Главная Случайная страница Контакты | Мы поможем в написании вашей работы! | ||
|
Из-за полицейских репрессий на родине большинство мелкобуржуазных демократов действовало в эмиграции. В Швейцарии и Франции было создано несколько организаций ремесленников и подмастерь-
Значительную роль в демократическом движении играла мелкобуржуазная интеллигенция. Она выступала за политическое равенство и демократические свободы, не признавая равенства социального. Мелкобуржуазные демократы,оставаясь идеалистами в понимании истории, преувеличивали роль «критически мыслящей личности» и выдвигали требование.ее неограниченной свободы, проявляя склонность к анархизму. Осуждая капитализм, представители одного из направлений мелкобуржуазного радикализма — «истинные социалисты» — считали его злом, которого может избежать Германия. На первый план они выдвигали утопическую идею прямого перехода германских полуфеодальных абсолютистских государств к социализму. Достижение этой цели, по их убеждению, было возможно путем духовно-морального совершенствования всего немецкого общества, а не путем борьбы между классами. За свои тирады против буржуазии и капитализма «истинные социалисты» иногда даже пользовались поддержкой властей.
Путаный и противоречивый характер выдвигаемых мелкобуржуазными демократами идей проистекал из неустойчивого и неопределенного социального положения мелкобуржуазных слоев населения Германии.
Начало немецкого рабочего движения. В первой половине XIX в. немецкие рабочие находились в крайне тяжелых условиях. Владельцы мануфактур и фабрик, стремясь к увеличению прибыли в условиях острой конкуренции с иностранными изделиями, снижали расценки и увеличивали продолжительность рабочего дня, достигавшего 15—16 часов. Росла интенсивность эксплуатации пролетариата. В текстильной промышленности, где были заняты в основном женщины и дети, она достигла таких размеров, что прусское правительство с тревогой обнаружило нехватку здоровых новобранцев для армии и было вынуждено в 1839 г. ограничить рабочий день подростков десятью часами и запретить детский труд. Но этот закон не соблюдали не только фабриканты, но и сами рабочие семьи, желавшие увеличить свой нищенский бюджет.
Рассеянные большей частью по мелким предприятиям и мастерским, рабочие не имели ни организаций, способных защитить их интересы, ни ясного классового самосознания. Еще в 40-е годы в Германии продолжались выступления разрушителей машин, характерные именно для ранней ступени борьбы пролетариата. Многие более активные и сознательные рабочие и ремесленники эмигрировали за границу, чаще всего в Париж. Там в 1833 г. возник «Немецкий народный союз», он выпускал листовки, призывавшие к свержению абсолютистских правителей и к объединению Германии. Запрещенный французскими властями союз ушел в подполье, а в 1835 г. на его основе был создан демократически-республиканский «Союз отверженных». Он объединял от ста до двухсот рабочих и ремесленников, выпускал журнал «Отверженный» под девизом «Свобода, равенство, братство!». На следующий год левое крыло организации, ее «...самые крайние, по большей части пролетарские, элементы...» (Энгельс) 25, создали свой «Союз справедливых». Его программа, носившая еще утопический характер, ставила целью достижение равенства на основе общности имущества. В 1839 г. члены Союза приняли участие в парижском восстании бланкистов, с которыми тесно сотрудничали, и после его поражения бежали в Англию или Швейцарию. Центром восстановленного Союза стал теперь Лондон.
Главным теоретиком «Союза справедливых» был портняжный подмастерье из Магдебурга Вильгельм Вейтлинг (1808— 1871), один из выдающихся деятелей раннего этапа немецкого рабочего движения. Литературный талант и организационные способности выдвинули его в число лидеров Союза. В 1838 г. Вейтлингу поручили составить манифест организации, и он написал его в виде книги «Человечество, как оно есть и каким оно должно быть». После поражения восстания бланкистов он уехал в Швейцарию, где в 1842 г. опубликовал свое главное произведение «Гарантии гармонии и свободы».
