Долина смерти 19 страница

И это позволяет им без значительных провалов почти пять лет действовать в Карелии безнаказанно.

Судьба Ромула хотя бы известна, и он надеется, что агент продолжает работать.

Куда же делась Рем, – имеющая надежную и благополучную легенду заведующей клубом?

Фельдшеру все‑таки приходится мотаться по округе, входить в чужие дома, подолгу находиться одной в машине. Внешность, которая столько раз выручала и спасала в прошлые времена, здесь никуда не годилась. Улыбнись раз перед местными старухами – до смерти будут помнить золотозубого цыгана, которых тут, в холодном краю, отродясь не бывало. А так хотелось самому пойти в народ, научить мужиков выбирать коней, повеселить молодняк в клубе, поплясать, попеть романсы под гитару, как это бывало в молодости. И вся информация о завклубом была бы в кармане…

Он чувствовал, что стареет, поскольку все больше и больше приходит недоверие к молодежи и появляется ворчливый тон по каждому поводу, а самое главное – угасает любовь к женщинам…

Оперативники кое‑что успели выяснить, остальное домыслили, смоделировали, и версия исчезновения Рема выглядела примерно так: вчера вечером на берегу реки появилась какая‑то машина, скорее всего иностранной марки. Приехавший на ней молодой человек остался на ночлег и еще засветло развел костер. Завклубом в это же время вздумалось полоскать белье: ее видели с корзиной на улице, потом на берегу, точнее, на мостках, выдающихся далеко в реку. Глазастый и любопытный деревенский народ заметил, что завклубом сначала любезничала с молодым человеком, стоя над водой, потом возле костра, затем, по логике, они оказались в машине, ибо на берегу их больше никто не видел, а огонь в сумерках погас сам собой. Около двенадцати часов машина поехала старой дорогой в сторону брошенной деревни Рябушкин Погост. Причем корзина с бельем осталась возле потухшего костра.

Получалось, что залетный коммивояжер – по мнению местных жителей молодой человек приехал торговать обувью, – «снял» завклубом и увез ее в лес развлекаться. При всяком раскладе, к утру они должны были вернуться, однако с момента исчезновения прошли уже сутки. Ни на дороге, ни в самом Рябушкином Погосте машины не обнаружено, а для масштабного поиска требовались люди. Судя по следам протекторов, это был «джип». Он исколесил все улицы брошенной деревни и пропал.

Уже в ночь Заремба перелетел в Рябушкин Погост и приземлился прямо возле полуразрушенной церкви. Выезда из деревни не было, искать следовало здесь, дальше никуда не уехать даже на такой проходимой машине. Он остался в вертолете, разослав оперативников проверить все дома и прилегающую местность, рассчитывая проторчать тут до утра. Однако через полчаса ему доложили, что машина найдена в одном из дворов, тщательно замаскированная поленницами дров.

Заремба пошел сам осматривать находку. Это действительно оказался «джип», плотно загруженный обувью и одеждой. На сумках и тюках, уложенных вместо заднего сиденья, оказалась кровь, которую кто‑то пытался затереть, но только сверху: внизу она насквозь пропитала ковровое покрытие и застыла.

От всего этого несло обыкновенной уголовщиной…

Заремба приказал тщательно проверить дом, во дворе которого оказалась машина, а также два соседних. Опера обследовали брошенное жилье – несмотря на сумерки, искать было довольно легко: дворы затянуло травой и всякий след отпечатывался будто на контрольно‑следовой полосе. На срубе довольно крепкого еще колодца, стоящего между домами, обнаружили кровь, всего один мазок. Из вертолета принесли веревочную лестницу и скоро подняли труп молодого мужчины с тремя ножевыми ранениями.

Это был владелец «джипа», вероятно, убитый в Нижних Сволочах и привезенный сюда в машине на тюках с товаром. Заремба мог представить себе все, однако в сознании никак не укладывалась картина, в которой женщина хладнокровно режет мужчину: вонзает широкий нож сначала в живот, затем дважды – в солнечное сплетение. Он хорошо знал агента Рема, сам разрабатывал ей легенду, внедрял и все три года, по сути, являлся ее резидентом. Слабая, нежная ручка с длинными музыкальными пальчиками…

Убийство нельзя было спрятать ни из каких оперативных соображений и отвести подозрения от Рема – тоже. В машине наверняка есть отпечатки пальчиков, а Нижние Сволочи видели завклубом вместе с этим коммивояжером. Если даже мотивами убийства станет необходимая оборона, все равно можно лишиться агента на долгий срок, а то и навсегда.

