Глава 22, в которой Петр рисует афишу по заказу Бессмертника, а заканчивает его портретом

Театр

Скрип двери отозвался эхом в гулкой пустоте зала. Воссоединение с рабочим местом и по совместительству домом подействовало на маэстро наилучшим образом. Тень усталой задумчивости быстро исчезла с его лица и сменилась самодовольным спокойствием. Всё, напрямую не касавшееся непосредственного долга, осталось снаружи, за этой старой дверью.

"Хотят разобраться без меня - что ж, да будет так."

Разноголосым полушёпотом прокатившееся ему вослед "здравствуйте, господин режиссёр", казалось, принадлежало не столько группе реставрирующих настенную фреску с изображением Города, сколько стенам Театра, отголоскам сыгранных в нём ролей или теням Масок, существовавших словно бы вне зависимости от своих актёров.

Далеко не просторная комната Бессмертника служила ему и гримёрной, и спальней, и кабинетом. Убрав тихо звякнувшую связку ключей, он снял перчатки, старый балахон бросил на спинку кресла, а вытащенную из кармана записную книжку - на столик перед зеркалом. Мысли гнались наперегонки, как и всегда, когда в дверь воображения маэстро стучалась муза. Всё виденное и слышанное за это короткое утро следовало проанализировать и смешать в единый образ. Нет - сначала смешать, анализировать потом. Или вообще не утруждать себя размышлениями о значении посылаемых судьбой намёков - рано или поздно время рассудит всё.

С яростной скоростью заполнив первую на сегодня страницу импульсивным, но оттого не менее вычурным почерком, Марк резко остановился и зажал пальцами виски. В калейдоскопе интуитивных ощущений ясно чувствовалась мешающая тревога, и хуже того - предопределённость. Если раньше идеи приходили по-разному - то словно покойные Хозяйки, каждая по свою сторону, нашёптывали о благих и роковых вестях, то словно сам Город взывал к хранителю своего сердца-Театра... то в последнее время проявлялась подозрительная закономерность и ясность, заставлявшая заподозрить у себя либо постоянный источник образов и предчувствий, либо психическое расстройство. Первого у Марка быть не могло - дары, свойственные Хозяйкам, обошли его стороной. Оставалось второе.

Артист поднял взгляд. Из зеркала на него отстранённо смотрел слегка растрёпанный затянувшимся променадом и уже не столь молодой, как прежде, бледный франт с нездоровым блеском в глазах, какой бывает у убийц и поэтов.

- Работать, работать и ещё раз работать. Плодотворный труд не оставляет почвы для пустых волнений. - сказал маэстро отражению, с выражением, будто репетируя очередной монолог, и попытался улыбнуться себе так же, как зрителям. Это возымело эффект. С приподнятым настроением закончив в блокноте план освещения сцены, Марк почувствовал, что сумел уловить действительно удачную идею.

"Теперь - репетировать. Сегодняшняя ночь должна быть особенной."

Буквально пробежав мимо "Стержня" Сабуровых (ох, не дай боже комендант заметит), Петр взошел на мост. На мгновение загляделся на Жилку, приметив, что с тех пор как он последний раз ее рассматривал, вода заметно загрязнилась... даже алым отливала. Но не в этом дело, Петр оперся рукой оградку и снова глотнул из прихваченной с собой бутыли. Мир поплыл прочь из этого Города, Стаматин едва не перевалился через ограду прямиком в журчащую Жилку, счастье, что вовремя удержал равновесие.

Поднялся по небольшой лесенке (разве она здесь была?) и сразу повернул влево. Естественно уперся в тупик. Вернулся и огляделся. Архитектор выбрал направление и двинулся дальше. Минуя Лестницу в Небо (Петра в ужасе передернуло, когда он остановился, чтобы рассмотреть свое творение), он направлялся в сторону Управы. Наткнулся на продуктовый магазин и ощутил значительное чувство голода. Проще говоря, у Петра заурчало в животе, но Стаматин заглушил это чувство глотком твирина.

Снова лестница, снова подъем. Не заметив препятствия, архитектор ударился о каменную ограду лбом. Потерял равновесие и упал на землю. Поморщился недовольно и стал подниматься. Немалого труда и терпения стоило обойти эту бессмысленную ограду и добраться непосредственно до Театра.

Петр в этом храме вдохновения был лишь однажды, когда они с братом только прибыли в Город. "Интересно, что хочет от меня Бессмертник...?" Марк был человеком приятным, хоть и не притрагивался к твирину. Ну, по крайней мере, при Петре ни разу. Ни-ни.

Без стука Стаматин вошел в театр и застыл на месте. Первое, на что упал взгляд художника, был портрет Нины Каиной.

- Как живая... – с придыханием произнес Петр, протирая глаза, все еще не до конца осознав, что это лишь портрет.

- А, вот и господин архитектор! - Марк не сразу догадался о прибытии в Театр поклонника зелёного змия, но, выйдя из гримёрной и разглядев у дверей застывшую фигуру, предположил, что с таким восхищением смотреть на фрески с портретами Хозяек в Городе могут немногие.

- Признаюсь, вас особенно приятно видеть в обители вдохновения. Хоть до ваших гениальных творений мой Театр не дотянет, воплощать в жизнь фантазии он, смею думать, способен ничуть не хуже. - с ходу атакуя вошедшего потоком элоквенции и приветственной улыбкой, режиссёр приблизился к разглядывающему Нину Петру Стаматину. "А выглядит товарищ архитектор, я бы сказал, неважно. Сразу хочется ввести в стране сухой закон."

- Собственно, ближе к делу... Мне нужна афиша, выполненная с несомненной искрой таланта и вкуса. Без помощи профессиональных художников, как вы понимаете, не обойтись. Материал предоставлю. Возьмётесь?

"Господин архитектор". Это обращение заставило Петра даже подскочить на месте, оторвавшись от созерцания Дикой Нины. Нехотя отведя взгляд от фрески, архитектор обратил внимание на расплывающийся силуэт, по всей видимости, того самого импресарио Масок. Твирин не давал ясно разглядеть господина Бессмертника. Стаматин медленно поднялся на сцену, чтобы оказаться чуть ближе к Марку.

Правду сказать, Петр не совсем понимал, что пытался донести до него местный кукловод, его речь была мудреной и непонятной, а Стаматин привык к словам простым и не столь громким. Поэтому по выражению лица архитектора можно было понять, что при необходимости придется все повторить в более простом изложении.

В Театре было очень неуютно, по крайней мере, синеватое освещение навевало ощущение холода, а взгляд Алой Хозяйки заставлял передергиваться.

- А... афиша? – недоуменно повторил за Марком Стаматин, потирая сальный затылок. Кажется, он отвык от общения с чужими людьми. Единственные, с кем он здесь еще сохранил связь, были брат Андрей, Ева (светлой души человечек) и Мария, которая навестила его тогда, когда было так тяжело дышать. – Надо нарисовать афишу?

Кажется, он немного оживился, в глазах даже появился огонек – до него, наконец, дошло, что хочет от него Бессмертник. Рука художника машинально скользнула в карман и сжала там горлышко почти пустой бутылки. Старенький погрызанный карандаш торчал из-за уха, слегка запутавшись в грязных патлах. Но, в принципе, Петр был готов творить.

Петру, действительно, сильно не хватало такого толчка, чтобы продолжить творить искусство. В течение последних пяти лет Стаматин не притрагивался к холстам. К бумаге – да, но он не занимался живописью серьезно с той самой Вспышки Эпидемии... Петр сделал несколько шагов, каблуки глухо стучали о деревянную сцену. Несколько шагов – и он еще ближе к Нине, обратившей свой взор на звезды.

Маэстро хмыкнул про себя, забавляясь реакцией гостя; обычно и до убеждённых трезвенников-то смысл его слов доходил далеко не сразу.

- Именно, именно. - утвердительно кивнул Марк, не забывая чуть сбавлять привычный темп речи.

Подозванная условным жестом чёрная тень в белой маске уже с осторожным любопытством осматривала архитектора, с неестественной ломаной пластикой склоняя голову набок и передвигаясь высокими неслышными шагами. Из рук Трагика режиссёр принял лист ватмана и расстелил прямо на досках, усаживаясь рядом. Процесс творческой работы, в любом случае, желательно было контролировать.