Вейтлинг страстно осуждал капитализм и был убежден в возможности немедленного осуществления социального переворота. Для этого, по мнению Вейтлинга, нужен был только могучий толчок, суть которого, однако, он представлял себе нечетко: на первый план Вейтлинг выдвигал то нравственное просветление трудящихся, то революционный стихийный бунт. Но в обоих случаях в отличие от утопических социалистов он рассчитывал только на неимущие слои. Наивных упований на богатых филантропов и благодетелей народа он никогда не разделял и не верил в способность буржуазии морально переустроить общество. Переоценивая стихийность революционного переворота, Вейтлинг считал его ударной силой изгоев общества — озлобленных своим положением люмпен-пролетариев и даже уголовных преступников. Хотя он не понял и не принял научного коммунизма, вся его деятельность свидетельствовала о зарождении самостоятельного немецкого рабочего движения.
С еще большей отчетливостью пробуждение пролетариата проявилось в июне 1844 г., когда вспыхнуло восстание ткачей Силезии. Их положение в начале 40-х годов крайне ухудшилось. Предприниматели, борясь с иностранной конкуренцией, постоянно снижали заработную плату или увольняли часть ткачей, работавших главным образом на дому и живших на грани голода.
Восстание разразилось 4 июня 1844 г. в селении Петерсвальдау, когда полиция арестовала ткача, распевавшего под окнами особенно ненавистного и жестокого фабриканта Цванцигера грозную песню «Кровавый суд» — этот, по выражению К. Маркса, «боевой клич» силезского пролетариата. За арестованного вступились товарищи, потребовавшие к тому же и повышения заработной платы. В ответ на грубый отказ фабриканта возмущенные рабочие разгромили и сожгли его дом, контору и склады товара. На другой день волнения перекинулись в соседний городок Лангенбилау. Туда прибыли войска, расстрелявшие безоружную толпу, 11 человек были убиты, 20 тяжело ранены; но разъяренные ткачи сами перешли в атаку и обратили солдат в бегство. Только новый сильный отряд с артиллерией принудил рабочих прекратить сопротивление. Около 150 участников восстания были приговорены к тюремному заключению и порке кнутом. Газетам запрещалось писать о силез-ских событиях, но весть о них быстро распространилась по всей стране и вызвала волнения среди рабочих Бреслау, Берлина, Мюнхена, Праги.
Восстание было стихийным и не имело определенной политической идеи. Тем не менее это классовое выступление рабочих было фактом большого общественно-политического значения. Оно означало, что немецкий пролетариат вступил на революционный путь борьбы и заявил «...во всеуслышание, что он противостоит обществу частной собственности» (Маркс) 26.
Германия накануне революции. К середине 40-х годов напряженность в Германии возросла. Особенно заметно усилилось оппозиционное движение в Пруссии. В 1845 г. почти все провинциальные ландтаги прямо высказались за введение конституции. Как и прежде, оппозицию возглавляла рейнская буржуазия, выдвинувшая вождей прусского либерализма — банкира Л. Кампгаузена и Д. Ганземана. Прусские либералы приняли участие в состоявшемся в 1847 г. в Бадене съезде либералов Южной Германии, что указывало на сближение оппозиционно-буржуазных кругов юга и севера страны. Съезд выдвинул проект создания при Союзном сейме Таможенного парламента из делегатов ландтагов отдельных государств, который должен был решать лишь чисто экономические вопросы. Такая умеренная программа либералов привела к разрыву их с буржуазно-демократическим крылом оппозиции, выступившим на своем съезде за введение демократических свобод, создание на основе всеобщего избирательного права общегерманского народного представительства, уничтожение всех дворянских привилегий и принятие прогрессивно-подоходного налога. Еще более решительно были настроены радикально-демократические круги, один из представителей которых поэт
Г. Гервег прямо призывал немецкий народ к революционной борьбе и созданию единой демократической республики.
Неурожаи 1845—1847 гг. и торгово-промышленный кризис 1847 г. резко обострили ситуацию в Германии. Железнодорожное строительство сократилось на 75%, выплавка чугуна упала на 13%, добыча угля — на 8%. На треть по сравнению с 1844 г. снизилась реальная заработная плата рабочих. Возросла безработица, только в одном Берлине без средств к существованию остались около 20 тыс. ткачей.