– Идите в вертолет, – приказал он операм. – Вызывайте сюда милицию. Заодно свяжитесь с базой, запросите последнюю информацию.

Когда оперативники ушли, Заремба достал носовой платок, тщательно протер руль, рычаг переключения скоростей и все прочие ручки и кнопки, где Рем могла оставить свои пальчики. На всякий случай вытряхнул и выбил о поленницу резиновый коврик из‑под ног и еще раз обследовал всю кабину ножа нигде не оказалось.

Наверняка нежная и эмоциональная Рем сейчас глубоко переживает случившееся и где‑нибудь бродит по лесам. Если ее задержит милиция; то согласно инструкции она обязана потребовать оперативного работника и через него связаться со спецслужбой. И показания по каким бы то ни было вопросам она может давать только после консультации с непосредственным или старшим начальником.

Отвести подозрения милиции, скорее всего, будет трудно – не заставишь же молчать всю деревню, но уничтожить доказательства вины еще есть время. Только бы Рем объявилась до приезда милиции и получила соответствующий инструктаж…

Рем не объявилась. Зато оперативники, связавшись с базой, получили информацию, заставившую Зарембу немедленно вылететь из Рябушкина Погоста.

Поисковая группа наконец обнаружила «ниву» с красным крестом и устроила засаду возле нее. Спустя три часа бывший пилот Ситников, и ныне агент Витязь в квадрате 09–21 заметил двух человек и узнал в них резидента Поспелова и фельдшера из Верхних Сволочей. Поскольку был знаком с последней, то решил обнаружить себя и вступить в контакт.

Поспелов приказал Витязю немедленно выйти на связь с фермой в Горячем Урочище и сообщить, что с ним все в порядке и нужно отменить положение «Грозы», а группу быстрого реагирования немедленно вывести из района разведоперации. Без всяких объяснений причин, поскольку в конце сообщения стоял условный шифрованный знак, означающий, что вся оперативная радиосвязь находится под контролем противника…

Они расстались неподалеку от Верхних Сволочей, на месте, где Поспелов назначил встречу с Зарембой. Времени было в обрез, возможно, полковник уже приехал и теперь мог со стороны наблюдать за ними, поэтому Ромул не хотела ни ласк, ни поцелуев, отводила руки и озиралась.

– Не нужно… Потом… Приходи ко мне на завтрак.

Георгий предполагал, что после встречи с Зарембой будет не до завтраков и наверняка придется уехать отсюда вместе с ним.

– Только обязательно приходи, – соблазняла Ромул. – Я все приготовлю…

Твою любимую поджарку… А была бы баня – истопила бы баню для тебя, милый.

Так не хотелось расставаться…

А всю дорогу Поспелов злился на нее, выговаривал за самовольное ночное путешествие с Татьяной, пока она не рассказала о том, как ее «нива» въехала на бетонную дорожку в солнечных батареях, на заброшенном военном аэродроме. Тут уж стало не до объятий и поцелуев.

Вот оно, «логово»! И находится оно далеко за пределами «бермудского треугольника»! Даже Витязь не мог догадаться об этом, хотя три года мотался в сопках.

А все потому, что к аэродрому не ведет ни единый след! Этот аэродром ни разу не привлек внимания. «Драконы» тщательно его скрывали, как опытный хищник устраивая ложные норы и пробивая обманчивые тропы, ведущие в никуда. Да, в сферу их интересов входил сам «треугольник» с Долиной Смерти, однако все это представляло рабочую площадку, «охотничьи угодья», а «логово» они устроили в стороне, подальше от глаз.

Две эти взбалмошные особы, возомнившие себя супергероинями и нахлебавшиеся страха за одну ночь приключений, сдуру, случайно залезли в самое пекло. И унесли ноги только потому, что действовали против всякой логики. Их маршрут движения невозможно было рассчитать или предугадать, в эфире они себя никак не проявили, поэтому «драконы» не ожидали вторжения и развернули свою энергетическую станцию.

