Глава 14. Глаза в глаза

– Какова текущая ситуация? – Гаулейтер мрачно осмотрел собравшуюся в рейхсконцелярии, оборудованной в наиболее подходящем техническом помещении еще много лет назад, верхушку четвертого рейха.

– Приличную толпу это подонок собрал. Но они ничего не делают. Он там орет как потерпевший. А они стоят и его слушают. – Проворчал начальник тайной имперской полиции. – Вооружены не все из них. Сдается мне, он сам боится вооруженных столкновений и хочет просто доводами переманить больше людей на свою сторону, когда нам уже и сопротивляться будет бесполезно.

– И такое возможно, что он переманит на свою сторону большинство? – гаулейтер нахмурился еще больше.

– Ну, – начальник «Гестапо» как‑то растерянно пожал плечами. По всему было видно, что он не хотел произносить вслух то, что сказал, – Он ведь говорит популярные в народе вещи.

– Да дело не в том, что он говорит популярные вещи, ересь или вообще большевистскую пропаганду несет. Вопрос в том, что с нами теперь будет? – стукнул кулаком по столу министр культуры и пропаганды.

– Штурмовой легион верен нам до конца, – вытянулся по стойке смирно, сидя на стуле бригаденштурмфюрер, которого все называли Гейдрих за внешнее сходство с первоисточником. Такое же вытянутое лицо с крохотными, недобрыми глазами.

– Ты забыл, что Ганс тоже штурмпионер? – Невесело усмехнулся гаулейтер.

Гейдрих не нашел что на это ответить.

– Ладно. Впадать в пораженчество преждевременно и вредно, – гаулейтер поводил ладонями по столу перед собой. – По всему видно, что открытое столкновение нужно Гансу не более чем нам. Он этого боится. Не нужна бойня и нам. Будь нас великое множество, я бы не задумываясь, приказал выжечь весь этот сброд. Но у нас на счету каждый человек. Начнем новый штурм и больших жертв не избежать. Тогда нашим врагам просто останется потом прийти сюда со своим флагом и все. Так что нам делать?

– Может в переговоры вступить? – робко пожал плечами руководитель МИД.

– С кем, с этим уродом?! – воскликнул Гейдрих. – И тем самым показать нашу слабость перед ним?

– Решение не самое удачное конечно, – вздохнул гаулейтер.

– А может… – министр иностранных дел, уже было хотел что‑то сказать, но осекся.

– Говори, – главный строго посмотрел на него.

– Да нет. Это я так. Не важно… – стал отмахиваться тот.

– Что за бабская манера? – зарычал шеф гестапо. – Сказал «А», говори «Б». Или ты не доверяешь товарищам по партии? – он угрожающе прищурился. – Или ты хочешь, чтобы теперь товарищи по партии тебе не доверяли, раз уж в твоей голове рождаются мысли, которыми ты боишься с нами поделиться?

– Нет, ну… – глава МИД моментально вспотел, – Ну, может нам запросить помощь извне?

– Что? – гаулейтеру показалось, что он ослышался. Все присутствующие уставились на МИДовца.

– Ну, я имею ввиду, запросим военную помощь у Ганзы. Или кшатриев с Полиса…

– Или красных комиссаров?! – Гейдрих поднялся со стула и навис над главой МИДа. – Ты что мелешь ничтожество!

– Да я… – МИДовец совсем задергался, – Ну я имел ввиду, что сказать им, дескать, у нас мятеж сторонников войны со всем метро. Если они победят, то всем не поздоровиться. Пусть пришлют подмогу. И сами с ними в бой вступят, а мы своих солдат под пули подставлять не будем… Я это имел ввиду…

– Объявить на весь мир, что мы у себя дома не можем сохранять имперскую законность и порядок?! Да я тебя расстреляю! – заорал гаулейтер.

– Волк, я ведь…

– Господин гаулейтер!!! Меня зовут господин гаулейтер!!! – Кричал главный поднимаясь со стула. – А ну встать!

МИДовец вскочил и вытянулся по стойке смирно, с ужасом глядя на то, как Волк выдергивает из кобуры свой старенький «Люгер».

– Пошел вон отсюда, пока я не продырявил твою башку!

Министр иностранных дел, быстро, как мог на ватных от страха ногах, развернулся и засеменил к выходу. Когда за ним захлопнулась дверь, гаулейтер сел на свое место и вернул оружие в кобуру.