Доведенные до отчаяния народные массы устраивали голодные бунты. В апреле 1847 г. в Берлине разразилась трехдневная «картофельная война»; народ громил лавки взвинтивших цены торговцев продуктами. Волнения распространились и на другие города Пруссии. В мае кровавые стычки с войсками вспыхнули в Вюртемберге, где на улицах городов появились первые баррикады.
Прусское правительство, казна которого была почти пуста, безуспешно испрашивало новые займы у банкиров, но они отказывались предоставить их без гарантий «народного представительства». Король был вынужден созвать в апреле 1847 г. в Берлине Соединенный ландтаг с правом вотировать займы и налоги. Но придать ему законодательные функции он категорически отказался, что привело в июне к роспуску отказавшегося утвердить новые займы строптивого ландтага.
Подъем народного движения, активность либеральной буржуазии и метания правительства говорили о том, что в Пруссии сложилась революционная ситуация. Грозные признаки близкой бури появились и в других германских государствах. Волнения охватили юго-запад страны, где широко начали распространяться революционные листовки, призывавшие к народному восстанию. Правительства южногерманских государств, надеясь привлечь либеральную оппозицию на свою сторону, выступили с обещаниями либеральных реформ.
Со своей стороны, немецкая буржуазия, стремившаяся к политической власти, одновременно уже видела нависшую над ней угрозу со стороны пролетариата.
Страх перед ним предопределял умеренность политической линии буржуазии, ее стремление к заключению скорейшего компромисса с монархиями.
Немецкая классическая философия. Культура Германии. Своеобразие духовной жизни Германии первой половины XIX в. заключалось в том, что при отсутствии политических свобод философия и литература приобрели особое общественное звучание.
Фридрих Шеллинг (1775—1854) разработал основы объективно-идеалистической натурфилософии, попытавшись при этом перенести идею развития и всеобщей связи явлений на исторический процесс. Однако развитие общества он рассматривал как движение к идеальному «правовому порядку», отвечавшему надеждам немецкой буржуазии. Идеи Шеллинга о поступательном развитии оказали влияние на крупнейшего немецкого философа Георга Вильгельма Фридриха Гегеля (1770—1831).
Гегель разработал учение о диалектике, положив в ее основу объективный идеализм. Стержнем этого учения явилась идея развития, внутренний источник которого философ видел в борьбе противоречий, что опрокинуло метафизику всех прежних теорий. Утверждая, что конечный результат истории не зависит от воли отдельных людей, а выражает саморазвитие мирового духа, он, хотя и на идеалистической основе, обосновал смелую идею объективного содержания исторического процесса. Мысли Гегеля о закономерной и прогрессивной смене отдельных этапов в развитии общества разрушали теории социальной незыблемости существующих порядков. Поэтому Герцен с полным правом назвал гегелевскую диалектику «алгеброй революции».
Но оставаясь идеалистом, Гегель не принимал во внимание материальные основы исторического развития. Его прогрессивный диалектический метод сочетался с искаженной идеалистической трактовкой сил, лежащих в основе истории, а вся философская система вела к возможности как революционных, так и реакционных политических выводов. Отсюда шло неизбежное размежевание последователей Гегеля на два различных идеологических течения — правое и левое, или младогегель-янское.
Младогегельянцы (братья Б. и Э. Бауэр, А. Руге, Д. Штраус) резко критиковали официальную идеологию, право и мораль, активно нападали на догматы религии, заложив основы ее научной критики. Но они боролись не против зла общественных отношений, а против его отражения в сознании людей, поскольку их диалектика не поднялась до материалистического понимания истории. Идеализм и страх перед первыми выступлениями пролетариата в начале 40-х годов быстро привели младогегельянцев в лагерь умеренного буржуазного либерализма.