Охранная видеоаппаратура – а таковая на аэродроме наверняка есть засекла вылетевшую на взлетно‑посадочную полосу «ниву» с красным крестом, однако их служба не успела сработать – видимо, расслабились от вольготной жизни. Скорее всего, за машиной была выслана погоня, где‑нибудь устраивалась засада, но и весь дальнейший путь «суперменок» не вкладывался ни в какую цепь логических умозаключений. К тому же Ромул так и не доехала до дома, а была перехвачена по дороге десантником из «космической» группы Азария и тайными путями доставлена к раненому в бывший дот немецкой линии обороны.

Получалось, что самым верным оружием против «драконов» становилось полное отсутствие логики. И Поспелов это сейчас понял. Против стихийности непредсказуемой женской души вряд ли устоит даже самый умный компьютер…

И теперь так не хотелось расставаться…

– Приходи, я тебя жду, – прошептала она в ухо, выталкивая Поспелова из кабины. – Иди‑иди, не приставай к беззащитной девушке.

– Приду, – неожиданно для себя пообещал он. – Провались все на свете… Однова живем!

Целый час он бродил по лесу вблизи от дороги, поджидая Зарембу, который сейчас шел пешком к месту встречи и соблюдал режим радиомолчания. В сотне метров, за сосновым бором виднелась серая стена усыпальницы брошенной больницы, подготовленной оперативниками для встречи. Войти в нее Георгий должен был после сигнала, который означал, что полковник уже на месте, но сигнала почему‑то не подавали.

То, что оперативная связь под контролем и все радиопереговоры долетают до чужих ушей, агент Витязь понял после того, как за ним началась настоящая охота. И заметил это всего с неделю назад, когда передал в эфир очередное сообщение и был обстрелян с воздуха парой «драконов», прилетевших как мухи на мед. Сначала он подумал, что его просто запеленговали, сменил место и поздно вечером снова вышел на связь, только теперь в неурочное время и на другой частоте. Едва закончил сеанс, как заметил над лесом рыщущих парашютистов. Рация была выключена, а его продолжали искать, упорно двигаясь к месту, откуда велась передача. За одну минуту работы в эфире оперативную радиостанцию засечь почти невозможно, тем более точно определить ее координаты. «Драконы» покружили над самой головой, несколько раз включали инфракрасные фонари, стараясь рассмотреть землю в приборы ночного виденья, однако улетели без выстрела и ни с чем. Витязь держал их под прицелом, рассчитывая открыть огонь, если они вздумают приземлиться, и удерживаясь от соблазна расстрелять «драконов» в воздухе, – очень уж близко и безбоязненно парили они над лесом. В следующий сеанс связи он нарушил инструкцию и не передал координаты квадрата, в котором находится, что обязан был делать постоянно. И «драконы» не прилетели. Тогда он еще раз нарушил инструкцию и назвал ложные координаты, соседнего квадрата, избрав для наблюдения место на склоне высокой сопки. Эффект был потрясающий: через несколько минут над лесом появилась тройка парашютистов, сделала круг и приземлилась точно в названный квадрат в разных местах, намереваясь блокировать его с трех сторон.

Кроме того, что оперативная связь прослушивалась, это означало, что «драконам» стала известна координатная сетка «бермудского треугольника», специально вычерченная и нанесенная на секретные оперативные карты, используемые только в этой разведоперации.

А все вместе уже отдавало если не гнусным запахом предательства, то во всяком случае – преступным ротозейством.

От такой мысли притуплялись все чувства и не было удовлетворения даже от первого успеха – наконец‑то обнаруженного логова «драконов». Следовало прекратить все оперативные действия в «треугольнике» и за его пределами, оставить лишь пассивное наблюдение и искать источник утечки информации.

Но кто‑то же стоит за этой утечкой!

В четвертом часу утра из усыпальницы наконец подали сигнал и Поспелов направился к зданию от реки, нырнул в лаз, сделанный еще партизаном Лешей Ситниковым, и оказался перед Зарембой.

– Бахталы, рома, – сказал шеф, поблескивая в полумраке золотом зубов. Скажи, дорогой, кто барон в нашем таборе? Ты или я?

– Вы, Александр Васильевич, – согласился Георгий. – В таборе – вы. В «бермудском треугольнике» – я. Мы же так на берегу договаривались?

Вероятно, Зарембе не понравилось требование Поспелова немедленно убрать из района группу быстрого реагирования, а значит, и убраться самому, когда обстановка обострилась еще больше, чем до объявления «Грозы». Однако шеф не стал далее разжигать страсти, благоразумно потребовав детального доклада обо всем происшедшем. Многое из того, о чем рассказывал Поспелов, для шефа было неожиданной новостью, особенно возвратившаяся с планеты Гомос пожарная десантура, превратившаяся теперь в партизанский отряд.

