The Wind Through the Keyhole / Ветер сквозь замочную скважину 6 страница. Сайя, снова сверкнув своей дразнящей улыбкой, летела дальше

Сайя, снова сверкнув своей дразнящей улыбкой, летела дальше. Теперь ее сияние отражалось в мутной воде. Что-то - не рыба - всплыло из пены, уставилось на воздушную нарушительницу границ лишенным ресниц глазом и снова ушло под воду.

Тим ничего не заметил. Он смотрел на кочку, над которой теперь трепетала сайя. Кочка была далековато, но не шагнуть на нее он не мог. Сайя ждала его. На всякий случай он прыгнул - и еле дотянулся до кочки. Зеленое свечение было обманчиво: предметы в его свете казались ближе, чем на самом деле. Он зашатался, размахивая руками. Сайя еще больше ухудшала дело (ненамеренно - в этом Тим был уверен; она просто хотела поиграть), описывая быстрые круги вокруг его головы, слепя его своим свечением и наполняя уши колокольцами своего смеха.

Дело висело на волоске (а Тим еще не видел чешуйчатой головы, которая всплыла на поверхность у него за спиной, разевая острозубые челюсти), но Тим был молод и ловок. Он удержал равновесие и вскоре стоял на верхушке кочки.

- Как тебя зовут? - спросил он мерцающую фею, которая теперь висела в воздухе прямо над кочкой.

Он не был уверен, несмотря на ее смех-колокольчик, что она умеет говорить, а даже если и умеет - что ответит ему, хоть низким стилем, хоть высоким. Но она ответила. и Тим решил, что это самое прекрасное на свете имя, прекрасно подходящее к ее воздушной красоте.

- Арманита! - отозвалась она и снова полетела вперед, смеясь и кокетливо оглядываясь на него.

Следуя за ней, он забирался все дальше вглубь Фагонара. Иногда кочки были так близко друг к другу, что он мог просто перешагивать с одной на другую, но чем дальше они заходили, тем чаще и тем дальше ему приходилось прыгать. Но Тим не боялся. Напротив, он был переполнен восторгом и эйфорией и смеялся каждый раз, когда терял равновесие. Он не видел следовавших за ним треугольных теней, взрезавших гладь воды легко, как ножницы портнихи - шелковую ткань; сначала тень была одна, потом три, потом - полдюжины. Его кусали жуки-кровососы, и он смахивал их, не чувствуя боли, оставляя на коже пятнышки крови. Не видел он и сгорбленных, но явно прямоходящих фигур, которые шли за ним с одной стороны, не сводя с мальчика мерцающих в темноте глаз.

Несколько раз он тянулся к Арманите, восклицая: "Иди ко мне, я тебя не обижу!" Она каждый раз ускользала от него, однажды - пролетев у него между пальцев и пощекотав их своими крылышками.

Сайя закружила вокруг кочки покрупнее остальных. На ней ничего не росло, и Тим решил, что это на самом деле камень - первый, увиденный им в этих местах, где жидкого было явно больше, чем твердого.

- Я так далеко не прыгну! - крикнул он Арманите. Он поискал другую опору и не нашел. Чтобы добраться до следующей кочки, сначала надо было прыгнуть на камень. И сайя манила его.

"А может, я и допрыгну", подумал он. "Она думает, что я смогу - иначе зачем бы она меня подзывала?"

На кочке, на которой он сейчас стоял, не было места для разбега, так что Тим согнул колени и оттолкнулся, вложив в прыжок всю свою силу. Он пролетел над водой, понял, что не допрыгнет до камня, - почти, но не совсем, - и вытянул руки. Он приземлился грудью и подбородком - ударившись им так, что звезды замелькали перед глазами, и так полуослепленными сиянием сайи. У него был всего миг, чтобы осознать, что он цепляется не за камень - разве только если камни могут дышать, - и тут сзади послышался громоподобный и гнусный рев. За ним последовал всплеск, окативший спину и затылок Тима теплой, кишащей мошками водой.

