Гофман и Крысиный король 2 страница

– Я сам давно собирался уйти от этого горе‑романтика, у которого копченый окорок появляется раз в году, на Рождество, да и то если год был удачным, – гнусаво изливался толстяк, давя на жалость. – Но я невиновен! Я ни в чем не участвовал! Вы ничего не докаж…

– Вот кто тут первый филистер. – Отбросив зонтик, я сердито ткнула Мурра пальцем в розовый нос.

Он возмущенно цапнул меня за руку, ухитрившись на секунду вывернуться из лап Профессора, тот перехватил его поудобней. Увидев кровь, я поспешно сунула палец в рот. Ну и манеры у этого кошака, а Гофман еще изображает его изысканной утонченной натурой. Розовые очки он носил, что ли? Так сильно любить этого противного жиртреста…

– Это же твой хозяин, который воспел тебя, обессмертил! Может, ты и вправду в сговоре с крысами? Отпусти его, агент 013, он от нас не уйдет. А ты говори, отступник!

Освобожденный Мурр уселся подальше от Профессора и со страдальческим видом подвигал плечами, проверяя, все ли суставы на месте.

– И сдался вам мой хозяин? Что до меня, так я только рад свободе и тому, что больше не услышу его бормотания: «Милый Мурр, какой у тебя чудный‑чудный хвостик, а не пора ли нам почистить эти прелестные ушки?» Ненавижу‑у…

– Все хозяева кошек одинаковы, – растроганно признала я, бросив контрольный взгляд на уши Профессора, он заметил и, смерив меня неприступным взглядом, прикрыл их лапками.

– Да, я признаю, что его утащили крысы. И в этом нет моей вины, он сам нарывался…

– Но ты им не помешал! – Я вновь обратила свой гнев на Мурра и не удержалась, чтобы не дать ему в нос повторно. Палец, кстати отдернула вовремя…

– Не надо быть такой злопамятной, фройляйн, – огрызнулся кот, мрачно потирая носопырку. – Что я мог в одиночку?! Их было слишком много, они бы и меня тогда утащили, а я еще не дописал книгу всей моей жизни! Ладно‑ладно, – скривился он под моим презрительным взглядом, – я не пишу книг… Но в душе я поэт и восприимчив, как все поэты, а их отвратительный король просто‑таки поверг меня в трепет и омерзение! Все мои члены сковало ужасом, как выразился бы писака, с которым я делил сей кров.

Кажется, этот бахвал опять пытается представить себя лучше, чем он есть, да еще взывает к состраданию. Но, несмотря на несносный характер и предательскую натуру, все‑таки Мурр был немцем, и свойственная его нации сентиментальность в нем возобладала.

– Хорошо, ваша взяла… Как подумаю, что там с ним сейчас вытворяют, может быть, режут на куски и делают мясные рулеты, а может, медленно шинкуют на сосиски. Скажу, что видел! Они утащили его вместе с рукописью, которую назвали вредной (по мне так ничего полезного он и не писал), а еще кричали, что он угроза обществу.

– Значит, мы должны спасти не только Гофмана, но и рукопись! Что это было за произведение? – спросил мой муж.

– Канне… бешшяжные мыши, – не совсем разборчиво пробормотал кот в ответ, потому что опять принялся вылавливать блох и его рот был набит шерстью.

Какие еще бешеные мыши? Меня аж передернуло от ужаса… Гофман в руках у бешеных мышей, какой кошмар! Это не то что адекватно‑вменяемые крысы, это… это… Но Алекс тут же меня успокоил, переспросив:

– Крайне бессвязные мысли?

У него профессиональный слух! Редкое умение при сломанном медальоне‑переводчике (которые, по словам старожилов Базы, раньше часто выходили из строя, пока их не усовершенствовали) самому разбирать речь любого монстра и жителя параллельных миров при любой дикции, тембре, высоте и громкости голоса. Когда еще у меня такие таланты выработаются. Завидую по‑черному…

– Тьфу! Ну, очередной его глупый рассказ так называется! «Крайне бессвязные мысли». Я бы так рассказы не называл, нет и нет, фройляйн! Это же неуважение к читателю…

– Что было дальше?! – рявкнула я.