– Давай сразу решать, что с ними делать, – заявил полковник. – По закону их следует немедленно разоружить и вывести из «треугольника». Что я стану докладывать начальству? Что в Карелии воюют партизаны? Да меня за такую самодеятельность…

– Их невозможно ни разоружить, ни вывести, – сказал Георгий. – Это нереально. А реально вооружить их надлежащим образом, взять на полное довольствие и включить в операцию. Вместо группы быстрого реагирования. Достигнута полная договоренность.

– Меня не станут слушать, – пожаловался Заремба. – Сам посуди, кто согласится привлекать в разведоперацию… пожарников! Это же незаконное вооруженное формирование! В конторе возникнет столько вопросов!

– Это сейчас – единственные профессионалы, способные действовать в «бермудском треугольнике». Великолепно знают тактику «драконов», а самое главное, имеют стойкий иммунитет от всякой чертовщины…

– Да я все понимаю! – прервал шеф. – Но стоит только заикнуться о партизанах, в конторе начнется ажиотаж.

– Давайте не будем заикаться, – предложил Поспелов. – Допустим, десантуры нет в «треугольнике», мы о ней ничего не знаем. А есть банда мародеров, которой должна заниматься милиция.

– Рома, ты натуральный авантюрист. И меня, старика, тащишь за собой.

– А что нам терять, Александр Васильевич? Разведоперация была очень хорошо разработана и отыграна на макетах, проверена логикой контрразведки и потому с блеском провалена.

– Считаешь, провалена?

– Несомненно. Что за фермер поселился в Урочище, стало известно «драконам» на третий день. Кстати, и десантура довольно легко вычислила резидента… Потому и скелеты начали плясать перед домом. Агентура, за исключением Витязя, тоже раскрыта, контролируется оперативная радиосвязь. Куда уж дальше? Впрочем, и Витязя раскрыли, только не знают, кто он. Поспелов сделал паузу. – Если сейчас об этом доложить руководству…

– То я сразу же уйду на пенсию, – закончил Заремба.

– А я опять за штат.

Шеф походил по пустому гулкому помещению, все еще пахнущему стойким медицинским духом, посмотрел в щелку между досок, зарывающих окно, и глаза его в луче света масляно засверкали.

– Но с бандой мародеров надо разобраться. Они же не воюют с «драконами»…

– Пока там молчаливый нейтралитет, – объяснил Поспелов. – Взаимная терпимость. Но Азарий ведете ними переговоры. Он после армии год сам в сопках промышлял, туристов попугивал. И год потом сидел в лагере.

– Ну и публика!

– Что делать, Александр Васильевич, это тоже наш народ. Надо принимать их такими, какие они есть.

– И мародеров оставить?

– Пока оставить. Из них можно сделать не соратников, но союзников. Азарий, по крайней мере, уверен.

– Ох и не нравится мне эта затея! – признался Заремба. – Не лежит душа…

– А мне нравится, – задумчиво произнес Поспелов. – Пока я сидел в плену у десантуры… Время было подумать! К тому же заперли в немецкий танк, откуда без автогена не удрать. Оказывается, когда сидишь в неволе, хорошие мысли приходят.

Трезвые и какие‑то простые, ясные… Прямо скажем, картина невеселая, Александр Васильевич. Я ее постараюсь нарисовать, только сразу предупреждаю: не докладывайте об этом руководству. Пока.

– Ну, давай рисуй! – поторопил шеф. – А то ты как баснописец: мораль в последних строчках.

– Вот с последних строчек я и начну. В Россию готовится ввод иностранных войск.

Под эгидой ООН, однако это будут войска НАТО. Своеобразный югославский вариант расчленения государства. Причиной может стать и кавказская война, и какая‑нибудь новая авария на атомной станции в европейской части. Смерть причину найдет…

– Круто!

– Потому что с морали начал.

– Ну, продолжай!

– С Юга Россия открыта. Черноморский флот умышленно раздирают на части, моряки не ходят в море, не умеют стрелять даже из винтовок, Украина упорно тянется в НАТО и потому без проблем пропустит войска в поход на москалей. Но Россия слишком велика, чтобы заходить с одной стороны. По крайней мере, надо с трех. А на севере еще жив Северный флот. Правда, тоже почти в море не ходит, но если что – неприятностей может доставить много. Да и Ленинградский военный округ не сильно пострадал в перестройках.