Он вскарабкался на камень, который был вовсе не камнем, понимая, что потеряла лампу вдовы Смак, но сохранил мешок. Он бы и мешок упустил, если бы не обвязал его горловину вокруг запястья. Хлопковая ткань мешка намокла, но не промокла насквозь. Во всяком случае, пока.

И как раз когда он почувствовал, что его преследователь приближается, "камень" начал подниматься. Он стоял на голове какого-то существа, мирно спавшего в грязи и иле. Теперь оно проснулось и было недовольно. Существо издало рев, и из его пасти вырвалось зелено-оранжевое пламя, опалив камыши, торчавшие из воды перед ним.

"Не такой большой, как дом, - наверное, нет, но это дракон, настоящий дракон, и, боги, я стою у него на голове!"

Драконье пламя ярко осветило эту часть Фагонара. Тим увидел, как существа, преследовавшие его, удирают от пламени в разные стороны, всколыхнув камыши. Увидел он и еще одну кочку. Она была чуть побольше той, от которой он оттолкнулся, чтобы попасть на нынешнее - весьма опасное - место.

Некогда было беспокоиться о том, что его сожрет гигантская рыба-людоед, если он не допрыгнет, или что дракон превратит его в угольного мальчика следующим выдохом, если он достигнет кочки. С беззвучным криком Тим оттолкнулся от своей опоры. Так далеко он еще ни разу не прыгал - и чуть не переборщил, едва успев ухватиться обеими руками за меч-траву, чтобы не перелететь через кочку прямиком в воду. Острая трава резала пальцы. Местами она еще и дымилась после залпа разъяренного дракона, но Тим все равно держался за нее. Он и думать не хотел о том, что его ожидает, если он свалится с этого крошечного островка.

Нельзя сказать, чтобы он и сейчас был в безопасности. Он взобрался на кочку коленями и оглянулся в сторону, откуда пришел. Дракониха - теперь он разглядел у нее на голове розовый "девичий гребень" - поднялась из воды и встала на дыбы. Нет, она была поменьше дома, но побольше Вороного, жеребца Сборщика податей. Дракониха дважды взмахнула крыльями, рассыпав вокруг брызги и подняв ветер, сдувший потные волосы со лба Тима. Звук напоминал хлопанье на ветру простыней, сушащихся на веревке.

Она смотрела на него небольшими глазками в красных прожилках. Нити горячей слюны свисали с ее челюстей и шипели, попадая в воду. Тим видел трепещущую жаберную щель между ее грудных пластин, через которую она набирала воздух, чтобы раздуть топку у себя в чреве. Он успел подумать, как странно, - и даже немного забавно, - что ложь его отчима обернулась правдой. Только вот зажариться живьем предстояло Тиму.

"Боги, наверно, смеются", подумал Тим. А если нет, то Сборщик податей - уж точно.

Без всяких логических размышлений Тим упал на колени и протянул руки к драконихе (с правого запястья по-прежнему свисал мешок).

- Прошу вас, миледи! - вскричал он. - Прошу вас, не сжигайте меня, потому что меня сбили с пути, и я молю вас о прощении!

Несколько мгновений дракониха пристально смотрела на него, продолжая раздувать жабры. Огненная слюна по-прежнему с шипением капала у нее из пасти. Потом, медленно - буквально по дюйму, как показалось Тиму, - она начала погружаться обратно. Наконец, над водой осталась только ее макушка... и эти страшные, внимательные глаза. Казалось, они сулили в следующий раз не проявить милосердия, если он опять осмелится ее побеспокоить. Потом исчезли и они, и то, что осталось на виду, снова можно было бы принять за камень.

- Арманита? - он обернулся в поисках зеленоватого свечения, уже зная, что не увидит его. Она завела его вглубь Фагонара, туда, где впереди больше не было кочек, а позади был дракон. Сайя сделала свое дело.

- Ничего, кроме лжи, - прошептал Тим.

Вдова Смак была во всем права.

