Главная Случайная страница Контакты | Мы поможем в написании вашей работы! | ||
|
Расчеты России на то, что стратегическое партнерство с Китаем поможет ограничить влияние Америки, также порочны в своей основе. В настоящее время в Дальневосточном регионе России проживает около 300 тысяч китайцев (если миграция будет продолжаться теми же темпами, через 50 лет их численность достигнет 10 миллионов). Семь с половиной миллионов россиян находятся лицом к лицу с 300 миллионами китайцев, находящихся по другую сторону границы. Рано или поздно кто-нибудь обязательно освоит богатства российского Дальнего Востока, но кто это сделает — русские или китайцы, — большой вопрос. Было бы разумнее раз и навсегда урегулировать давние территориальные разногласия России и Японии и создать условия для притока японского капитала. Это, несомненно, более рационально, чем отдавать экономическое развитие региона на откуп Китаю*.
Имеется и другая сторона политики г-на Путина, которая получила большее освещение на Западе после атаки террористов 11 сентября. Реакция российского президента на это событие была одновременно и гуманной, и практичной. Нет оснований не верить в то, что его сочувствие США и взаимопонимание с президентом Бушем в час испытания, выпавшего на долю Америки, было искренним. Не будем, однако, забывать: у России есть собственный интерес в том, чтобы война против терроризма стала для Соединенных Штатов главной целью на ближайшие несколько лет. Случившееся, без сомнения, усиливает российское влияние в Центральной Азии и на Кавказе, а также поддерживает ее действия в Чечне. Возможность представить своих противников исламскими экстремистами и террористами — отличное пропагандистское оружие, которое России хотелось бы иметь под рукой.
* Разногласия между Японией и Советским Союзом/Россией по поводу принадлежности четырех самых южных из Курильских островов, расположенных между полуостровом Камчатка и островом Хоккайдо, существуют со времени окончания Второй мировой войны.
Россия рассчитывает получить и другие преимущества. Она, возможно, надеется на более существенные уступки в обмен на молчаливое согласие с планами США в отношении противоракетной обороны. Практически наверняка она ожидает расширения экономической помощи, может быть и более быстрого принятия в ВТО.
Самой тяжелой проблемой, по всем признакам, будут отношения России с НАТО. Как проницательный прагматик, г-н Путин должен ясно понимать, что НАТО практически вплотную подошло к тому, чтобы стать всемирным полицейским, и что других претендентов на эту роль не существует. До сих пор Россия, в немалой мере из-за неполного отказа от взглядов времен «холодной войны», пыталась при каждом удобном случае воспрепятствовать расширению НАТО, особенно когда в результате этого расширения блок приближался к российским границам. Вместе с тем высказывания самого Путина и некоторые другие признаки свидетельствуют о том, что президент хотел бы видеть Россию в рядах НАТО.
На первый взгляд, это может показаться привлекательным и Западу. Что может быть лучшим подтверждением победы свободы в «холодной войне», чем вступление старого недруга в наши ряды? А с точки зрения угроз, исходящих от исламского экстремизма (а в более отделенной перспективе, возможно, и от Китая), разве не разумно оторвать Россию от Востока, вернуть ее в Европу и присоединить к НАТО еще одну крупную державу, чьи ресурсы мы можем привлечь на свою строну?
Уже то, что подобное вполне можно себе представить, показывает, насколько изменился мир с времен «холодной войны». Однако то, что возможно в воображении, далеко не всегда желательно в действительности. Совершенно справедливо, что Россия больше не является нашим врагом. Она не ведет против нас идеологическую борьбу. У нее нет возможности начать глобальную борьбу в том или ином ее виде. Кажется, что в принципе нет таких причин, которые могли бы препятствовать присоединению России к НАТО. Тем не менее такие причины существуют.
Во-первых, несмотря на то что Россия уже не является коммунистической и вряд ли возвратится в это состояние, ее все еще нельзя считать «нормальной страной». Ее внутренние проблемы пока не решены, и любая из них вполне способна привести к опасной нестабильности как в самой России, так и в соседних государствах. Несложно представить, с чем в этом случае могут столкнуться остальные члены НАТО.