– Дальше? А, с моим хозяином, что ли?! Да ничего, просто одна из крыс пропищала слово «Кракатук», в полу открылась ла дыра. Они его туда и запихнули…

– «Кракатук»? Как орех из «Щелкунчика»? Ерунда какая‑то… И это точно все? Если ты что‑то замыслил и пытаешься сбить нас с толку, наша месть будет безжалостней мести жены убитого самурая! Сам Профессор так настучит по твоему мягкому пузу своими мощными кулачками, что ты похудеешь вдвое! У него разряд по боксу, первое место у нас на Базе, это там, где мы работаем, – зачем‑то добавила я, но уже без особой угрозы.

В последнее время, когда думаю о Базе, на меня почему‑то накатывает нежность…

Кот Гофмана сдвинул брови покосившимся домиком.

– Да, несносные людишки, это все! Мурр врать не станет, то есть сейчас я говорю вам всю правду. Надо сказать «Кракатук» и… стукнуть хвостом об пол, – добавил он, отворачиваясь.

– Вот толстый проныра! Хотел скрыть про хвост!

Мурр высокомерно потупил очи, изображая оскорбленную невинность.

– Ну, один из нас троих точно с хвостом. А этого предателя просить, я думаю, не стоит. Давай, напарник, читай заклинание и бей, – предложил командор неуверенно переминающемуся агенту 013. Пусик явно побаивался просто провалиться в магическую дыру…

– Если ты сделаешь это для нас, то обещаю прыгнуть первой, – сказала я, гордо выпрямляя спину.

Профессор подозрительно сощурился на Мурра, еще немного поколебался, но встал в центре комнаты. На его мордочке была написана самая отчаянная решимость. О, как же он был прекрасен, наш полосатый герой… Влюбиться можно!

– Алекс, если со мной что не так, отомсти этому мерзавцу! – попросил кот и громко добавил: – Кракатук! – И… слабо стукнул хвостом по полу.

В то же мгновение от места удара начало разливаться золотистое сияние, агент 013 мигом отпрыгнул ко мне под ноги. Прямо на некрашеных досках возникла и стала быстро расширяться густая магическая чернота, та самая, что мы наблюдали, когда крысы похитили Гофмана. Надеюсь, соседи снизу не слишком в претензии…

– Я боюсь туда прыгать, – заскулила я, прижимаясь к плечу мужа.

– Ага, теперь уже ты боишься! Но делать нечего, деточка, подбери юбку и прыгай. Сама ведь хотела!

Я задумчиво посмотрела на злорадного Пушка, он тут же округлил глаза, прочитав в моих свой приговор, но сбежать не успел. Я перехватила его за пушистый хвост, размахнулась и отправила в полет в дыру, откуда еще долго доносился его возмущенный вопль! Кажется, я раньше такого не проделывала, но то, что опыты лучше делать на лабораторных животных, а не на людях, – неизменный факт. К тому же наш хвостатый камрад не раз уже демонстрировал свою удивительную кошачью живучесть в самых экстремальных условиях.

Мурр не на шутку испугался, когда увидел мое обращение с Профессором, и, похоже, уже глубоко сожалел о своей хамской несдержанности. Алекс пытался мне помешать, но только для вида, чтобы агент 013 не почувствовал себя совсем уж брошенным не только в физическом, но и во всех смыслах.