В отличие от них крупнейший ученый из школы Гегеля, последний выдающийся представитель немецкой классической философии Людвиг Фейербах (1804—1872) перешел на позиции материализма. Однако он отбросил не только идеалистическую систему Гегеля, но и его плодотворный диалектический метод. Дав материалистическое объяснение происхождения религии, Фейербах не понял того, что человек живет не только в природе, но и в обществе, и что материализм — не только естественная, но и общественная наука. Несмотря на свой антропологизм, учение Фейербаха о несовместимости социального угнетения с подлинной свободной сущностью человека, критика им религии и идеалистической философии революционизирующе воздействовали на его современников.
Немецкая культура первой половины XIX в. развивалась в условиях острой идейной борьбы между феодальной реакцией и буржуазно-демократическими силами. Первая стремилась возродить крайние религиозно-монархические идеи, начертав на своем знамени лозунг «Трон и алтарь». Идеи реставрации старого феодального порядка нашли отражение в романтизме. Ряд немецких романтиков провозгласили своим идеалом средневековое сословное государство «рыцарей и святых». Книгами одного из них, ярого мракобеса К. Л. Галлера, зачитывался прусский король. Вместе с тем романтики, тяготея к прошлому, внесли большой вклад в поиски и издание произведений фольклора, в сбор и обработку народных песен.
Другие романтики мечтали о лучшем будущем. К ним принадлежал великий поэт Генрих Гейне (1797—1856) — не только замечательный лирик и сатирик, но и талантливый публицист. Друживший с Марксом,Гейне не был социалистом, но в стихотворении «Ткачи» он приветствовал начало борьбы немецкого пролетариата. Его блестящая поэма «Германия. Зимняя сказка» — это проникнутая любовью к родине, непревзойденная по силе сарказма и уничтожающей сатиры картина немецкой жизни тех лет. Живший в эмиграции Гейне возглавлял течение демократической поэзии «Молодая Германия», к которому примыкали и другие известные немецкие поэты, в первую очередь Л. Берне.
Велико было в Германии общественное воздействие музыки. Фактором политического значения стало создание многочисленных певческих союзов и народных хоров, деятельность которых была проникнута национально-патриотическим духом. Ярким проявлением романтизма в музыке явилось творчество Роберта Шумана (1810—1856). Подъем немецкой музыки венчало творчество Людвига ван Бетховена (1770—1827), чья грандиозная и монументальная «Девятая симфония» остается одним из величайших творений мировой музыкальной культуры.
7. Австрийская империя
Империя Габсбургов выдержала бури и потрясения революционной эпохи и наполеоновских войн. Устояли ее феодальная основа, абсолютистская надстройка, лос-кутно-пестрая в этнорелигиозном отношении структура.
Экономическое развитие. Промышленный переворот. В первой половине XIX в. австрийская часть империи продолжала оставаться аграрной. В сельском и лесном хозяйстве в конце XVIII в. было занято 75% населения, а к середине XIX в. его доля сократилась лишь на 3%. В Чехии и Моравии преобладало крупное помещичье землевладение и велось экстенсивное хозяйство; переход к интенсивным методам и рост урожайности наметился здесь лишь с середины века. В Далмации, Галиции и Буковине из-за дробления крестьянских хозяйств наблюдалось даже сокращение производительности и возникло аграрное перенаселение. Тенденции к модернизации и интенсификации производства раньше проявились в австро-немецких провинциях. Преобладание крестьянских хозяйств, отмена личной зависимости крестьян, слабость помещичьего землевладения создали здесь более благоприятные предпосылки для капиталистической эволюции в деревне, чем во всех остальных землях империи. Крестьяне Тироля были лично свободны и даже имели представительство в ландтаге.
Австрийские крестьяне могли свободно продавать и закладывать свои наделы, выбирать себе профессию и вступать в брак. В 30—40-е годы довольно широкое распространение получили выкуп повинностей, замена барщины денежным чиншем, расслоение крестьян, выделение зажиточной верхушки, использовавшей наемную рабочую силу.
