Долина смерти 20 страница

– Я все понял, можешь больше не рассказывать, – Георгий дал Рему воды.

– Нет, расскажу, – с тупой, нездоровой упрямостью сказала она. – Не добьешь, говорит, сначала тебя… изнасилую, а потом вместе с этим в колодец брошу. И я ударила… в живот. А Васеня обрадовался, сказал, что мы теперь кровью повязаны.

Предупредил: дескать, меня сдашь ментам – я сдам тебя. И отпустил…

– Где Васеня?

– Не знаю, наверное, убежал… Ты меня не бросишь сейчас, Георгий? Тебе не противно со мной?

– Что ты, миленькая, – приласкал ее Георгий. – Ты же не виновата…

– Знаешь, как страшно! Тебе приходилось когда‑нибудь ножом… в человека?

– Ножом не приходилось… Значит так. Слушай меня внимательно, Поспелов глотнул воды из кружки и неожиданно прыснул в лицо Рема – она встрепенулась, вытаращила глаза. – Вот, пришла в себя! Какая ты умница!.. Бояться тебе нечего. Если станут допрашивать, ты должна говорить следующее: в машину к этому торговцу ты не садилась, но на берегу была, полоскала белье, и вы с ним разговаривали.

Допустим, о том, какая обувь нравится женщинам в сельской местности. Ты немного с ним пококетничала и все. Запомнила?

– Да…

– Слушай дальше. Потом он сел в машину, чтобы достать и показать тебе образцы обуви. Тоже будто бы проявил к тебе интерес. Затем откуда‑то выскочил Васеня, ударил камнем в стекло, а когда дверь открылась, то несколько раз всадил нож в торговца. Но ты этого как бы не поняла, и увидела, что торговец вываливается из машины. Васеня стал затаскивать его в кабину, а ты все еще думала, что они просто дерутся. Потом Васеня побежал к тебе на мостки и тут ты увидела в руке его нож. И вроде бы кровь…

– Нет, я так не смогу сказать, – зажимая рот и боясь расплакаться сказала Рем. – Он же… Васеня меня спас!

– Он убил человека!

– И спас меня…

– Хорошо, спас тебя, но убил! Убил же?

– Да…

– Ну вот, – Георгий прижал ее к себе, погладил по голове. – Умница. Скажешь так, как я тебя научил. Ты испугалась, хотела убежать, но Васеня схватил тебя за руку. И пригрозил ножом, чтобы молчала, что он убил торговца из‑за тебя. Сказал, что теперь вы повязаны кровью.

Она молча покивала, вытерла ладошками лицо, проговорила трезвеющим голосом:

– Все равно я боюсь… Милиции боюсь и Васеню. Все равно я соучастница.

– Дура ты, а не соучастница, – засмеялся Георгий и поцеловал ее в лоб. Все это нужно для того, чтобы восторжествовала правда. Это маленькая ложь во имя истины.

Такое бывает. Иначе тебя могут арестовать и месяц держать в изоляторе.

Потом, конечно, выпустят, но месяц продержат. А у нас с тобой много работы.

Рем затихла на минуту, осмысливая его слова, прошептала одними губами:

– Боюсь… Спрячь меня, Георгий. Спрячь от всех, прошу тебя! Хочешь, я открою тебе самый главный секрет храбрости? Чтобы ничего не бояться?

– Хочу…

– Когда страшно, нужно делать то, что вызывает страх. Сделаем так: ты возьмешь свое удостоверение и подойдешь к майору Солодянкину. Он здесь, лысоватый такой, плечистый и всегда потный. Отзовешь в сторонку, представишься и один на один дашь ему показания. Скажешь так, как я учил. Он все поймет и больше никогда милиция тебя не тронет.

– А если…

– Если – не будет! – жестко сказал Поспелов. – Только говори тихо, четко, как подобает агенту спецслужбы. И с холодным лицом. И напомни ему, что твои показания ни в коем случае не могут рассматриваться как свидетельские. А лишь как агентурная информация. Солодянкин тебя расцелует за это.

