Глава 28. Сергей Иванов не мог ухватиться

Сергей Иванов не мог ухватиться. Он просто‑напросто не мог ухватиться. Чертов дождь намочил череп и шевелюру мужчины, и короткие волосинки проскальзывали между пальцами, так что Сергею не удавалось отогнуть его голову назад. Левая рука Сергея снова метнулась вперед, обхватила мужчину за лоб и отвела голову назад, а к его горлу скользнул нож. Тело мужчины рванулось вверх. Сергей потянул нож к себе, почувствовал, как тот коснулся кожи и врезался в нее. Вот! По его большому пальцу хлынул теплый поток крови. Не такой большой, как ожидал Сергей, но еще три удара сердца – и все будет кончено. Сергей бросил взгляд в зеркало, чтобы разглядеть это. Он увидел ряд зубов, а под ним открытую рану, кровь из которой текла на рубашку. И глаза мужчины. Его взгляд – холодный яростный взгляд хищника – навел Сергея на мысль о том, что работа еще не закончена.

Когда Харри почувствовал руку на своей голове, он инстинктивно все понял. Понял, что это не пьяный посетитель и не престарелая тетка, а один из них. Рука соскользнула, и это дало ему десятую долю секунды, чтобы взглянуть в зеркало и увидеть блеск стали. Он уже знал, куда она летит. Но вот рука врага обхватила его лоб и отклонила голову назад. Просовывать свою руку между горлом и лезвием было уже поздно, поэтому Харри уперся ногами в металлическую подставку внизу стойки и рывком поднялся, одновременно прижимая подбородок к груди. Он не почувствовал боли, когда лезвие вонзилось в кожу, и ощутил его, только когда нож дошел до подбородочной кости и прорезал чувствительную надкостницу.

И тогда Харри встретился в зеркале взглядом с тем, другим. Тот плотно прижимал голову Харри к своей так, что они стали похожи на двух друзей, позирующих для фотографии. Харри чувствовал, что лезвие ножа движется к подбородку и груди, пытаясь добраться до одной из двух сонных артерий, и знал, что через несколько секунд оно туда доберется.

Обхватив голову мужчины всей рукой, Сергей изо всех сил дернул ее. Она откинулась немного назад, и Сергей увидел в зеркале, как лезвие ножа наконец добралось до места между подбородком и грудью и вошло в него. Сталь резала горло и шла вправо, к сонной артерии. Блин! Мужчина успел поднять правую руку и просунуть палец между лезвием и артерией. Но Сергей знал, что острейшее лезвие отрежет палец. Надо только сильнее надавить. И он давил и давил.

Харри чувствовал давление ножа, но знал, что он ничего не отрежет. Самый прочный металл в сочетании с низкой плотностью. Ничто не пройдет сквозь титан, будь он сделан в Гонконге или где‑то еще. Но парень был силен, и было только вопросом времени, когда он поймет, что нож не берет палец.

Харри пошарил свободной рукой по стойке, опрокинул стакан и что‑то нашел.

Т‑образный штопор. Самого простого типа, с несколькими витками спирали. Он схватил рукоятку так, чтобы острие торчало между средним и указательным пальцами. Ощутил приступ паники, услышав, как лезвие ножа скользит вверх по протезу. Опустил глаза, чтобы увидеть отражение в зеркале и посмотреть, куда бить. Поднял руку, отведя ее чуть в сторону, и ударил себе за голову.

Он почувствовал, как оцепенело тело соперника, когда острие штопора проткнуло кожу сбоку у него на шее. Но рана была поверхностной и неопасной и не остановила его. Он начал вести нож влево. Харри собрался. Для этого штопора была нужна твердая тренированная рука. Но зато его можно было вогнать глубоко в пробку всего парой движений. Харри повернул два раза. Почувствовал, как острие проходит сквозь плоть. Вкручивается. И натыкается на сопротивление. Пищевод. И тогда Харри дернул.

Казалось, он выдернул пробку из полной до краев бочки красного вина.

Сергей Иванов был в полном сознании и видел в зеркале, как первый удар сердца выбросил вправо струю крови. Мозг его зарегистрировал этот факт, проанализировал и пришел к выводу: мужчина, которому он пытался перерезать горло, попал штопором в его сонную артерию, вытащил ее из горла, и теперь из него вытекает жизнь. Перед вторым ударом сердца, после которого сознание покинуло его, он успел подумать о трех вещах.

О том, что он подвел дядю.

О том, что он больше никогда не увидит свою дорогую Сибирь.

О том, что его похоронят с лживой татуировкой.