В земледелии в течение всего XIX века в целом господствовало трехполье. Существенные усовершенствования в сельскохозяйственных орудиях, применение новых типов плугов собственной австрийской конструкции позволило повысить урожайность зерновых за полстолетие с 8 ц с одного гектара до 10 ц (это было меньше, чем в Англии и Франции, но на уровне урожайности в Германии, Швейцарии, Швеции). Ускорилось распространение кукурузы и в особенности картофеля (в первую очередь в Тироле, Штирии, Каринтии), ставшего важнейшим продуктом питания бедноты. В горных провинциях с их великолепными альпийскими лугами успешно развивалось животноводство, преимущественно мясное.
Все это создало экономические предпосылки быстрого роста населения. Его численность в австрийской части империи увеличилась с 5—6 млн. человек в середине XVIII в. до 18 млн. в 1847—1848 гг.
В начале XIX в. еще отсутствовали экономические, социальные и технические предпосылки промышленного переворота. В 1816 г. была завезена первая паровая машина из Англии, установленная на платочной фабрике в Брно. Внедрение парового двигателя в промышленность и транспорт относится к 30—40 годам. Благодаря географической близости к Западной Европе и удобным речным путям чешские земли и Нижняя Австрия раньше и быстрее других районов включились в мировой торгово-экономический оборот. Разрушение средневековых форм промышленной деятельности здесь происходило интенсивнее и быстрее, чем в остальных землях. Наряду с казенными и помещичьими мануфактурами чаще стали появляться мануфактуры и фабрики, основанные предпринимателями из буржуазии.
Первая в империи фабрика (прядильная) была построена в Чехии английским предпринимателем. Вслед за текстильной промышленностью постепенно к машинному производству стали переходить металлургия и стекольное производство. Применение кокса, начавшееся с 20-х годов, позволило в 30—40-е годы удвоить производство чугуна, а добыча угля выросла вчетверо. Вытеснение древесного угля каменным в качестве основного вида топлива было связано с быстрым внедрением парового двигателя в промышленность и на транспорте, включая речной (на Дунае) и морской. Число паровых машин достигло к середине века 900 (в начале 30-х годов их было всего 11), причем значительная часть этих машин была отечественного производства.
Первый этап промышленного переворота отличался двумя существенными особенностями. Во-первых, его развитие шло неравномерно в отдельных провинциях: в середине XIX в. на долю чешских земель приходилось 34% промышленной продукции, Ломбардо-Венецианского королевства — 27, Нижней Австрии и остальных наследственных земель— 15, Галиции — 7,5%. Во-вторых, доминировало текстильное производство, дававшее около половины всей промышленной продукции.
Первая небольшая железнодорожная ветка была проложена в 1828 г., т. е. спустя три года после открытия первой железной дороги в Англии. Строились железнодорожные линии прежде всего от Вены к Чехии — сначала до Брно, затем до Праги и лишь после этого в Грац. Первые локомотивы были куплены в Англии, но уже в 40-х годах удалось наладить собственное производство паровозов и вагонов. К середине века протяженность железных дорог составила 1357 км.
Таким образом, к 40-м годам XIX в. вопреки тормозившей общественный прогресс феодально-абсолютистской надстройке возникли новые производительные силы, которые ломали и разрушали старые феодальные структуры. Тем нетерпимее становилась вся политическая система абсолютизма, обслуживавшая интересы казны, крупного землевладения, крупных банков, сковывавшая предпринимательскую инициативу новых социальных сил общества, поднимавшихся с развитием капитализма: промышленной, торговой буржуазии и зажиточных слоев крестьянства.
Экономика Венгрии развивалась в условиях менее благоприятных и более сложных, чем в австрийских, чешских и североитальянских землях. Здесь, в отличие от наследственных земель, господство феодализма и сословных учреждений было более прочным. Экономическая мощь и политическое влияние дворянства, сохранившиеся почти в нетронутом виде в начале XIX в.— не в последнюю очередь благодаря союзу венгерской аристократии с чужеземным абсолютизмом,— представляли основную причину отсталости страны и препятствовали ее преодолению.