Золотое сердце у моего мужа, и я за ним тянусь, и у меня получается, пока дело не коснется нашего хвостатого напарника. Кот любит иногда по старой памяти меня изводить, а я его. За это я его еще больше обожаю, хотя достоинств, которыми в нем можно восхищаться, хоть отбавляй! Уф, заболталась…

Мы переглянулись с мужем. Он незаметно кивнул и прыгнул, я, набрав в грудь побольше воздуха, зажмурилась и, сжав в руках сумочку и раскрыв над головой зонтик, – за ним. Спросите, зачем зонт? А я знаю?! Чисто автоматически, да так и веселее…

Мы упали на что‑то гибкое, желтое и пахучее. Сырный пол?! Пахло точно – сыром, и ощущение такое же, как если падаешь на школьные маты на физкультуре. Открыв глаза и оглядевшись, я поняла, что мы попали в восьмиугольную комнату с зеркалами в ажурных рамах, вырезанных, кажется, из того же материала, то есть из сыра, кое‑где художественно покрытого плесенью. Алекс подал мне руку и помог подняться.

Нашего кота нигде видно не было. Куда он успел подеваться? Разве только в одном из этих зеркал есть незаметная дверца для домашних животных, потому что другого выхода я пока не видела, что ничуть не пугало, скорее наоборот. Я покрутилась с зонтиком на плече. Если кого‑то зеркальная комната может свести с ума, то скорее мужчину, женщине только в удовольствие разглядывать себя сразу в восьми отражениях. Алекс сосредоточенно простукивал стены на предмет выхода, явно думая только о судьбе напарника.

– Хватит заниматься самолюбованием, мы на задании, – строго заметил он, но тут же поспешил смягчить свои слова: – Мне тоже трудно оторвать от тебя взгляд, но я стараюсь, и ты соберись, родная, пора уходить отсюда.

– Ты нашел выход?! Как, когда успел, милый?

Он победно улыбнулся и без слов легонько толкнул одно из зеркал…

Ух ты! Мы действительно попали в крысиный мир. Если прихожая с зеркалами на это намекала, то следующая комната не оставляла никаких сомнений. Настораживало только то, что это и близко не было похоже на подвалы с канализацией. Правда, воняло тут не меньше…

С другой стороны, как могло быть иначе, если все сделано из самых разных сортов сыра? Мебель, ковровые дорожки, картины, портьеры, все так тонко сработано, даже гнутые ножки и спинки кресел, и ажурные занавески, и кружевные покрывала… Цвета от белого до горчичного, от янтаря до заплесневелой густой синевы. На стенах пейзажное панно – зимний лес – тоже из сыра. На полу цветная мозаика из самых твердых сортов сыра, с не без вкуса подобранными оттенками слоновой кости, лугового меда и голубоватой зелени рокфора. Кому как, а меня впечатлило круче любого супермаркета!

Что здесь было не из сыра, так это елки. Да, я их оставила напоследок, потому что это было самое чудесное из всего, что предстало нашим глазам. Сами елки были настоящие, но убраны к Рождеству игрушками и гирляндами из сыра. Фигурки животных, птиц и рыб, звезды, яблоки, орехи в золотистой фольге и, кажется, все кроме фольги – сырное! Моццарелловый[18]серпантин, мишура из гауды,[19]копченые «косички» протянулись по диагонали под потолком.

– В «Щелкунчике» сказано, что Мышильда держала большой двор за печкой. Но тут как‑то все слишком аппетитно и художественно для запечного королевства. Я тоже хочу жить как крысы! Нет‑нет, это не упрек, что ты меня не обеспечиваешь, – поспешно уверила я насупившегося Алекса, нежно беря и целуя его ладонь.

Вдруг из‑за большой, покрытой плавленым сыром двери в центре комнаты отчетливо донесся мелодичный звон колокольчика.

Дзинь‑дзинь‑дзинь…

У меня загорелись глаза.

– Ой, прямо как в «Щелкунчике», когда дети ждали халявных рождественских подарков, жадно надеясь, что им накупили не меньше, чем они заказывали. Посмотрим и мы, чем одарил нас младенец Христос, – потерла я ручками в алчном нетерпении.

Створки дверей сами собой бесшумно приотворились. Какие только чудеса не увидели мы, подойдя к дверям и застыв пораженно на пороге. Огромная елка, раза в три больше тех, что стояли в передней (только так теперь можно назвать ту комнату, которую я приняла за главную залу; эта оказалась куда великолепней, чем я могла себе представить, читая Гофмана). Нарядные куклы, игрушечная посуда…

О! Пригодится для агента 013 с женой и котятами, решила я и, оглядевшись по сторонам, спешно запихнула маленькие кастрюльки, чашечки и блюдца в сумочку.

