ГЛАВА 20. Пробуждение оказалось ужасным

Пробуждение оказалось ужасным. В девять часов дверь широко распахнулась и оглушительно треснулась о стену. Зайка, сравнявшаяся по цвету с астраханским помидором, завопила почище Мани:

- Как ты могла!..

Спавший со мной мопс Хуч от ужаса забился под одеяло и принялся мелко дрожать жирным тельцем.

- Заинька, - совершенно искренне изумилась я, - что произошло, тебя Кеша разозлил?

- Мать, - раздался за спиной невестки басок сына, - заканчивай дурочку из себя корчить! Как ухитрилась так измордовать несчастный автомобиль?

Черт, совсем забыла. Я рывком села на кровати:

- Оленька, прости, нечаянно вышло.

- Если бы подозревала, что ты сделала такое специально, - отрезала Зайка, - и разговаривать бы не стала. Ну-ка, рассказывай.

- Собственно и говорить-то нечего: въехала в троллейбус.

- А зад?

- Это уже в меня троллейбус врезался.

- Они что, за тобой по проспектам гонялись? - заинтересовался Кеша. - Неужто машину не жаль?

Я вздохнула. Кешина любовь к автомобилям - притча во языцех. Первый раз он сел за руль в одиннадцать лет. Сосед по двору дал порулить. Никогда раньше не видела его в состоянии такого восторга и счастья. Потом он начал клянчить мопед, но здесь мы с Наташкой стояли насмерть - никаких средств передвижения на двух колесах.

- Ты мне дорог, как память о молодости, - вразумляла подруга мальчишку, - не хочу остаток жизни поливать слезами твою могилку!

Пришлось Кеше толкаться по воскресеньям во дворе возле одержимых автомобилистов. В четырнадцать лет он мог не только разобрать, но, что значительно труднее, собрать мотор. Скоро почти все мужское население "хрущобы" бегало к нам с одной и той же фразой:

- Кешка, посмотрел бы, мотор не заводится. Аркадий залезал под капот, что-то дергал, и "покойник" оживал.

- Просто мистика, - поражался один из автовладельцев. - Я ведь делал то же самое, но проклятая тачка даже не чихнула. Парнишка - автомобильный гении.

Первое, что сделал сын, получив богатство, - купил "Мерседес". Именно этой марке безраздельно принадлежит адвокатское сердце. Драгоценный "мерин" моется, полируется и вытирается лично хозяином. Не дай бог тронуть эту священную драгоценность. Как-то раз, проходя мимо гаража, я услышала, как сынок, протирая любимца дорогим шампунем, нежно воркует:

- А сейчас, мой глазастенький, помоем крылышки...

Стоит, ли говорить, что не только со мной или

Маней, но даже с Зайкой он никогда так не щебечет. Но раны, нанесенные другим автомобилям, ему тоже не нравятся. Поэтому Кешка продолжал грозно вопрошать:

- Ты что, влезла меж двух троллейбусов? Ну сколько раз повторять, крайний правый ряд так же опасен, как и крайний левый... Неужели за столько лет не выучилась водить! Просто смерть на дороге!

Я молчала, опустив голову.

- Ладно, - смилостивилась Зайка, - нет никакого смысла ее ругать, уже отключилась и витает в облаках. Но так и знай, машину больше тебе не дам!

Она повернулась ко мне спиной и, уходя, выпустила последнюю каплю яда:

- Ты бы перестала есть шоколад в постели, у стариков, как и у младенцев, бывает диатез. Обсыплет вот всю прыщами...

С этой доброжелательной фразой Ольга выскочила в коридор, потянув за собой Аркадия. Я перевела дух - пронесло! Ногами не били, просто отругали. Но как она догадалась о конфетах? Ни одной бумажки на столике нет, а пустую коробочку сунула вчера под матрас.

Я слезла с кровати и обнаружила на подушке шоколадные пятна. Ну как такое могло получиться? Хуч все еще продолжал трястись, зарывшись в постели.

- Вот что, самый храбрый из мопсов, - я сдернула пуховое одеяло, - вылезай-ка из укрытия, гроза унеслась, солнышко вновь засияло...

