В. Буркерт. Греческая религия 4 страница

В словарном составе индоевропейского языка запечатлен духовный мир, позволяющий увидеть иерархию ценностей, социальное деление, а также религиозные представления. Четко прослеживается патриархальный строй, центральное положение "отца" в большой семье. Известно земледелие, но гораздо важнее пастбище, корова и лошадь. Основываясь на этом, индоевропейцев обычно представляют воинственным народом, ведущим кочевой или полукочевой образ жизни на периферии развивающихся высоких культур, который впоследствии сделался народом повелителей. В деталях при этом возникают время от времени специфические проблемы: сдвиг в значении отдельных лексем, независимое развитие, параллельное развитие, заимствования; к тому же словарь, общий для всех индоевропейских языков, включает сравнительно небольшое количество слов. Если же говорить о религиозной сфере, то дело осложняется тем, что одно и то же слово нередко бывает в одном языке однозначно сакральным а в другом - обычным и повседневным в таких случаях религиозное значение, видимо, не было первоначальным.

Тем не менее, существует несколько вполне надежных опорных моментов, позволяющих говорить о развитой религии "индоевропейцев"6 - с богами, культом богов и поэзией, им посвященной. Прежде всего, присутствует "Небесный Отец", у греков и римлян - верховное божество, Zeus pater. Diespiter-Juppiter7. От того же корня образовано слово, означающее "светлых", небесных богов - на санскрите devah, по-латыни dues; впрочем, именно в греческом это слово вытеснено другим - theos8. Больше, ни одно имя в кругу олимпийских богов нельзя с уверенностью возвести к какому-либо индоевропейскому божеству, хотя некоторые имена, такие как Гера Посейдон, Арес, образованы от индоевропейских корней9. При этом бог Солнца Гелиос и богиня утренней зари Эос-Аврора определенно индоевропейского происхождения, в том числе и в своем божественном статусе, однако у греков они стоят в тени олимпийцев. Того, что в названии города Платеи, где почитали богиню земли, содержится индоевропейское имя этой богини - "Широкая"10, - греки уже не помнили. Неопровержимо установлена и связь Диоскуров с Ашвинами ведической мифологии: юноши-близнецы, укротители коней, спасители в беде, - все это детальные совпадения, и все же общего имени не сохранилось, а культ Диоскуров накладывается на культ негреческих "Великих Богов"11.

Не вызывает сомнений, что существовала индоевропейская поэзия12 - художественное творчество в стихах с устойчивыми поэтическими клише, некоторые из которых совпадают в ведическом и греческом. К героической поэзии восходит формула "непреходящей славы" - kleos?phthiton, к божественной поэзии наименование богов "подателями блага" - dotor, doteres eaon. Это же является и указанием на политеистическую мифологию, в которой играли свою роль и Гелиос и Эос. Особое значение придавалось спекуляциям на тему отрицания смерти, о жизненной силе и бессмертии - ambrotos, амброзия13.

Уловимы также и общие очертания культа - "почитания" чего-то "священного" жертвой и молитвой. Корень, который мы находим в греческом hazesthai - "бояться, чтить", hagnos - "чистый", hagios - "святой", в иранской, авестийской религии является важнейшим словом, обозначающим культовое почитание14, тогда как в греческом эта группа родственных слов находится на периферии религиозной лексики, вытесненная терминами hieros и sebesthai. Сходным образом образом дело с корнем, обозначающим "жертвенные струи" прежде всего в культе мертвых и сил подземного царства choaf. В индийском и иранском от этого корня произведен титул жреца, совершающего жертвоприношения, вообще - hotar, zotar, но в греческом слово обозначает и всякое излияние, не имеющее отношения к религии, а чисто культовыми терминами становятся sponde, пришедшие из анатолийской традиции15. Подробное описание "choai" у Софокла в "Эдипе в Колоне"16 связывает "с возлиянием" распрямление ветвей, что обращает на себя внимание совпадением с индоиранским baresman/barhis - здесь индоевропейская ритуальная традиция явно сохранилась в экстралингвистической сфере.