- В центр композиции попрошу вас поместить силуэт данного... актёра. С натуры срисовать, думаю, труда не составит? - объяснил он, не найдя лучшего слова для обозначения принявшего нужную позу мима. - В остальном полагаюсь на вашу безусловно богатую фантазию. И, да: обязательный элемент - отпечатки ладоней красной краской. Определить наилучшее расположение также предоставляю вам.

Надеясь, что твириновый гений хотя бы в общих чертах понял требующееся от него, хозяин Театра придвинул принесённую вместе с ватманом пыльную коробку с полузасохшими красками, водой в бутылке из-под твирина и более-менее приличными кистями, обычно использовавшимися для реставрации декораций на стене.

- Вижу, к Хозяйке Нине вы неравнодушны. - проследив за взглядом Петра, добавил маэстро. - Верная муза?

Петр поднимает на трагического актера взгляд, слегка отодвигается, словно видит не мима, а нечто более страшное, но, тряхнув головой, снова приходит в себя. Берет в руки ватман, меряет натурщика взглядом и переводит взгляд на поверхность листа, планируя, в каком масштабе начать рисовать "человека в черном". Нет мольберта...

Когда архитектор жил в Столице, в его доме стояло более десяти деревянных мольбертов, на них действительно было удобно творить искусство. К примеру, на них можно было ставить холст как угодно, как будет удобно творцу. Стаматин любил проводить печальные осенние вечера с кистью и масляными красками. О, весь измазанный и грязный, но абсолютно счастливый, архитектор вешал на голые стены свои произведения.

Петр берет в руки кисть и рассасывает волоски, заливает баночки с красками водой. Вытащил из-за уха карандаш и с кистью в зубах стал делать эскиз. Карандаш ловко перекатывался между пальцами, создавал затейливые штриховые линии.

- Что? – Петр резко отрывает взгляд и поднимает взгляд на Бессмертника. Голова недовольно реагирует на столь внезапное движение, и изображение снова плывет и раздваивается. Стерев пелену с глаз, архитектор снова обращает внимание на Марка: - Почему вы так решили? – брови непонимающе изгибаются, Стаматин кусает нижнюю губу, предварительно вытащив кисть.

Не отрывая недоуменного и немного затравленного взгляда от кукловода, Петр макает смоченную кисточку в черную краску и мажет собственную ладонь. Сверху капает белой – и смешивает. Серым оттенком, тонкой линией обводит контур трагического актера и рисует фон. Хмурый осенний фон, капает воды на ватман и растирает ладонью по бумаге. Натурально выходят туман и дождевые облака.

Петр то и дело обращает взгляд назад - к Нине, к Дикой Хозяйке Города-на-Горхоне. Ежится и вздыхает. Бросив кисть на пол, архитектор достает и глубокого кармана бутылку и делает судорожный глоток.

Режиссёр, в полной мере довольный работой художника, отреагировал на ответный вопрос лёгкой усмешкой.

- Просто предположил, милейший, просто предположил. Исходя из того, как привлёк ваше внимание портрет. Прошу извинить, если неосторожным словом задел чувства творца.

"Правы были очевидцы: человек действительно... неординарный. Ну а по внешнему виду во всяком случае судить не стоит. За служителя искусства красноречивее всего говорят его творения. Которые, впрочем, тоже довольно далеки от посредственности."

- Не удостоите ли своим присутствием сегодняшнее полуночное представление, господин архитектор? - поинтересовался маэстро напоследок.

Серый контур Трагика постепенно перекрывается насыщенным черным цветом, вязкая краска покрывает небольшой эскиз актера в замысловатой позе. Вероятно, миму уже порядком надоело стоять, не шевелясь, ну а Петр благополучно забыл о его существовании в целом.

- Портрет... очень натуральный... - "И правдивый". - Имя художника не вспомните? - Петр чувствовал себя совершенно неуверенно, как будто оказался в совсем чуждом для него обществе. Хотя, почему как будто? Он сейчас как раз и находился в совершенно незнакомой компании актеров, и это пугало несчастного архитектора.

Стаматин оторвался от созерцания будущей афиши и снова взялся за кисть. Мазок за мазком, и вот лицо Трагика обретает объем. Стаматин разводит красную краску. Смотрит на кисть, макает ладонь в краске и оставляет первый отпечаток ладони. Но что, вы думаете, делает он дальше? Остальные отпечатки он рисует кистью, сверяясь с первым.

- Полуночное представление? А это же поздно, да? - предположил Петр, теряясь в сомнениях. Ему совсем не хотелось возвращаться домой за полночь. Бандиты, все-таки... Да и холодно. - А тут Караванщики не промышляют? - с опаской шепнул Петр, откладывая инструмент. Он много страшных историй слышал о Караване... о том, как они убивали людей, о том как воровали детишек, о том, что это был самый жуткий период в жизни Страны.

- Страшные они люди были... - пробормотал архитектор, даже не думая, что Марк может его слышать. Смахнув испарину со лба, Петр вздохнул. На лбу осталась алая полоса краски.

Предпочитающий движение бездействию, импресарио Театра встал и принялся расхаживать вокруг увлечённого работой Стаматина.

- Не припомню, к величайшему сожалению.

"А грядущее представление, трагическая пьеса с интермедиями-Пантомимами, будет грандиозным. Не может не быть. Во всяком случае, в этот раз надо постараться особенно..."

Упоминание Каравана Бубнового Туза заставило недовольно покоситься в сторону. Марк предпочёл бы никогда больше о нём не слышать и не вспоминать. И уж тем более неприятно было, что он и его Театр до сих пор вызывали подобные ассоциации.

- Что вы, что вы... Караван вот уже много лет как разгромлен и предан справедливому суду. Здесь же - храм искусства в наивысшей степени благородного, честного и прекрасного. Оплот, так сказать, морали, кузница духа человеческого... - профессиональный демагог явно был настроен лирически относительно всего, что касалось его любимого детища.

Вытащив из того же ящика широкую старую тряпку размером как минимум с маленькое покрывало, он подал её Петру, параллельно размышляя, как лучше отблагодарить творческую личность за труды.

- А говорят же, что многие сбежали... они продолжают промышлять своим страшным делом? - Петр принял из рук кукловода тряпочку и вытер с лица краску. Вернее, не стер, а лишь размазал по коже. На самом деле, это архитектору ничуть не мешало. Последний мазок - и Стаматин встряхнул холст со слегка подсохшей краской. - Я никогда не был в театре, - пожимает плечами Петр, поднимая афишу с пола. Сам он вставать не стал, лишь свесил ноги со сцены. Последние капли из бутылки из-под твирина вытекли из сосуда в рот Петру, тот снова зажмурился, не желая видеть пляшущий окружающий мир.

- А что будет на представлении? - Петр вытирает руки о тряпочку и снова обращает свой взгляд к Нине. Энергия и сила исходила даже от портрета на стене. К ней стоило тянуться. Архитектор поднялся на ноги и подошел к фреске. Коснулся пальцами шершавой поверхности и отдернул руку. Несомненно, эта картина в полной мере отражала сущность Нины. Только забыли люди ее волшебство. Нет, она не была колдуньей, но являла людям чудо.

Повторив это вслух, не отрывая взгляда от фрески на стене, Петр вновь провел пальцами по ее белоснежной ладони.

- Она красива. Красивее, чем была в жизни. Это неправильно, совсем неправильно. Она выглядела старше, не было алебастровой кожи... я этого не помню, - словно сам себе твердил Петр. Он нередко писал с Нины портреты, даже лепил скульптуры, так что должен был помнить, как выглядела его натурщица.

"Эту тряпицу вполне можно будет использовать в качестве одной из декораций. Эврика! Она точь-в-точь запятнанный кровью саван..."

- Насколько мне известно, подобные слухи ходят об Анне Ангел. Кажется, ваша соседка. - заговорщически подмигнул театральных дел мастер. - Вот кого бы следовало подозревать, а вовсе не нас, чистосердечнейших служителей музы Мельпомены.

Афиша была замечательна: как раз то, что хотел заказчик. Отпустив позировавшего Трагика, он картинно зааплодировал:

- Великолепно, великолепно, друг мой! Народная молва не преувеличивает: вы действительно гений!

