Уровень доступа: низкий Используйте ключ-карту 4 страница

За три секунды Олли Анг превратился в змею ростом с человека. В страхозуба.

Лука, продолжая держаться за руку, которая втягивалась в толстое зеленое тело, завопил, но осекся, когда удлиняющаяся голова змеи - на ней все еще болтался клок человеческих волос - с размаху влетела к нему в рот. Раздался влажный хлопок, и нижняя челюсть Луки оторвалась от суставов и сухожилий, скрепляющих ее с верхней. Я увидел, как его жилистая шея раздулась и разгладилась, когда тварь - все еще преображаясь и все еще стоя на остатках человеческих ног - ввинтилась в его глотку как бур.

Из начала коридора, где сгрудились остальные шахтеры, послышались вопли ужаса. Я не обратил на них внимания. Я увидел, как Джейми обхватил руками раздувающееся тело змеи в бесплодной попытке вытащить ее из горла умирающего Стега Луки, и увидел громадную голову рептилии, прорвавшую кожу на шее Луки и высунувшуюся наружу, то втягивая, то высовывая красный язык. Эта чешуйчатая голова была покрыта каплями крови и ошметками плоти.

Вегг обрушил на нее надетый на кулак кастет. Змея легко увернулась и сделала выпад, обнажив гигантские. продолжающие удлиняться клыки: два вверху и два внизу. Со всех четырех капала прозрачная жидкость. Змея вцепилась в руку Вегга, и тот закричал.

- Жжет! О боги, как же оно жжет!

Лука, насаженный на змею, как на кол, словно бы затанцевал, когда страхозуб вонзил клыки в отбивающегося констебля. Во все стороны летели капли крови и клочья мяса.

Джейми смотрел на меня безумными глазами. Револьверы он держал наготове, но во что было стрелять? Страхозуб извивался между двумя умирающими. Нижняя часть его тела, теперь уже безногая, обвилась вокруг Луки тугими кольцами и сдавливала его. Верхняя часть продолжала выползать через дыру в шее старика.

Я шагнул вперед, ухватил Вегга за шиворот жилета и оттащил его. Укушенная рука уже почернела и раздулась вдвое. Он уставился на меня выскочившими из орбит глазами, а с его губ закапала белая пена.

Где-то кричал Билли Стритер.

Змея вытащила клыки. "Жжет", тихо проговорил Вегг и больше уже ничего не смог сказать. Горло его раздулось, и язык вывалился наружу. Он упал на пол в предсмертных судорогах. Змея уставилась на меня, подрагивая раздвоенным языком. Глаза ее были черные, змеиные, но в них светилось человеческое сознание. Я поднял револьвер с особым зарядом. У меня была всего одна серебряная пуля, а голова дергалась из стороны в сторону, но я не сомневался, что попаду. Для этого и созданы такие люди, как я. Змея ринулась на меня, сверкнули клыки, и я спустил курок. Выстрел попал в цель, и пуля вошла прямо в разинутую пасть. Голова змеи разлетелась на красные ошметки, которые начали белеть еще до того, как попали на решетку и пол коридора. Мне и раньше случалось видеть такую мучнистую плоть. Это были мозги. Человеческие мозги.

Внезапно изуродованное лицо Олли Анга уставилось на меня из дыры в затылке Луки - человеческое лицо на змеином теле. Между чешуек на этом теле начал пробиваться черный мех, как будто умирающая внутри него сила утратила контроль над обличьями, которые он принимал. За мгновение до того, как тело рухнуло на пол, уцелевший голубой глаз пожелтел и превратился в волчий. Потом существо рухнуло, увлекая за собой несчастного Стега Луку. На полу коридора умирающий оболочник переливался и горел, извивался и изменялся. Я слышал хлопки рвущихся мышц и скрежет преображающихся костей. Появилась босая нога, превратилась в покрытую шерстью лапу, потом снова стала человеческой ступней. Останки Олли Анга содрогнулись и наконец замерли.

Мальчик все еще кричал.

- Иди к своему тюфяку и ляг, - велел я ему. Мой голос звучал довольно твердо. - Закрой глаза и скажи себе, что все кончилось, потому что так оно и есть.

- Я хочу к вам! - прорыдал Билли, бредя к тюфяку. Его щеки были забрызганы кровью. Я сам был весь залит кровью, но он этого не видел. - Идите сюда, ко мне! Пожалуйста, сай, ну пожалуйста!