Тим уселся на холмике, думая, что сейчас расплачется, но слезы не шли. Оно и к лучшему: плачем-то чего он добьется? Его одурачили, вот и все. В следующий раз он будет умнее.... если будет он, этот следующий раз. Сидя во мраке под пепельным светом спрятанной за зарослями луны, Тим думал, что следующего раза могло и не быть. Нырнувшие было вглубь твари вернулись. Водный будуар драконицы они обплывали стороной, но у них все равно оставалось достаточно места для маневра, и не было сомнений в том, что объектом их пристального внимания был островок, на котором сидел Тим. Он мог лишь надеяться, что это какие-то рыбы, и что если они выберутся на сушу, то погибнут. Но Тим понимал, что твари, способные жить в такой густой и мутной воде, скорее всего могут дышать как под водой, так и над ней.

Тим смотрел на кружащих повсюду тварей и думал: "Они набираются храбрости для атаки."

Он понимал, что смотрит в лицо смерти, но ведь ему было всего одиннадцать, поэтому несмотря ни на что он проголодался. Вытащил каравай, увидел, что только один край остался сухим и откусил несколько кусочков. Потом отложил хлеб, чтобы повнимательнее изучить четырехзарядник при неровном свете луны и фосфоресцентном сиянии болотной воды. Пистоль выглядел сухим. Запасные патроны вроде бы тоже, и Тим знал, что надо сделать, чтобы они такими и оставались. Из сухой части каравая он выковырял кусок мякиша, засунул в дырку патроны, заткнул ее и положил хлеб обратно в мешок. Тим надеялся, что мешок высохнет, хотя не был в этом уверен: воздух-то влажный, и....

И тут две твари стрелами ринулись к его островку. Тим вскочил и выкрикнул первое, что пришло ему в голову.

- Зря вы это! Зря вы это, ребятки! Перед вами стрелок, истинный сын Галаада и потомок Эльда, так что бегите, пока можете!

Тим сомневался, что эти твари с их мозгами-горошинами понимали, что он кричит (да если бы и понимали, то, наверное, наплевали бы), но звук его голоса напугал их, и они убрались.

"Поосторожнее, не разбуди вон ту огненную деву, - подумал Тим, - а не то она встанет и поджарит тебя - лишь бы заткнулся."

Но какой у него был выбор?

Когда эти живые подводные корабли бросились к нему снова, мальчик не только закричал, но и захлопал в ладоши. Будь у него под рукой полое бревно, он бы и по нему постучал, и На'ар с ним, с драконом. Тим подумал, что если до этого дойдет, то смерть от огня будет гораздо милосерднее, чем та, которой он подвергнется в челюстях этих страхолюдин. И уж конечно более быстрой.

Интересно, прячется ли Сборщик где-то поблизости, наблюдая и смакуя происходящее? Тим решил, что это так, но наполовину: наблюдает, да, но вряд ли он захочет мочить сапоги в этой вонючей топи. Наверное, сидит сейчас в приятном и сухом месте и смотрит представление через свою серебряную чашу на пару с Арманитой. Может даже она сидит у него на плече, подперев крошечными ручками подбородок.

К тому времени, когда грязный утренний свет начал продираться сквозь кроны нависающих деревьев(шишковатых, покрытых мхом монстров, каких Тим никогда в жизни не видел), вокруг его кочки кружила дюжина силуэтов, самый короткий их которых был в десять футов длиной. Остальные были гораздо длиннее. Крики и хлопки их уже не пугали. Скоро они до него доберутся.

Казалось бы, хуже уже некуда, но не тут-то было: в сочащемся сквозь зеленую крышу свете Тим увидел, что у его будущей смерти с последующим пожиранием появились зрители. Тим был рад, что пока еще не было достаточно светло, чтобы различить их лица. Хватит уже их грузных, получеловеческих очертаний. Стояли они на берегу, в семидесяти-восьмидесяти ярдах от Тима. Тим мог различить с полдюжины, но чувствовал, что их еще больше - в тусклом свете было не разобрать. Плечи опущены, косматые головы выдвинуты вперед. С тел свисали лохмотья: может быть, остатки одежды, а может, клочья лишайника вроде тех, которые свисают с ветвей. Тиму они казались племенем грязь-людей, восставшим со дна болота только, чтобы посмотреть, как снующие туда-сюда твари сначала поиграют, а потом разорвут свою жертву.