Марк уже собирался отправиться за вознаграждением, как его слух догнал заинтересованный вопрос Стаматина. "Ага, всё-таки удалось зажечь в вас искру любопытства, уважаемый поклонник зелёной феи..."

- Весь мир - театр, как сказал классик. Все мы актёры, и все мы зрители... - загадочно промолвил он. - Что будет? О, это надо видеть своими глазами, а раньше времени я своих секретов не раскрываю. Как и любой уважающий своё ремесло иллюзионист.

Оставив архитектора наедине с изображением Дикой Нины и с улыбкой взирающей на эту странную привязанность Белой Виктории, режиссёр скрылся за кулисами и через некоторое время вернулся с не менее пыльной, чем коробка красок, бутылкой твирина.

- Осталось из старых запасов. Разрешите искреннейше отблагодарить вас за прекрасную работу!

"В нетрезвом виде по ночным улицам ходить не так страшно, хе-хе. Теперь стоит подумать, куда лучше поместить афишу..."

- Анна Ангел? Та, которая в Дубильщиках живет? – поежился Стаматин, с сомнением глянув в сторону Бессмертника. – Певичка, да?

Анна жила в Вербах еще до того, как архитекторы приехали в город. Она практически не высовывала носа из своего дома, да и вообще слыла странной особой. Петр по приезду слышал много баек про то, что она забрала лицо и волосы у какой-то девочки, но верить этому не собирался. В конце концов, как можно было надеть на себя чужое лицо? А сейчас он понимал: Анна, наверняка, могла это сделать. Поначалу, Петр не верил и в то, что Катерина – ведьма, а теперь... натурально колдунья.

Петр заметно смутился, стоило ему услышать комплимент в свой адрес. Стушевавшись, Петр убрал карандаш обратно за ухо, почесал затылок и снова оглянулся на Марка. Тот нес ему пыльную склянку. При виде сосуда с твирином глаза архитектора вспыхнули вновь. Он принял бутылку и откупорил ее. Аромат... со временем твирин, как вино, становился только лучше. От долголетнего твирина мгновенно уносило в сопредельные сферы.

- А когда оно начнется? – увлеченный твирином, Петр все еще продолжал интересоваться предложением кукловода остаться, чтобы насладиться ночным представлением. Любопытство определенно брало верх над инстинктом самосохранения, да и твирин так удачно подавлял чувство опасности. – А вы будете показывать волшебные трюки? – как и театре, Петр никогда не бывал в цирке, а ровесники так часто рассказывали о разных фокусниках, которые демонстрировали искусство волшебства, что архитектору очень хотелось увидеть это в живую.

"М-да, знатный же он любитель выпить..." Импресарио не удержался от привычной наигранно-лукавой улыбки.

- Начало ровно в полночь. - ответил он, демонстративно оперевшись рукой о стену.

"Несмотря на то, что это, по большему счёту, и есть всего лишь репетиция. Генеральная репетиция Масок. А настоящее представление будет разыгрываться нынче на самих улицах Города, и в участниках и неожиданных поворотах не будет недостатка..."

- Фокусы и трюки, драгоценный архитектор, я оставляю для дневных выходов, когда в мой Театр приходят детишки. - улыбка-оскал в сочетании со вкрадчивым тоном казалась только приторнее и неестественнее. - Ночные Пантомимы - для ценителей декаданса и тончайшего символизма, мистических предсказаний и неразгаданных тайн...

"Вам-то они уж точно будут понятнее, чем остальным, хех..."

- Тайны и предсказания? - заинтересованно повторил за режиссером архитектор, убирая ото рта горлышко мутной бутылки. С каждым словом Бессмертника любопытство росло все больше и больше, вот уже и лихорадочный огонек в глазах не от твирина, а от неподдельного интереса и тяги к искусству.

- В полночь? Так это же через несколько часов. Не так долго ждать... - когда Петр брел по Ребру, солнце уже клонилось к закату, а значит буквально через несколько часов на улицах совсем стемнеет.

- А вы не будете против, если я подожду полночи здесь? Если у вас найдется... ну... еще бумаги... могу что-нибудь придумать для еще одной афиши... или даже просто нарисовать портрет режиссера... - Петр поднял взгляд на Марка, архитектор сейчас бы все отдал, чтобы снова заняться искусством. Тогда снизойдет его Муза, Душа, и Петр вернется к нормальной жизни. Без страха, что земля покарает его, без вздрагиваний при каждом шорохе.

Петр точно решил, что хочет взглянуть на пантомиму, о которой так интересно отзывался господин Бессмертник. А потом можно будет и днем сходить и фокусы посглядеть. Стаматин очень любил волшебство.

"А утром расскажу Андрею. Он хотел сегодня отвести меня в кабак, да, видно, запамятовал..." - тоскливо размышлял архитектор, нервно теребя за ухом карандаш.

Сделал еще один глоток и слегка покачнулся - едва не упал.

Афиша подсыхала, мирно дожидаясь своего звёздного часа.

- Разумеется, не против. Не каждый день одинокого чудака Марка удостаивает компанией кто-либо из горожан. - отзывы о себе в третьем лице, как всегда, призваны были ещё красноречивее свидетельствовать о недостатке общения с миром вне стен Театра. - Портрет? Мой? В самом деле? Сейчас же скажу принести ещё ватмана. Если с такими темпами приобщения к твириновому зелью будете в состоянии хотя бы держаться на ногах, не то что творить. - на последней фразе он понизил голос, после чего добавил чуть громче: - Одну минуту, господин архитектор. Устрою ваш шедевр на подобающее ему место.

Вместе с подоспевшими помощниками Бессмертник, поудобнее перехватив трость, аккуратно понёс прикреплять афишу на внешнюю сторону одной из широких створок парадной двери. На улице действительно уже темнело, догорал закат. "Словно кровь. Не к добру такие ассоциации..."

Вскоре вернувшись и удостоверившись, что художника обеспечили необходимыми материалами, он добавил:

- Ничего, если я параллельно буду объяснять кое-что Маскам? Время репетиции терять так нежелательно... жизнь, увы, быстротечнее, чем кажется. "И только искусство бессмертно."

- Буду рад, если окажусь хорошим собеседником... – удовлетворенно прошептал Петр, снова усаживаясь на деревянную сцену. Архитектор свешивает ноги, ожидая, когда ему принесут инструменты для того, чтобы он уже, наконец, начал творить. – Да, портрет местного театрала... Это будет чудесно... ведь в театре должен висеть портрет не только Великих... Хозяек... Но и хозяина театра, правда? У вас палитры не найдется?

Петр хлебнул твирину и протер глаза, провожая взглядом Марка Бессмертника, который отправился со своими подчиненными вешать новоиспеченную афишу. Тем временем, принесли еще один ватман. Дождавшись, когда вернется кукловод, архитектор поднялся, подошел к режиссеру и стал внимательно осматривать со всех сторон.

- Поднимите голову выше. Нет, выйдите на свет. А можно направление прожектора изменить? - уверенно руководил Стаматин расхаживая по сцене. Петр почесал затылок и взял лицо Марка в руки, пытаясь поставить того в такое положение, какое оказалось бы весьма выгодным, чтобы нарисовать портрет. Пока Стаматин возился с натурщиком, он паралельно разводил в баночках краски.

Отошел к ватману, устроился на полу и стал делать эскиз.

- Нет, не шевелитесь, - прищурился Петр, рисуя линия за линией лицо Марка.

Внимание к своей персоне театрал любил. Нарушение личной неприкосновенности - разумеется, намного меньше, тем более со стороны не вполне трезых индивидуумов. Но ради высокого искусства мог простить многое.

- Палитры, к величайшему сожалению, не найдётся. - "Интересно, это он думает, что догадался, как за дополнительную работу выпрашивать у людей твирин? Или просто нашло вдохновение?" - И свет уже настроен для представления. - "Однако, как же эти художники любят командовать..."

Не шевелиться более пяти-десяти минут для Марка, в отличие от его верных мимов-Трагиков, было заведомо невыполнимой миссией. Если режиссёрская неуёмная энергия не расходовалась на бурную манерную жестикуляцию, верчение в пальцах трости или сияние улыбкой по всей территории в пределах досягаемости, то тратить её оставалось на словесный артобстрел.