– А не пойдет ли он сейчас от страха прямиком в стойло сторонников Ганса? – тихо проговорил шеф гестапо.

– Догони его и в профилакторий на карантин, до особого распоряжения, – приказал ему Волк.

– Сделаю, – главарь тайной полиции бросился догонять проштрафившегося министра.

– Ну, все‑таки, что делать‑то? – тихо, словно самому себе, произнес министр пропаганды.

– Может, пока Ганс там разглагольствует на митинге, снайпером его снимем? – предложил Гейдрих.

– Ага, и тогда это быдло начнет крушить все вокруг. – Покачал головой гаулейтер.

– А если выйти и сказать что мы с ним согласны и предложить ему пост в имперской канцелярии?

– Я уже думал над этим. Во‑первых, после того как мы отдали его на растерзание Топору, не думаю что Ганс захочет с нами иметь дело. Во‑вторых. Если мы согласимся с ним, значит, согласимся с тем, что немедленно надо начать войну. А мы не готовы. Это дикая авантюра.

– Но если мы убедим его повременить? – Гейдрих развел руками.

– Ты что, не видишь, что он спятил совсем? Ганс был слизняком неприметным. Все удивлялись, как он вообще штурмовиком стал. И вдруг он осмелился бросить вызов. И не кому‑нибудь! Мне! Всему нашему укладу! Нашему порядку! – Волк завелся, говоря все громче. – У него с головой что‑то и мы не сможем его убедить! И вообще! Никаких переговоров с предателем!

– А ты сам что предлагаешь? – подал, наконец, голос до сего момента молчавший комендант.

– Если бы я знал, я бы собрал вас здесь, бездельники чертовы?!

Дверь приоткрылась, и появился ССовец из личной охраны гаулейтера.

– Господин гаулейтер. Разрешите? Пограничники сообщили, что с поверхности пришли сталкеры. Двое.

– И что?! – рявкнул главный.

– Ну, так ведь есть указание, о прибытии сталкеров сообщать коменданту и бригаденштурмфюреру лично.

– Как их имена? – спросил Гейдрих.

– Сергей как‑то… Маковецкий что ли. И контуженный с ним какой‑то.

– Почему доклад не четкий?! – еще громче рявкнул гаулейтер.

– Прошу прощения. – Охранник вытянулся. – Но на посту их встретил Череп. Вы же знаете. Он тупой осел.

– Маковецкий? – Гейдрих поморщился. – А ты ничего не путаешь? Это вроде интелигентик такой был. Актер или черт его знает…

– Кличка у него, не то Бумажник, не то Бумажкин. – Пояснил ССовец.

– Ах, вот оно что, – Гаулейтер усмехнулся. – Маломальский. Вот уж не думал. И что ему надо?

– На них мутанты напали. Согласно межстанционного договора о статусе сталкеров просит прохода в тоннели.

Гейдрих взглянул на главного.

– Может он знает что‑то о судьбе пропавших парней, из которых только один Ганс и вернулся? – Тихо произнес бригаденштурмфюрер.

– Да вот, мне тоже мысль такая в голову пришла, – Кивнул гаулейтер. – Ладно. Господа. Вы пока свободны. Обо всех изменениях ситуации с Гансом докладывать немедленно. Но пока ничего не предпринимать. Охрана!

– Да, господин гаулейтер! – ССовец щелкнул каблуками.

– Давай сюда этих сталкеров.

* * *

Странный шум, доносившийся через межстанционный переход, было слышно даже в этом темном коридоре за железной дверью. Было, похоже, что там какой‑то митинг. Что собственно не удивительно. На станциях с одиозными режимами, где во главу угла ставилось не банальное царапанье человека за выживание, а еще и некая глобальная идеология, это в порядке вещей. Однако почему межстанционный переход был перегорожен баррикадами, и там была масса элитных бойцов рейха в полной боевой амуниции? Это ведь он заметил краем глаза. И в рейхе царила какая‑то нездоровая атмосфера. Ощущалось это явственно по нервозности и какому‑то тревожному ожиданию нацистов. Им ведь даже глаза забыли завязать, что обычно практиковалось для транзитников и в рейхе и на красной линии.