Так вот Карельский феномен, этот «бермудский треугольник» – тщательно спланированная операция по подготовке электронной воины, самой короткой и блестящей. Всего‑то и нужно – на несколько часов подавить радиолокационные службы, станции наведения, и все средства связи, в том числе и космические. Ну а что на душе творится, когда на сопках распускаются «ромашки», вы сами испытывали. Спрятать на территории густонаселенной и благоустроенной Финляндии всю эту электронику невозможно, куда легче сделать это на просторах Карелии, используя, допустим, давно забытые коммуникации, оставшиеся от брошенных или взорванных ракетных шахт, военных аэродромов, радиолокационных антенн. Кабелей‑то в нашей земле – во все стороны, ищи и подключайся, и кабели для военных выпускали хорошие, медные, сто лет еще прослужат…

– У тебя есть хоть один факт? – угрюмо спросил Заремба. – Или только фантазии?

– Есть… Я поднимался на сопку, где расцвела «ромашка», – сообщил Поспелов. – Думал, там когда‑то высоковольтная опора стояла, фундамент остался. А десантура мне популярно объяснила, что была на этой сопке радиолокационная антенна, а от нее, разумеется, куда‑то шли коммуникации. И таких антенн по Карелии наставлены десятки, лесоохрана видела их еще целыми…

Поспелов умышленно не говорил о солнечных батареях, обнаруженных на брошенном военном аэродроме – нельзя было сейчас взваливать на шефа такой груз.

К подобным заключениям и выводам его следовало подводить постепенно, как к холодной воде. Ко всему прочему, он опасался, что Заремба не отменит «Грозу» и бросит свою группу на штурм «логова». А к нему нужно было подбираться осторожно, без резких движений, как к логову всякого хищника.

– Мне нужны материалы, доказательства! – потребовал шеф, наливаясь тяжелой злостью. – Пока это всего лишь версия.

– Будут, – пообещал Георгий.

– Снимай все на видео, – приказал Заремба, – фиксируй каждый факт… Они хорошо сработали, навертели вокруг «бермудского треугольника» столько чертовщины и небывальщины, что мне на слово уже не верят… И знаешь что, пока ты о своих… версиях помалкивай. Кто бы ни спросил, мало ли… Понял меня?

Полковник держал в руках всю информацию об авариях, катастрофах и стихийных бедствиях, знал много, видимо, делал какие‑то свои выводы, предположения и чего‑то опасался.

– Понял, Александр Васильевич…

– Тогда едем дальше… Если ты здесь барон, решай, что делать с агентурой, коль считаешь ее раскрытой.

– Ничего, – пожал плечами Георгий. – Оставлю все как есть, не буду показывать виду, лучше дурака валять. Десантура чуть ли не три года прикидывалась, что летает в космосе, – поверили…

– Ну, смотри. Только не распускай тут своих… агентов. А то никакой дисциплины! Сигнал «Гроза», а они исчезают, появляются где‑то…

– Только по моему заданию, – заступился Поспелов, напрягаясь от странного тона шефа.

– И Рем – по твоему заданию?

– Что – Рем? – Ну вот, а говоришь, – проворчал Заремба. – Твой агент отслеживала какого‑то залетного торговца, вошла в контакт… В результате торговец оказался в колодце с тремя ножевыми, а Рем где‑то бегает. Хорошо работает резидент, нечего сказать…

– Извините, я не в постели с женщиной валялся в это время.

– Но обязан был проинструктировать, вбить в голову, если не понимает.

– Вбивал, но… Через Нижние Сволочи в прошлый раз «драконы» забрасывали электронную аппаратуру…

– Помню, помню! Но ведь сигнал «Гроза» – никаких действий. И вот, пожалуйста, результат: считай, что агента потерял.

– Сейчас же поеду в Нижние Сволочи, – решил Поспелов.

– Конечно езжай, – ворчливо заметил шеф. – Если бы не отменил «Грозу», я бы сам этот вопрос решил. А теперь ты езжай! Выручай!