Но Хучик только поглубже зарылся уже в простыню. Так и есть, под толстеньким тельцем расплылась большая лужа. Я только вздохнула, стаскивая на пол храбреца вместе с постельным бельем. Ну кто виноват, что мопсик панически боится громких голосов? Представляю, как возликовала бы Зайка, заметив эту лужу. Всю жизнь потом бы издевалась надо мной и говорила, что это я от страха описалась. В ванной, не глядя в зеркало, попыталась расчесать спутанные больше обычного волосы. С правой стороны образовался колтун, как у пуделя. Подергав себя за космы, уставилась в зеркало и обомлела - в прядях запуталась растаявшая шоколадная конфетка. Следовало признать: день начинается - лучше не бывает!

Идея поговорить с воспитательницей Маргаритой Львовной показалась плодотворной. Наверное, обслуживающий персонал детского дома работает сменами с восьми до пятнадцати, а потом с пятнадцати до двадцати двух. Поэтому около половины третьего я уютно устроилась возле железных ворот. Догадка оказалась правильной. В начале четвертого на улицу стали выходить тетки с набитыми сумками. У кого сверху лежал пакет молока, у кого - пачки сливочного масла.

"Небось детям кашу на воде сварганили", - машинально подумала я, стараясь не упустить толстую Маргариту.

Она вышла последней.

Я приоткрыла дверцу и негромко позвала:

- Маргарита Львовна, садитесь, довезу до дома. Бабища, тяжело переваливаясь, доковыляла до полученного сегодня утром из починки "Вольво" и устало спросила:

- Ну? Чего еще? Не сговорились?

- Спасибо, все устроилось отлично.

- Ну так в чем дело?

- Да вы садитесь, - успокоила я воспитательницу, - сумки у вас тяжелые, небось все руки оттянули....

- Ваша правда, - пробормотала толстуха, морщась, - артрит замучил, проклятый, косточки огнем горят...

Кое-как она впихнулась в салон, и я повезла ее к метро "Выхино". По дороге беседовала только на нейтральные темы. Поболтали о погоде, поругали депутатов, посетовали на дороговизну и курс доллара...

Возле низенького кирпичного дома Маргарита сказала:

- Ну спасибо, вот я и дома. Отдуваясь, она вылезла наружу и пыхтя вытягивала набитые крадеными продуктами торбы.

- Погодите, я помогу, - услужливо ринулась я на помощь.

Сумки и впрямь оказались тяжеленными, и моя спина стала совершенно мокрой, когда мы взобрались без лифта на пятый этаж.

Дверь открыла девочка лет десяти. Я дотащила баулы до просторной кухни и попросила воды. Маргарита Львовна налила стакан, девочка же уселась у стола и принялась заполнять какую-то анкету. Увидав мой интерес, воспитательница пояснила:

- Вот, мечтает в Париж поехать, в Диснейленд. Пятый раз в конкурсе участвует, а толку? Выигрывают небось только свои. Твержу ей, брось. Нет, хочу в Диснейленд!

- Ну бабушка... - укорила ее девочка, собрала свои бумажки и ушла в комнаты.

- Думала, ваша дочка, - совершенно искренне сказала я.

- Дочку мою, Леночку, - с неожиданной теплотой в голосе сообщила Маргарита, - муж убил. Пьянь поганая, ударил кухонным ножом, денег она ему на бутылку не дала. Теперь на зоне сидит, письма пишет, а мне девочку на ноги ставить, но пятьсот рублей зарплаты, какой уж тут Диснейленд! Ей же, бедняге, так хочется! Подружки из ее класса ездили, рассказывают, хвастаются, моя только плачет да на конкурс надеется!

Я села на табуретку.

- Хотите, отправлю вашу внучку в Диснейленд на осенние каникулы? Моя дочь полетит в Париж и возьмет девочку с собой. Десять дней за наш счет, поживет у нас дома. Оплачу все! Билеты, проживание, и подарки купим, и на карманные расходы дадим...

- Да кто вы такая? И чего от меня хотите? - попятилась Маргарита Львовна.

- Не надо бояться.

- Никто и не боится, - заявила толстуха, но ее голос предательски дрожал.