И вот теперь, их завели за очередную дверь, украшенную распростертым орлом сжимающим лапами кольцо лаврового венка с трехконечной свастикой внутри.

Это было довольно просторное, по меркам метро помещение с длинным столом обставленным стульями. Вдоль стен железные шкафчики и знамена рейха. Позади восседающего за главным местом стола человека, стоял большой портрет Адольфа Гитлера (интересно, где они взяли такой портрет?), достающий от пола до низкого потолка. Освещение было здесь еще более сумрачным, чем в багряном полумраке станции. Небольшие газовые лампы с каким‑то кофейным светом, лишь скудно освещали стол, хозяина и портрет за его спиной. Все остальное тонуло в сумраке и угадывалось лишь призрачными бликами.

– Какие люди, – усмехнулся гаулейтер. – Ну, здорова, Бумажник.

– И тебе хайль Гитлер, Волк. – Ответной усмешкой осветил его Сергей, – Или все‑таки Вольф? Или Вервольф?

– Заткнись и присаживайся, – добродушно махнул рукой гаулейтер.

Маломальский сел на свободный стул перед гаулейтером.

– А вы, любезный, тоже садитесь. – Кивнул Волк Страннику. – К сожалению, не имею чести знать, кто вы такой. – Говорил он приветливо, однако, не убавляя властных ноток надменности, не давая гостям забывать, что они лишь случайные люди в империи высшей расы.

– Странник, – коротко ответил тот, садясь рядом со своим товарищем.

– Ясно. – Гаулейтер кивнул и, потеряв интерес к Страннику, обратил свой взор на Маломальского. – Ну, Серега. И каким подземным ветром тебя сюда занесло? Уж насколько я знаю, твоя толерантная натура всегда старалась обходить наш рейх стороной.

– Пути сталкера неисповедимы, – развел руками Сергей. – Всякое бывает в жизни.

– Ты еще скажи, дерьмо случается, подразумевая под дерьмом конечно необходимость спуститься с поверхности именно в рейх.

– Не язви, Волк. Сталкеры вне политики.

– Ну конечно, – ухмыльнулся гаулейтер, – вы же озабочены выживанием всех людей. Даже не задумываясь, что среди них есть сброд похуже мутантов.

Маломальского так и подмывало сказать: – «Это ты про себя?». Однако он сдержался, лишь улыбнувшись и небрежно положив на стол перед этим человеком книгу.

Волк несколько секунд смотрел на ее обложку. Затем брови его поднялись и, с каким‑то благоговением взяв в руки «Майн Кампф», он бережно раскрыл ее.

– На русском языке?! – гаулейтер удивленно покачал головой. – Откуда? Что ты за нее хочешь?

– Отдам даром, если ты поможешь нам. – Сергей откинулся на спинку стула, положив ногу на ногу.

Волк привстал и склонился над столом, чтобы получше разглядеть обрезанные штанины комбинезона сталкера. Усмехнулся с издевкой.

– Эка тебя потрепало. Где штанишки потерял?

– Срезать пришлось. Арахна опутала ноги.

Гаулейтер вернулся на стул и снова покачал головой.

– Ты что, хочешь сказать, что вы живыми ушли от арахны?

– А мы что, неживые перед тобой сидим? Ушли.

Волк потер свои усы, улыбаясь.

– А вы часом, заразу к нам не занесли какую?

– Ты знаешь. По кодексу сталкера, если я своим возвращением с поверхности в метро, принесу угрозу людям, даже таким как вы, то меня расстреляют охотники.

– Даже твой дружок Хантер?

– Даже он. Кодекс создан для безопасности и выживания людей. А безопасность и выживание людей, важны гораздо больше жизни одного сталкера, который нарушит этот самый кодекс.

– Эх, Серега, Серега. Всегда не уставал восхищаться твоим благородством и твоим даром следопыта, способного проходить через тот ад что наверху. И я ведь всегда жалел, что ты не с нами. Сколько моих парней осталось бы в живых, будь ты их наставником. Слушай, – он скрестил руки на груди и подался вперед, – А может, коль уж ты здесь, подумаешь и сделаешь правильный выбор? Ты ведь сразу получишь высший чин и все сопутствующие привилегии. Всеобщее уважение. Красивую и чистую плодовитую женщину со всеми достоинствами. И подумай о перспективе. Когда наш крохотный четвертый рейх примет под свои знамена всех представителей истинного человечества и преобразиться во всеобщий, последний, потому как вечный, глобальный пятый рейх. Подумай, какими благами ты будешь обладать. Но если не ты, то твои дети, рожденные чистой и здоровой самкой.