– Хорошо, я попробую, – подавляя внутреннюю дрожь, проговорила Рем. Пойду и скажу… Только ты потом меня спрячешь? Увезешь отсюда?

– Увезу, – не сразу согласился он, мысленно прикидывая, куда бы на время поместить агента.

– А куда увезешь?

Готовить ей конспиративную квартиру – уйдет недели две, и нужда отпадет прятаться…

– К себе на ферму увезу. И ни кому не отдам.

Она стала медленно собираться – переодевалась, умывала лицо, доставала из тайника удостоверение, и потому, как сборы подходили к концу, заметно росла решимость.

– Может, мне сюда не возвращаться? – перед уходом предложила она.

– Пожалуй, да, – согласился Георгий. – Возле сельсовета стоит новая «газель». Я буду в кабине. Если нет – садись и жди.

Проводив ее через потайной ход, Поспелов демонстративно задернул шторы, проверил шпингалеты на окнах, закрыл форточки и печную трубу. Неплохо было бы установить здесь охранную видеокамеру, но хлопот с ней… Если сюда сунется Васеня, увидят соседи, а больше вроде бы и незачем. Он извлек из тайника радиостанцию Рема, включил и набрал код своей фермы. Им самим же объявленное радиомолчание никто не смел нарушить, даже если кому‑то взбрело бы в голову посылать вызов. Ожидая ответа, он загадал: если Татьяна сейчас откликнется, значит, ждет его, чувствует, что код набран им специально для нее.

Вызов повторялся через каждые четыре секунды, сигнал уходил во Вселенную…

Потом он выключил аппарат, с недовольством к самому себе как попало засунул его в пластиковый пакет и спрятал назад в тайник: все это гадание было мальчишеством и ничего кроме раздражения не вызвало.

Он лег на диван и, уставившись в потрескавшийся потолок, постарался сосредоточиться на завтрашних делах. А хлопот из‑за радиомолчания прибавлялось вдесятеро, придется изменить график встреч, и в первую очередь с Витязем.

Бывшего пилота Георгий отправил в район брошенного военного аэродрома с задачей наблюдать за аэродромом и его окрестностями, выявить, есть ли там следящая видеоаппаратура, и если есть, досконально изучить обстановку, найти «мертвую» зону и попытаться при удобном случае проникнуть на взлетно‑посадочную полосу и поискать частицы от разрушенных колесами «нивы» солнечных батарей. Если, конечно, их не успели убрать. Сгодился бы для экспертизы даже один фотоэлемент – Зарембе нужны материальные доказательства, как будто захваченного рюкзака с электронным блоком мало…

С Витязем теперь придется встречаться минимум через день, а одновременно следует продолжать работу с десантурой, подтаскивать ее поближе к аэродрому и постепенно включать в работу.

На аэродром же придется ориентировать теперь и Ромула, и Рима, и Рема, когда она оправится от шока после происшествия.

Работы, причем интереснейшей, горячей, острой, было выше крыши, а Поспелов лежал и чувствовал только апатию и лень. Он утешал себя, что все это от усталости, от постоянной череды стрессов и сам себе не верил…

Выждав полтора часа, он встал, выбрался на улицу и, не скрываясь, насвистывая, побрел к сельсовету. Он предчувствовал, что никто не посмеет остановить его, задержать, спросить документы; даже самый придирчивый мент обошел бы его стороной, как злую, осатаневшую собаку.

Рем уже сидела в машине и подавалакакие‑то знаки рукой. Георгий обошел «газель», попинал баллоны и не спеша забрался в кабину.

– Поехали! – зашептала Рем. – Знаешь, ты был прав! Он не расцеловал, но поблагодарил.

– А ты, дурочка, боялась, – буркнул он, отъезжая от стоянки. – Может, останешься дома?

– Нет! Нет! – она кинулась к Георгию, чуть не вышибив руль. – Не оставляй меня.

