубровне (то есть на кратчайшей к Смоленску дороге через Красный. — Е. А.) занять временно Смоленск… истребить запасные магазины и разорить город. Потеря магазина была бы нам чувствительна, ибо продовольствие армии производилось недостаточное и неправильное»73. В другом месте записок он оценил происшедшее в более широкой исторической перспективе: «Грубая ошибка Даву была причиной соединения наших армий, иначе никогда, ниже за Москвою, невозможно было ожидать того, и надежда, в крайности не оставляющая, исчезла!»74

И тогда восторженное письмо царю вырвавшегося на оперативный простор Багратиона от 17 июля было бы преждевременным: «Не имея преграждений от неприятеля, я сего числа с вверенною мне армиею прибыл благополучно в Мстиславль… Я почитаю себя весьма счастливым, что после всех преград я наконец достиг того пункта, на каком не имею неприятеля уже в тылу и с флангов армии, здесь я с ним грудью»75. Да, это был первый во всей кампании момент, когда армия Багратиона могла встать лицом к лицу с противником, а не отступала от него, опасаясь ударов во фланги и в тыл.

Но все же скажем слово и в защиту неустрашимого Даву. Как и Багратион, он точно не знал силы своего противника и наверняка их преувеличивал. Поэтому наутро он стал серьезно готовиться к обороне Могилева. Кроме того, А. Коленкур передает историю, неизвестную нам по русским источникам. Он сообщает, что поскольку Багратион, подойдя к Могилеву, полагал, что «ему придется иметь дело со слабым корпусом, наспех собранным маршалом, и что никто его не теснит», он якобы «послал к князю Экмюльскому (Даву. — Е. А.) адъютанта, чтобы передать ему, что он в течение нескольких дней обманывал его своими активными маневрами, но теперь Багратион знает, что маршал может противопоставить ему лишь головные части колонны, а потому во избежание бесполезного боя предупреждает его, что будет завтра ночевать в Могилеве. Маршал, не отвечая на эту похвальбу, сделал все возможное для укрепления своей позиции». А потом произошел бой под Салтановкой76. Конечно, этот рассказ можно было бы проигнорировать как недостоверный, но, с другой стороны, в нем можно найти и зерно истины: если Багратион был убежден (точнее — дезинформирован), что его армию ждут только головные части корпуса Даву, то он мог припугнуть слабого противника. И тогда посылка парламентера согласуется с представлениями русского командующего о силах французов и оправдывает намерение морально подавить волю противника к сопротивлению. Как бы то ни было, решимость Багратиона, выразившаяся в ультиматуме и в первой яростной атаке войск Раевского под Салтановкой, свою роль сыграла — Даву не хотел рисковать, даже диверсионная экспедиция в Смоленск могла показаться ему авантюрой, на которую он, не зная истинной ситуации, не пошел, а в итоге оказался в проигрыше.





Дата публикования: 2015-01-10; Прочитано: 242 | Нарушение авторского права страницы | Мы поможем в написании вашей работы!



studopedia.org - Студопедия.Орг - 2014-2024 год. Студопедия не является автором материалов, которые размещены. Но предоставляет возможность бесплатного использования (0.007 с)...