- Как поживает ваш многоуважаемый брат... Андрей, кажется? - жизнь братцев Стаматиных его особо не интересовала, но других тем на ум не приходило. Кроме, пожалуй, Театра. О нём Марк готов был говорить бесконечно, но обсуждать что-либо с непосвящённым не так-то легко.

Не сильно расстраиваясь из-за отсутствия палитры и совершенно неправильного освещения, Петр решил довериться собственному чутью и уверенно рисовал линии на ватмане, иногда поглядывая на своего непревзойденного натурщика. Тому, похоже, льстило столь большое внимание к его персоне. Стаматин быстро стал смешивать краски в собственной ладони.

- Не шевелитесь! - смело приказал архитектор, сравнивая эскиз с реальным лицом Бессмертника. Словно портрет Дориана Грея рисовал. Очень волновался, трепетно относился к холсту, старался лишний раз не дышать. И вот, Петр берется за кисть, наносит первый мазок и размазывает лишнюю краску пальцем.

Художник так увлекся, что не сразу отреагировал на вопрос режиссера:

- Андрей... какой? - и тут же опомнился. - А, Андрей... да... в кабаке, как обычно... иногда мне кажется, что он завел там семью, поэтому не выходит. Знаете, как это бывает? Внезапная вспышка, желание, любовь, фанатизм, а потом - раз! и оба гаснут. - Стаматин пожимает плечами и снова утыкается в полотно. Он стал более мрачным и тихим. Совсем перестал дышать, кажется слегка дрожит от злости. Кисть вот-вот треснет в его пальцах.

Сделав глубокий вдох, Петр, наконец, успокоился и продолжил рисовать портрет.

Маэстро застыл статуей, мысленно отсчитывая, сколько способен так простоять. "М-да, статика тоже требует тренировки. Какой подходящий для этого случай..." Насколько позволял ограниченный угол обзора, стал критически рассматривать пространство зала, иногда бросая мимолётные любопытные взгляды на работу художника. И сожалея немного, что почти не успел привести себя в надлежащий вид после утренней прогулки. "А освещение, наверное, действительно стоит изменить. Чуть больше ненавязчивых зеленоватых тонов. И луч центрального прожектора - на изображение Города."

- Семья и кабак... малосовместимые понятия, не находите? - задумчиво протянул режиссёр. - Впрочем... расторопный улыбчивый бармен, очаровательные куртизанки, наслаждающиеся свободой и твириновым зельем прожигатели жизни... чем не семья? Ведь и местная труппа успела стать вашему покорному роднее всего на свете. Или взять, к примеру, наследника Ольгимских с его степным народцем... Или юную Ласку... - Марк не удержался от слегка рассеянного тихого смеха.

"Кажется, разговоры о брате для нашего дорогого гостя ещё нежелательнее выяснений роли Старшей Хозяйки в его жизни..."

Ревность будто иглой кольнула сердце, Петр низко опустил голову, волосы скрыли его бледнеющее лицо. Пальцы дрогнули, Петр сделал несколько неверных линий и хмуро затер их пальцем. Отложив карандаш в сторону, художник потянулся рукой за бутылкой, которую оставил рядом с собой и, обхватив горлышко пальцами, впился в нее губами, выливая остатки твирина себе в рот.

Но вот зелье кончилось, и Петр снова поник, опустив голову еще ниже.

- Андрей совсем забыл... - пробормотал младший из близнецов, усердно работая над портретом. Утерев нос, Петр стал вертеться, усаживаясь с полотном поудобнее. Снова берет кисть и делает мазки бледно-бежевого цвета. - Вот только он придет... я ему все скажу... чтобы бумагу купил... - пробухел Стаматин, наконец, принявшись за свет и тени. Ловко орудуя красками, Петр очень жалел, что нет масла: так бы портрет вышел в тысячи раз лучше и красивее.

"Между прочим, уже поздно... Петр, зачем ты остался? Как потом будешь домой добираться?" - мысленно укорял себя Стаматин, поднимаясь с колен. В руках он держал завершенный портрет. А дело все близилось к ночи...

- Держите. Храните, как зеницу ока, - пробормотал Петр, глядя в пол.

"Время, однако, ещё есть..." - Марк нетерпеливо вздохнул. Видя, что архитектор закончил работу, он достал карманные часы и сверился с циферблатом. "Что-то подсказывает мне, что ближе к рассвету буду спать, как мертвец. Надо бы переходить преимущественно на ночной образ жизни. На одном кофе долго не продержишься. К тому же, придаёт эмоциям несколько нервную неестественность... это, безусловно, лишнее."

Негативные реакции Стаматина его насторожили. Что бы ни произошло у неразлучных братцев, вряд ли это было что-то несерьёзное. "Или это смерть почтенного Симона Каина так повлияла на утопическую братию? Возможно, возможно... Интересно, виделись ли они уже со столичным приезжим..."

- И передайте ему пламенный привет от скромного театрала. - ехидно вставил Марк, с плохо скрываемым любопытством наблюдая за понурившимся архитектором. "По крайней мере, теперь я точно знаю, чем вас в случае чего можно спровоцировать. Помимо твирина и Башни." - Что, уже готово? Чудно... Дайте взглянуть...

Бессмертник расслабленно отступил на шаг, разглядывая портрет. Правда, мысли занимали уже не вопросы высокого искусства, а растущее от утра к вечеру предвкушение заплетающихся в Городе интриг с участием трёх странных визитёров и местных жителей, среди которых Петр, несомненно, был одним из важнейших - из Приближённых. Да, давно не было таких богатых на события и новости дней. Как говорится, дальше - больше... Глаза маэстро заблестели новым приливом воодушевления.

- Вы мне польстили безмерно. Считайте, наилучшее место в зале сегодня и отныне ваше! - он аккуратно принял готовую работу. "Я правда настолько недобро выгляжу, или это всего лишь неизбежный отпечаток неважного настроения художника?" Деловито оглянулся мельком через плечо: - Не уверен, что найду достойную вашего творения раму, но хранить обещаю. Скоро вернусь. А пока - милости прошу в зал.... сегодня у вас воистину уникальный шанс увидеть не только само представление, но и последние приготовления к нему. О, некоторые за это отдали бы многое!

Захватив по пути основательно заляпанную тряпку и отдав распоряжение убрать расставленные краски, маэстро в очередной раз направился в гримерную. "Теперь только объяснить актёрам всё, что ещё не успел, решить наконец вопрос правильного освещения, вынести необходимые дополнительные декорации... да, "только" определённо было лишним."

- Да... я обязательно ему передам.

Передав Марку в руки холст, Петр стал отряхивать запыленные брюки. Ему не привыкать, но все-таки Петр пришел в театр, здесь нужно вести себя как подобает. Да и выглядеть стоило бы получше: приодеться там, да хоть причесаться! Ну ладно, наверное, Марк и не взглянет на его неопрятный вид.

На портрете Марк выглядел достаточно зловеще, словно не этот лицемерный, но любезный со всеми режиссер изображен на этом холсте. Совершенно другой человек. Ярко-красный фон с зелеными вкраплениями навевал что-то цирковое, а далеко не театральное. Вероятно, Петр рисовал не Марка, а то, каким его видел. Так сказать, ауру, внутреннюю сущность. То, каким ощущал Бессмертника архитектор.

Режиссер куда-то ушел, а Петр поспешил занять пустующие места в зрительном зале. А где бы устроиться? Стаматин обернулся на сцену и сел прямо на пол, оперевшись руками на перегородку. Все вокруг погрузилось в жуткую тишину, которая пугала и напрягала. Словно все живые люди покинули театр, и теперь Петр остался здесь в полном одиночестве. Страшно...

- Марк? – почти неслышно произнес Петр, разыскивая взглядом кукловода. Ему не нравилось сидеть одному в этом холодном полумраке. Поежившись, архитектор снова оглядел фрески Хозяек. Разумеется, остановился на одной из них. Дикая Нина становилась все прекраснее, каждую секунду она превращалась в величественную богиню. Нет, не такой она была. Почему все считали ее ведьмой и колдуньей? Она была совсем другой.

Но где же Марк? Куда он так надолго ушел?

Петр вновь поежился и взглянул на дверь. "А вдруг брат пришел?" Архитектор встал на ноги и неспеша поплелся к выходу. авось Бессмертник и не заметит его отсутствие. А вот Петру перед пантомимой почему-то стало очень страшно. Он решил не рисковать и, приоткрыв двери, покинул Театр Мельпомены.