Сейчас, как никогда, мне нужна… мужская рука. Я и так боюсь одиночества, а теперь…

– Я тоже боюсь одиночества, – признался он.

– Но ты такой… сильный, никто никогда не обидит.

– Если бы только это…

Похоже, после «исповеди» перед Солодянкиным ей полегчало: она заметно оживилась, поблескивали глаза, порозовели и окрепли детские припухшие губы. Она снова принимала свой прежний изящный и утонченный образ – еще бы нарядить ее в красивое белое платье, сделать прическу и посадить за инструмент в концертном зале, допустим, за черный «стенвей», публика бы умирала от восторга. А она бы – от счастья…

– За то, что я тебя научил быть храброй, открой мне один секрет, предложил Георгий, глядя на дорогу, но боковым зрением заметил, как Рем напряглась. – Только чистую правду, как на духу.

– Какой секрет? – уже кокетством спросила она.

– За каким… хреном ты полезла в эту грязную работу? Ну чего тебе не хватало?

– Мне стало скучно жить, – после паузы призналась она. – Лет в семнадцать…

Желание проявить себя – это же естественно, правда?

– Захотелось приключений?

– Не совсем так… Но и приключений тоже. И остроты ощущений.

– Думаю, за эти сутки ты нахлебалась всего этого под завязку?

Она не ответила, лишь молча и благодарно погладила его руку на рычаге переключения передач.

Два кавказских овчара, посаженных на цепи, еще не успели привыкнуть к хозяину, заорали, как на чужого, преградив путь к дому.

– Эй, жена, – крикнул Поспелов. – Убери этих монстров!

Через мгновение дверь распахнулась от удара ноги и Рем пугливо спряталась за спину: на пороге показалась рассерженная, а точнее, гневная Татьяна…

Разыгрывать из себя ревнивую жену‑финку не было уже никакой нужды Поспелов не собирался скрывать, кого и почему привез в дом: судьба Рема была решена и теперь не имело смысла продолжать конспиративные игры. Агента следовало в ближайшее время переправить в распоряжение Зарембы.

– Кто это с тобой, Георгий? – разглядывая Машу, жестко спросила Татьяна.

– Любовница, – хмуро пошутил он. – Включи «титан» в ванной и проводи. Ей нужно вымыться с дороги. Жить будет в моей комнате.

Она только стиснула зубы, однако смирилась. И едва Рем исчезла за дверью ванной комнаты, как «жена» вновь обрела голос, правда, говорить стала полушепотом.

– Ты кого привел в дом? Ты что, не чувствуешь, кто эта женщина?

– Чувствую, – усаживаясь за стол, сказал Поспелов. – Это агент Рем, знакомая тебе по донесениям.

– Рем?! – изумилась она, поглядывая на дверь ванной. – Это – Рем?

– А ты как себе представляла ее?

– Не знаю… От этой женщины исходит опасность. Она чужая.

– Разумеется. Потому что не из вашего «женского батальона»!

– Не поэтому… Ты посмотри в ее глаза! Если не чувствуешь…

– Как‑нибудь потом, – отмахнулся он. – Дай мне стакан водки. И выпей сама.

Помогает от стрессов. А потом я выслушаю твой доклад. Как ты тут жила без меня?

Он молча и бесчувственно выпил и так же молча стал есть, склонившись над тарелкой.

– Ты должен поверить моему чутью, – попробовала убедить его Татьяна. – Я редко ошибаюсь в людях… Боюсь эту женщину и ненавижу!

Георгий бросил вилку и ушел курить на балкон. Рем вышла из ванной и скромно присела к кухонному столу – жалкая сиротливая фигурка. Татьяна, не глядя, поставила перед ней ужин.

– Я устал и иду спать! – громко сказал он, приглашая таким образом Татьяну для служебного разговора.

Она поняла и через несколько минут пришла в спальню.

– Ну, теперь докладывай, – предложил Георгий. – О всех своих похождениях.