- Небось врете? - раздался за спиной голос ребенка.

- Даже и не думаю, - заверила я девочку, - если твоя бабушка мне кое-что расскажет, собирайся первого ноября в Париж.

- Женя, выйди, - велела бабка.

- Не верю я вам ни капельки, - заявила со слезами на глазах девочка, - одним везет - другим же нет. Как посмотришь, кругом люди выигрывают телевизоры, видики и поездки всякие. А я - никогда. Баба Рита, ну расскажи ты ей все...

- Женя, уходи, - повысила голос Маргарита и, когда та наконец повиновалась, с укоризной добавила:

- Ну не стыдно ли вам? Зачем ребенку душу травить?

- Вот что... - сказала я. - У девочки есть загранпаспорт?

- Нет.

- Срочно делайте, - я достала сто долларов, - дайте в ОВИРе взятку, выпишут за два дня...

- Кто вы такая? - поразилась толстуха, настороженно глядя на купюру.

- Частный детектив.

- Ничего не знаю, ничего не скажу, - в ужасе заладила воспитательница, вспотев еще сильней. Резкий запах поплыл по кухне, обрюзгшее лицо покраснело.

- Не надо волноваться, - тихо сказала я и крикнула:

- Женя, поди-ка сюда!

Девочка моментально возникла на пороге. Все ясно, еще одна любительница подслушивать под дверью.

- Что ты больше всего любишь есть? Ребенок призадумался.

- Жареную картошку и сосиски.

- Да нет, - отмахнулась я, - что бы ты съела, если бы могла не экономить, а купить, что хочется?

- Пиццу, чипсы, импортное мороженое, "Киндер-сюрприз"...

Я прервала этот поток желаний и сунула Жене в руку пятьсот рублей.

- Ну так купи себе то, что хочешь.

- Только из продуктов? - деловито осведомилась девочка.

- Все, что угодно.

- Прикольно! - завопила Женя и унеслась. Я посмотрела на Маргариту Львовну. Бордовый румянец сменился на лице чахоточной бледностью.

- Мы одни, - успокоила я бабку. - Предлагаю сделку: отвечаете на мои вопросы - Женя едет в Париж, молчите - прямо сейчас отправляюсь на Петровку.

Видно было, как в непривычной к умственной работе голове толстухи ворочаются тяжелые мысли. Наконец она решилась:

- Ладно, спрашивайте.

- Каким образом дети попадают в "магазин"? Маргарита Львовна вытащила из недр облупленного кухонного столика пачку "Примы" и, пуская вонючий дым, стала рассказывать.

Как все гениальное, афера проста. Аркадий оказался прав. Большинство детей, живущих в детском доме, не являются круглыми сиротами. Почти у всех есть матери. Но горе-родительницам совершенно не нужны сыновья и дочери, однако статус многодетной семьи терять не хочется, поэтому "кукушки" подбрасывают новорожденных государству, не лишаясь при этом никаких льгот.

- Просто удивительно, как легко можно плодить нищету и горе, - злопыхала Маргарита Львовна, - у нас целыми выводками малыши живут, а матери все рожают и рожают. Одна мне так и заявила:

"Аборт плохо отражается на здоровье". Я бы приказала таких женщин стерилизовать, если от двух детей отказалась.

Я только вздохнула: подобная практика существовала в нацистской Германии...

Чаще всего дети больны. Это и понятно. Родительницы, как правило, наркоманки и алкоголички, никакой режим во время беременности не соблюдают: пьют, курят... Вот и появляются на свет больные младенцы с целым букетом неприятностей. Но попадаются и совершенно замечательные детишки - крепенькие, смышленые, контактные...

И тогда в дело вступает директриса - Анна Степановна Мирная. Она отбирает самых здоровых и... объявляет умершими. Смертность в детском доме большая, парочкой покойников больше, парочкой меньше... Специально подкупленный врач выдает свидетельства, и "покойничков" уже с другими документами переправляют в семейный детский дом. То есть в такую организацию, где живут в квартире десять-двенадцать детей и пара, исполняющая роль родителей. В данном случае Алексей Николаевич Пискунов и его жена Берта. Дети в их семействе разновозрастные, но не старше пяти лет. Малыши нежного возраста, еще несмышленыши, поэтому никаких проверок не боятся. На место взятых детей тут же поступают новые. Любопытным соседям Пискуновы объяснили, что работают в новой системе "Дом для сироты", и почему-то ни у кого не возник вопрос, куда деваются дети, достигнув школьного возраста. Время сейчас такое - никому ни до кого нет дела. А любой комиссии покажут десять "братьев и сестер".