"Да какая разница? Все равно мне крышка, будут они смотреть или нет."

Одна из снующих рептилий отделилась от стаи и поплыла к кочке, хвост бьет по воде, доисторическая башка приподнята, пасть раззявлена в оскале, который казался шире, чем туловище мальчика. Она ударила под тем местом, где стоял Тим, ударила так, что вся кочка затряслась, будто желе. На берегу несколько грязь-людей заулюлюкали. Словно зрители на травбольном матче в субботний день, подумал Тим.

Мысль эта так его разозлила, что страх улетучился, а его место заняла ярость. Рано или поздно водяные твари до него доберутся, так? Тим не видел ничего, что могло бы им помешать. Но если четырехзарядник вдовы Смак не пострадал, Тим сможет заставить хотя бы одну из тварей дорого заплатить за свой завтрак.

"А если он не выстрелит, то я буду бить их рукоятью по голове, пока мне не оторвут руку."

Тварь уже выползала из воды, вырывая когтями передних лап клочья травы и оставляя черные борозды, которые тотчас же заполнялись водой. Хвост твари - черно-зеленый сверху и белый, словно живот мертвеца, снизу - проталкивал ее вверх и вперед, шлепая по воде и расплескивая во все стороны потоки грязной жижи. Над мордой твари виднелась россыпь глаз, которые пульсировали и пучились, пульсировали и пучились, не отрываясь от лица Тима ни на секунду. Длиннющие челюсти скрежетали, словно трущиеся друг о друга камни.

А на берегу - в семидесяти ли ярдах или в тысяче колес, какая разница? - грязь-люди снова загоготали, словно подбадривая тварь.

Тим открыл полотняный мешок. Руки его не дрожали, а пальцы работали четко, несмотря на то, что тварь уже наполовину вылезла из воды, и только лишь три фута отделяли промокшие тимовы ботинки от ее клацающих зубов.

Тим оттянул один из бойков, как показывала ему вдова, обнял пальцем курок и опустился на одно колено. Теперь он был вровень с надвигающимся чудовищем. Тим чувствовал удушающий запах падали и мог глубоко заглянуть в розовую глотку. Но он улыбался. Чувствовал как растягиваются губы и радовался. Как же хорошо было улыбаться в свои последние мгновения. Хотелось только одного: чтобы вместо этой твари из воды выбирался сборщик податей со своей маленькой зеленой дьяволицей на плече.

- Давай посмотрим, как тебе это понравится, приятель, - пробормотал Тим и нажал на курок.

Грохнуло так, что поначалу Тим подумал, не разорвалось ли оружие у него в руках. Но разорвалось не оружие, а россыпь глаз рептилии. Из раны брызнул гной. Чудище мучительно взрыкнуло и выгнулось назад, его короткие передние лапы били по воздуху. В агонии оно упало в воду и перевернулось кверху брюхом. Вокруг наполовину погруженной головы расплывалось красное облако. Голодную, древнюю пасть свело смертельным оскалом. Высоко в деревьях бесцеремонно разбуженные птицы хлопали крыльями и злобно кричали.

Все еще окутанный в эту отрешенную холодность(и улыбаясь, хотя он этого и не осознавал), Тим открыл четырехзарядник и вытащил дымящуюся, теплую на ощупь гильзу. Схватил хлеб, выхватил зубами пробку из мякиша, вытащил запасной заряд и засунул его в патронник. Захлопнул пистоль и выплюнул пробку, у которой был теперь маслянистый привкус.

