Коммунизм проходит с возрастом?

Британские социологи выяснили недавно, что до 10 лет дети в своих устойчивых компаниях всё, что у них есть, склонны делить поровну и только после, когда эта наивная «уравниловка» не находит поддержки в открывающемся им опыте взрослых и в массовой культуре, они начинают делить со всё большим учётом затрат, полезности и вложений, а ещё позже становится принципиально важно, что, сколько и кому изначально принадлежало т.е. в чьей формально находилось «собственности». Подобные наблюдения создают вечную и призрачную надежду на то, что если за ещё не взрослых людей, не «социализированных» пока по правилам системы, вовремя взяться, то можно получить совершенно других взрослых, способных к другим и более достойным отношениям друг с другом.

Разоблачение «мокрецов»

В конце 80-ых, когда я сам был подростком, нам в лица с надеждой вглядывались «коммунарские педагоги», мечтавшие «похитить детей» внутри советского недосоциализма, как это сделали «мокрецы» в «Гадких лебедях» у Стругацких.

Но у тех школьников из фантастической книги были полуволшебные, мутировавшие «проводники», не совсем люди, учившие их ставить неразрешимые в мире взрослых и единственно важные вопросы – снова сверхъестественное, мифологическое, волшебное вместо революционного. Я помню эта же проблема смущала меня, когда я читал дочке «Незнайку на Луне», где революция происходит тоже как сверхъестественное вторжение более развитых инопланетных коротышек, обладающих непобедимой технологией антигравитации, заставлявшей полицейских при выстреле подниматься в воздух и лететь куда подальше. Т.е. без прилёта Знайки и земного десанта на Луне навсегда бы остался капитализм американского образца. Джельсомино обладал волшебным голосом, разрушавшим тюрьмы в стране, где «все деньги были фальшивыми». Взорвавший парламент Гай Фокс из комикса про «Вендетту» был результатом вышедших из под контроля секретных разработок тоталитарного правительства. Буратино изначально содержался как таинственный дух в говорящем полене и только потому смог победить Карабаса и открыто плевать на «Тарабарского короля». Это проклятый вопрос: откуда в прежнем обществе возьмется тот, кто способен жить по-новому и преодолеть старое? Но есть и другой вопрос: если чудес не бывает, полено не говорит и инопланетного коммунистического десанта не будет т.е. если изменение отношений вообще невозможно, откуда в наших головах берется мечта об этом изменении и почему тогда человечество вообще менялось? Пожалуй, только Чиполлино был последовательным революционным лидером, не прибегавшим к секретной магии и полагавшимся на самоорганизацию трудящихся. Но и в этой сказке детям не объясняется, откуда он такой решительный и упрямый взялся, и почему ему было нужно больше, чем остальным его братьям из луковой семьи?

Кто были педагоги-новаторы, «коммунары», которые в 80-ых так нравились себе в роли «мокрецов» и которые так верили в нас, как в «других детей» с новой лексикой и новым мышлением? Кто были те, кто казались нам интеллектуалами, кому мы отвечали ответным уважением, потому что они так высоко нас ставят и столь многого от нас ждут? Большинство из них были болтунами с гитарами, «психотренингами», ночными «ролевыми» бдениями и смутными симпатиями к Эриху Фромму, о котором они знали из брошюр советских бичевателей ересей. Самые совестливые и пытливые из них закончили необратимым помешательством и принудительным лечением. Самые настойчивые и упорные, устав от роли «мокрецов», основали потом «Китеж» — общину альтернативных педагогов в калужской глуши со своей церковью, общим полем, гаражами и лесопилкой, где вполне успешно помогают оставшимся без родителей подросткам подготовиться к нормальной жизни в большом обществе. А другая, более радикальная и ортодоксальная «ветвь» их движения, открывшая научные формулы счастья и справедливости, основала собственную аграрно-духовную общину под Харьковым, нынешние порядки в которой сильно напоминают революционную Кампучию Пол Пота в миниатюре – всё свободное пространство завешено мотивирующими лозунгами, полный контроль «теоретиков» над речью, распорядком дня, питанием и сексуальной жизнью простых «практиков», 15-часовой рабочий день и принудительное ведение «открытых» дневников, которые называются «внешняя совесть».

Возможно ли вообще «похищение детей» внутри капитализма, описанное когда-то Стругацкими, как подрывная стратегия? В нынешней системе ещё меньше смысла прикидываться «мокрецом» или, наоборот, больше?