Сергей нахмурился и какое‑то время, молча, смотрел на гаулейтера. Затем тоже подался вперед и пристально взглянул в его ждущие ответа глаза.

– И ты предлагаешь это мне, русскому человеку?

– Так ведь именно поэтому и предлагаю, – Волк широко улыбнулся.

– Вот как? – хмыкнул Маломальский после недолгой паузы. – А ведь ты это много кому мог бы предложить. И русскому, и немцу, и хорвату, и латышу, и грузину, и эстонцу, и армянину, и украинцу, и чеченцу и татарину. Да вообще, кому угодно. А знаешь почему? – он хлопнул ладонью по лежавшей на столе книге, – Потому что это заразно. Это очень заразно. Что может быть проще? Ненавидь врагов и бойся хозяев. Придумай и объяви виноватых и убивай. Не думай и не стыдись. За тебя думают и решают. Один рейх, одна раса, один фюрер. Один решает за всех. Один движет всеми. Судьбы всех, лишь стратегия одного. И нет человека. Нет личности. Есть безликая масса в исступлении тянущая руки. Идущая на смерть, во имя цели. Уничтожающая все вокруг во имя этой цели. И на всех один МОЗГ.

– Мозз, – тихо, так чтобы его слышал один Сергей, шепнул Странник. Он хорошо понимал, о чем речь. Возможно, он понимал это лучше чем сам Сергей.

– Только знаешь, что думает об этом всем, то русское, что есть во мне? – продолжал Маломальский, – То, что этих ваших рейхов, и так уже было слишком дохрена.

– А в тебе что, есть и нерусское что‑то? – зло ухмыльнулся Волк. – Ты часом не полукровка? У тебя и фамилия такая уничижительная. Мало… мальски Сергей сжал кулаки.

– Был в Петербургской губернии кузнец Федоров. Богатырского роста и силы неимоверной человек. Одним ударом кулака быка с ног сбивал. А маломальская оплеуха взрослому здоровому человеку, отправляла последнего в глубокий обморок. Вот откуда берет моя фамилия начало. И прадед у меня такой был. В плену этом вашем, немецком был. Послал матерно вербовщиков от Власова, которые, то же, что ты мне сейчас, предлагали пленным в лагере. А потом бежал с товарищами. При этом голыми руками забил четверых охранников. А потом в Берлине, на этом вашем рейхстаге написал то же, что сатрапам фашистским сказал тогда в лагере. Хер вам в гланды, а не Русь! Как видишь, Волк, я знаю свою родословную. Свою фамилию. И предков чту и историю знаю. И что твой Гитлер с моим народом и моей Родиной сделать хотел. А вы забыли все. Предали. Вычеркнули из памяти людской и генетической, что было в прошлом и в чем слава нашего народа. Так что не вышло бы из твоих ребят таких следопытов как я, даже если бы я наставником их стал. Просто склад мысли у вас не такой. Вы не чувствуете за своими плечами, выходя на поверхность, что там, внизу, позади, все что осталось от вашего мира. От вашей Родины и всей цивилизации. Вы не думаете, что путь к выживанию и пусть кажущемуся нереальным но, все же возможному возрождению, лежит в совместных усилиях всех людей. Фашист просто не может так думать. Ровно сто лет прошло с тех пор, как это ваш главный фашист до власти дорвался, а вы так ничему и не научились.

– Какое близорукое заблуждение. Мы не фашисты, а национал‑социалисты.

– Да вы хоть эльфами, хоть стражами валгаллы назовитесь. Мне что Гитлер, что Шикельгрубер. Все одно.

Теперь кулаки были сжаты у гаулейтера. Он свирепо смотрел в глаза Сергею.

– Ты хоть понимаешь, что только что нарушил кодекс сталкера? – прошипел он. – Вы же вне политики.