В длительном отставании экономики стран венгерского королевства существенно повинна и дискриминационная в своей основе таможенно-тарифная политика венского двора, которая начиная с 40—50-х годов XVIII в. сознательно использовалась с целью сдерживать развитие потенциально конкурентоспособных отраслей производства в восточной части империи. Венский двор ограничивал внешнеторговые связи королевства, с тем чтобы превратить его в аграрно-сырьевой придаток Австрии и в монопольный рынок сбыта ее промышленности. Иностранные товары, импортируемые Венгрией, облагались очень высокими пошлинами (до 30% их стоимости), тогда как с австрийских товаров пошлины вовсе не взимались или составляли не более 5%. Для вывоза венгерских товаров за границу требовалось особое разрешение венских властей, а пошлины даже на продукты венгерского сельского хозяйства, ввозимые в Австрию, снижались лишь в том случае, если эти продукты не конкурировали с австрийскими и чешскими. Прямым следствием такой политики явились упадок с конца XVIII в. текстильного производства в Венгрии, а также слабое развитие здесь мануфактур.
Тем не менее экономический подъем, особенно значительный в 30—40-е годы, был заметен и в этой стране, опутанной множеством оков феодализма. Несмотря на свирепствовавшие в указанные десятилетия эпидемии, унесшие полмиллиона жизней, к 1846 г. население королевства (включая Трансильванию и Хорватию) составило 14,5 млн. человек против 9,3 млн. в 1787 г. Ускорился рост городского населения (накануне революции оно достигало 2 млн.), крупнейший город Пешт насчитывал уже ПО тыс. жителей. В промышленном производстве было занято всего 5% населения. В 30—40-е годы в Венгрии появились довольно крупные, оснащенные паровыми машинами предприятия, главным образом мукомольные и сахароваренные, но также и производившие сельскохозяйственные орудия и агрегаты. В 1846 г. начали прокладываться первые километры железных дорог.
Прогресс коснулся и основной отрасли венгерской экономики — сельского хозяйства. Расширились пахотные угодья, главным образом путем обводнения и осушения болот, сокращения площади пастбищ и лугов. Улучшение агротехники и земледельческих орудий позволило повысить урожайность. Значительно увеличилось производство технических культур, в том числе новых — картофеля, табака, риса, индиго. По сравнению с концом
XVIII в. сборы урожая удвоились, пого-
ловье скота увеличилось в пять раз. Воен-
ная конъюнктура конца XVIII — начала
XIX в., а затем ускорившееся развитие
промышленности в австрийских и чешских
землях обеспечили устойчивый рынок сбы-
та венгерской сельскохозяйственной про-
дукции и некоторых видов промышленных
изделий.
Среди новых явлений экономической жизни одним из особенно важных был рост товарности как помещичьего, так и крестьянского хозяйства. На базе расширения внутреннего рынка и оживления торгово-экономических отношений между отдельными районами в 40-х годах возникли первые кредитные учреждения: сберегательные кассы и банки, которые, однако, не могли обеспечить растущие потребности экономики. Отсутствие источников дешевого и обильного кредита было одним из факторов, тормозивших замену в хозяйстве помещиков непродуктивного, но дарового барщинного труда крепостных трудом наемным, применение в сельском хозяйстве машИн и механизмов. Большинство помещиков искали выхода в экстенсивных методах хозяйствования, в усилении феодальной эксплуатации (прежде всего барщины), в расширении барской запашки путем захвата крестьянских земель. Все в конечном счете упиралось в отсутствие буржуазной собственности на землю (более 80% ее принадлежало дворянству), в сохранение феодально-крепостнического гнета.
Основная масса земельных владений была выключена из обращения и не могла служить базой для кредитно-ссудных операций, поскольку крестьяне не имели права собственности даже на свои наделы, а дворянская собственность по традиционному майоратному праву была неотчуждаема и не могла, таким образом, служить залогом для кредита. Однако общая площадь земель, находившихся фактически в крестьянском пользовании, была довольно значительной — до 72% пашни и лугов.