– Что тебя интересует в первую очередь? – независимо спросила «жена».

– О вашем вояже по «треугольнику» я уже наслышан!

– Ромул выдала? – она сделала выжидательную паузу. – Ну ясно, Ромул… Могу сама написать рапорт… Но ты должен понять, почему мы поехали, почему нарушили инструкции.

– Захотелось самоутвердиться? Преодолеть страх?

Татьяна промолчала, потупилась, как девчонка, и в следующий момент, вскинув глаза, окатила его холодом какой‑то болезненной откровенности.

– Я снова видела… пришельцев! Близко, совсем рядом! Только в другом облике! В человеческом!..

– А в ином их просто не бывает, – постарался он снять болезненность в ее взгляде. – И никакие это не пришельцы, вполне земные люди. Диверсионно‑разведывательное формирование. А зеленые уродливые лица всего лишь резиновые маски, антураж, оригинальное прикрытие тривиальной разведоперации. Работают под инопланетян.

– Этот был без маски! Но я почувствовала… На лбу у него сосуды выделяются в виде латинской «V» и глаза какие‑то пронзительные.

– А сосуды эти точно над переносицей?

– Да, – слегка изумилась она.

– Знакомая личность… Ну, а за что ты посадила Ворожцова? Этот уж точно не пришелец.

– Странная вещь, – Татьяна оживилась. – О том, что ты был на метеостанции и потом оттуда исчез, Ворожцов узнал в то же утро. От какого‑то Васени из Нижних Сволочей. Этот Васеня примчался, чтобы сообщить Ворожцову. Значит, сам узнал о твоем исчезновении еще раньше. Информацию мог получить только по радио. Вопрос – кто передал? А тот, кто знал, что произошло на метеостанции, и кто видел тебя в последний раз.

– Логично, – сдержанно произнес Поспелов, ощущая, как близко он сейчас от разгадки, через кого идет утечка информации.

Единственным свидетелем происшествия на Одинозере была новый начальник метеостанции, агент Рим.

– Тут что‑то еще замышлялось, – продолжала Татьяна. – Ворожцов всегда являлся, когда тебя нет на ферме. И на этот раз прилетел. Между прочим, чтобы наставить тебе рога. Так прямо и сказал.

Мне кажется, намеревались устроить публичный скандал или… взять меня в заложники, а ферму раскрыть как базу разведоперации спецслужб.

– Это не слишком смелое предположение? – мягко спросил Георгий.

– Меня спас Коля. Заремба мальчика прислал для охраны… Случайно спас, даже не подозревал. Он крался к дому от леса, на дурачка, без радиообмена. Попал под «ромашку», село питание. А со стороны дороги шли… пришельцы. Я их не обнаружила, сосредоточилась на Коле и обстреляла, когда он был у забора.

Оказывается, в это время работала еще одна наружная камера, снимала пустоту вдоль дороги, но там шевелилась трава и есть три следа. Можешь сам посмотреть.

Колю они не заметили: он хорошо двигался. Но я очередь дала, затаились, а когда вышла из дома и разобралась с этим мальчиком повернули и ушли назад. Я время на Пленках сопоставила – все сходится.

– Думаешь, Ворожцов с ними в сговоре?

– Думаю, нет. Его использовали, – она печально улыбнулась. Представляешь, я с ним наставляю тебе рога, а пришельцы спокойно входят и берут нас.

– Извини, но зачем весь этот спектакль? Зачем ты им нужна?

– Им не я нужна, а ты, – Татьяна вскинула мудрые, почему‑то постаревшие глаза. – Они бы тебя крепко привязали. Или – нет?

– Что же станем делать с Ворожцовым? – вместо ответа спросил спросил он.

– Это не моя забота, – с внезапной неприязнью бросила она. – Ты я доложила.

– Васеня его друг?

– Не знаю, разбирайся сам. У меня инструкции, жесткий регламент.

– Ладно тебе, не обижайся, – хотел примириться Поспелов. – Про Васеню сам рассказал?