То, что индоевропейцы приносили в жертву животных, видно по слову "гекатомба". Примечательный факт, что это вовсе не обязательно "жертва из ста быков" ("стотельчая жертва"), объясняется тем, что по законам индоевропейского словообразования ее название обозначает скорее такое действие, которое "приносит сто быков"17. Такое восприятие жертвоприношения как некоего магического акта, вызывающего преумножение, у греков находится на самой периферии, в отличие, например, от древних индийцев. Наконец, обращает на себя внимание то, что слова, обозначающие молитвенный призыв и клятву в греческом и в авестийском в конечном счете идентичны18, что указывает на индоевропейское происхождение и этой формы обращения к богу.

Дальше следуют увлекательные реконструкции, стремящиеся восстановить структуры религии и мифа по образцу общественного устройства. Так, Жорж Дюмезиль в ряде своих работ, где он вновь и вновь возвращается к этой теме, развивая ее19, выдвинул в качестве основной структуры систему "трех функций" жреческого, военного и кормящего сословия, постоянно встречающуюся в пантеоне, в ритуале, в мифе и во всяких прочих сказаниях и умозрительных рассуждениях, Андреас Альфёльди20 говорит об иного рода структурах у народа воинов-пастухов, у которого налицо мифология животных-предков и институт двух царей проводя параллели между евразийскими кочевыми народами и древнейшим государством римлян. Разумеется, с расширением рамок увеличивается число факторов, порождающих неуверенность в правильности гипотез. Но прежде всего обращает на себя внимание то, что и Дюмезилю, и Альфёльди собственно греческий материал дает меньше всего: по-видимому, в этом отношении греческая культура больше обязана анатолийской городской культуре неолита, чем индоевропейскому кочевому укладу.

С давних пор в исторической науке господствует убеждение, что греческая культура вообще и греческая религия в частности представляют собой соединение местного субстрата с индоевропейским суперстратом21. Другой вопрос, насколько плодотворно это предположение, и до какой степени оно поддается верификации, в том, что касается частностей. Слишком легко выходят на передний план глобальные оппозиции, при помощи которых преувеличивают и наполняют ложным содержанием различие между "индоевропейским" и "неиндоевропейским": мужское - женское, патриархат - матриархат22, небо - земля, олимпийское - хтоническое, дух - плоть. Попеременное влияние двух полюсов якобы находит свое выражение в греческой религии в том, к примеру, что новые боги свергают титанов, а индоевропейский Небесный отец берет в жены средиземноморскую "Владычицу"23.

Более пристальное рассмотрение вопроса показывает, какое насилие над реальностью совершает такая схематизация. Миф о поколениях богов - древневосточного происхождения, так же как и представление о небесных богах и противоположных им "нижних"24. Именно хтонические "choaf" связаны с индоевропейцами, тогда как "олимпийские" жертвы сходны с практикой семитов25. Небесный отец, который, являясь "отцом", не может вовсе не иметь супруги, - бог погоды, непобедимый благодаря силе своей молнии, и это делает его подозрительно близким анатолийской религии26.

Давно установлено, что значительная часть греческого словарного состава и большая часть греческих топонимов неиндоевропейского происхождения. Обращают на себя внимание прежде всего суффиксы -nth(os) и -ss(os), которые имеют соответствия в анатолийских языках, что подтвердил и хеттский материал27. Наряду с топонимами например. Коринф и Тиринф, Кносс и Парнас, встречаются такие названия растений, как erebinthos ("горох") и kiss6s ("плющ"), гиацинт и нарцисс. Здесь, несомненно, налицо сохранившийся местный, доиндоев-ропейский словарный состав. Остается, однако, неизвестным, можно ли считать стоящий за этим язык относящимся к эпохе ранней бронзы или более древним, неолитическим, а также есть ли у него какое то особое отношение к минойскому Криту и был ли это вообще один, единый язык или пестрый и разнородный конгломерат