Внешняя и внутренняя политика. Международное положение Австрийской империи, вновь возвратившей себе во время Венского конгресса ранг великой державы, никогда не было столь прочным, как в период 1815—1847 гг. Внешних войн она не вела вплоть до 1859 г. Ее влияние распространялось далеко за пределами владений Габсбургов. Опираясь на союз с реакционными монархиями Европы, Австрия преследовала и подавляла освободительные движения на всем континенте от Пиренеев до Балкан. В качестве влиятельнейшего члена Германского союза и постоянного председателя союзного сейма она противодействовала торжеству буржуазных порядков в Германии, став гарантом раздробленности этой страны и сохранения в ней феодально-абсолютистских режимов. Такую же роль Австрия играла в Италии. Над континентом витал зловещий дух К. Меттерниха, раскинувшего сети шпионажа, тайных интриг, осведомительства по всей Европе.
С именем канцлера (с 1821 г.) К. Меттерниха, «великого инквизитора Европы», как его стали называть в 20-х годах, связано подавление австрийскими войсками революций 1820/21 и 1831 гг. в Италии, организация контрреволюционной интервенции на Пиренейском полуострове. Во многих европейских столицах, особенно в германских и итальянских, его усилиями были организованы «черные кабинеты», в которых лучшие знатоки своего дела трудились над дешифровкой дипломатических донесений и писем, перехваченных агентами Меттерниха. Но с особой изощренностью меттерниховская система внедрялась в самой Австрии, ставшей, по словам Ф. Энгельса, «...страной, которая до марта 1848 г. была почти так же недоступна взорам иностранцев, как Китай до последней войны с Англией» 27.
Всемогущая цензура наглухо закрыла Австрию для книг немецких классиков — Лессинга, Шиллера, Гете, на театральные подмостки не допускался «Гамлет» и вообще любая пьеса, которая могла бы внушить австрийцам мысль о возможности свержения и убийства монархов. На сцене и в печатных изданиях мошенниками, всякими отрицательными персонажами могли быть только люди рангом ниже барона. Газеты и анонимные брошюры, критиковавшие нетерпимые порядки и произвол в Австрии, вольнодумствующие австрийцы публиковали в Лейпциге, а то и в далекой Бельгии.
Император Франц и Меттерних, пережившие бурные потрясения эпохи Великой французской революции и наполеоновских войн, на всю жизнь сохранили непреодолимый страх перед революцией, и этим страхом определялся каждый их шаг как государственных деятелей. Такие понятия, как «конституция», «народ», были абсолютно несовместимы с меттерниховской системой правления. Конституция — любая, даже монархическая,— являлась в глазах К. Меттерниха «легализованной революцией», и когда ему однажды показали французскую газету, в которой говорилось о желательности введения в Австрии конституции, князь искренно изумился: «Жалкие советчики, тот, кто желает дать Австрии конституцию, должен сначала сотворить австрийский народ!» Под стать министру был его венценосный господин, убежденный в том, что он является наместником бога на земле и несет перед ним единоличную ответственность за «спокойствие и порядок» в подвластной ему империи.
Июльская революция во Франции, а затем революция в Бельгии и польское восстание 1830—1831 гг. опрокинули расчеты реакции, и это стало очевидным для самих творцов меттерниховского режима. Узнав о начале революции в Париже, канцлер констатировал: «Уничтожено дело всей моей жизни!» — и, все еще надеясь на солидарность легитимных монархов, предложил организовать вооруженную интервенцию во Францию и Бельгию. Времена, однако, изменились, и предложение канцлера не нашло отклика у европейских монархов.
В либерально настроенных кругах австрийского общества июльские события во Франции были восприняты с энтузиазмом. Вопреки цензуре и полицейским гонениям французами откровенно восхищались, родилась надежда, что международные осложнения и война помогут австрийцам сбросить меттерниховское ярмо. В Вене и других городах широко распространялась ввозившаяся из-за границы запрещенная литература. Не случайно 30—40-е годы, т. е. период, предшествовавший начавшейся в марте 1848 г. революции, вошел в австрийскую историю как «предмар-товский», ибо глухое брожение охватило все общество в целом, сверху донизу, и необходимость коренных социальных и политических реформ стала очевидной для всех, за исключением узкого круга правящей элиты.
Дата публикования: 2014-11-03; Прочитано: 285 | Нарушение авторского права страницы | Мы поможем в написании вашей работы!