– Жди, расскажет… «Банзай» сделала – признался. Этот Васеня – кадр любопытный.

– Да, – протянул Георгий. – Если еще учитывать, что вчера он одного торгаша зарезал и хотел повязать кровью Рема. Так что делать с Ворожцовым?

– Пусть посидит, – смилостивилась Татьяна. – Отпустим – его немедленно уберут. Не оправдал надежд, провалил операцию.

– Мы не общество спасения. И камеру надо освобождать, скоро потребуется.

– Как знаешь, а я хочу спать. Разрешите отдохнуть, товарищ майор?

Поспелов ушел на кухню, вдруг сообразив, что ему негде спать: все места заняты женщинами. Остался диван в зале, но там открыт балкон и налетела туча комарья…

Не включая света, он сел у окна и, прикуривая, услышал, как на улице гулко и разом залаяли собаки. Натасканные по программе охранной службы собаки просто так не брехали, значит, в окрестностях фермы опять появились чужие. Он сунулся в коридор, чтобы взять в потайной комнате оружие и прибор ночного видения, и заметил белое привидение – «жена» осторожно двигалась к кухне и подзывала его рукой.

– Что? – шепотом спросил Георгий.

– Иди за мной! – так же шепотом потребовала она. – Скорее! Сейчас я тебе покажу, кого ты привел в дом.

– Ну что еще ты придумала? Опять кажется?

– Быстрее? Сейчас увидишь!

Он поднялся вслед за ней в чердачную комнату, Татьяна отвернула край занавески.

– Видишь огонь?

– Где огонь? – за окном было темно из‑за низкой облачности. Овчарки еще лаяли, прыгая на забор.

– Отблески на земле! Вспышки! На земле, под ее окном. Сигнал подает! Стерва…

– Какой к черту сигнал? Кто?

– Женщина, которую ты привел в дом!

Поспелов встал за занавеску, с минуту вглядывался в темень земли и окна своей спальни, где сейчас была Рем – ничего!

И собаки поуспокоились, взлаивали для острастки… Татьяна становилась неврастеничкой. Возможно, от одиночества и страха в «бермудском треугольнике» не выдерживала психика, начинались галлюцинации, навязчивая подозрительность, шпиономания. Отправить бы ее в Москву вместе с Ремом…

– Там ничего нет, – он приобнял «жену». – Успокойся, тебе почудилось…

– Хочешь сказать, у меня что‑то с головой? – она задиристо высвободилась. – Но я видела! Вспышки через равные промежутки времени!

– Ладно, – согласился Георгий. – Иди спать, а я тут подежурю. Иди и ни о чем не думай. Все будет хорошо.

Она ушла с видом обиженной девочки, а он долго потом сидел у окна и, как дурак, таращился в темень, пока перед глазами и в самом деле не поплыли круги и вспышки – признак утомленного зрения.

Наконец ушел в зал, намереваясь прилечь на диван и поспать хотя бы пару часов, однако, покурив на балконе, понял, что и в эту ночь сна не будет. У него возникло ощущение, что его постепенно, незаметно и давно вяжут по рукам и ногам, опутывают самыми неожиданными условиями и обстоятельствами. Причем сети забрасывают со всех сторон: хотели захватить на ферме Татьяну – она права, с помощью Ворожцова готовился захват! Затем втравливают Рема в обычную уголовщину, тем самым нейтрализуя активного агента. Если бы они хотели убрать резидента и всю агентуру из «бермудского треугольника», пожалуй, давно бы нашли способ как, попросту отстреляли бы где угодно – в сопках, на дороге или даже на крыльце дома.

Но пришельцы его вяжут, путают, возможно, добиваются покорности, чтобы сидел и не высовывался, чтобы ощутил, будто они вездесущи и все могут. Разумеется, им не выгодно ликвидировать сеть разведслужбы, в открытую вступать в конфликт с российскими спецслужбами, потому хотят приручить резидента, как‑и положено «гуманоидам», средствами «гуманными».