Вместе с находкой «логова» на брошенном аэродроме Георгий решил пока молчать и об утечке информаций: следовало прежде самому хотя бы приблизительно установить, кто ее допустил и из каких побуждений. Картой с координатной сеткой владели трое, если не считать Витязя, – Ромул, Рем и Рим. Первых двоих по складу, характера можно было подозревать в халатности по отношению к секретным документам, третьего – только в умышленном преступлении, и потому было еще рано делать хоть какие‑нибудь выводы…

Заремба потер свой толстый живот, где находился желудок, покряхтел:

– Язва, черт! Как приеду сюда, так ноет… Найдешь Рема, проинструктируй, какие давать показания. Если милиция начнет доставать, переведи ее на нелегальное…

Только не отдавай. Мне что‑то не очень верится, чтобы Рем своей тоненькой ручкой могла заколоть такого борова…

– Разберусь, – пообещал Поспелов. – Для десантуры требуется четыре автомата с боеприпасами, патроны к трофейным от М‑16, десятка три гранатометов и пластиковая взрывчатка…

– Ты что, рома, собрался вводить партизан в Западную Европу? ухмыльнулся Заремба. – Куда им такой арсенал?

– Они воюют, Александр Васильевич, а против «драконовских» автоматов «шмайсеры» – хлопушки.

– Не знаю… Мне это не нравится.

– А тут хоть нравится, хоть не нравится, товарищ полковник, – заметил Георгий. – Когда спецслужбы ничего не делают или не желают делать, мужики берутся за вилы.

Им ведь все равно, кто – Наполеон, Гитлер или НАТО, и кто у власти в России стоит – тоже все равно…

– Ладно, хватит морали, – оборвал Заремба. – Где я возьму столько оружия?

Под что и для каких целей?..

– Если не дадут казенного, – съязвил Поспелов, – купите на московских рынках, это проще…

– Ну и обнаглел ты, Поспелов!

– Я не обнаглел, товарищ полковник, я просто посидел в старом немецком танке под замком и подумал… И вспомнил мастера тульского Левшу. Когда он из Англии домой ехал… Спился, все потерял, но в сознании его осталась одна‑единственная мысль.

И он кричал, блаженный – не чистите ружья кирпичом! Не чистите ружья кирпичом!

Англичане кирпичом ружья не чистят!.. Но кто пьяницу послушает?

Похоже, у Зарембы язва разболелась не на шутку, потускнели цыганские глаза, погасло золото во рту; он расхаживал взад‑вперед с бледным лицом и потирал область солнечного сплетения. Правду говорят, что язва желудка у людей возникает вовсе не от голода или плохой пищи – это прежде всего болезнь, вызванная больной совестью… Боль его отвлекала от дела, а снадобья на все случаи жизни – пива – под рукой не оказалось. Наверное, поэтому он чуть не забыл еще одну новость, которая окончательно сбила с толку Поспелова.

– Ай, погоди, рома! – перешел он на цыганский тон. – Попадешь домой, разберись‑ка со своей «женой». Распустил ты ее совсем. А Ворожцова освободи. Мы его досконально проверяли, нет улик против него.

– Откуда я должен его освободить? – опешил Георгий.

– На ферме где‑то сидит, взаперти. Арестовала она его, какие‑то бабские подозрения… Выпусти, не хватало еще конфликтовать с местным населением. Но побеседуй, чтоб язык за зубами держал.

Конечно, кое‑каких деталей в отношении Ворожцова Заремба не знал, а Поспелов был уверен, что бывший хозяин фермы наведался в его отсутствие не случайно, и не случайно Татьяна посадила хитрого предшественника под замок…

В Нижних Сволочах вовсю работала оперативная милицейская группа, так что въезжать в село открыто было нельзя: перепуганные участковые, согнанные сюда со всего района, схватят на улице всякого, кто бы сейчас ни появился со стороны, тем более человека без документов да еще с иностранным автоматом под мышкой.

А они разбираться будут не меньше недели. Поэтому Поспелов сходил пешочком в разведку, посмотрел, как милиционеры делают подворный обход, и, улучив момент, перегнал и оставил возле сельсовета машину – спрячь в лесу, так арестуют и будешь потом выбираться на своих двоих.