– Ой, Волк, только вот не надо шить черные брюки белыми нитками и брать меня на понт. – Отмахнулся Сергей. – Мы с тобой в приватной беседе. Я не проповедую у вас там на митинге. Не шпионю на другую станцию и не размахиваю другим флагом. Да любой сход сталкеров не признает меня виновным. Просто запретят мне дорогу в ваш рейх и все. А с тобой ни один посол разговаривать после этого не будет, если ты из личной и откровенной беседы строишь фундамент политического обвинения.

Уголок рта гаулейтера медленно пополз вверх. Он усмехнулся и в который раз покачал головой.

– А ты умница, Сергей. И все‑таки жаль, что ты не с нами.

– Может, на этом разговоре точку уже поставим? Я ведь тоже жалею, что такой здоровый, крепкий мужик как ты, а заодно и кучка таких же крепышей, не с нами, а занимается черти чем. Но вербовать тебя я не собираюсь. Ты постарше меня и тебя не переделать. Ты давно свой путь выбрал. А я свой. Так что пустое все.

– Ладно. Хрен с тобой. Закончим этот разговор. Свободный проход в тоннели ты получишь. В любом направлении. Можешь катиться хоть к красным, распевать с ними в обнимку интернационал, пляши там, на станциях лезгинку со своими черномазыми друзьями. Жри лаваш с крысами и сделай себе обрезание. Каждому свое.

– Так тебе нужна эта книга?

– Говори цену.

– Мне информация нужна.

– Вот как? – гаулейтер хмыкнул. – Какого рода?

– Меня интересует один из ваших, которые за последние сутки был на поверхности. – Ответил Сергей.

Волк застопорил взгляд на золоченых буквах книги, стараясь ни чем не выдать то, что этот вопрос его мгновенно заинтересовал. Ведь именно Ганс, расшатывающий сейчас его власть, был единственным вернувшимся с поверхности гражданином рейха.

– Ты с какой целью интересуешься? – тихо спросил гаулейтер. – А ведь говорил, что не шпионишь на других. Как же мне такой вопрос расценить?

– Нас обстрелял ваш человек. – Сергей не хотел говорить о моззе и той опасности, что нависла над всеми оставшимися в этом мире людьми. Он помнил слова Странника о том, как на это могут отреагировать люди. И понимал что Странник прав. А еще Сергей понимал еще одну, очень простую вещь. Нацистов может заинтересовать мозз как биологическое оружие. Да не только нацистов. Кого угодно. Людей всегда интересовала в первую очередь перспектива нового оружия. И никакие доводы разума об угрозе человечеству роли не играли никогда. Поверхность планеты Земля, и та мрачная безысходность, в которой люди прозябали, спрятавшись от смерти в метро, красноречиво говорили об этом.

– А с чего ты взял, что это был наш человек?

– Ну, я ведь не челнок какой‑нибудь, фарцой да сплетнями живущий. Я опытный сталкер и знаю, кто такие штурмпионеры и как они одеваются.

– Ну, предположим, выходят наши разведчики на поверхность для исследований. Ты хочешь предъявить за обстрел? Так ведь он мог и не знать что вы сталкеры.

– Допустим, – Сергей кивнул. Он хорошо понимал что блефует. Человек, который открыл по ним огонь, когда они неслись верхом на вичухе, мог действительно стрелять не по ним, а по мутанту, на спине которого они сидели. И вообще этот стрелок мог быть не нацистом, а другим сталкером. Разглядеть стрелявшего ведь не удалось. И не факт что он носитель мозза. Однако по тем ответам, которые мог дать либо заретушировать в которых правду гаулейтер, можно было уже делать выводы и напасть на след, либо понять, что они идут неверным путем, – Тогда в кого он стрелял? Кто может быть из людей на поверхности? Кто, Волк?

– К чему ты клонишь? – Волк чувствовал какую‑то хитрую игру в разговоре сталкера, однако он не мог понять его интереса. Понято что с Гансом что‑то на поверхности произошло. Либо просто срыв психики на фоне гибели его товарищей. Но, похоже, что эти двое непрошенных гостей что‑то знают. – Ты точно уверен, что видел именно моих людей?

– Я нашел останки двух убитых стигматами штурмпионеров.

У гаулейтера защемило сердце. Он представил как его товарищи, Гесс со своими помощниками, либо Рудель и Ульрих, гибнут от проклятых лап этих тварей.

– Где. Где ты их нашел?

– Дай карту, – Маломальский потер подбородок.