Глава 23, в которой Стах приходит к Молчащему дому в поисках учителя, Юлия – ответов, а Мария – по наитию. Стах уверяется в виновности Гаруспика, а Мария и Юлия следуют за Бакалавром на Кладбище

«Молчащий дом»

Быстро и уверенно чеканя широкий шаг, Рубин почти летел через сквер по направлению к дому Исидора. В голове кружилась хаотичная вереница мыслей, которую Стах, как заправский дрессировщик громко щелкая кнутом логических доводов, пытался заставить, наконец, встать на место и начать уже служить своему хозяину. «Только Исидор сможет объяснить смерть Симона, только он в курсе...». Даже родственники старого мистика знали немного, а потому оставался только лишь один человек, способный растолковать Рубину, «Как это вообще бессмертный Симон смог отправится на тот свет».

Дождь, тем временем, прекратился, однако серое небо, лужи и неприятное, непонятно откуда взявшееся, «вроде обувь то почти новая!», чавканье в ботинках не давали ни малейшего повода для желания думать, что все наладится. «Вот он и дом Исидоров – вместилище знаний и человеколюбства, хе. А это что за мужики на входе стоят? Ну не на прием же они пришли? Исидор дома только гостей принимает, не пациентов... Да и стоят по стойке смирно, охраняют что ли его?».

«Эй, служивый, здорово! Чего столпились тут? Исидор то дома?» - спросил Рубин у рослого усатого «бойца, да», что стоял у самой двери.

Молодцы они были бравые, ничего не скажешь, да и невелика работа - постоять, проследить, чтобы зеваки не заходили и покой мертвеца не тревожили. А то слыханное ли дело - ходят вокруг, ахают, плакальщиц уже присылали, а те знай себе голосить, всех собак перепугали...

И этот вон - высоченный, косая сажень в плечах, а глаза, зараза, с отпечатком интеллекта на дне.

- Не положено сюда, милчеловек. Иди подобру-поздорову, пока жив,- беззлобно земетил один из приставов, условно - правый.

- Так это вроде этот...- глубокомысленно припомнил левый.

- Да разве?

- Ну!

- И точно, вроде, похож...

- Этому, значит, можно?

- Да хоть бы и тот самый, а велено никого не пускать!- правый вовремя вспомнил об обязанностях. Ему не за то заплатили, чтобы он в опечатанное помещение пропускал всякого, кто со стариком Исидором знался.

- И то верно!- с отчаянием махнул рукой левый,- Дома, брат, Исидор. Навсегда теперь дома!

- Совершено кровавое и жестокое убийство,- отчеканил правый по инструкции,- Дом опечатан до дальнейших указаний.

«Что эти дурни несут? Какое ещё убийство? Исидора убили?!» «Какое ещё убийство? Исидора убили что ли? Что за чушь несете?» - Рубин начинал выходить из себя – его не пускали к его учителю, который должен был расставить все точки над i, потому выпалил все на повышенных тонах. Он почувствовал, как лицо его наливается кровью злобы. «Да, конечно же, чушь! А эти просто ломают дешевую комедию и сейчас получат, если не отойдут с дороги – не буду я сегодня шутки шутить. И так Симон помер, хлопот не оберешься, дело серьезное, так ещё время на всяких шутников уходит».

Он сжал кулаки до такой степени, что ногти впились в ладони, оставляя там следы, челюсти же сами непроизвольно сжались так, что жевалки заиграли на скулах, глаза широко раскрылись, ноздри воинственно раздулись, с шумом впуская и выпуская наполненный твирью воздух, сам Стах как будто сразу стал на полголовы выше и в полтора раза шире и вдруг начал выглядеть очень опасно для тех, кто идет против его воли. Рубин чувствовал, что почти потерял над собой контроль, и если его сейчас не пропустят, то будет что-то очень плохое. «Сейчас зайду, Исидор меня успокоит, настойки может своей нальет и все сразу будет хорошо». «Да, я ученик Исидора, и мне плевать что вам там велено, если вы сейчас меня не пропустите – пеняйте на себя!», - произнес он уже грудным рокочущим басом, - «так что разойдитесь в стороны».

Больше он не стал ничего говорить, потому что единственное, чего он хотел – это раскидать шутников в разные стороны, отомстив им и за смерть Симона и за этот противный дождь и за эту головную боль от твири и вообще за весь этот дурной день.

- За дураков держишь, милчеловек?- правый нахмурился и точно зеркало отразил Стаха - пальцы сжал, голову в плечи втянул, готовый чуть что давать Рубину отпор, если и впрямь в драку полезет,- Не просто так мы здесь стоим, от нечего делать. Сами люди семейные, детей дома оставили, так ведь должен кто-то на посту стоять.

- Шутить не смеем,- подхватил левый, прямо в глаза Станиславу глядя,- Кабы в игрушки играли, уже бы голов лишились. Да живо бы шеи посворачивали за такую ложь, не знаем, думаешь, у чьего порога стоим? Убит твой учитель, веришь?

Правый кивнул, соглашаясь с товарищем, но взгляда своего вострого не оторвал от доктора. Не мастер он был цветистые речи произносить, и сам болтунов не любил, да только как втолкуешь тому, кто глазам своим только поверит? Они и сами на слово поверили: кто же им тело покажет? Люди подневольные. Сказали - стой, стоят.

- До греха не доводи, и выясни прежде у тех, кто тебе яснее и проще растолкует. Мы здесь по указанию Сабурова, с ним и справляйся, а нам проблем не чини.

Путь к дому Исидора занял минут пятнадцать - не полностью доверяя своей памяти, а также не желая заблудиться, Юлия дважды уточняла дорогу у прохожих. Как и предполагалось, дом покойного доктора выходил практически на пустырь Костного столба.

В воздухе плыл лёгкий туман, хотя день уже перевалил за полдень. В траве поскрипывали кузнечики, где-то неподалёку от студии Стаматина лаяла собака. Самый обыкновенный день, ничто не предвещает...

"Не предвещает чего? Не стоит разводить панику раньше времени. Мало ли, как всё обернётся."

Но спокойствие на улицах и ясное небо над головой всё равно казались чем-то вроде "затишья перед бурей". Словно завтра ни неба, ни спокойствия не останется.

Повторив жест "отряхивания" лишних мыслей, то есть попросту взмахнув рукой, Юлия завернула к пустырю.

"Ох... вот уж повезло, так повезло! Неожиданно..."

Похоже, судьба на этот раз решила облегчить Люричевой поиски, потому что у входа в обитель Бураха обнаружился не кто иной, как Стах Рубин.

"Ну да, Исидор же был его учителем... всё верно, всё сходится."

Судя по всему, Стах собирался проникнуть в дом, а двое молодцов из охраны, выставленной Сабуровым, его активно не пускали. И, кажется, дело шло к потасовке.

"Ох. Раз уж у меня есть вопросы на его ответы, то стоит предотвратить драку. Или хотя бы попытаться."

- Доброе утро, мастер Рубин. Поверьте, у них действительно приказ не пускать никого в дом. Александр только что сказал мне об этом.

Девушка подошла ближе и остановилась, не доходя до караульных и Стаха нескольких шагов.

Из-за угла вывернула Юлия Люричева, и если бы Стах не был так зол в данный момент, то наверно задумался бы над тем, что, скорее всего, она тоже появилась здесь не случайно. Однако сейчас все моральные силы Рубина уходили на подавление желания разбросать ни в чем не повинных, как уже начал понимать прозектор, охранников в разные стороны. К бешенству и разброду мыслей в голове добавилось быстро растущее чувство тревоги с примесью взрослого отчаяния, когда пытаешься принять последствия происшествия, которое ну никак не укладывается в печатную форму для гравюры мироздания, которую год за годом подтачивали и обрабатывали, как вода точит камень, различные случаи и события в уже степной жизни Стаха.

«Как? Кто?!», - воскликнул Рубин и подумал, что вопрос в такой формулировке останется непонятым. «Исидора больше нет. Моего учителя больше нет!» - тяжелым кузнечным молотом ударила, наконец, в голову мысль, которая с самого начала витала где-то рядом. Рубин присел на корточки, оглушенный и ничего не слышащий. Перед глазами сплошной стеной встала серая мостовая.