Окольным путем он подошел к домику Рема и затаился в высокой лебеде за изгородью. Кажется, все было тихо, дверь на замке, окна целы. Заремба, насколько мог, отвел подозрения от агента и корзину с бельем убрал с берега, а так мало ли куда могла уехать завклубом? Поспелов надеялся, что, отправляясь на реку взглянуть на коммивояжера, Рем оставит в тайнике какой‑нибудь знак, информацию для него, однако было не известно, как здесь разворачиваются события, и вполне возможно, что в доме уже организована милицейская засада. Оглядевшись, Поспелов подобрался к окну, прислушался: помнится, у Рема всегда скрипели половицы, и всякий шаг сейчас бы выдал присутствие в доме людей – открытая форточка затянута марлей. Просидел на корточках минут сорок – ни звука, заглянул в нижний глазок: занавески оказались не задернутыми. Рем уходила еще засветло… Пусто, и все вещи на месте, без всяких следов обыска.

Однако с повышенной осторожностью оц забрался в сарай, оттуда на чердак знакомым потайным ходом. В доме никто из посторонних не бывал, чистота, холостяцкий порядок… Георгий вскрыл тайник, устроенный между двойными стенками тумбочки под умывальником: портативная радиостанция, пистолет ПСМ без номера, отдельно – документы, удостоверение сотрудника службы безопасности и даже офицерский жетон.

Все упаковано в пластик, чтобы не промокло случайно, и уложено аккуратно, без спешки. Ни здесь, ни на столах не было никакой информации, а могла бы черкнуть пару слов: все‑таки была объявлена «Гроза» и никакая самодеятельность не допускалась.

Обследуя кухню, он неожиданно ощутил тепло, исходящее из газовой плитки.

Чайник оказался теплым! И на разделочном столике небрежно вскрытый пакет с индийским кофе…

Бесшумно передвигаться по дому было невозможно, хотя Поспелов старался наступать на половицы поближе к стенам. Спрятаться было можно лишь в подполе.

Он оглядел пол на кухне, стянул коврик у входа, затем перебрался в комнату, застеленную домоткаными дорожками.

– Рем, это я, – негромко сказал он. – Не бойся…

И в тот же миг услышал под полом сдавленный плач и стремительный шорох.

Люк оказался под кроватью, стоящей за печью.

– Георгий! – жалобно позвала Рем, приоткрыв крышку до уровня глаз.

Он помог ей выбраться из подпола, грациозная Рем вдруг стала неуклюжей и жалкой, беспомощно елозила на локтях и коленках под кроватью.

– Пришел! Слава Богу! Только не бросай меня, не бросай. Я боюсь… Я так тебя ждала, так ждала!

– Ну, не реви, – пытался успокоить он, вытирая слезы с лица. – Все нормально, все хорошо…

– Услышала – кто‑то ходит под окном…

– Это я был, – признался он, хотя под окнами не ходил, а сидел, как мышь. – Ну, рассказывай, что с тобой стряслось? Давно ты в подполье ушла?

– Тихо! – страшась, предупредила она. – В окна могут увидеть! А шторы задергивать нельзя! Увидят и сразу придут! Милиция кругом!

– Никого не пущу, – заверил Поспелов. – Я же рядом, ты теперь под моей защитой.

Только давай без… истерик. Рассказывай все по порядку. Я должен знать.

– Сейчас… Дай мне воды. Это я от радости.

Он принес кружку с водой, напоил ее, как ребенка.

– Ты получила сигнал «Гроза»?

– Получила… Но на берегу оказался «джип», и какие‑то тюки в кабине. Хотела проверить… А почему объявили «Грозу»? Что‑нибудь случилось?

– Да нет, обошлось, – отмахнулся Поспелов. – И что, проверила?

– Я сделала глупость, Георгий… Села к нему в машину. Там стекла затемненные, плохо видно. А он… сразу стал приставать. И не как обычно… Понимаешь, он извращенец, такая гадость… Не знаю, что бы было, голову чуть не открутил… И тут вдруг камнем по стеклу! Я ничего сообразить не успела, и даже не видела, как все было. Только гляжу, в открытой двери – Васеня с ножом… А этот подонок головой на улицу свесился и выползает.

– Значит, его зарезал Васеня?

– Да… Только из‑за стекол я не видела, как. Этот… только икнули все. А Васеня говорит: давай быстро затаскивать его в машину… Я испугалась, он же и мне нож приставил к животу… Пикнешь, и с тобой будет так же. Я ему помогла, за плечи тянула, а Васеня толкал… Потом он сел за руль, а управлять «джипом» не умеет. Заставил сесть меня, и я поехала… В Рябушкином Погосте, говорит, отпущу. Но когда приехали, он этого… выволок из машины и сказал, что еще живой, что его добить надо. И нож мне дает… А он мертвый был, я же видела…