Алекс тем временем с раскрытым ртом рассматривал деревянных солдатиков ростом с трехлетнего ребенка или средних лет барсука – в красных мундирах, с плюмажами и кокардами. Они были расставлены в каре под елкой. Пехота была впереди, как и полагается пушечному мясу, а кавалерия выстроилась по флангам. Драгунские офицеры с подрисованными усами, на стройных белых лошадках с шеей коромыслом. И никакого сыра!

Впрочем, лично для меня деревянные вояки были не так интересны, как картонные книжки со складными картинками. Стоило их раскрыть, как вставали сказочные башни, в которых томились принцессы с двадцатиметровыми волосами (прямо из Книги рекордов Гиннесса) и тощие принцы в скрывающих отсутствие мускулатуры латах; утопающие в ромашках и розах домики цветочных ведьм и позолоченные кареты, везущие Золушек на королевский бал.

Я только принялась за книжку под интригующим названием «Король и его любимый паж», наверно о том, что никакая социальная пропасть не может помешать дружбе двух настоящих мужчин. Но они как‑то уж больно пылко обнимались на каждой странице, на мой целомудренный вкус, что я оставила книжку и тут во второй раз за последние пять минут застыла с открытым ртом, уставясь на противоположную стену.

– Будь начеку, – предупредил меня Алекс, подозрительно рассматривая голову деревянного коня на палке, прислоненного мордой к стене. Но я приметила себе гораздо более интересную вещь. На стене висело красное шелковое платье! Мой размер и рост, это даже отсюда видно. Не в силах больше сдерживаться, я подбежала к нему и с вожделением притянула к себе.

– Какое милое‑премилое…

– Не трогай! Оно может быть пропитано ядом! И не говори как героини Гофмана, – поморщился командор, осторожно отводя мои руки от платья.

– Цитировать классиков еще никто не запрещал. – Я выпятила губки и, воспользовавшись тем, что Алекс отошел и оглядывает комнату профессиональным взглядом, пытаясь обнаружить скрытые ловушки, приложила платье к себе.

– Нет! – закричал мой муж, подскакивая п вырывая у меня обновку.

– А кто его мог отравить? Какой‑то ты сегодня мнительный…

– Крысы! Чье это, по‑твоему, логово?

– Крысы? Эта такие маленькие, смешные, с усиками? – фыркнула я.

– Маленькие с усиками – это мыши! А о крысах не стоит думать так снисходительно. Они не глупее людей, а может, и умнее некоторых.

– Ты на кого намекаешь?! – обиженно нахмурилась я, загребая платье, вцепившись в него, как в родной флаг, который у меня пытается отобрать вражеский солдат. – Чтобы отравить платье, по крайней мере нужно разбираться в химии. Сомневаюсь, что у них есть специалист по ядам такого сложного уровня.

– Дай сюда, – не сдавался Алекс.

– Тебе оно не пойдет! Тебе красный цвет не к лицу. Тебе больше идет голубой, нет‑нет, не в том смысле. Хоть ты и дружишь подозрительно крепко с котом. Ой, опять не то хотела сказать, я совершенно не пытаюсь разбить вашу суровую мужскую дружбу!

– Пока мы здесь с тобой занимаемся глупостями, враг, может быть, уже на подходе. Ладно, можешь подержать его немного у себя, но если что…

Наконец‑то оставшись с платьем вдвоем, я зарылась в него лицом.

– Фу! Пахнет крысиным пометом, но ничего, отдам в прачечную на Базе, пусть постирают два раза, в режиме деликатной стирки, конечно. Или духами побрызгать?

– Ты не замечаешь здесь ничего странного? – тихо спросил мой муж, на цыпочках обходя залу.

– Кроме гробовой тишины? – спросила я, следя за ним и невольно начиная пугаться.