- Ну?! - крикнул он возбужденно плавающим туда-сюда рептилиям (холм драконьей башки куда-то исчез). - Хотите еще?! Налетай!

И не бравировал: ему на самом деле хотелось, чтобы они наступали. Никогда и ничего - даже топор его отца у него за поясом - не казалось Тиму таким священно-праведным, как тяжелый четырехзарядник в его левой руке.

С берега послышался звук, которого Тим поначалу не понял. Не потому, что звук был таким уж незнакомым, а потому, что он никак не вязался со всеми представлениями Тима о его зрителях. Грязь-люди хлопали в ладоши.

Когда Тим повернулся к ним, все еще держа в руках дымящийся пистоль, они упали на колени, приложили кулаки ко лбам и произнесли единственное слово, на которое, казалось, были способны. Слово было "хайл" - "здравься", одно из немногих, которые звучат одинаково как на низком, так и на высоком слоге, то самое, которое Манни называют фин-Ган или первым словом, то самое, которое заставило мир завертеться.

"А вдруг...."

Тим Росс, сын Джека, перевел взгляд со стоящих на коленях грязь-людей на древнее (но очень эффективное) оружие у себя в руках.

"А вдруг они думают..."

Да, это возможно. Более чем.

Эти фагонарцы посчитали его стрелком.

Сначала он пошевельнуться не мог от потрясения. Он смотрел на них с кочки, где только что боролся за свою жизнь (и пока еще не победил); они преклонили колени в высоких зеленых камышах ярдах в семидесяти от него, касаясь кулаками косматых голов, не сводя с него глаз.

Наконец рассудок начал потихоньку возвращаться к Тиму, и он сообразил, что этой их верой надо воспользоваться, пока не поздно. Он лихорадочно перебирал истории, которые ему рассказывали мама и папа, и те, которые читала ученикам вдова Смак из своих драгоценных книг. Но все они не совсем подходили к ситуации, пока он не вспомнил обрывок рассказа Гарри-Занозы, одного из ребят, работавших на лесопилке неполный день. Старина Заноза был полудурком - то наставит на тебя палец, притворяясь, что стреляет из пистолета, то лопочет какую-то чушь, якобы на высоком наречии. А больше всего он любил поговорить про людей из Галаада, носивших при себе большие револьверы и отправлявшихся на поиски приключений.

"Ох, Гарри, надеюсь, это ка подтолкнуло меня поближе к тебе в тот полуденный перерыв".

- Хайл, мои подданные! - крикнул он грязь-людям. - Я вижу вас очень хорошо! Поднимитесь с колен с любовью и верностью!

Долгое время ничего не происходило. Потом они поднялись и уставились на него своими глубоко посаженными и нечеловечески усталыми глазами. Скошенные челюсти у всех отвисли почти до груди в одинаковом изумлении. Тим заметил, что некоторые вооружены примитивными луками: у других ко впалым грудям были приторочены переплетенными лозами дубинки.

"Что мне теперь говорить?"

Иногда, подумал Тим, годится только чистая правда.

- Заберите меня с этого сраного острова! - завопил он.

Поначалу грязь-люди только пялились на него. Потом собрались в кружок и засовещались с помощью хрюков, прищелкиваний и жутковатых рыков. Тим уж было начал верить, что совещание продлится вечно, но тут несколько членов племени отделились от основной группы и куда-то убежали. Еще один, самый высокий, повернулся к Тиму и вытянул вперед обе руки, почти нормальных, за исключением слишком большого числа пальцев и какой-то зеленой, похожей на плесень субстанции, покрывающей ладони. В смыле жеста трудно было ошибиться: Оставайся на месте.

Тим кивнул и плюхнулся на кочку ("прям как Леди Пряник плюхнулась на задик", подумал он) и принялся за остатки хлеба, не забывая при этом посматривать на воду в поисках очередных тварей. Четырехзарядник он из рук не выпускал. Мухи и какие-то мелкие жучки садились ему на кожу, напивались потом и улетали прочь. Тим сидел и думал, что если в скором времени ничего не произойдет, то он сам прыгнет в воду только, чтобы избавиться от этих назойливых созданий, слишком быстрых, чтобы их прихлопнуть. Да только кто знает, что там еще таится в этой мутной жиже или ползет по дну?