Гаулейтер поднялся и, подойдя к одному из железных шкафов, извлек оттуда карту. Развернул ее на столе. Сталкер быстро пробежал по ней глазами. Да. Нацист не дурак. Он дал ему обычную карту города, без каких либо пометок. Сергей достал из кармана комбинезона карандаш, нашел дом возле военторга и поставил на нем крест.

– Тут. В подвале. Ты так и не ответил. В кого он мог стрелять, если не в сталкеров? Кто может быть на поверхности из людей? Либо сталкер, либо штурмпионер, либо красный следопыт. Верно? В своих он стрелять не будет, конечно. Стрелять в сталкреов, нарушить приказ об их неприкосновенности, если конечно, ты не дал своим головорезам другого приказа касаемо нас.

– Были бы у меня другие директивы на счет сталкеров, ты и твой друг сейчас не сидели бы здесь. – Угрюмо ответил Волк.

– Ну, хорошо. Верю. Тогда кто остается? А остаются красные следопыты. Но у вас с красными заключен мир. Последняя ваша война потрепала изрядно и их и вас. Или вы охотитесь на них там, наверху? – Сергей после этих слов улыбнулся.

Однако в ответ гаулейтеру ничего не оставалось, как еще больше нахмуриться. Он быстро и небрежно сложил карту и подвинул «Майн Кампф» обратно к сталкеру.

– Забирай книгу и убирайся из четвертого рейха. Никакого разговора больше не будет. Еще один подобный вопрос и у меня не останется никаких сомнений, что ты лазутчик большевиков. А это значит, что ты уже не сталкер. И тогда на тебя обрушиться вся сила нашего закона о шпионаже. Понял?

– Мне эта книга не нужна. И меня не интересуют ваши темные дела либо отсутствие таковых. Меня интересует только один человек.

– Мы не сдаем своих. Если кто‑то из наших стрелял по сталкерам, то мы сами его и накажем. Уходите отсюда.

– А мы не собираемся его наказывать. – Сказал вдруг Странник.

Волк перевел взгляд на него и поймал на себе его пристальный взгляд.

– Тогда что? – спросил гаулейтер.

– Скажите, после возвращения вашего человека с поверхности, он не умер?

– Что?

– Ну, вы не обнаружили его труп у себя, с кровью из ушей и носа и рта? И не пропал ли после этого кто‑то из ваших?

– Бумажник, о чем это твой друг говорит, я не понял?

Сергей молчал. Он повернулся, смотрел на своего товарища и не знал что ответить. То, что Странник взял в разговоре инициативу на себя, его обескуражило.

– Есть болезнь, – продолжал Стран Страныч. – Там. Наверху. Человек заражается. Потом приходит домой. И заражает другого, при этом умирая сам. Потом другой заражает другого и умирает. Мы подозреваем, что ваш человек на поверхности заразился.

«Господи, зачем он все это говорит?» – в ужасе подумал Маломальский.

– Ничего такого у нас не было, – ответил Волк. Сам же он не переставал думать о Гансе. И о жуткой смерти Топора, которого просто загрыз этот бунтарь и потом просто отрезал ему голову. Может Ганс действительно болен какой‑то болезнью?

– Тогда отчего кипишь у тебя на станции? – задал неожиданный вопрос Маломальский, решив, что вдвоем, будет легче выманить из нациста информацию.

– А вот это внутреннее дело рейха и вас не касается.

– Послушайте, – снова вкрадчиво стал говорить Странник, – Очень серьезно это. Это угроза многим из вас.

Волк задумался. Это действительно угроза. И возможно, руками этих сталкеров он сможет избавиться от Ганса, болен тот, или нет. Конечно, все усложняли те предатели, что примкнули к Гансу. Они будут его защищать и могут убить сталкеров. А это уже конфликт с братством. Разумеется, сталкеры не будут воевать с рейхом. Но эмбарго последует незамедлительно.

– А каковы симптомы этой болезни? – спросил гаулейтер у Странника.

– Что? – тот не понял вопроса.

– Ну, чем эта болезнь себя выдает?

– Мне надо только посмотреть этому человеку в глаза.

– И все? – удивился Волк.

– Да, – Странник кивнул.

Гаулейтер задумчиво забарабанил костяшками пальцев по обложке книги и после недолгой паузы крикнул в сторону двери:

– Охрана!