Рядом что‑то зашуршало, и не успела я даже сообразить, откуда доносится этот пугающий шорох, как снова зазвенел колокольчик.

– Откуда он звенит?! – с видом взявшей след милицейской собаки громко прошептал Алекс.

Впрочем, лично меня в отличие от него мелодичный звон, наоборот, успокоил.

– Милый, мы же в сказке. Этот волшебный звон рождается в воздухе и таинственен, как само Рождество, – вздохнула я, глупо улыбаясь.

– По‑моему, ничего таинственного в Рождестве нет. Родители покупают подарки…

– Не порть мне настроение, нам прямо тут кто‑то создает настоящую сказку, а ты еще недоволен. Берешь пример у этого хвостатого зануды, нашего кота?

Командор обиженно посмотрел на меня, нахмурился и скрестил руки на груди.

– Не нужна мне никакая сказка. Сейчас даже не Рождество.

– Быть может, в этом чудесном месте каждый день Рождество! – восторженно предположила я.

– Такого не бывает.

– А все наши мутанты, призраки, упыри, вервольфы, за которыми мы вечно гоняемся, бывают? – начала сердиться я. – Они ведь тоже волшебные, легендарные, мифические…

Впервые после свадьбы мне захотелось серьезно поспорить с любимым мужем. До этого момента он мог считать, что весь лимит скандалов и ссор был исчерпан до нашего брака. Согласитесь, такую вежливую, скромную, верную и послушную жену, как я, надо было еще поискать, а он…

Опять портит мне романтический вечер! Коверкает тут все своим критическим умом, может, мы вовсе не в мире усатых грызунов, может, мы промахнулись и попали в мир Рождества! Недаром кота рядом нет, он‑то, видимо, угодил к крысам, сегодня ему не везет, бедняге. Но почему медлит новое чудо, ведь не просто так же звенело? Ведь что‑то после этих колокольчиков должно произойти?..

– Хватит, пойдем отсюда, не нравится мне это место. Но тут, опередив наш уход, в полу открылся люк, и в комнату медленно поднялся большой торт в виде гигантской крысы в короне, восседающей на пьедестале из человеческих черепов. Килограммов десять вафельных коржей, повидла, безе и миндальных пластинок. Оказывается, звенела от тряски металлическая тележка на колесиках, на которой возвышался этот извращенческий кулинарный шедевр, а отнюдь не праздничный рождественский колокольчик. Вэк… У меня опустились руки.

– Значит, это все‑таки их мир. Какое разочарование, стоит только на миг поверить в чудо, как тебя грубо хватают шершавыми когтистыми лапками и швыряют на бренный сырный пол. Нет, этот свет создан для прагматиков, они в девяти случаях оказываются правы. А в десятом правы, конечно, мы, но толку с этого…

– Нас кто‑то запер, пока мы тут глазеем на торт! – зарычал Алекс.

Мой герой с ходу попытался выбить кажущуюся тонкой дверь плечом. Я тоже решила ему помочь и, отложив красное платье (забуду я его, как же, ждите!), поизображала разгневанную гориллу, бросаясь на дверь кулаками, и ногами, и всем телом. Результат нулевой, тонкость оказалась иллюзорной, каш семейный тандем проигрывал…

– Какой я дурак…

– Не ругай себя, милый, ты не виноват, что у тебя нет глаз на затылке.

– Я не должен был поворачиваться к ней спиной!

«Ну, вообще‑то да, – подумала я. – В конце концов, ты у меня старший по званию, ты мой супруг, да, кроме того, и просто мужчина. С тебя и спрос по всей строгости!»

Мы вместе по кругу обошли торт. На нем было написано шоколадом «С наилучшими пожеланиями от Крысиного короля». Думаю, скорее всего это сарказм…

– Если Крысиный король тут, тогда где Щелкунчик? Разве не должен был он, если следовать логике заказчика такого торта, до поры до времени затаиться под елкой, являя собой самое грозное оружие? Стоило бы тебе или мне схватить его в умилении на руки, вставить орех, куда он ему там вставляется, в рот и дернуть за деревянный плащик, как рвануло бы так, что отозвалось бы даже в бункере у Бен Ладена.