"Выходит, я ещё рано узнала о двух смертях в Городе. При том, что меня лично они ну никаким образом не трогают. Или всё же трогают? Ладно, как бы то ни случилось, кажется, о смерти Исидора не знал даже Стах."

Хотя - почему "даже"? Убийства, они случаются внезапно. А если Бурах умер от болезни, то он бы не стал разводить панику раньше времени. Или всё равно сказал бы своему ученику? Вот, тоже загадка.

"Разберёмся. Не беги впереди паровоза." - снова напомнила она себе.

Решив дать возможность ошеломлённому известием Рубину привести мысли в соответствие (правда, непонятно, в соответствие с чем; но это звучит достаточно внушительно, как если бы у каждого человека был некий стандарт, в соответствие с которым следовало приводить свои мысли), Люричева обратилась к правому (относительно неё) охраннику. Поскольку пройти в дом она пытаться не собиралась, то рассчитывала на прямой и понятный ответ, без "топайте отсюда, барышня" и прочих посылов куда подальше. Вернее, к Сабурову.

В крайнем случае, можно повторить, что она только что из "Стержня".

- Скажите, пожалуйста, доктор Бурах был убит?

Немного подумав, Юлия уточнила:

- То есть, умер не своей смертью? Это хоть вы можете сказать, не запрещено?

"Мало ли. Вдруг они и молчать... хм, уполномочены."

- Знать не изволим-с, - патрульный скосил глаза на приближающуюся девушку и снова встал, как по стойке смирно. Выслушав вопрос барышни, правый (относительно нее) охранник оживленно принялся рассказывать о том, что доносили слухи... сам-то он внутри не был – не пустили. – Говорят, коготь в нем торчал, да такого размера, что... да вот вытяните руку да рубаните ладонью по локоть – такого размера и будет. Да следы копыт на пыли – видать Исидор-то не убирался долго. Ну точно адыг! Уже во всем городе слухи ходят, что адыг пришел.

- Какой адыг, дурень! Шабнак-адыр! Глухомань-то... с рождения живешь здесь, а все никак не выучишь. Точно говорю, без нечистой силы тут не обошлось.

Пока двое патрульных активно спорили, как кличут степного духа, они и думать забыли про присутствие молодых людей, а когда вспомнили, были очень недовольны:

- А ну-ка марш отседова, велено не подпускать никого. Идите своей дорогой!

Стах с головой нырнул в свои затуманенные запоздалым осознанием произошедшего ужасного события мысли, успевая слушать разговор Юлии и патрульных лишь краем уха. «Кто же это мог быть? Кому понадобилось подобным образом наказать этот Город? Наказать Бураха. Наказать меня... Исидор был не просто другом, он был олицетворением самой лучшей моей части. Он был тем Человеком, которым мне ещё только предстояло стать. И вот теперь его нет, как нет и той видимой и существующей в реальном времени планки, конечной цели моего развития. И существования, как следствие...».

Рубин поднял голову. «Ну что же, бывает, что очень многое меняется в очень короткие сроки. Теперь я не вижу, куда двигаться дальше. Или...»- Рубин встал, - «или вижу? Да, вижу! Теперь конечной целью моего путешествия по прямой времени станет... Не, не месть, наверно. Цель - избавить этот Город от человека, который избавил этот Город от меня». Около минуты чтобы привести свои мысли в соответствие со своими планами, ещё полминуты на то, чтобы избавиться от ненужных здесь и сейчас эмоций – злости и отчаяния - и Рубин вновь нацепил на лицо свою хитрую гримасу. Только где-то в уголках глаз затерялась печаль.

«Здравствуйте, Юлия», - стараясь придать своему голосу максимум бодрости, отчеканил Стах. «Никому в Городе смерть Исидора не выгодна, поэтому убил его человек не здешний», - Рубин сразу отмел версию о степных духах, потому что относился ко всем этим верованиям со скепсисом, если не сказать сказать, что с юмором. «Что-нибудь ещё кроме слухов про Шабнак-адыр имеется?» - обратился он к охранникам. «Где сейчас орудие убийства и можно ли на него посмотреть? И не в курсе ли вы, кто-нибудь в последнее время приезжал с глухим одонгом вместе в Город?» – эти вопросы были адресованы уже всем.

Что-то доктор Рубин явно задумал. Или придумал. Во всяком случае, неожиданную перемену в нём иначе объяснить Юлия не могла бы, пожалуй.

"Хорошо, что я успела поговорить с Капеллой. И послушать, о чём говорят люди."

Когда есть информация - можно ею оперировать в свою пользу, а не только строить замысловатые логические конструкты. Ещё год назад девушка не решилась бы на то, что собиралась провернуть теперь, но...

Ей самой отчаянно нужны были ответы на её вопросы. А как минимум один ответ у Стаха точно был.

Поэтому будем считать, что цель оправдывает средства.

"Только бы бравые ребята чего не сказали. А то грош цена всем моим хитрым планам."

- Я слышала, что кое-кто приехал. - Как можно нейтральнее кивнула она. - Обменяемся информацией, доктор Рубин?

Прямо и слишком похоже на банальный шантаж. Но уж с кем другим, только не со Стахом, проворачивать двойные и тройные логические цепочки Тем более, собственного авторства: мало, что хорошего человека запутаешь, так и сама запутаешься на раз-два. Это наедине с собой можно ругнуться и начать сначала, а слово - не воробей, как известно.

«Нда, от охранников, похоже, уже ничего не добиться, да и видно, что знают они не больше моего теперь. А вот Юлия явно может быть полезной, правда сама она просто так никогда не торгуется, значит, сейчас тоже ищет свою выгоду. Впрочем, не так то это мне и важно, главное, чтоб на пути к цели моей нынешней никто не стоял».

«Обменяемся. Что-то мне подсказывает, что я мало что могу предложить вам взамен, но все-таки постараюсь быть вам полезен – мне сейчас очень важно знать, какие именно гости изволили посетить наш Город в последнее время». «Ну а действительно, чего я ей могу рассказать кроме известия о гибели Симона?»

Стах принял выжидающую позу. Женщина и логик – то сочетание, которое всегда казалось прозектору противоестественным. «Как морская свинка, хе. И не свинка, и не морская...» Не то чтобы что он поддерживал идею мужского шовинизма или вырастил свое мнение на почве обиды на весь род женский, просто на жизненном пути в основном попадались субъекты, подтверждающие бытующие в обществе стереотипы, которых Рубин и придерживался в данном вопросе. Исключений было немного, Юлия – одна из них. Поэтому как-то окончательного мнения об этой даме сформировать так и не удалось, – образ Люричевой шел вразрез с картиной стаховского мироустройства и нередко вызывал легкий когнитивный диссонанс в лысой большой голове.

«Рядом с такой мадам приятной наружности не грех и почувствовать забытое давно за ненадобностью чувство легкого смущения. Только вот невыгодно это, обставит в два счета. Да и куда сейчас то, после смерти Исидора. Эх, Исидор...», - Стах на секунду потерял контролль за эмоциями, но быстро пришел в адекватное состояние и заставил себя не думать о самом плохом, хоть и очень тянуло. «Всегда проигрывает слабый, потерявший бодрость духа. Потому мне сейчас нельзя позволить себе быть таким».

Юлия тихонько вздохнула. Ладно, ладно... получилось. Теперь можно подобрать самый "требующий безотлагательного выяснения" вопрос, и задать его Стаху. И получить ответ.

"Сомневаюсь, что будет всё просто и ясно, но даже самый туманный намёк способен подтвердить или опровергнуть подозрения. После разговора с Викторией это, кажется, в первую очередь нужно выяснить. Да и Катерина склоняет меня к первому варианту. Но ведь даже Хозяйки могут ошибаться, правда?"

Подтверждений этом тезису Юлия не находила, сколько ни пыталась, а просто так безоглядно поверить в возможность ошибки не давала проклятая привычка не принимать неподтверждённые факты.

- Скажите, Стах, вам довелось осмотреть тело Симона Каина?

Ведь родственники условно бессмертного мага, или кем там был Симон на самом деле, могли запросто и не выдать тело на осмотр. Отговориться ритуалами да обычаями, и хоть ты тресни, но ничего с этим уже не поделаешь.