- Я приду к тебе, как только смогу, - пообещал я. И выполнил обещание.

***

Этой ночью мы спали втроем, сдвинув вместе соломенные подстилки в вытрезвителе: Джейми - слева, я - справа, юный Билл - посередине. Самум уже начал стихать, и до самого поздна с улицы доносились звуки веселья: кончину оболочника праздновала вся Дебария.

- Что будет со мной, сай? - спросил Билли перед тем, как окончательно погрузился в сон.

- Все будет хорошо, - ответил я, полагаясь на то, что Эверлинн из Благодати не обманет моих ожиданий.

- Оно мертво? Оно правда умерло, сай Дискейн?

- Правда.

Но перестраховаться надо было в любом случае. После полуночи, когда ветер ослабел до легкого ночного ветерка, а Билл Стритер забылся усталым сном да таким крепким, что до него не добирались даже кошмары, мы с Джейми присоединились к шерифу Пиви на пустыре за тюрьмой. Там мы облили тело Олли Анга керосином. Держа в руках спичку, я спросил, хочет ли кто-нибудь забрать себе его часы в качестве сувенира. Каким-то чудом в борьбе они не пострадали, и секундная стрелка все еще двигалась.

Джейми покачал головой.

- Только не я, - сказал Пиви, - может, в них злой дух! Давай, Роланд. Если можно так тебя звать.

- Конечно можно, - сказал я, чиркнул спичкой и бросил её. Мы стояли и смотрели, пока от дебарийского оболочника не осталось ничего, кроме костяных головешек, да оплавившейся глыбки металла - некогда его наручных часов.

***

На следующее утро мы взяли нескольких человек (которые проявили недюжинное рвение) и пошли к железке. А там уже поставить Малыша Гуделку на рельсы было делом нескольких часов. Тревис, наш механ, руководил операцией. Я же завел кучу друзей, сказав, что в полдень все пообедают у Рейси за мой счет, а после забесплатно напьются в "Злосчастье".

Вечером намечались городские гулянья, на которых мы с Джейми будем почетными гостями. Я бы с удовольствием обошелся и без них - хотел поскорее вернуться домой, да и многолюдные компании меня не прельщают - но по большому счету это тоже часть работы. Одно хорошо: там будут женщины, и некоторые, без сомнения, будут симпатичными. От них я не откажусь, да и Джейми, думаю, понравится. Ему еще многое предстоит узнать о дамах, и Дебария для этого ничем не хуже других мест.

Мы стояли и наблюдали, как Малыш Гуделка пыхтя разворачивается в направлении Галаада.

- По пути в город заглянем в Благодать? - спросил Джейми. - Узнаем, хотят ли они принять мальчика.

- Ага. Настоятельница сказала, что у нее кое-что для меня есть.

- И ты знаешь, что?

Я покачал головой.

В Благодати Эверлинн, это женщина-гора, ринулась к нам через весь двор, широко раскинув руки. Меня так и подмывало пуститься наутек: на нас словно бы мчался один из тех здоровенных грузовиков, которые когда-то ездили по нефтяным полям возле Куны.

Но она нас не смела, а заключила в свои грудастые объятия. От нее исходил сладкий аромат: смесь корицы, чабреца и выпечки. Она поцеловала Джейми в щеку - тот весь зарделся. А меня наградила смачным поцелуем в губы. Некоторое время мы видели вокруг себя только ее затейливые развевающиеся на ветру одеяния да ее шелковый капюшон. Наконец она отступила, лицо ее сияло.

- Какую же огромную услугу вы оказали городу! Мы все говорим спасибо!

Я улыбнулся.

- Сай Эверлинн, вы слишком добры.

- Глупости какие! Вы же пообедкаете с нами, да? И вина попьете, но только немножко - не сомневаюсь, что вечером выпивки будет вдосталь, - она проказливо подмигнула Джейми, - но поосторожнее там со всеми этими тостами. Выпив лишнего, мужчина уже не такой уж и мужчина, да и кое-какие минуты потом в памяти не останутся, - она запнулась, а затем на лице ее заиграла понимающая улыбка, которая не очень-то сочеталась с ее одеяниями.

- Хотя... может, оно и к лучшему.

