Святая на мгновенье подняла глаза, улыбаясь с безмятежным интересом

– Баба (почтенный отец) знает лучше,– покорно ответила она... Я был счастлив, увидев, что мои расспросы ее не оскорбили. Никогда нельзя заранее знать, как йогин или йогини будут реагировать на мысль о какой-либо публичности. Как правило, они избегают ее, желая в безмолвии следовать по пути глубоких душевных показаний.

– Мать,– продолжал я,– тогда простите меня за то, что обременяю вас расспросами. Будьте добры, ответьте лишь на те из них, которые не будут вам неприятны. Я пойму и ваше молчание.

Она грациозным жестом протянула вперед руки:

– Я рада ответить вам,– если такая незначительная личность, как я, сможет дать удовлетворительные ответы.

– Не называйте себя незначительной,– запротестовал я.– Вы великая душа.

– Я смиренно служу всем.– И затем я услышал странную фразу: – Я люблю готовить пишу и угощать людей.

«Странное время препровождения для святой, которая ничего не ест!» – подумалось мне.

– Скажите мне, мать,– я хочу услышать это из ваших уст,– действительно ли вы живете без пищи?

– Да, это правда,– она немного помолчала; следующие ее слова показали, что она считала в уме.– С двенадцати лет четырех месяцев и до моего нынешнего возраста в шестьдесят восемь лет около пятидесяти шести лет – я ничего не ела и не пила.

– И вам никогда не хочется есть?

– Если бы мне хотелось есть, я должна была бы делать это,– произнесла она просто, но с достоинством. Эта аксиома слишком хорошо известна тому миру, который вращается вокруг трех приемов пищи в день.

– Но все же вы едите нечто! – В моем тоне послышалась нота увещевания.

– Конечно,– улыбнулась она, быстро поняв смысл моего замечания.

– Вы питаетесь более тонкими энергиями из воздуха, солнечного света[

] и космической энергии, которая насыщает ваше тело через продолговатый мозг.

– Баба знает,– вновь покорно согласилась она, как обычно спокойно и бесстрастно.

– Мать, расскажите мне, пожалуйста, о ранних годах вашей жизни. Этот рассказ будет представлять глубокий интерес для всей Индии и даже для наших заморских братьев и сестер.

Отбросив обычную сдержанность, Гири Бала устроилась поудобнее и принялась рассказывать:

"Пусть будет так,– произнесла она тихим, но твердым голосом.– Я родилась в этом лесном крае. В детстве моем не было ничего замечательного, кроме одной вещи; я была невероятно прожорлива.