– А если, наоборот, рванет что‑нибудь в торте?

– Ой, да брось…

– Алина, не время для шуток, я не могу допустить, чтобы с тобой что‑то случилось. При вступлении в брак я обещал Бэсу защищать тебя до самой смерти и твоим родителям тоже.

– А я – оставаться рядом с тобой в горе и в радости, но про бомбы там ничего не говорилось, – сказала я, убирая руки за спину и беззаботно прыгая вокруг мужа. – Давай пока порадуемся? А горе…

– Горе будет, если ты сейчас же не отойдешь подальше от меня и торта!

– Слушаюсь, командир, – притворно смирилась я.

Он вытащил из кармана резиновые перчатки, не торопясь надел их и, присев перед тортом, начал его тщательно изучать. Разноцветные проводки, один из которых надо осторожно перерезать кусачками, ниоткуда не торчали. Алекс достал ручной металлоискатель и провел им вокруг торта. Где‑то на уровне ножек Крысиного короля прибор отчаянно запиликал.

– Что это значит? Все чисто? Уф… Я так и знала. Везде тебе видятся бомбы и яды.

Алекс, не отвечая, осторожно взялся за поднос.

– Там что‑то тикает. В любом случае нам нужен люк под этим кондитерским чудом, через него можно будет отсюда уйти, но сначала скинем туда торт. Кажется, поднос сдвигается. Ладно, была не была. Отойди к стене! Сейчас я его… одним махом… и…

И в этот момент на нас и напали подлые крысы! Деревянные солдатики вдруг распались надвое, и из них выскочили и с ходу ринулись на нас потоки серых грызунов с воплями:

– За Крысиного короля! За филистерскую Германию! – Они сидели внутри все это время, как хитрые греки в троянских коняшках. И как только вытерпели в такой тесноте, ну и подготовка! Теперь понятно, кто шуршал в комнате…

Нас окружили со всех сторон, угрожая самой жестокой расправой царапанья, кусания, попыток удушения хвостами, не переставая визжать, пищать и шипеть:

– Мы вас порвем на мелкие кусочки, двуногие истязатели крыс!

Все это было так неожиданно, что мы с мужем в первый момент просто растерялись.

– Мы никого не истязали, все претензии к ученым, – робко попыталась оправдаться я, но кто меня слушал…

– Лицемеры, все люди виновны перед нами!

Голоса у них были пронзительные, тихие, тонкие и противные.

– Все человеки – наши кровные и классовые враги!

– Вот гадкие альрауны. Лучше б вы не умели говорить. Столько оскорблений выслушивать ни за что ни про что…

– Здесь нет альраунов, это крысы, – устало напомнил командор, хватая лопаточку для торта, лежавшую на подносе, и готовясь отбиваться от крыс. Но они пока не нападали…

И тут я увидела, что эти негодяи всей кучей истоптали еще ни разу не надеванное красное платье, которое я уже считала своим. На чудеснейшем шелке виднелись тысячи мелких затяжек от их противных коготков!

– Не‑э‑э!!! – я завизжала не хуже наших серых противников.

Алекс затрясся, кажется, ему было бы проще бороться с великанами, которые бы трубили, как слоны, и пытались нас растоптать огромными ножищами, чем с тонко пищащей и вопящей мелюзгой, а тут еще я добавляю фальцетом. Пришлось извиняться…

– Знаю, милый, прости! Но тут можно высказаться только «по‑гофмановски» или матом, другие слова на язык не идут! Скажи им, чтоб они оставили свои кунштюки[20]и поговорили, как нормальные люди с… э‑э… как разумные существа с разумными существами!

– Вы не заставите нас плясать под свою дудку! – злобно пискнула одна из крыс, самая крупная. – Откуда вы взялись и зачем, отвечайте?

– Гуляли мимо, – пробурчала я. А что, пусть докажут?!

