Не родись счастливым, а родись провиантским комиссаром

Как вспоминал Булгарин, в Гейльсберге, где расположилась Главная квартира, жизнь кипела вовсю. «В трактирах и во многих домах играли в банк. Кучи червонцев переходили мгновенно из рук в руки. В этой битее на зеленом поле отличались более других провиантские комиссионеры, которым вручены были огромные денежные суммы для продовольствия войска. Злоупотребления по этой части были тогда ужасные! Войско продовольствовалось, как могло, на счет жителей, и мы ни разу не видели казенного фуража, а между тем миллионы издерживались казною! Впоследствии множество комиссионеров отданы были под суд, многие из них разжалованы, и весь провиантский штат (по указу императора. — Е. А.) лишился военного мундира в наказание за злоупотребления. Но в то время господа комиссионеры, находившиеся при армии, не предвидели грозы, жили роскошно, разъезжали в богатых экипажах, возили за собой любовниц, проигрывали десятки и сотни тысяч рублей»65.

Главнокомандующий армией в этом смысле совсем не походил на Суворова, думающего о своих солдатах, и на представление о голоде в армии отвечал в стиле королевы Марии-Антуанетты: «Надобно уметь терпеть. И за моим обедом подают только три блюда»611. После трех недель бездействия Беннигсен решил повторить «прогулку первого мая» и атаковать столь вызывающе стоящий впереди своих основных сил корпус маршала Нея. Предполагалось, охватив корпус слева и справа силами нескольких дивизий, отрезать его от основной армии и разбить. В центре атака на Нея возлагалась на Багратиона. Начало операции было успешным, хотя воспользоваться неожиданностью, как это можно было сделать 1 мая, русским полководцам не удалось. Ней сначала оказывал сопротивление авангарду Багратиону, а затем, заподозрив обходный маневр русских (его должен был совершить корпус генерала Сакена), начал быстро отступать, пока не закрепился на удобной для обороны позиции перед речкой Пассарга. Наутро 25 мая Беннигсен дал приказ Багратиону атаковать корпус Нея и сбить его с этой позиции. Багратион это успешно сделал, вытеснив Нея за Пассаргу и при этом взяв в плен полторы тысячи пленных, в том числе одного генерала. Возможно, что тут и должен был совершить свой обходный маневр генерал Сакен, чтобы ударить в тыл Нею или серьезно отвлечь на себя маршала Сульта, который активно помогал попавшему в переделку французскому корпусу. Однако Сакен — давний враг главнокомандующего — с места не двинулся и приказ Беннигсена почему-то не выполнил. В результате операция по окружению корпуса Нея провалилась. Позже генерал-лейтенант Остен-Сакен за этот проступок был отдан под суд, который тянулся три года, да так и не решил, кто же был виноват: Сакен, который, по словам Беннигсена, из-за давней с ним вражды не подчинился приказам главнокомандующего, или Беннигсен, который, со слов Сакена, давал путаные и невыполнимые приказания. Увы, распри и местничество полководцев вообще типичны для этого времени…

Ней оборонялся против Багратиона умело, используя заранее подготовленные для встречи противника засеки, мешавшие проходу русских войск по лесным дорогам. Многим запомнился тогда эпизод героической атаки любимых Багратионом лейб-егерей под командой полковника Сен-При на французов, закрепившихся в одной из засек. Булгарин вспоминал: «Тут впервые увидел я геройство русского солдата, предводимого храбрыми начальниками. Полк, построившись в две батальонные колонны, двинулся с места так же стройно, как на ученье. Одной колонной командовал полковник Сен-При, а другою полковник Потемкин. Приближаясь к лесу, колонны разделились и выслали вперед стрелков, продолжая быстрое свое наступление. По условному сигналу оба батальона крикнули разом “Ура!” и бросились стремглав в штыки: батальон Потемкина прямо на засеки, а батальон Сен-При во фланг неприятеля. Французы дали залп, но это не удержало храбрых наших егерей — они полезли на засеки, очищая себе путь штыками. В одно мгновенье перестрелка прекратилась, и из леса раздались страшные вопли. Потом снова послышались ружейные выстрелы. Французы не устояли и бежали из леса…» Если Булгарин только наблюдал бой со стороны, то неизвестный нам русский офицер, оставивший записки (И. С. Тихонов считает, что это был А. В. Энгельгардт), сам участвовал в начале этой памятной атаки: «Когда полк приближался к месту сражения, я внутренне восхищался, что, наконец, желание мое исполнилось побывать и под неприятельскими пулями, и когда первый батальон готовился ко входу в лес, то я, командуя половинною четвертою ротою, пошел с моими солдатами вперед и, усмотря старого полковника Бернарбоса, я спросил, где неприятель, на что он мне ответил, чтоб я не горячился, ибо и здесь пули летают… С честью опередя его полк, я приказал солдатам скрыться за большими деревьями, а сам пошел вперед, чтобы, осмотря неприятельское положение, избрать лучшее средство к нападению на оного. Посреди свиста пуль я дошел не более 60 шагов до неприятеля, так что только один овраг отделял меня от оного, как рикошетный удар от пули пробил пяту моей ноги. Сгоряча мне показалось, что я не ранен, но, чувствуя в ноге тяжесть и льющуюся кровь, я крикнул солдат, которые, увидя меня, по особенной любви ко мне, человек более десяти, бросились ко мне, невзирая на смертоносную опасность. Их усердие ко мне стоило двум жизни и одного ранило, меня отвели к фронту второго батальона. Граф Сент-Приэ, усмотря меня раненым, показал искреннее сожаление ко мне и тотчас велел второму батальону двинуться в обход». Это и была описанная выше Булгариным атака Сен-При во фланг французам. Беннигсен писал о происшедшем: «Эту атаку егерей можно поставить примером храбрости и отваги, покрывшей славою егерский полк, и в особенности офицеров, бывших во главе баталионов». Булгарин добавляет: «Ни на одном маневре не было произведено такого ловкого и стройного движения, как штурм засек и изгнание французов из леса при Пассарге гвардейскими егерями. Лейб-гвардии Егерский полк был тогда чудный полк, решительно первый полк в русском войске!» Багратиону как шефу егерей было чем гордиться. Упомянутый выше офицер — автор мемуаров — вспоминал, впрочем, как дорого обошлась эта атака гвардейским егерям: «Полк потерял более 250 убитыми и ранеными, и в сем жарком деле лишились мы лучших офицеров. Достойнейший наш предводитель граф Сент-Приэ был ранен в берцо левой ноги так, что навсегда остался коротконогим, его родной брат подпоручик Сент-Приэ — в грудь навылет, храбрый капитан Ридингер, который командовал под Потемкиным первым батальоном, — шомполом в брюхо, добрый капитан Вульф убит был наповал, просвещенно-храбрый Делагард ранен был в бок, удалой и забавный мой артельщик Догоновский, получа пулю в горло, чрез час умер, а мне сие первое вступление на Марсово поприще, за лишнюю мою быстроту, отняло способ служить против других выскочкою, ибо лишило меня ноги, которая никогда у меня не вырастет»67.