Гиацинт - одновременно бог и цветок - был, согласно греческому мифу, юношей, возлюбленным, Аполлона, которого этот бог убил, метнув диск. Гиацинт почитался в Амиклах, резиденции царей во времена, предшествующие нашествию дорийцев, как житель подземного царства и при этом считался взятым на небо. Давно стало общепринятой точкой зрения, что здесь сохранено представление о догреческом "умирающем боге растительности", и что миф повествует о вытеснении его дорийским Аполлоном28. И однако, чисто дорийским является праздник названный в честь Гиацинта, а не Аполлона, о чем свидетельствует распространение названия месяца "гиакинтий"29, в то время как существуют особые связи между Амиклами и семитским Востоком30. По-видимому, с уверенностью можно говорить лишь о том, что в мифе видна амальгама эпохи переселения, и анализировать эту амальгаму нелегко как с лингвистической так и с мифологической точек зрения, В особенности трудно разорвать, отнеся к разным периодам истории, напряженную бога и жертвы. И здесь, как и в других случаях, связи с древним Востоком, Анатолией, семитским миром показывают, что идея биполярного противопоставления "индоевропейское-средиземноморское" недопустимым образом ограничивает историческое многообразие. На греческой религии лежит отпечаток ее предыстории, и это настолько же ясно, насколько очевидно и то, что она представляет собой чрезвычайно сложное переплетение взаимосвязей. Как бы то ни было, верным должен быть признан негативный взгляд на проблему: какого-то одного, определенного "источника греческой религии" не существует.

Примечания

1 Здесь нет возможности подробно говорить об индоевропейском языкознании как таковом. Относительно "индоевропейской археологии": О. Schrader, A. Nehring. Reallexikon der indogermanischen Altertumskunde (О. Шрадер, А. Неринг. Реальный лексикон индоевропейской археологии), 1917-282. A. Scherer (изд.), Die Urheimat der Indogermanen (Прародина индоевропейцев). 1968; Е. Benveniste, Le vocabulaire des institutions indoeuropeennes (Э. Бенвенист. Словарь индоевропейских установлений), 1969; G. Cardona,

H. M. Hoenigswald, A. Senn (изд.), Indo-European and Indo-Europeans (Индоевропейский язык и индоевропейцы), 1970; J. Puhvel (изд.), Myth and Law among Indo-Europeans. Studies in Indo-European comparative mythology (Миф и закон у индоевропейцев. Исследования в области индоевропейской сравнительной мифологии), 1970; В. Schlerath. Die Indogermanen. Das Problem der Expansion eines volkes in Lichte seiner sozialen Struktur (Б. Шлерат. Индоевропейцы. Проблема экспансии народа в свете его социальной структуры), 1973; М. Mayrhofer (изд.), Antiquitates Indogermanicae (Индоевропейские древности), 1974. Т. Гамкрелидзе, В. Иванов. Индоевропейский язык и индоевропейцы. Реконструкция и историко-типологический анализ праязыка и протокультуры, кн. 1-2. Тблиси, 1984.

2 Теория "шнуровой керамики", господствовавшая одно время (например, Швицер 52), была дискредитирована политическим злоупотреблением; см. Мюллер-Карпе III, 10. Ср. R. Pittioni, Propylaen-Weltgeschichte (Р. Питтиони. Пропилеи. Всемирная история) I (1961) 254 сл. (культура воронковидных кубков); G. Devoto. Origini indoeuropee (Дж. Девото. Индоевропейские корни), 1962 (линейно-ленточная керамика); К. Йуттмар, Paideuma 5, 1950/4. 236-52 (культура Андраново в Центральной Азии); М. Gimbutas. The Prehistory of Eastern Europe (M. Гимбутас. Восточная Европа в доисторическую эпоху)

I, 1956, 79 сл.; ЖИЕИ 1, 1973, 163-214 (курганная культура в Южной России); также Р. Шмит ЖИЕИ 2, 1974, 279-84; X. Бирнбаум, там же 361-84.