Проглотив последний кусок хлеба, Тим услышал ритмичный стук, который разнесся в утренней болотной хмари, распугивая птиц. Некоторые из них были на удивление большими, с розовыми хохолками и перепончатыми ногами, которыми они били при взлете по воде. Птицы громко кричали и улюлюкали. Тим подумал, что такие крики могли издавать свихнувшиеся дети.

"Кто-то бьет по полому бревну, которого раньше мне так не хватало", - Тим устало улыбнулся.

Стук продолжался еще минут пять, потом прекратился. Чудики на берегу стояли и смотрели в направлении, откуда пришел Тим. Каким же он был тогда молодым и глупым, с диким хохотом погнавшись за коварной феей по имени Арманита! Грязь-люди руками прикрыли глаза от солнца, которое теперь нещадно светило сквозь нависающие заросли, прогоняя болотную хмарь. Начинался еще один необычайно жаркий день.

Тим услышал всплеск, а вскоре из болотной дымки вынырнула какая-то странная и бесформенная лодка. Она была сбита из бог знает откуда добытых обломков досок, сидела в воде почти по самые борта и тащила за собой длинные космы мха и водорослей. Была на ней и мачта, но без парусов. Вместо дозорного к ней была прибита кабанья голова, вокруг которой тучами роились мухи. В руках четырех болотников были весла из какого-то оранжевого, неведомого Тиму, дерева. На носу лодки стоял пятый. На голове у него красовался черный шелковый цилиндр с лентой, которая спускалась ему на плечо. Он всматривался вперед, указывая то влево, то вправо. Гребцы исполняли указания безукоризненно с легкостью, свидетельствующей о длительной практике: лодка ловко огибала кочки, по которым Тим и попал в эту передрягу.

Когда лодка подошла к месту, где до этого в черной стоялой воде сидела драконица, рулевой нагнулся, а потом с видимым усилием выпрямился. В руках он держал сочащийся кровью кусок туши, который, по мнению Тима, не так давно принадлежал тому же кабану, что и голова на мачте. Рулевой прижал кусок к телу, не обращая внимания на кровь, пачкавшую его волосатую грудь и руки. Всмотрелся в воду. Потом издал резкий крик, за которым последовало несколько быстрых щелчков. Гребцы подняли весла на борт. Лодка по инерции продолжала плыть к тимовой кочке, но рулевой не обращал на это никакого внимания. Он все еще смотрел в воду, словно в экстазе.

В тишине, которая казалась громче и страшнее, чем любой всплеск, из воды высунулась лапа с наполовину сомкнутыми когтями. Сай Рулевой вложил кусок кабаньей туши в эту требовательную длань, словно мать, кладущая в колыбельку ребенка. Когти сомкнулись вокруг мяса, в воду закапала кровь. Затем лапа исчезла так же бесшумно, как и появилась, унося принесенную ей жертву.

"Теперь ты знаешь, как умиротворить дракона", - подумал Тим. Ему вдруг пришла мысль, что он накопил чудесный запас историй, которые заставят раскрыть рот не только старика Занозу, а вообще всю Листву. Вот только доведется ли ему их рассказать?

Плоскодонка уткнулась в кочку. Гребцы склонили головы и поднесли кулаки ко лбам. То же сделал и рулевой. Он жестом пригласил Тима залезть в лодку, и свисавшие с его руки длинные коричневые и зеленые нити заколыхались. Такая же поросль имелась у него на щеках и на подбородке. Даже ноздри, казалось, были закупорены какой-то растительностью, так что ему приходилось дышать ртом.

"Никакие они не грязь-люди", подумал Тим, забираясь в лодку. Это люди-растения. Мутанты, постепенно становящиеся частью болота, в котором они живут.