С третьим ударом сердца он упал. И когда Курт Кобейн прокричал «мемория» и песня закончилась, Сергей Иванов был мертв.

Харри поднялся со стула. В зеркало ему был виден порез, идущий по всему подбородку. Но это было не опасно, хуже были глубокие порезы на горле, из которых сочилась кровь, окрасившая воротник рубашки в красный цвет.

Три других посетителя уже испарились из бара. Харри посмотрел на мужчину, лежащего на полу. Из раны на шее кровь все еще вытекала, но уже не била фонтаном. Это означало, что сердце перестало биться и можно не беспокоиться об оказании ему первой помощи. К тому же Харри знал, что, даже если бы этого человека оживили, он никогда ничего не сказал бы о тех, кто его послал. Потому что Харри увидел татуировку, выглядывающую из ворота рубашки. Он не знал значения всех символов, но знал, что они русские. Может быть, «Черные сеятели». Они отличались от типичных западных символических татуировок бармена, прижавшегося к зеркальной полке и смотревшего на него полными черного ужаса глазами, зрачки которых расползлись на весь белок. «Nirvana» затихла, и стало совсем тихо. Харри посмотрел на опрокинутый стакан виски.

– Прости, что напачкал, – сказал он.

Харри взял со стойки тряпку, протер поверхность там, где лежали его руки, потом под стаканом, а потом рукоятку штопора и возвратил его на место. Он проверил, не осталось ли следов его собственной крови на стойке или на полу. Потом наклонился к трупу и вытер его окровавленную руку, длинную рукоятку ножа цвета черного дерева и тонкое лезвие. Оружие – а это было оружие, такой нож невозможно использовать в других целях – было тяжелее всех ножей, какие Харри доводилось держать в руках. Лезвие было таким же острым, как лезвия японских ножей для суши. Харри помедлил, а потом убрал лезвие в рукоятку, услышал, как оно зафиксировалось с мягким щелчком, расстегнул крепление и опустил нож себе в карман.

– Доллары принимаете? – спросил Харри и с помощью тряпки достал из бумажника двадцатидолларовую купюру. – Соединенные Штаты гарантируют, как утверждается.

Бармен издавал булькающие звуки, как будто хотел что‑то сказать, но забыл как.

Харри собрался уходить, но остановился. Повернулся и посмотрел на бутылку на зеркальной полке. Снова облизал губы. Постоял минуту без движения. Потом по его телу пробежала дрожь, и он ушел из бара.

Харри перешел улицу под моросящим дождем. Им было известно, где он живет. Конечно, они могли его выследить, но и портье мог его сдать. Или сжигатель наткнулся на его имя при рутинном просмотре списков иностранных постояльцев отелей, которые направлялись в Интерпол. Если он войдет со стороны заднего двора, то сможет подняться к себе в номер незамеченным.

Ворота, выходящие на улицу, были заперты. Харри выругался.

Когда он зашел в отель, за стойкой портье было пусто.

На лестнице и в коридоре он оставлял за собой следы, похожие на буквы азбуки Морзе, написанные красными точками на голубом линолеуме.

В своем номере Харри достал из тумбочки швейный набор и направился в ванную, разделся и склонился над раковиной, мгновенно окрасившейся в красный цвет. Он намочил полотенце и вымыл шею и подбородок, но из ран на шее тут же снова пошла кровь. При холодном белом свете ему удалось вставить нитку в иголку и проткнуть ею белые куски кожи на шее, сначала под раной, потом над ней. Харри стянул концы раны стежками, остановился, чтобы вытереть кровь, и продолжил. Когда он почти закончил, порвалась нитка. Он выругался, вынул обрывки и начал шить заново двойной. Потом он зашил рану на подбородке, это оказалось легче. Харри смыл кровь с торса и достал из чемодана свежую рубашку. Затем он сел на кровать. Его подташнивало. Но времени не было, они наверняка где‑то поблизости, и ему надо действовать сейчас, пока они не узнали, что он жив. Он набрал номер Ханса Кристиана Симонсена и после четвертого звонка услышал в трубке сонный голос:

– Ханс Кристиан.

– Это Харри. Где похоронен Густо?

– На Западном кладбище.

– У тебя все готово?

– Да.

– Мы пойдем сегодня. Встречаемся на тропинке с восточной стороны через час.

– Сейчас?

– Да. И прихвати собой пластырь.

– Пластырь?

– Просто неудачно побрился. Через шестьдесят минут, хорошо?

Небольшая пауза. Вздох.

– Хорошо.

Харри уже собирался повесить трубку, и тут ему показалось, что он слышит сонный голос, другой голос. Но, одеваясь, он убедил себя в том, что ошибся.