3 КДИ I 2, 406-410, 804-807, 845-50; F. Schachermeyr. Zum Problem der grie-chischen Einwanderung. Atti e Mem. Del I Congresso internazionale di Miceno-logia (Ф. Шахермайр. К проблеме греческой миграции. Акты и пам. записи I Международного Микенологического Конгресса), 1968, 305-312; Крос-слэнд-Бёрчелл; V. R. d'A. Desborough Gnomon 45, 1973. 393-399.

4 КДИ I 2, 845-50; Вирмёле (1) 72-4.

5 Ср. A. Heubeck. Praegraeca (А. Хойбек. Догреческое), 1961; L. R. Palmer. Mycenaeans and Minoans (Л. Палмер. Микенцы и минойцы), 1961, 232-50. Ю. Откупщиков. Догреческий субстрат. Л., 1988.

6 F. Cornelius, lndogermanische Religionsgeschichte (Ф. Корнелиус. История индоевропейской религии), 1942 (произвольно и бездоказательно); W. Havers. Die Religion der Urindogermanen im Lichte der Sprache (В. Хаферс. Религия праиндоевропейцев в свете языка), в книге: F. Konig (изд.), Christus und die Religionen der Erde (Христос и религии Земли) IF, 1956, 697-748; P. Thieme. Studien zur indogermanischen Wortkunde und Religionsgeschichte (П. Тиме. Исследования в области индоевропейской лексики и истории религии), Вег. Leipzig. Ph.-h. Kl. 98, 5 1952 (частично перепеч. у Шмита 102-153); Бенве-нист (см. прим. 1) II 179-279.

7 См. III 2. 1.

8 См. V 4 прим. 31/2.

9 См. II 2.2 прим. 2; III 2.3 прим. 2; III 2.12 прим. 2.

10 Риги 74.

11 См. IV 5.2 прим. 2.

12 Ср. Шмит (1968) и Dichtunhg und Dichtersprache in indogermanischer Zeit (Поэзия и поэтический язык в индоевропейскую эпоху), 1967.

13 П. Тиме у Шмита 113-32.

14 Корень yaz- (Yasna, Yast).

15 См. II 2 прим. 34; IV 4.

16 См. II 2 прим. 51; II 7 прим. 79.

17 П. Тиме Вег. Leipzig 1952, 62-76.

18 Eflkto ("Фиваида", фр. 3.3), Авест. Aoxta, Хаферс (см. прим. 6) 735.

19 Ouranos-Varuna (Уран-Варуна), 1934; Juppiter. Mars, Quirinus (Юпитер, Марс, Квирин), 1941; L'hehitage indoeuropeenne a Rome (Индоевропейское наследие в Риме), 1949; L'ideologie tripartite des Indo-Europeens (Трехчаст-ная идеология индоевропейцев), 1958; Mythe et Epopee. L'edeologie des trois fonctions dans les epopees des peuples indo-europeens (Миф и эпос. Идеология трех функций в эпосах индоевропейских народов), 1968. Критику см. Шле-рат (прим. 1); Альфёльди (ср. прим. 20) 54 пл.

20 Die Struktur des voretruskischen Romerstaates (Структура доэтрусского Римского государства), 1974.

21 Ср., например, R. Petazzoni. Les deux sources de la religion grecque (P. Петац-цони. Два источника греческой религии). Mnemosyne 4, 1951, 1-8.

22 Нет никаких доказательств, что материнское право в собственном смысле слова существовало в доисторическую эпоху где-либо в Эгейском или ближневосточном ареале. Поэтому матриархат не играет в истории греческой религии никакой роли вопреки мифологическим измышлениям Бахофена и ортодоксальным догмам Энгельса, хотя положение женщины на миной-ском Крите действительно было иным, нежели в греческом полисе. Роль богинь и временное превосходство женщин в ритуалах и мифах объясняется по-другому - структурно и психологически; ср. S. Pembroke. Women in charge. The function of alternatives in early Greek tradition and the ancient idea of matriarchy (С. Пемброк. Женщины у власти. Функции взаимоисключения в ранней греческой традиции и древняя идея матриархата). J. Warburg Inst. 30, 1967, 1-35; HN 53; 94.