А у Поспелова пока, кроме спорадических стычек с пришельцами, ничего не получается. Нужно действие иного качества, другого порядка, поскольку любой его ход, согласованный оперативным планом, давно просчитан и легко прогнозируется пришельцами. Следует резко и неожиданно перейти в наступление, ударить со стороны, откуда не ждут удара, навязать свою игру… Но для этого потребуется разработка особого плана разведмероприятий, качественно новая агентура и сама постановка задачи.

А пока входишь с таким предложением к руководителям, пока убеждаешь и доказываешь, пришельцы вычислят все его замыслы, и дитя умрет, не родившись. На это и расчет у пришельцев: они прекрасно изучили структуру и тактику действий спецслужб, психологическую обстановку в обществе, нужных им людей используют вслепую, через официальную прессу давят на мозги сказками о летающих «тарелках», пришельцах, полтергейсте и прочей чертовщине. На сломе идеологии оставшийся без всякой веры человек поверит во что угодно. Можно сказать, они обеспечили себе оперативный простор, осталось только парализовать работу спецслужбы в «треугольнике», что они сейчас делают и весьма успешно. Вот уже идет утечка информации, и, ясно, через собственных агентов! А каждый из них проверен и проверяется постоянно целым специальным аппаратом, существующим в конторе на правах внутренней контрразведки.

В таких условиях начинаешь подозревать всех, а потому лучше всего свернуть всю операцию своими руками, чего, собственно и ждет противник… Тут и Ворожцов может пригодиться!

Поспелов прошел по ночному дому и спустился на хозяйственный этаж. Все эти дни «жена» держала своего пленника в аскетической строгости, приносила только воду, поэтому бывший хозяин фермы ел комбикорм. Георгия он не знал в лицо, и если видел, то только издалека, когда присматривал за соперником в Верхних Сволочах, однако тут сразу же узнал, понял, кто перед ним. В темнице пахло мочой – на прогулки его тоже не выводили…

Нельзя сказать, что он был замучен, затравлен, сломлен; перед Поспеловым сидел понурый, обозленный мужик. У него еще были силы бороться за жизнь…

– Разговор будет короткий, – предупредил Георгий. – Есть всего два варианта спастись от смерти. Строго и прилежно исполнять все мои поручения, и тогда я научу, что сделать, чтобы не пристрелили в первые же часы, как только покинешь ферму. Или остаться здесь, в кладовой.

– А остаться – надолго?

– Пока не сожрешь весь комбикорм! А здесь его полста мешков. Пока не захлебнешься в собственном дерьме, пока не превратишься в животное. Потом я тебя под мох спрячу.

Ворожцов устало вздохнул, блеснул в полумраке белками глаз.

– Н‑ну, сука, вот как подставил…

– Сам подставился.

– Чуял ведь, что он с вами связан. В сопках каждый день рыскал.

– С нами он не связан. Ты хоть сообразил, кому в руки попал? Или не дошло?

– Что там – не дошло…

Поспелов установил ему на колени картонную коробку, достал лист бумаги и ручку.

– В таком случае пиши. В правом верхнем углу. Разборчиво, не торопись. «Руководителю спецподразделения службы безопасности полковнику Зарембе А. В. от гражданина Ворожцова…» Имя, отчество полностью и адрес.

– Ворожцов начал было писать, но вдруг спохватился, поморгал белыми от мучной пыли, мохнатыми ресницами.

– Это… такое поручение?

– Поручение, поручение, пиши, – успокоил Георгий. – «Я, Ворожцов Михаил Константинович, добровольно даю согласие на секретное сотрудничество в органах службы безопасности России и принимаю на себя обязательство добросовестно выполнять все порученные мне задания и хранить государственную и служебную тайну». Число и роспись. Впрочем, нет, только роспись. Число я поставлю то, которое нужно.

Он сидел, хлопал глазами и никак не мог выдавить слова, будто ему сделали «банзай». Это было лишним доказательством, что использовали его втемную и действительно подставили, как дурачка.