Отобранных у Мирной детей содержат в особом помещении, хорошо кормят, учат, тщательно следят за здоровьем. Иногда, если желающие не находят "товар" у Пискунова, ребятишек привозят прямо из детдома.

Дело имеют только с иностранцами. Такса стабильная - десять тысяч "зеленых". Процедура привлечения клиентов разработана до мелочей.

Сначала Анна Степановна показывает желающим кого пострашней, например, Лену Филимонову. Отсутствие глаза и шрам сильно действуют на впечатлительных иностранных граждан. Есть еще Володя Седых, у того совершенно нет волос на голове и страшные ожоги на теле. Непутевая мамаша уронила в свое время на полугодовалую кроху бак с кипящим бельем.

Как правило, люди пугаются, правда, иногда случаются неожиданности. Не так давно американская семья увезла с собой тяжело больную Вику Ветрову. Приемных родителей не смутили ни заячья губа, ни язва на шее.

- Сделаем операцию, - спокойно сказала женщина.

Но такие варианты все-таки редки, и чаще всего люди со слезами на глазах выскакивают в коридор. Тут в дело вступает Маргарита Львовна. Если иностранцы приехали одни, без переводчика, она сразу предлагает отвезти их к Пискуновым. Ну а ежели будущие родители не владеют русским, их ненавязчиво провожают до гостиницы, а вечером в номер приходит старший сын директрисы Мирной - двадцатитрехлетний студент иняза, свободно владеющий английским, немецким и вполне прилично французским.

Несмотря на размах дела, в нем участвует не так много народа. Сама директриса, Маргарита Львовна, Пискуновы, сотрудница загса и врач. Каждый имеет свой кусок. Доля воспитательницы составляет всего двести долларов. Конечно, сотрудники детского дома догадывались о происходящем. Но Анна Степановна не жадничала и "выписывала" педагогам каждый месяц премии. Двадцать сотрудников получали по тысяче рублей каждый. Сумма не слишком накладная для мошенников, но вполне достаточная, чтобы все окружающие ослепли и оглохли.

- А как попала к вам девочка, беленькая Оля? - спросила я.

Маргарита Львовна развела руками:

- Понятия не имею, девочку даже не видела. В моей группе только ущербные дети, у Пискуновых не бываю, довожу людей до квартиры, и все, чао бамбино!

Хлопнула дверь. Влетела счастливая Женя, обвешанная пакетами и кулечками.

Маргарита Львовна быстро сказала:

- Все.

Но я уже сама понимала, что больше из женщины ничего не вытянуть, все нити сходятся в руках любезной директрисы Анны Степановны Мирной. Но прежде чем еще раз встретиться с предприимчивой дамой, следовало хорошенько подготовиться.

Я вышла на улицу и в задумчивости заглянула в небольшой продуктовый магазин. В самом конце торгового зала бойкая девушка предлагала пирожки и кофе. Я купила и то, и другое. Отхлебнув из пластмассового стаканчика, попробовала разложить по полочкам всю известную информацию.

Полину сдало в детский дом пока неизвестное лицо. Скорее всего именно тот человек, который упорно преследует семью. Если так, то всего один шаг отделяет меня от цели, но следует быть осторожной: противник хитер и не отягощен моральными принципами. Подобраться к нему можно еще через Веру, к сожалению, покойную. Но ведь кто-то велел девушке увести со двора сестричек! А может, это все придумала сама Подушкина? Каким-то образом узнала про наследство, сбегала к нотариусу, отдала

Полину, а куда дела Надюшу? Может, Никита Коростылев, торговец "дурью", в курсе дела? Что, если Вера была наркоманкой и согласилась украсть девочек за дозу? Да и Лиза Костина уверяла, что молодой человек все, про Веру знает.