23 См. Ill 2.1 прим. 14; I 3.6.

24 См. IV 3 прим. 27/8.

25 См. I 4 прим. 45; Grazer Beitr. 4, 1975. 75-7.

26 См. 111 2.1 прим. 11.

21 P. Kretschmer. Einleitung in die Geschichte der griechischen Sprache (П. Креч-мер. Введение в историю греческого языка). 1896. 401-409; A. Fick. Vorgrie-chische Ortsnamen (А. Фик. Догреческие топонимы), 1905; Швицер 510 сл.; Риш 174; относятся к "ранней бронзе" по Вермёле (1) 60-5, к "неолиту" по Шахермайру 16; ср. W. Brandenstein, РЭ прил. VI170 и Die vorgeschichtlichen Volkerund Sprachbewegungen in der Aegais (В. Бранденштайн. Доисторические движения народов и языков в Эгеиде), в книге: In memoriam Н. Bos-sert (Памяти X. Боссерта), Istanbul 1965. 111-32; J. Mellaart, Bronze Age and Earlier languages of the Near-East (Дж. Мелларт. Бронзовый век и ранние языки Ближнего Востока), в книге: Archaeological Theory and Practice (Festschr. W. f. Grimm) (Археологическая теория и практика, праздничный выпуск в честь В. Грима). 1973, 163-72; Е. J. Furnee. Die wichtigsten kon-sonantischen Erscheiningen des Vorgriechischen (Э. Фюрне. Важнейшие явления догреческого консонантизма), 1972.

28 ММР 556-8, ср. ГП 129-140, ИГР 316; М. Mellink. Hyakinthos (М. Меллинк. Гиацинт). Diss. Utrecht 1943; L. Piccirilli. Ricerche sul sulto di Hyakinthos (Л. Пиччирилли. Исследования о "вознесении" Гиацинта), Stud, class, de or. 16, 1967, 99-116; Дитрих 18 сл.

29 Спарта, Гитион, Византии (колония Мегары), Крит, Фера, Родос, Калим-нос, Книд, Кос, ср. Сэмюэль (индекс).

30 Grazer Beitr. 4, 1957. 51-79.

3. МИНОЙСКО-МИКЕНСКАЯ РЕЛИГИЯ

3.1. ИСТОРИЧЕСКИЙ ОБЗОР

Высокая культура Крита эпохи бронзы, чье влияние охватило всю позднейшую Грецию, наложив отпечаток на ее развитие1, была открыта в три этапа. Начав в 1871 г. раскопки в Микенах, Генрих Шлиман впервые показал миру блеск греческого бронзового века, который он считал гомеровским2. В 1900 г. Артур Эванс раскопал большой дворец в Кноссе на Крите и нашел, таким образом, в "минойской" культуре исходную точку для культуры "микенской"3. После того как в результате множества дальнейших раскопок картина этих культур стала намного богаче и разнообразней, Майкл Вентрис в 1953 г. опубликовал свою дешифровку табличек с "линейным письмом В", найденных в Кноссе, Микенах и Пилосе4. Так, по крайней мере на заключительной стадии своего существования, минойско-микенский мир заговорил на своем языке, и этим языком оказался греческий.