Джейми покраснел еще сильнее, но промолчал.

- Мы увидели, что вы идете к нам, - сказала Эверлинн, - и кое-кто еще здесь хочет вас поблагодарить.

Она отошла в сторону, и мы увидели миниатюрную сестру благодати по имени Фортуна. Она все еще была в бинтах, но уже не так походила на злого духа, как в прошлый раз, а незабинтованная сторона лица светилась радостью и облегчением. Сестра робко ступила вперед.

- Я снова могу спать. А иногда меня даже не беспокоят кошмары.

И тут она подобрала свою серую рясу и упала перед нами на колени, чем очень меня смутила.

- Я, сестра Фортуна, бывшая Энни Клей, благодарю вас. Как и мы все, но я хочу поблагодарить вас лично, от всего сердца.

Я мягко взял ее за плечи.

- Встань, женщина. Не преклоняйся перед такими, как мы.

Она посмотрела на меня сияющими глазами и поцеловала в щеку той стороной рта, которая все еще была способна целовать. Потом побежала через весь двор к какому-то строению. Наверное, к кухне, потому что из той части гасьи до нас доносились чудесные запахи.

Эверлинн проводила ее любящей улыбкой, а затем повернулась ко мне.

- Есть такой мальчик... - начал я.

Она кивнула.

- Билл Стритер. Знаю я его и все, что с ним приключилось. В город мы не ходим, но иногда город приходит к нам. Ворона прилетает и на хвосте приносит, если вы понимаете, о чем я.

- Понимаю прекрасно, - ответил я.

- Приводите его завтра, когда головы ваши уменьшатся до нормального размера, - сказала она. - Мы тут все женщины, но всегда будем рады приютить сироту... по крайней мере, до тех пор, пока у него не вырастет достаточно волос на верхней губе. Ведь после женщины начинают бередить разум и тело мальчика, и лучше для него здесь не оставаться. А пока что мы научим его цифрам и буквам... если, конечно, он достаточно смекалистый для этого. Что скажешь, Роланд, сын Габриэль?

Я как-то не привык, чтобы в моем имени упоминали мать, а не отца, но звучало это довольно приятно.

- Весьма смекалистый.

- Вот и хорошо. А когда придет время ему нас покинуть, мы найдем для него другое место.

- Надел и дом, - сказал я.

Эверлинн рассмеялась.

- Ага, именно так! Как в истории про Тима Отважное Сердце. А теперь давайте же преломим хлеб и выпьем вина за молодых героев.

***

Мы ели, мы пили и вообще очень весело проводили время. Когда сестры начали убирать со столов, настоятельница Эверлинн отвела меня в свое жилище, которое состояло из спальни и большого кабинета. В кабинете стоял огромный дубовый письменный стол. В лучах солнца на столе спала кошка, удобно устроившись среди залежей бумаг.

- Мужчины здесь почти не бывают, Роланд, - сказала она, - но одного ты, возможно, знаешь. Бледное лицо, черные одежды. Понимаешь, о ком я?

- Мартен Широкоплащный, - ответил я. В моем желудке хорошая еда прокисла от ненависти. И от ревности, я думаю, тоже, но не только из солидарности с отцом, которого Габриэль Артенская наградила ветвистыми рогами.

- Он виделся с ней?

- Требовал этого, да, но я ему отказала и послала прочь. Поначалу уходить он не хотел, но я показала ему свой нож и сказала, что в Благодати найдется еще оружие и женщины, которые умеют им пользоваться. Есть и револьвер, сказала я ему. Напомнила, что он глубоко в недрах гасьи и что лучше бы ему поостеречься, если только он не умеет летать. Он понял меня, но перед тем, как уйти, проклял меня и это место, - некоторое время она молчала, поглаживая кошку, потом снова посмотрела на меня, - одно время я думала, что оболочник - это его работа.

- Не думаю, - сказал я.

- Я тоже нет, но вряд ли мы когда-нибудь будем знать наверняка, так ведь?

Кошка попыталась было взобраться на обширные колени настоятельницы, но та прогнала ее.

- В одном я уверена: он все-таки умудрился с ней поговорить, может, через окно кельи, а может, и в ее снах. Нам уже не узнать, ибо секрет этот она забрала с собой в пустошь. Бедная женщина.