"Буду надеяться на лучшее, хотя даже просто "да" или "нет" может повлиять на дальнейшие выводы. Ведь чтобы успокоить людей, Каины просто обязаны были доказать, что ничего страшного не произошло, и виной смерти стало... что-нибудь достаточно личное и прозаическое, чтобы остальные могли не бояться за свои жизни. А если уж нет, то стремление спрятать тело бессмертного будет понятно."

«Ого, значит, про Симона она уже знает. Осведомленная барышня. И чего это она так воздохнула? Юлия, да вы и в самом деле очень заинтересованы в ответе. Вопрос только в чьем...» «Виктор сказал, что даст осмотреть тело завтра. Более того, ему самому будет интересно узнать причину смерти. Однако сегодня тело Симона в соответствии с какими-то там...», - Рубин постарался придать голосу максимум недовольства, -«"древними традициями" недоступно, поэтому чтобы не терять времени я направился сюда. А тут... Вот...».

«Спросить совета у неё, или не стоит раньше времени своими мыслями делиться?» В данный момент Стах никак не мог понять, в чем же интерес Юлии, поэтому находился в подвешенном состоянии. «Поможет или помешает в конечном счете? Ладно, тогда разведка боем...»

«Ну так что там с гостями Города? И как вы считаете, они могут как-то быть связаны с этими двумя убийствами?»

- Не дали, значит. Что же, это лишний камушек на чашу весов, где лежит моя теория. Стах, пожалуйста, когда Каины допустят вас к телу... примите все меры предосторожности. На всякий случай. Не мне вас учить, но я умоляю вас быть осторожным.

"Ну вот, с места в карьер начинаю давать советы. Как будто меня кто просит или за язык тянет. Но, во-первых, сама же буду клясть себя за то, что не предостерегла, а во-вторых... последний обученный доктор в Городе, пусть и довольно узкой специализации. Хотя, кажется, вывихи он вправляет ловко, Лара рассказывала. Не хотелось бы потерять нашего доктора Рубина."

Мгновение подумав, дабы составить ответ на вопрос как можно более исчёрпывающий, Юлия произнесла:

- Сегодня ночью в Город приехал сын Исидора. Но я не вижу ни одной причины, почему ему пришлось бы убить своего отца - ведь понятно, что подозрение падёт именно на него. И столичный доктор, бакалавр Данковский. Но у него причин убивать кого-то ещё меньше. И... кроме того, Стах, обстоятельства смерти Симона до открытия доступа к его телу остаются весьма туманными. Хозяйка Катерина говорит странные вещи, и они могут навести на определённые предположения...

"Если спросит - отвечу. Если нет... что ж, значит, не судьба поделиться подозрениями именно с ним. Но предупредить-то я предупредила, может быть, сам догадается..."

Взгляд остановился на руках Рубина, каждая из которых могла полностью скрыть ладонь самой Люричевой, и девушка внезапно смущённо порозовела. Совершенно незаметно, впрочем. И выражение её лица так и осталось задумчиво-озабоченным, губы - сжатыми в тонкую линию, а глаза - чуть прищуренными.

«Итак: сын Бураха и столичный доктор. С бакалавром Данковским все понятно: нет ему смысла обезглавливать Город, да ещё и руки ему отрезать. Если попытаться поискать какие-либо мотивы у него, то они окажутся все настолько невероятны, что непричастность Даниила не вызывает сомнений. А вот с сынком то дело посложнее будет. Знаю я, что Бурах немалый вес имеет среди степняков, а вес этот по крови передается, да и наследство какое-то у него припасено. Вот это больше на правду похоже, непонятно только почему только Юлия его защищает. Но играть с ней в логические догонялки я не буду»

«Я всегда аккуратен, Юлия, когда имею дело с трупами людей. Никогда не знаешь, что они могут учудить», - усмехнулся Стах. «Особенно, если мы имеем дело с телом древнего мистика», - закончил он уже серьёзнее.

«Ещё и имя этой морфинистки всплыло. Что-то в эту кучу замешивается слишком много людей, картина все сложнее и сложнее...»«Что вам сказала Катерина?» – Рубин посмотрел в глаза Юлии. «Интересно, опустит взгляд или нет?» – что-то примешивалось в голове прозектора к обычному сухому интересу к людям, как к предмету его приложения сил.

Девушка спокойно выдержала взгляд Стаха. Не то, чтобы она имела привычку играть в гляделки с горожанами, но чего отводить глаза-то? Она ни в чём не виновна. И ничего не скрывает из того, что необходимо знать остальным.

"А что сказала Катерина? Передать её видение своими словами, или предоставить уже выводы, сделанные мной? Первое, скорее всего. Тогда не придётся пересказывать разговор с Капеллой. Может, это вовсе не так истолкуется, я-то уже со своим мнением в "Стержень шла..."

Юлия поправила шаль на плечах и сбросила с неё сухой красноватый листик. Надо же так задуматься, чтобы не заметить - как упал...

- Катерина сказала, что Симона поглотило песчаное облако, пахнущее твирью и кровью. Что имя этому облаку - смерть. И... что Симон был напуган. Конечно, Хозяйки видят всё не так, как видим мы, но... мне осталось лишь Марию спросить, чтобы окончательно удостовериться. Все мои выводы приводят к тому, что Город стоит на пороге большой опасности.

"Слишком пафосно прозвучало, ну да ладно. Стах ведь был здесь во время Вспышки, помогал Исидору, я слышала. Поэтому он сразу оценит опасность, если только она, опасность эта, не коллективная галлюцинация Капеллы, Катерины и... моя? Пожалуй. Но нет, лучше спросить Марию для верности."

Подумав, что домой сегодня она может попасть очень не скоро, Люричева фаталистически вздохнула. Что делать, что делать, нужно установить порядок мест и вещей, а прочее вполне подождёт.

Она очень быстро преодолела улочку, разделяющую студию и Стержень четы Сабуровых и завернула за ближайший к аптеке дом, в этом переулке позволила себе остановиться для детального осмысления своих дальнейших планов и действий. В голове сплошная каша, сердце бьется как птица, пойманная в клетку.

"Все это не имеет сейчас никакого значения..."

Мария вспомнила, как плохо спала этой ночью. Точнее совсем не спала - много часов подряд мысли не давали ей ни минуты отдыха. Странно, но факт - сейчас спать ей совершенно не хотелось, девушка сейчас слишком напряжена. Скорее морально, чем физически.

Идти вперед по знакомой улице она смогла бы и с закрытыми глазами - Мария прекрасно знала каждый поворот и закоулок большинства районов города, исключая разве что самые неблагополучные, которые все здравомыслящие люди предпочитают обходить стороной; хотя бывала здесь не слишком часто.

Противные мысли все лезли ей в голову и напрочь отказывались оставлять Каину в покое.

Она прошла вдоль стены одного из домов, едва касаясь прохладных камней тонкими бледными пальцами, и наконец остановилась на перекрестке, решая, в какую сторону ей следует отправиться.

Совсем неподалеку, как она помнила, расположен дом искусного врачевателя Исидора. "Неужели в самом деле он тоже умер? Надо бы проверить эту информацию, может хоть там я узнаю что-нибудь."

Повинуясь внутреннему зову, который в последнее время все чаще оказывал верх над более беспристрастным и спокойным разумом, девушка двинулась в сторону нужного здания. Чутье подсказывало ей, что если Бураха и в самом деле убили, то наверняка дом сейчас охраняется и скорее всего проникнуть внутрь не удастся. Но как говорится, попытка не пытка.

«Уж не хочет ли она сказать, что близится вторая эпидемия песчаной чумы? Все это надо бы обдумать, хоть доверять снам морфинистки – не самое рациональное занятие». Стах отчетливо помнил, насколько тяжело и страшно было в период Первой Эпидемии, помнил искаженные болью, страхом, а иногда и безумием, лица. Помнил, сколько сил вложил старый Бурах, чтобы остановить это безумие. «Что же делать в таком случае? Сейчас без Исидора будет очень тяжело. Надеюсь, хоть Данковский сможет помочь». Стах непроизвольно поежился.

«Юлия, я прошу прощения, сейчас я буду вынужден вас покинуть, мне надо побыть одному сейчас, спасибо за информацию для размышления, всего вам доброго», - Стах склонил голову в прощальном жесте, развернулся и зашагал прочь. «И все-таки кто она, эта Юлия: женщина или логик?». Улыбаться своим мыслям Стах не стал.