До сих пор остаются нерасшифрованными критское иероглифическое письмо и "линейное письмо А", а также кипро-минойские надписи. Большая часть той эпохи все еще остается принадлежностью немой древности. Тем не менее, археологические находки позволяют нарисовать весьма детальную картину экономической и культурной истории, которая здесь может быть изложена лишь вкратце. Экономической основой подъема в II тыс. стало интенсивное выращивание маслин и винограда, в результате чего центр тяжести переносится с плодородных равник Северной Греции на горные склоны Южной Греции и островов5. Вдобавок, с Востока пришла обработка металла. Оба эти новшества усилили централизацию обмена и хранения запасов. Для высокой культуры, возникающей в начале II тыс. и развивающейся не без контактов с Египтом и Передней Азией (на рубеже CM I/II), в соответствии с этим являются характерными большой царский дворец, центр экономического и политического управления. Самый значительный из таких дворцов - Кносский, но сильное впечатление производят и сооружения в Фесте6 (с Айя-Триадой), Маллии7 и Като-Закро. Появляется иероглифическая письменность. Вокруг дворцов строятся города, которые иногда уже можно назвать крупными - считается, что в Кноссе жило более 80000 человек9. К "дворцовой эпохе" относится то, что сделало критскую культуру знаменитой и даже популярной: виртуозные фрески со светящимися, яркими красками: расписные сосуды, орнаменты которых ритмом своего течения словно вторят морскому прибою; элегантно одетые дамы в развевающихся юбках в форме колокола и с обнаженной грудью; акробатки, перелетающие через бычьи рога; архитектурная изысканность крупных сооружений; богатые украшения; умение безошибочно придать форму, за которым чувствуется подвижное, живое, даже какое-то "модернистское" мировосприятие. Военной опасности здесь не ощущают, и ни города, ни дворцы не укрепляются. Около 1730 г. землетрясение разрушило первые дворцы, но они были быстро восстановлены, и время "новых дворцов" (СМ III/ПМ I) становится эпохой расцвета минойской культуры. Теперь в повсеместном употреблении находится слоговое письмо линейное письмо А. Критская цивилизация распространяется по Эгейскому морю великолепный город на Фере10 стал последним сенсационным открытием минойской археологии - и начинает влиять на жизнь греческого материка. Но вторая природная катастрофа, произошедшая около 1450 г., - неслыханное извержение вулкана на Фере11 - становится пусть не концом, но поворотным пунктом в минойской истории. Дворцы Маллии и Като-Закро навсегда обращаются в развалины, многие плодородные земли становятся пустыней, а главенствующая роль с тех пор переходит к материковой Греции. Там уже в XVI в. шахтовые могилы в Микенах12 с их легендарным золотом свидетельствуют об удивительном и, судя по всему, внезапном расцвете царской власти. Воинственный элемент играет здесь гораздо более заметную роль, чем на Крите - крепости с циклопическими стенами вместо дворцов, боевая колесница как воплощение царской власти по образцу хур-ритов и хеттов также и прямоугольный дом-мегарон с большим очагом в центре и портиком на Крите не был известен. Здесь властвуют греки, но не как прямые наследники индоевропейцев, а под сильным влиянием ближневосточного и критского образцов.

Упадок Крита после 1500 г. совпадает по времени с экспансией микенских греков. В то время как в самой Греции наряду с Арголидой (Микены и Тиринф)13 на передний план выходят Мессения (Пилос)14, Аттика (Афины), Беотия (Фивы и Орхомен), Фессалия (Иолк), микенские поселения возникают и на островах Эгейского моря, в Малой Азии, наконец, на Кипре и, возможно, на Сицилии. Между 1500 и 1375 гг. греческие завоеватели овладевают последним дворцом в Кноссе15. Минойская письменность реорганизуется и в качестве "линейного письма В" используется носителями греческого языка, причем не только в Кноссе, но и во дворцах Фив, Микеи и Пилоса. Также и в других отношениях большая часть форм в которых проявляют себя цивилизация и искусство, настолько тесно связана с критской традицией, что "минойско-микенская" вполне может служит единым названием для этой эпохи. Купольные могилы тоже следуют критским образцам, хотя на Крите они никогда не достигали той монументальности, какой, наконец, достигли в "сокровищнице Атрея" близ Микен. Насколько можно и нужно проводить различие между минойской и микенской религиями, окончательно еще не выяснено16. Иконография фресок и прежде всего золотых колец в большинстве случаев одна и та же - несомненно, на микенских греков работали критские художники. В культовых сооружениях есть различия, однако новые находки всегда могут внести изменения: так, до сих пор на материке не найдено святилищ на возвышениях и в пещерах. По-видимому, следует предположить, что микенская культура относилась к критской примерно так же, как этрусская - к архаической, а римская - к греческой культуре эллинизма, но в том, что касается частностей, остается много открытых вопросов. Кроме того, и в позднеминойский период явно произошли изменения.