- Я говорю вам спасибо, - обратился Тим к Рулевому и тоже коснулся лба боковой стороной кулака.

- Хайл! - ответствовал Рулевой. Его губы растянулись в улыбке, обнаружив при этом немногочисленные зеленые зубы. Но улыбка от этого не стала менее обаятельной.

- Добрая встреча, - сказал Тим.

- Хайл! - повторил Рулевой, и остальные подхватили так, что болото загудело: "Хайл! Хайл! Хайл!"

На берегу (если постоянно дрожащую и сочащуюся землю можно назвать берегом) племя собралось вокруг Тима, окружив его своим землистым, ядреным запахом. Тим все еще держал в руках четырехзарядник, но не потому, что хотел застрелить кого-то или даже просто пригрозить, а потому, что члены племени очень уж хотели на него поглядеть. Если бы кто-то протянул руку, чтобы до него дотронуться, Тим тотчас же положил бы его в мешок. Но никто не пытался. Они лишь прихрюкивали, размахивали руками, по-птичьи щелкали, но кроме слова "хайл" Тим ничего разобрать не мог. И все же, когда Тим заговарил с ними, он не сомневался, что его понимают.

Насчитал он как минимум шестнадцать особей: все муты и все мужчины. Кроме растений, их тела носили на себе грибковые образования, которые, по мнению Тима, выглядели, как плоские грибы, растущие из стволов цветуниц. Он такие часто видел на лесопилке. А еще муты страдали от множества волдырей и гнойных язв. В Тиме росла уверенность, что где-то там, в их поселении, есть и женщины, но детей нет, ибо племя это умирало. Скоро Фагонар заберет его словно драконица, забравшая жертвенный кусок кабаньей туши. Но пока что члены племени смотрели на Тима, и в глазах их он видел выражение, знакомое ему по лесопилке: так смотрят мальчишки на главного работника, когда одна работа уже выполнена, а другая еще не назначена.

Племя фагонарцев посчитало его стрелком. Смех да и только - ведь он же всего лишь ребенок, но что есть, то есть. И пока что, пусть и на короткое время, Тим мог повелевать ими. Им-то легко, но Тим ведь никогда начальником не был и даже не помышлял о таком. Что же ему нужно? Если он попросит их отвезти его обратно к южному краю болота, они, без сомнения, сделают это. Тим был уверен, что оттуда он уже найдет путь к Железной тропе, которая в свою очередь приведет его обратно в деревню.

Домой.

Тим понимал, что своя логика в этом есть, но когда он вернется, мама по-прежнему будет слепа, и даже поимка Большого Келлса этого не изменит. Получается, что все опасности, через которые ему пришлось пройти, ни к чему не приведут. Даже хуже: в своей серебряной чаше Сборщик увидит его позорное отступление на юг и засмеется. И наверное, вторить ему будет его мерзкая фея.

Раздумывая об этом, Тим вспомнил кое-что, о чем говорила вдова Смак в те счастливые деньки, когда он был простым учеником, а единственной его заботой было закончить все домашние дела к приходу папы: "Самый глупый вопрос, ребятки, это незаданный вопрос."

- Я отправился на поиски Мерлина, великого волшебника, - нарочито медленно заговорил Тим, ни на что особо не надеясь, - мне сказали, что он живет в Бескрайнем лесу, но человек, который мне об этом рассказал, оказался... -

Ублюдком. Лжецом. Обманщиком, который развлекается тем, что дурачит детей.

-... ненадежным, - закончил он. - Слышали ли о Мерлине вы, фагонарцы? Он, возможно, носит высокую шляпу цвета солнца.

Тим ожидал, что они закачают головами в непонимании. Вместо этого члены племени сгрудились в плотный, галдящий круг. Длилось все это минут десять, и местами обсуждение становилось довольно жарким. Наконец спорщики снова повернулись к Тиму, выталкивая вперед старого-доброго рулевого своими изъязвленными пальцами. Был он приземист и широкоплеч. Если бы он не вырос в этом замшелом и сыром гадюшнике, называемом Фагонаром, то вполне мог бы считаться симпатичным. Глаза его светились умом. На груди, над правым соском дрожала, пульсировала и сочилась заразой огромная язва.