Но, видимо, такой ответ их не удовлетворил, и кое‑кто с наиболее взвинченными нервами уже попытался полезть в атаку. Я отважно отмахивалась зонтиком, заставляя отступать эту копотливую и назойливую серую рать. Но они лезли со всех сторон, окружали и уже бегали по спине и рукам, щекоча хвостами в носу, а один особо наглый, утвердившись на моем плече, с сосредоточенной упорностью пытался затянуть свои шершавый хвост у меня на шее.

– Ах ты, маленький… ведьменыш… звереныш… – выдавила я, задыхаясь и падая на колени.

Алекс тяжело вздохнул, покачал головой и одновременно ловким ударом лопаточки для торта отправил возмущенно вякнувшую крысу в недолгий полет до противоположного угла комнаты. Его собратья полезли мстить…

БА‑АБА‑АХХ!!!

Торт все‑таки взорвался! Мой муж героически прикрыл меня собой, и мы вместе укатились под елку. Большие пахучие еловые лапы спасли нас, прикрыв от разлетевшихся по комнате и сразивших многих крыс в самое пузо острых кусочков вафельных коржей.

Стены были заляпаны кремом, стоны и вопли раненых висели в гулкой комнате, а к моим ногам подкатился небольшой круглый морщинистый орех неизвестного мне вида. В тех местах, где он не был в креме, сияло золото, что я привлекло мое внимание. Я протерла его о платье и поскребла орех ногтем. Не из драгметалла, так, дешевая позолота. Если только это не тот самый…

– Кракатук? – изумилась я, задумчиво слизывая крем с пальцев и разглядывая орех.

– Что ты сказала?! – удивленно повернул голову Алекс.

Мы все еще лежали под елкой. А что? Здесь самое уютное место во всей разгромленной комнате с кучей стонущих крыс и так смолисто пахнет свежей елью.

– Кракатук! Это такой волшебный орех из «Щелкунчика», который надо было раскусить юноше, никогда не брившемуся и не носившему сапог, чтобы принцесса Пирлипат вновь стала прекрасной. Не являюсь специалистом в области юношеского бритья, но в тексте орешек тоже был позолоченный, как и этот. Отсюда и предположение, что это может быть только легендарный Кракатук, – скромно заключила я.

– А‑а, ясно… Меня, кажется, слегка оглушило. Поэтому я тебя не сразу расслышал. Интересное предположение, но это может быть и любой орех с елки, благо здесь их больше средней нормы на квадратный метр.

Ах, вот как, он просто не сразу расслышал, а я думала, поражен моей находкой и попадающей в точку догадкой. Ладно, милый, попросишь ты у меня яичницу…

– А как же он тогда попал в крысиный торт, если не был специально положен в него?

– Почему ты решила, что он вообще был в крысином торте? – продолжал допытываться Алекс, как будто я ему логическая машина. – Тем более что к взрыву он, похоже, никакого…

Мой муж прикрыл глаза и потер лоб.

– Что с тобой, родной? – Я испуганно обняла его и пытливо осмотрела с головы до ног, ища признаки контузии.

– Все прошло… в порядке… – пробормотал он, пытаясь выползти из‑под елки. – Нам надо уходить…

Я поддерживала его, как недобитого царского офицера, даже выволокла наружу и кое‑как поставила на ноги. Но он со стоном упал на одно колено, повис на мне и потерял сознание. А уцелевшие крысы наступали, торжествующе скаля зубки и грозно пристукивая хвостиками.

Сначала любимый кот, потом верный муж. Я дважды «вдова», мне оставалось впасть в горе, ужас и панику одновременно…

– Алекс, очнись, любимый, не покидай меня! – умоляла я, сидя на полу и прижимая его голову к груди.

Но он молчал, и глаза были закрыты, а кожа стала бледной и прозрачной, как слой сахарной глазури на кексе у прижимистого пекаря. Я осторожно положила командора головой на самодельную подушку из самых больших кусков вафель и мстительно поднялась в полный рост…

– Ну все, получайте, убийцы!