Военные нападения разрушили дворец в Фесте около 1400 г., а в Кноссе - окончательно около 1375 г. В редуцированном виде миной-ская культура сохранялась на Крите до начала I тыс., причем религиозные памятник и в это время даже больше, чем когда либо выступают на передний план, в особенности большие изображения богов. На материке не обходилось без смут - Фивы были разрушены около 1250 г.17, однако Микены и Пилос переживают в XIII в. свой расцвет, и только всеобъемлющая катастрофа, произошедшая около 1200 г., повергает все Восточное Средиземноморье и Анатолию в состояние хаоса. Так же как Троя VII, Хаттуса и Угарит, погибли тогда Пилос, Тиринф и Микены, Как правило, опираясь на египетские записи, вину за разрушение возлагают на "народы моря"18. Во всяком случае, тогда рухнула вся экономическая и общественная система с царской властью, централизованным управлением, обширной торговлей, ремеслом, искусством и письменностью. Блеск дворцов сменился мраком "темных веков", остатки былого продолжали влачить жалкое, "субмикенское" существование, в то время как начинают обретать форму зачатки собственно греческой культуры.

3.2. ИСТОЧНИКИ

Исследование минойской религии по-прежнему вынуждено основываться почти исключительно на материале археологических раскопок. Правда, можно надеяться, что значительные находки последнего времени приблизили дешифровку линейного письма А1. Этого ожидают с тем большим нетерпением, что это письмо используется однозначно в религиозных контекстах, для надписей на посвятительных дарах; в частности, одна длинная формула неоднократно повторяется в "таблицах возлияний"2. Напротив, линейное письмо В, в греческом прочтении которого больше не может быть никаких серьезных сомнений3, использовалось лишь для инвентарных записей и расчетов, а также для обозначения на вазах их владельцев. Кроме того, плохо приспособленная для греческого языка орфография часто допускает несколько чтений, контекст сведен до минимума, преобладают имена собственные, и в итоге многое остается ненадежным и даже просто непонятным. Однако тот факт, что в этих документах говорится о целом ряде греческих богов и их культе, дал исследованию новую основу.

Среди памятников материальной культуры на первом месте стоят несколько видов сооружений, имеющих явно культовое назначение4: пещеры, святилища на возвышенностях, домашние святилища и несколько "храмов". Идентификация становится возможной благодаря собранию посвятительных даров: сакральное толкование подтверждается наличием приспособлений, не пригодных для практического употребления, как, например, золотые или свинцовые топоры, миниатюрные сосуды, а также глиняные и металлические изображения предметов утвари, животных и людей. Было найдено также несколько посвятительных моделей целых святилищ5. Нужно признать, что существование - в принципе, возможное - культа без посвятительных даров при таком выборе критериев остается вне поля зрения исследователя.