– Что ты рот разинул? Пиши! – поторопил Поспелов. – Тебе еще много бумаг придется писать, до самого утра.

Ворожцов потряс головой, скинул коробку с колен.

– Нет, не буду! Я тебе… Я вам такой подписки не дам. Я думал, ты… думал, вы из банды. А вы…

– Значит, будь я из банды, ты бы согласился на сотрудничество?.

Георгий невозмутимо поставил ему на колени коробку, положил бумагу.

– Они… Они банду не трогают!

– Кто, – они?

– Ну эти, пришельцы. Если я буду работать на тебя, на КГБ, они сразу узнают!

Нет, я лучше буду комбикорм жрать!

– Не будешь. Я его свиньям скормлю. Пиши!

– Да ты не знаешь, какие это звери! Они же нелюди! – в глазах Ворожцова появился болезненный блеск – точно такой же, как был у Татьяны. – Против них не пойду! Они вот сейчас могут нас подслушивать! Запросто! Они мысли читают!.. Нас ведь считают за животных и потому делают что хотят. Сам видел, как трех мужиков живьем камнями завалили и улетели.

– На чем улетели? – между прочим спросил Поспелов.

– На вертолете! Мужиков этих вытащили и под осыпь, – он перешел на шепот. – Одного я узнал, егерь из Нижних Сволочей. Он тут берлогу нашел, рядом с фермой, летел за медведем… Потом этот вертолет искали – не нашли.

– Как же ты там оказался?

– Березу искал, карельскую… Смотрю, на сопку вертолет садится. Думал, лесники меня выследили. Спрятался в снег.

– Место на карте покажешь?

Ворожцов огляделся, зашептал:

– Покажу, если про меня никому!.. Я один свидетель, потому меня сразу… Они же не первый раз сюда прилетают!

– Куда – сюда?

– На Землю!.. В войну тут такое было!

Матушка рассказывала. Думаешь, откуда взялась Долина Смерти? Там наши стояли и немцы. А они прилетели на своём корабле и зависли в воздухе. Наши подумали, немецкий самолет, а немцы – что наш. И с двух сторон по нему как ударили! Ну тогда и пришельцы чем‑то ударили. То ли газом, то ли еще чем. Кто как стоял, так и умер. Без звука! До весны трупы стояли.

– Эти сказки я уже слышал, – Георгий вложил ручку в его вспотевшую руку. – Давай, Михаил Константинович, пиши бумагу. И не шепчи, говори громко. Здесь есть микрофон, только мой. И все, что ты уже рассказал, записано на пленку. Могу дать послушать. А не напишешь бумагу, я случайно эту пленочку потеряю. И пусть ее пришельцы послушают.

Ворожцов ссутулился и сквозь мучную пыль на лице проступила тяжелая багровость.

– Н‑ну ты… тоже, как пришелец.

– С кем поведешься, от того и наберешься.

– А какое мне будет поручение? За ними следить?

– Что ты наследишь? Уже сейчас в штаны навалил… На днях мне надо уезжать отсюда, а я никак не могу найти Васеню.

– Его и искать нечего! – слегка воспрял Ворожцов. – Он в Нижних Сволочах живет…

– Жил, – поправил Георгий. – Да позавчера зарезал одного приезжего и сбежал. А этот приезжий был… в общем, нашим человеком.

– Васеню я найду! – он обтер руку о штаны и примерился ручкой к бумаге. Я его, урода, из‑под земли достану.

– Достань. И привези мне живого. Он обязательно спросит, как ты с моей женой тут поразвлекался, скажи, плохо дело. Потому что это не фермеры, а сотрудники службы безопасности. И в самый неподходящий момент явился один из них, молодой парень.

Тебе пришлось стрелять по нему из автомата и бежать. Ты не знаешь, убил или нет, но тебя теперь ищут.

– Он поверит?..