Он поднял палец. Тим узнал жест: так вдова Смак призывала учеников к вниманию. Тим указал двумя пальцами правой руки (той, что не держала пистоль) себе в глаза, как учила вдова.

Рулевой (видимо, слывший в племени лучшим актером) кивнул в ответ, а затем провел рукой под зарослями щетины и пучков травы у себя под подбородком.

- Борода? Да, у него есть борода! - возбужденно воскликнул Тим.

Рулевой провел рукой у себя над головой, сжав кулак, словно изображая не просто шляпу, а коническую шляпу.

- Да, это он! - Тим даже рассмеялся.

Рулевой улыбнулся, но улыбка, на взгляд Тима, получилсь довольно настороженной. Несколько других болотников все еще что-то тараторили и чирикали. Жестом приказав им замолчать, Рулевой снова повернулся к Тиму. Но не успел он продолжить свою пантомиму, как язва над его правым соском раскрылась в фонтане кроваво-гнойных брызг. Из нее вылез паук размером с яйцо малиновки. Рулевой схватил его, раздавил и отбросил в сторону. С брезгливым благоговением Тим наблюдал, как он одной рукой отворачивает края раны, а другой залезает внутрь и вытаскивает склизкую массу слегка пульсирующих яиц. Небрежно, словно ничего из ряда вон выходящего не произошло, Рулевой смахнул яйца с ладони. Так мог смахнуть сопли человек, высморкавшись в ладонь морозным утром. Никто из племени на это внимания не обратил. Они лишь хотели, чтобы представление продолжилось.

Разобравшись с язвой, Рулевой встал на четвереньки и с рыком изобразил серию хищных бросков из стороны в сторону. Остановился и посмотрел на Тима. Тот лишь покачал головой. Живот его нещадно мутило, но он держался: все-таки эти люди спасли ему жизнь, и блевать перед ними было бы невежливо.

- Этого я не понимаю, сай. Уж простите.

Пожав плечами, Рулевой поднялся на ноги. Косматая поросль у него на груди была теперь испачкана кровью. Снова он изобразил бороду и коническую шляпу. Снова упал на четвереньки, зарычал и закидался из стороны в сторону. На этот раз к нему присоединились остальные. Племя превратилось в стаю опасных животных, хотя смешки и откровенно хорошее настроение слегка портили впечатление.

Тим снова покачал головой, чувствуя себя при этом довольно глупо.

Рулевой, однако, не веселился. На лице его читалось волнение. Он немного поразмышлял, положив руки на бедра. Потом подозвал одного из соплеменников, высокого, лысого и беззубого. Довольно долго они о чем-то шептались, а затем высокий куда-то убежал. Бежал он быстро, но из-за невероятно кривых ног переваливался, словно лодчонка на штормовых волнах. Рулевой подозвал еще двоих. Вскоре убежали и они.

Рулевой снова упал на четвереньки и возобновил свою животную пантомиму, а закончив, уставился на Тима чуть ли не с мольбой.

- Собака? - рискнул предположить он.

Болотники весело рассмеялись.

Рулевой поднялся и похлопал Тима по плечу своей шестипалой рукой, словно бы говоря, чтобы тот слишком себя не корил.

- Скажите мне только одно, - попросил Тим, - Мерлин.... сай, он правда существует?

Рулевой обдумал вопрос, а потом воздел руки к небу в преувеличенном делахе. Любой житель Листвы понял бы этот жест без труда: "Кто ж знает?".

Те двое, которые куда-то бегали, вернулись с плетенной из камыша корзиной на веревочной лямке. Они поставили ее к ногами Рулевого, повернулись к Тиму, поприветствовали его и, широко улыбаясь, отступили назад. Рулевой присел на корточки и жестом пригласил Тима последовать его примеру.