Открытость концовки, но отвергая относительность нравственных

ценностей XX в., Фаулз защищает институт гуманизма и роман «как

гуманистическое предприятие», опираясь на великую традицию

английской литературы и культуры в целом. В книгах писателя

вырисовывается богатая энциклопедия цитат и парафраз Фиддинга

и Смоллета, Стерна и Диккенса, Шекспира и Аристотеля, Монтеня

и Вольтера, Харда и М. Арнольда, Маркса и Дарвина, что делает

творчество Фаулза особенно примечательным и независимым от

современных модных сиюминутных течений и влияний, привлекательным

для думающего читателя, приглашенного на зрелище с

поистине роскошным викторианским оформлением, включающим

различные стереотипы мышления частного и общественного, элитарного

и массового. Эксперимент Фаулза с творческим сознанием

проводится в разных произведениях по-разному, в зависимости от

жанра, степени условности сюжета и отталкивания от традиции.

История сама по себе, будь то загадочное убийство или игра в

покинутую любовником женщину — разные степени отвлеченности

от реальности, заключающей в себе возможности фрагментации и

распада. Соответственно убедительной представляется мифологическая

основа реконструированного творческого сознания, травмированного

катастрофой.

IT’S TIME FOR «MAGGOT»!

(А ТЕПЕРЬ О «ЧЕРВЕ»!)).

http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A7%D0%B5%D1%80%D0%B2%D1%8C_(%D1%80%D0%BE%D0%BC%D0%B0%D0%BD)

Всякий сочиненный текст - это червь, личинка, которая со временем должна преобразиться в крылатое существо. Эта книга - вовсе не биографическое повествование. Это, по словам самого автора, литературная фантазия, продиктованная навязчивой темой: горстка безликих спутников движется без видимой цели навстречу неким событиям. Но постепенно их черты обретают отчетливость, превращаясь в пронзительно ясные портреты...

Фаулз-автор - намеренно «чудной», неуклюжий, внятный лишь немногим. Метод его близок классическому авангардизму, который декларирует полную автономность реальности от знаковых систем, вещей - от слов, истины - от текста. Сюжет в короткой заметке пересказывать бессмысленно. Бессмысленно и в длинной: цепь диких событий, случившихся майским днем 1736 года в глухом уголке Западной Англии, не поддается сколько-нибудь рациональному истолкованию. Версии очевидцев, на смене которых строится роман, явно, подчеркнуто вздорны: всякое индивидуальное восприятие до неузнаваемости искажает действительность. В том числе и восприятие нынешнего простодушного читателя: Фаулз исподволь навязывает ему иллюзию, что в «Черве» изображен визит летающей тарелки, а затем от души смеется над легковерными.

Генрих Бёлль

(Немец, немецкий язык)

БИГОРАФИЯ

http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%91%D1%91%D0%BB%D0%BB%D1%8C,_%D0%93%D0%B5%D0%BD%D1%80%D0%B8%D1%85

[Информация ниже взята из рекомендованного Каминской учебника. Жирным выделены основные моменты и тезисы ответа, остальное как бы подтверждает это].

В 1947 г. некоторые немецкие писатели объединились в «Группу 47», постепенно

ставшую своеобразным центром литературной жизни ФРГ. Инициаторами

объединения выступили Ганс Вернер Рихтер, Альфред

Андерш и др. Именно в русле этого движения и возникла реалистическая

литература ФРГ в ее наиболее значительных художественных

достижениях.

В момент образования группы ее инициаторы демонстративно

отказались от публикации каких-либо манифестов и программ.

Напротив, одним из лозунгов стало недоверие ко всем идеологическим

доктринам. Этот «идеологический аскетизм» был реакцией и

на фашистскую демагогию, бесстыдную спекуляцию понятиями

«родина», «народ», «нация», «социализм», и на уже начавшую

формироваться идеологию «холодной войны». В полемическом

запале эти писатели готовы были отвергнуть даже гуманистические

идеалы литературы антифашистской эмиграции — она им тоже представлялась

слишком «тенденциозной». Они поначалу безоговорочно

приняли на веру тезис о тотальности катастрофы, о несостоятельности

всех гуманистических идеалов. Они тоже считали, что должны начинать

с «нулевого года», и, резко критикуя «традиционалистов» и

«каллиграфов», выдвинули лозунг «вырубания просек».

Но всех этих писателей объединяла ненависть к фашизму и

жажда демократического обновления страны, а в эстетическом

плане— стремление противопоставить всяким «сконструированным» философским системам реальную правду жизни, как бы

жестока она ни была. Они не хотели создавать ни аллегорий, ни

мифов — они рассказывали лишь о том, что видели своими глазами:

о войне, грязи, крови, разрухе и голоде послевоенных лет. Один из

критиков впоследствии заметил, что выразительнее всего их произведения

характеризует то, какие слова в них не употреблялись: вера,