На это я не ответил. Когда ты в смятении и на душе тяжело, лучше вообще ничего не говорить, потому что в таком состоянии правильных слов не подобрать.

- Твоя мать прервала свое прибывание здесь вскоре после того, как мы прогнали этого типа в плаще. Сказала, что ей надо исполнить свой долг и многое искупить. Сказала, что сюда придет ее сын. Я спросила ее, откуда ей это знать. "Потому что ка - это колесо, и оно не перестает вращаться", ответила твоя мать. Она для тебя кое-что оставила.

Эверлинн выдвинула один из ящиков стола и достала конверт. На конверте было мое имя, и рука, написавшая его, была мне очень хорошо знакома. Только мой отец знал ее лучше. Когда-то эта рука переворачивала страницы книги с историей "Ветер сквозь замочную скважину". И со многими другими тоже, да. Истории я любил, но больше всего я любил эту переворачивающую страницы руку. И голос, который их мне рассказывал под дующий ветер за окном. В те дни она еще не запуталась в паутине измен и интриг, которые и подвели ее под револьвер в чужой руке. Под мой револьвер, в моей руке.

Эверлинн поднялась, разглаживая фартук.

- А теперь мне надо пойти и посмотреть, как идут дела в моем маленьком королевстве. До свидания, Роланд, сын Габриэль. Когда будешь выходить, закрой за собой дверь. Запрется она сама.

- Не боитесь вот так меня оставлять среди своих вещей?

- Стрелок, я готова доверить тебе свою жизнь, - сказала она и ушла. Она была такой высокой, что ей пришлось пригнуться, чтобы не удариться головой о косяк.

***

Я долго сидел и смотрел на последнее послание Габриэль Дешейн. В сердце моем бурлили ненависть, любовь и сожаление - они преследуют меня до сих пор. Я уже подумывал, а не сжечь ли мне его, не читая, но в конце-концов открыл конверт. Внутри лежал бумажный листок. Строчки были неровными, а во многих местах стояли чернильные кляксы. Думаю, писавшая эти стоки женщина всеми силами старалась держаться за последние обрывки рассудка. Немногие поймут ее слова, но я понял. Я уверен, что отец тоже понял бы, но я ему не показал это письмо и даже ни словом о нем не обмолвился.

Яства на пиру оказались гнилью

дворец обернулся тюрьмой

я словно горю в огне, Роланд

Я подумал о Вегге, умирающем от укуса змеи.

Если я вернусь и расскажу все, что знаю

все, что подслушала, Галаад, быть может, погибнет на

несколько лет позже

как и ты, и твой отец, хоть ему я почти безразлична

Слова "хоть я ему почти безразлична" были заштрихованы, но я все равно смог их разобрать

он говорит, я не осмелюсь

он говорит "Оставайся в Благодати, пока смерть не найдет тебя."

он говорит "Если вернешься, смерть найдет тебя быстро."

он говорит "Смерть твоя уничтожит того единственного,

которым ты дорожишь в этом мире"

он говорит "Хочешь ли ты умереть от руки своего отпрыска и
увидеть,

как все хорошее, все доброе, все мысли о любви

выльются из него, словно вода из черпака?

ради Галаада, которому на тебя плевать

и которому все равно суждено погибнуть?"

Но я должна вернуться. Возвращение видится

мне во всех моих медитациях и молитвах

и я слышу голос, говорящий мне одни и те же слова:

ЭТОГО ТРЕБУЕТ КА

Дальше было еще несколько слов, которые я перечитывал снова и снова во время моих странствий после провальной битвы на Иерихонском холме и падения Галаада. Я перечитывал их, пока бумага не развалилась, и я не отдал ее на милость ветру, ветру, дующему через замочную скважину времени, смекаете? В конце-концов, ветер уносит все, ведь так? И почему нет? Почему должно быть иначе? Если бы сладость наших жизней не покидала нас, сладости бы не было вообще.

Я оставался в кабинете Эверлинн до тех пор, пока не взял себя в руки. Потом положил письмо матери - моей ушедшей матери - в кошель и ушел, удостоверившись, что дверь заперлась. Я нашел Джейми и мы поехали в город. Той ночью были огни, и музыка, и танцы. Много разных вкусностей и много спиртного, чтобы их запить. Женщины тоже были, и той ночью Тихоня Джейми расстался со своей девственностью. А на следующее утро...