– Сначала поверит. Сразу же проси помощи, чтобы спрятал тебя в надежное место на неделю‑две. Дескать, знаешь, что КГБ скоро отсюда уедет: моя жена проговорилась.

И надо пересидеть это время. – Поспелов толкнул руку Ворожцова. – Ты пиши. Слушай и пиши… Потом Васеня оставит тебя одного или под чьим‑то присмотром и уедет или уйдет. А когда вернется, скорее всего, скажет, что нашел место, где можно спрятаться, и поведет тебя. В этот момент его и нужно взять. Не знаю, как хочешь, но чтобы доставил его мне живого. Сделаешь все как я сказал, – он продиктовал последние строчки и забрал расписку, положил в карман. – Не сделаешь – пришельцы тебя спрячут под камни, как тех мужиков с вертолета. Я даже рук марать не стану.

Георгий достал еще один лист бумаги, положил на коробку – Ворожцов глянул на него с тоскливым страданием.

– Ничего, потрудись еще. Сейчас уже будет легче. Напишешь все о себе, о Васене и его окружении. Подробно и мелким почерком. Бумаги мало. А под утро я тебя отпущу.

Он не стал даже запирать темницу, притворил дверь и поднялся наверх. В коридоре и на кухне почему‑то горел свет, а дверь в спальню «жены» распахнута настежь. И никого не видать. Нигде! Поспелов заглянул в свою комнату – Рем спала, свернувшись калачиком под простыней, ветер сквозь открытую форточку вздувал легкую занавеску…

– Георгий? – вдруг послышался голос Татьяны с чердачной лестницы. О, Господи…

Я так напугалась… Везде свет горит, а тебя нет.

Дверь черного хода тоже была открыта настежь и сквозняком выдувало на улицу марлевую занавесь, повешенную от комаров…

В тот же вечер, когда Заремба вернулся из Карелии и, не заглянув в контору, уехал домой, в одиннадцатом часу внезапно позвонил физик Меркулов, чего никогда не позволял себе. И звонил по спецсвязи – значит, сидел еще в конторе и, видимо, ждал возвращения начальника. Всегда вежливый и несколько самоуглубленный физик говорил возбужденно и не просил, а требовал, чтобы Заремба приехал сейчас на работу. Полковник не отказывался, не выяснял сути дела, только спросил, нельзя ли встречу отложить до утра, и получил ответ, еще более настораживающий:

– Утром, Александр Васильевич, нужно принять решение.

Если Меркулов заволновался, значит неспроста, и Заремба, уже хорошо полечивший язву пивом, уселся за руль своей «девятки» и покатил в контору.

Ученые‑физики у Зарембы появились, когда грянул гром Чернобыльской АЭС.

Подбирали их из числа сотрудников многочисленных тогда НИИ и КБ оборонной промышленности, производящей ядерное оружие. Это были отличные специалисты, кандидаты и доктора, ученые‑практики с аналитическим мышлением, но в большинстве своем очень далекие от оперативной работы. Они делали основательные экспертизы и заключения, умели излагать их популярным языком и становились совершенно беспомощными, когда дело касалось конкретного оперативного действия. Переучить их оказалось невозможно, и потому военные звания к ним так и не пристали; они остались просто физиками. Кстати сказать, и звания им давали только низшие, не то что комсомольцам и партийцам, переведенным в службу безопасности: как был Меркулов старшим лейтенантом запаса, так и пришел в контору. Седовласый доктор наук едва выслужился до майора.

С Зарембой его сближала некая схожесть судьбы. Разве что полковник пришел служить в двадцать пять лет, успел переучиться в спецшколе, однако тоже до этого работал в оборонном НИИ, защитил кандидатскую и впоследствии докторскую диссертации по технологической безопасности производства химического и бактерологического оружия.

Дежурный опер в приемной, как всегда, смотрел телевизор, а физик, не выпуская из рук своих сверхсекретных папок, накручивал километры, расхаживая взад‑вперед торопливым, сбивчивым шагом сильно взволнованного человека.