Я в неистовстве расшвыривала их, била, пинала, пока…

…они не повалили меня на пол и всей толпой прижали сверху. Какая только зараза на нашу голову так хорошо обучила их искусству рукопашного боя? Военная подготовка у ребят не хуже, чем у сепаратистов Ким Ир Сена в. партизанском отряде.

– Торт предназначался Гофману, – зачем‑то призналась одна из крыс, стряхивая с лапок крем. – А вы, в конце концов, кто такие?

– Вы только что убили моего мужа, а теперь вежливо так интересуетесь, кто мы такие?! А это что, украденные у мастера рукописи?! Отдайте сюда, живо!

Пара крыс зажимала под мышками стопку похищенных у Гофмана листов. Только сейчас они были изрядно пожеваны по краям и измяты.

– А вы верните нам Кракатук, – резонно потребовали крысы.

– Да ни за что, пока не получу рукопись. И если хоть один лист пропал… – Я выдержала угрожающую паузу, но фразу не закончила. Господи, когда мой Алекс неподвижно лежит у моих ног, как я могу думать о какой‑то там рукописи, даже если бы это был первый вариант Библии! На мгновение мне стало жутко стыдно…

Но мы же на задании. И Алекс, кажется, тихо, но дышит. Я начала успокаиваться. В чем смысл кражи рукописи? Почему крысы так дорожат этим занюханным орехом? Хотя, если это действительно тот самый Крак… Ай!

Один серый злодей стал кусать мне руку, вынуждая разжать пальцы и выпустить орех, но я извернулась, укусила его самого за хвост, он возмущенно обернулся, в свою очередь выпустив мою руку. Всего на мгновение, но этого хватило, чтобы я сунула орех в рот! Все…

– Нэ похохихе, инахе я ехо ахуху, – сразу же заявила я.

– Чего‑чего, милейшая? – спросила тощая крыса, наклоняясь ко мне, чтобы получше расслышать, и тут же получила подзатыльник от той, что была покрупнее.

– Идиотка, не понимаешь, она грозит раскусить наш орех, если мы не выполним ее условия! Девица разозлилась не на шутку, потому что потеряла своего самца.

– Хпопю, нч похохихе, ойте на эсте! Оухи, вох вам.

– Олухи?! Какое бесстыжее оскорбление! – возмутился ближайший из крыс, пробегая по моему животу, встав у меня на груди, как на пьедестале, и гневно размахивая лапками перед моим носом. – Мы этого не потерпим! Мы свободный народ, не уступающий вам, людям, ни ай‑кью интеллекта.

– Дуралеи, молчите, не видите разве, у нее наш орех!

– А я думала, у нее флюс, – близоруко щурясь, заметила другая, туповатая крыса.

– Сходи к окулисту, – злобно посоветовала стоящая рядом седоусая сутулая подруга, отвешивая слепошарой удар игрушечной сабелькой плашмя по заднице.

– Если бы он у нас был, – горько всплакнула крыса, уворачиваясь от второго удара.

Ну и нравы у этих грызунов, да у нас на Базе хоббиты и то культурнее. Или это во мне говорят патриотические чувства?! База давно стала для всех ее жителей второй родиной, а для некоторых лабораторно выращенных типажей и вовсе единственной.

Волею судьбы я попала туда, когда мне грозила опасность стать жутким монстром. Потом осмотрелась, устроилась на работу, прижилась и вот даже вышла замуж… Тем более что слово «монстр» для нас не оскорбительное. Почти каждый сотрудник Базы в какой‑то степени монстр для общества, а у нас он уникален. Опять же кроме хоббитов. А может, их просто слишком много, чтобы мы замечали исключительность отдельных представителей мохноногих, но факт, что пользы для общества от них никакой. Растраты одни…

И тут, скосив глаза, я, к своему безмерному восторгу, заметила, как Алекс перекатился на живот и приставил кремневый пистолет к виску сутулой крысы с сабелькой. Та с неохотой выпустила из лапы свой клинок…