Как бы то ни было, Ней благополучно отступил за реку. Правда, он потерял вагенбург вместе со своей каретой, в которой казаки нашли серебряный сервиз, а также… женские украшения (верно, трофеи маршала). Кроме того, казакам достались все экипажи генералов и офицеров корпуса Нея. бесчисленные фуры. Они же из своих поисков привели около 500 пленных, а однажды — целый бордель из двадцати пяти девиц легкого поведения, которых везли в обозе склонные к удовольствиям французы.

Весеннее оживление русских пробудило Наполеона. С этого момента и до самого Тильзита он взял инициативу в свои руки, освободив тем самым своего противника Беннигсена от столь тяжкой для того задачи думать о наступлении… В связи с происшедшим невольно возникает вопрос: в чем все-таки заключался смысл ухода русской армии из-под Кенигсберга, который она должна была защищать, и где были более удобные квартиры и сносная система обороны? Ведь заняв новые зимние квартиры на значительном удалении от города, Беннигсен открывал Наполеону возможность отрезать русскую армию от столицы Восточной Пруссии. В результате после начала контрнаступления французов они постоянно ставили Беннигсена в трудное положение, угрожая отсечь его от Кенигсберга, и в какой-то момент движения двух армий порой напоминали забег — кто быстрее достигнет города.

Начало последнего и победного французского наступления в Восточной Пруссии так отражено в записках Беннигсена: «Рано утром 26 мая… князь Багратион, стоявший с авангардом на правом берегу Пассарги, против Деппена, дал мне знать, что на обширной равнине, расстилавшейся на другой стороне реки, весьма ясно видна линия неприятельской кавалерии, состоявшая свыше ста эскадронов. Судя по значительной свите лица, осматривавшего эту кавалерию, и по восторженным крикам, раздававшимся при осмотре, князь Багратион высказывал предположение, что сам Наполеон объезжал войска». Так и видишь окруженного офицерами штаба Багратиона, который, стоя на возвышении, направляет свою подзорную трубу на эту впечатляющую при свете восходящего солнца картину — парад тысяч великолепных всадников — драгун, гусар, егерей, кирасир, улан, сотрясающих воздух криками «Vive Il Empereur!». Это был смотр как раз прибывшей из Страсбурга кавалерии Мюрата. «Мне, — пишет Беннигсен, — предстояло поэтому ожидать, что наступательные действия неприятеля не замедлят обнаружиться тотчас по прибытии Наполеона в этот отряд»68. И правда! Русский главнокомандующий как в воду смотрел — Наполеон расстался с Валевской и решил размяться в поле. В конце мая французы перешли в наступление…

Поначалу возникло типичное дежавю всех прежних кампаний против Наполеона: наше неуверенно начатое наступление застопорилось, а французы перешли в решительное контрнаступление, стали наседать, и под этим натиском наши — когда медленно, а когда быстро — отступали, избегая излюбленного противником охвата с флангов. Опять Багратион командовал авангардом, который почему-то чаще бывал арьергардом. И задача его, как и в прежние кампании, состояла в том, чтобы, Удерживая французов, дать основной армии уйти от преследования и занять выбранные ее главнокомандующим позиции Для предполагаемого оборонительного сражения. Еще в марте, задумывая наступление против Нея, Беннигсен продумал, как он будет потом отступать, и для этого присмотрел позицию на берегах реки Алле у городка Гейльсберг, заранее приказав ее усилить полевыми укреплениями — редутами и другими фортификационными сооружениями, расположенными особенно на возвышенностях. Оборонительные работы шли там непрерывно до конца мая. С одной стороны, было похвально, что главнокомандующий подготовил укрепленную позицию, но с другой — в этой предусмотрительности была некая обреченность, безнадежность. Получалось, что задуманная им «майская прогулка» с целью окружить и разбить корпус Нея, рассматривалась не как начало крупномасшабной операции по вытеснению Наполеона из Восточной Пруссии, а лишь как обыкновенная диверсия. В итоге инициатива после паузы, как и раньше, перешла всецело к императору французов.