Самыми наглядными свидетельствами существовавших представлений о реальности являются изображения. В данном случае это группа больших золотых колец, а также отдельные серебряные и электроновые кольца, изображающие явно культовые или же мифологические сцены. Эти кольца носили как амулеты и их клали в могилы знатных людей, когда те умирали6. Отдельные мотивы таких изображений встречаются и на необозримом множестве гемм, печатей и их отпечатков7. Настоящая отправная точка иконографической традиции - большие настенные картины8, от которых, впрочем, дошли как правило лишь незначительные остатки. На нескольких ритуальных сосудах можно видеть представленные в виде рельефов культовые сооружения и сцены9. Наконец, от поздней эпохи сохранились глиняные саркофаги10 с изображениями нарисованных фигур, среди которых резко выделяется сохранностью и содержательностью саркофаг из Айя-Триады11. Однако по нему, как и по самому крупному золотому кольцу, так называемому "кольцу Нестора"12, как раз видно, сколько загадок остаются неразгаданными, несмотря на все старания исследователей. Изображения людей на рисунках и объемные фигуры из глины и металла, которые определенно или вероятно происходят из святилищ, ставят проблему интерпретации следует ли видеть в них богов, или почитающих их людей, или даже - самый сложный вариант из возможных - священников, изображающих богов. Вопрос может быть решен лишь на основании позы, в которой находится фигура, и ее атрибутов. Подавляющее большинство фигур - это люди, поклоняющиеся божеству со скрещенными на груди руками, или же с поднятой в знак приветствия правой рукой; часто правая рука бывает приложена ко лбу13, а иногда в руке находится дар. Что же касается поднятия вверх обеих рук с распрямленными ладонями, то этот жест отличает того, кто стоит в центре, на кого устремлены взгляды - "поза теофании" богини14. Поэтому все же, видимо, следует считать изображениями богинь две фаянсовые фигурки из хранилища в Кноссе, "богинь со змеями"15, тем более что именно змеи у одной и пантера на головном уборе другой указывают на сверхчеловеческий статус. Судя по всему, богами нужно признать и фигуры на печатях, изображенные рядом со львами и грифонами16. В культовых сценах объектом почитания часто предстает богиня, восседающая на троне17. Настоящие культовые изображения, выставленные в дальнем конце святилища - навстречу входящим людям, относятся все к поздней эпохе - это неподвижные, "колоколообразные" идолы в "позе теофании"18; их бывает обычно несколько, в отличие от культовых статуй в греческом храме.

Особенные затруднения вызвал вопрос, имеют ли минойско-микен-ские изображения в каждом конкретном случае связь с мифами, с традиционными рассказами о богах и героях19. Положительного ответа ожидали с самого начала, тем более что позднейшие греческие мифы так много говорят о Крите, а также о Микенах, Пилосе, Фивах и Ор-хомене - даже имена, заимствованные из них, стали научными понятиями: "минийская керамика", "минойская культура". К тому же задолго до Эванса воображение религиоведов волновали несколько комплексов, предположительно древнейшего времени, которые указывали в сторону Крита: бог в обличье быка - Зевс и Европа20. Паси-фая, отдающаяся быку и рождающая Минотавра21, рождение и смерть бога - младенец-Зевс в пещере на Иде и пресловутая могила Зевса близ Кносса22, сельскохозяйственные мистерии со Священным Бракосочетанием - совокупление Деметры с Иасионом на трижды вспаханном поле23. К тому же на одной и табличек, найденных в Кноссе, упоминается некий "Дедалион" на другой - "Госпожа Лабиринта"24; что значат эти имена, неизвестно. Однако открытие изобразительного искусства критской дворцовой эпохи практически никак не подтвердило этих ожиданий. Ничто не указывает на существование бога-быка25, отсутствует сексуальная символика. Единственное сомнительное подтверждение мифа о детстве Зевса - отпечаток из Кносса26, на котором изображен мальчик под овцой. То, что считалось (начиная) с конца средневековья "могилой Зевса", оказалось одним из многих минойских горных святилищ27. На печатях часто встречаются комбинированные фантастические фигуры, однажды появляется и зверь-человек на троне, которого назвали "Минотавром", но ему недостает рогов, не говоря о лабиринте28. Остается "Европа на быке", однако при ближайшем рассмотрении эта "Европа" относится к группе изображений, где богиня в "позе теофании" сидит на сказочном животном, которое изображается по-разному - чаще всего на напоминающем лошадь, но это никогда не бывает плывущий бык29. Взятые из ближневосточной традиции "грифоны" (крылатые львы с головами соколов) появляются в игровых сценах в каждом случае, вероятно это была какая-то история30; на кипрских вазах гигантской птице противостоит боевая колесница, но и здесь греческие соответствия предстают в весьма искаженном виде31; в метающих копья женщинах с другой вазы ничто не мешает видеть "амазонок"32. Многое остается загадочным, например, изображение, известное как "Зевс с весами судьбы"33. Таким образом, непосредственная проекция греческой традиции на эпоху бронзы представляется проблематичной.