- Удачи вам, доктор Рубин. - отозвалась Юлия.

"Удачи тебе, Стах. Нам всем она понадобится..."День клонился к закату, начало темнеть. Незаметно для себя девушка почти полдня потратила на хождение по городу и расспросы, но... пока без обнадёживающих результатов.

Она бросила взгляд на охранников дома Исидора. Здесь явно больше нечего ловить. Что же... пора отправляться домой и пообедать, наверное. Всё равно надвигаются сумерки; искать что-то новое бесполезно, можно только послушать сплетни соседей и прибавить к найденным фактам. А потом думать всю ночь за чашкой кофе и сигариллой - вряд ли получится сегодня уснуть.

Произведя в уме подобные рассуждения, Люричева зашагала прочь. Мимо пустыря, мимо магазина дешёвой одежды, мимо водовозки со сломанным колесом...

Внезапно она остановилась, как вкопанная. Из-за угла студии Стаматина вывернула та, кого Юлия меньше всего ожидала увидеть здесь. Мария Каина. Единственная из Хозяек, с кем не довелось поговорить сегодня. И, что греха таить, та, с кем хотелось сейчас поговорить больше всего.

"Линии сходятся, расходятся и сходятся снова. Совпадений не бывает, так? Это мой шанс."Поравнявшись с девушкой, Юлия тихо окликнула её:

- Здравствуй, Мария... как твои дела сегодня?

Из задумчивости ее вывел знакомый голос. Мария остановилась и подняла взгляд - перед ней стояла никто иной как Юлия Люричева, с которой они знакомы уже почти четыре года.

"Какой неуместный вопрос. Разве у кого-нибудь из Каиных могут быть сейчас хорошими дела?" - очень хотелось прямо так и сказать, но она с трудом поборола в себе это желание, - "Надеюсь, она не будет спрашивать про Симона, Внутренний покой или Многогранник. Я конечно ей доверяю, почему бы и нет, но она совсем чужой нам человек и ей совершенно необязательно знать о семейных делах." Каины не были слишком публичными людьми и держались обычно в стороне, отчего и пошла такая слава об этой семье как о людях скрытных, загадочных и не от мира сего.

- Здравствуй, Юлия, - поздоровалась в ответ она, - Дела... дела ужасно. Вокруг все рушится, руки сами собой опускаются, сил нет. Странно, сказать она собиралась совсем другое.

Хотелось пожаловаться еще на что-нибудь, давно она не выговаривалась кому бы то ни было, но статус не позволял. Будущая Хозяйка обязана быть сильной и заряжать уверенностью в будущем окружающих. Кто бы знал, как это порой бывало тяжело. Губы изогнулись в вымученную улыбку.

"Что она делает около дома Исидора?" - свыкнуться с мыслью, что этого великого врачевателя больше нет, пока что плохо получалось.

- Сама как поживаешь? - банально, но надо же как-то продолжать разговор. Мария выжидательно смотрела на Люричеву, гадая, что той понадобилось.

- Ищу, кому задать вопросы, чтобы получить ответы... - Юлия вздохнула. - Но это, похоже, не к спеху уже. Что будет, то и будет.

Будущая Алая выглядела измотанной, и впечатление такое было, что держится Мария только на энтузиазме и гордости.

"К Петру ходила, наверное... интересно, утопистов-то должно, верно, сильнее ломать по смерти Симона?"

Жаргонные выражения, но иначе не скажешь. Весь город то ли находился на пороге затяжной депрессии, то ли страдал от "синдрома отмены Симона". Печально.

- Ты в Горны собралась? Если не возражаешь, пройдёмся вместе... сегодня выдался не из лёгких день, загадка на загадке и загадкой погоняет.

Глупо сейчас мучить её расспросами о случившемся. Хозяйка или нет, она в первую очередь юная девушка, в семье которой случилось горе. Так что...

- И... Мария, я очень соболезную вашей утрате. Нашей общей утрате.

"Почему именно в Горны?" - удивилась она, - "Хотя да, все равно не знаю куда еще можно пойти сейчас."

- Да, направляюсь в Каменный Двор. Хорошо, что нам по пути.

"Надо будет зайти к Склепам Хозяек, может я услышу мать."

По лицу Юлии было видно, что ее беспокоит множество разнообразных мыслей, прямо как ее саму всего пару минут назад.

- Спасибо, - кратко ответила она, - Каиным сейчас придется очень тяжело. Боюсь, что остальным семьям это только на руку, хотя нисколько не сомневаюсь, что они тоже скорбят. Но не это сейчас самое главное. Нельзя сейчас сидеть по разным углам, порознь, может надо устроить совет и сообща решить что делать дальше. Нельзя пустить все на самотек. А что Вы хотели спросить? Может я чем-нибудь смогу помочь.

Все равно ей делать сейчас особенно нечего, тем более было интересно узнать, какие вопросы интересуют логиста.

Симон был для Марии не просто любимым дядей, но и мудрым наставником и учителем, все что она сейчас знает и умеет именно его заслуга. Вероятно даже его братья не так сильно были поражены и чувствовали утрату.

- Я сегодня говорила с Викторией и Катериной. И... то, что они сказали, породило ещё больше вопросов. Одно бесспорно: грядёт что-то страшное, и мы действительно должны объединиться, чтобы этому противостоять.

Девушки зашагали по направлению к набережной и вскоре обогнули Стержень.

- Сабурова говорит про песчаное облако, поглотившее Симона. Виктория... кажется, у неё было видение, связанное с болезнью. Когда я складываю одно с другим, результат мне совсем не нравится, Мария.

"И результат, видимо, никому не нравится... а впрочем, подождём официальных объявлений правящих семей. К закату всё должно проясниться."

- Мария, а у вас в Горнах уже был тот доктор из столицы? - внезапно припомнила Юлия. - О нём многие говорят...

Она решила поддаться своему любопытству и задала интересующий ее вопрос, хотя уже знала примерно, каков будет ответ на него:

- Что именно они сказали тебе, Юлия? - ее голос был серьезен как никогда, и казалось, что в глазах появилось больше усталости, будто она постарела на десяток лет.

Несмотря на достаточно развернутый ответ, хотелось узнать все подробности, какие-либо мелкие детали и интонации, что бывает даже важнее, чем сами произнесенные слова. Мария, как будущая Хозяйка, прекрасно знала об этом.

- Болезнь... все указывает на то, что нас ждет Вторая Вспышка, - поделилась девушка своими страхами, делая это шепотом, будто веря, что мысль материальна и способна натворить еще больше бед, будучи произнесенной вслух.

- Ты о Данковском? Да, он был у нас в Горнах, - она почему-то оглянулась на Стержень, но тут же повернулась обратно, - Он очень...примечательная и любопытная личность, так мне показалось. Надеюсь, он не уедет сегодня же вечером, не бросит нас всех на произвол судьбы...

Почему-то она говорила это так, будто Даниил уже успел ей обещать, что найдет убийцу Симона и разберется с другими проблемами, как снег на голову свалившимися на город.

А между тем они не пошли через мост, а повернули от обители Сабуровых налево и пошли вдоль реки в сторону заводов.

- Катерина - о песчаном облаке. А Капелла... ничего конкретного, но она тоже что-то видела. Что-то пугающее.

Юлия собиралась было поделиться своими выводами, но тут заметила заворачивающего за склад с округлой крышей человека. Поскольку девушки шли довольно быстро, они почти что ступали с ним след в след.

Человек выглядел достаточно странно - длинный тёмный плащ, набитый даже с виду саквояж, и очень целеустремлённая походка. По отдельности эти факты, разумеется, ничего не значили, но все вместе... пожалуй, только житель Города и мог почувствовать разницу.

"Кто-то не местный."

Оставалось сложить два и два. Если (как Юлия догадывалась наверняка) тот, кого она видела в сквере, был Артемием Бурахом, а уж Кларой незнакомец точно не может быть, то остаётся только один вариант.

- А это не Данковский ли, собственно? - поинтересовалась Люричева. - Куда это он направляется, интересно, на ночь глядя? Уж не на Кладбище ли...

- Песчаное облако, значит, - почти шепотом произнесла Каина, не поднимая взгляда с мостовой.