Во-вторых, хотя Россия через несколько лет может превратиться в стабильную, процветающую и либеральную демократическую страну, ее природа останется прежней. Она всегда будет в равной мере азиатской и европейской, восточной и западной. У нее всегда будут свои географические, этнические, культурные и религиозные особенности и, в конечном итоге, особый национальный интерес. Если у НАТО есть какое-либо связующее начало, оно, по крайней мере в своей основе, «западное». Россия никогда не сможет ограничиться только «западным».
В-третьих, НАТО уже сегодня представляет собой довольно крупный альянс, в который входят 19 членов. Его эффективность обусловлена тем, что во главе организации стоят Соединенные Штаты. Все, что ослабляет это лидерство, ослабляет и сам блок. Именно поэтому, к примеру, идея создания европейской армии несет с собой так много рисков*. Принятие России в НАТО может оказаться еще опаснее. Россия никогда добровольно не смирится с господством Америки. Как член НАТО она получит возможность ставить палки в колеса, будет искать и, несомненно, найдет поддержку своим действиям среди европейских членов. Чем, кроме как признанием наличия подобных препятствий, можно объяснить, что президент Путин говорит о превращении НАТО в «политическую» организацию (в противовес ее изначально военному предназначению). В общем и целом НАТО — это союз. Оно и впредь должно оставаться им, если намерено сохранить эффективность.
Какой бы ни была оценка долгосрочных целей и устремлений России, качества, продемонстрированные г-ном Путиным, не могут не впечатлять. В его лице страна после долгих лет беспорядка и развала получила сильного и энергичного лидера. Совершенно очевидно, что он обладает способностью оценивать международные события и реагировать на них смело, трезво и эффективно. Излишне приписывать ему совестливость и либеральные инстинкты демократа, с тем чтобы представить его как лидера, с которым Запад может иметь дело.
* См. стр. 385-389.
глава 4
Азиатские ценности
ЧАСТЬ I. ЧЕМ ОБУСЛОВЛЕНО ЗНАЧЕНИЕ АЗИИ
Азия — самый большой континент, на который приходится треть всей суши и более половины населения Земли. Роль ее постоянно растет и, я уверена, будет расти в будущем. В этом я убеждалась каждый раз во время визитов (которых с момента моего ухода с поста премьер-министра насчитывается уже 33) в 13 стран Азии.
Выходцы с Запада нередко заблуждаются в отношении Азии. Ее удаленность, размер и то, что я не могу определить иначе как «непохожесть», захватывают, озадачивают, а иногда пугают. Мы склонны преувеличивать. В конце 80-х и начале 90-х годов было немало разговоров о том, что XXI век будет «азиатским» или «азиатско-тихоокеанским» — эрой, в которую центр мировой жизни и власти переместится с запада на восток. Известный историк Пол Кеннеди, например, писал в 1988 году, что «задача американских государственных деятелей в следующем десятилетии... будет заключаться в замедлении относительного ослабления позиций Соединенных Штатов»*. В то же время западный протекционизм в ответ на экономическое наступление стран Азии на-
* Paul Kennedy, The Rise and Fall of the Great Powers (London: Fontana Press, 1988), р. 690.
шел себе новых и весьма искусных защитников, таких как покойный сэр Джеймс Голдсмит*. В Соединенных Штатах призывы противостоять вторжению азиатской экономики звучали из уст бывшего кандидата в президенты Патрика Бьюкенена и других политиков. В Европе ожидание наступления эры конкурирующих торговых и политических блоков, из которых один, а то и два должны быть азиатскими, подстегнуло развитие федерализма.
Последовавший за этим экономический кризис, который затронул большинство «азиатских тигров», и непрекращающиеся проблемы во всемогущей экономике Японии положили конец преувеличениям и истерии. Вместе с тем наряду с тревогой в отношении глобальных последствий этой эпидемии азиатского экономического гриппа сквозит и определенное злорадство: на Западе многие полагают, что азиатские проблемы реабилитируют их собственные системы и взгляды.
Но из того, что разговоры об «азиатском столетии» оказались преувеличением, вовсе не следует, что развитие Азии остановилось. Напротив, все говорит о том, что Азия по-прежнему имеет большое значение, в первую очередь для Запада. Чтобы понять это, достаточно взглянуть лишь на следующие факты.
Во-первых, население Азии (в целом) продолжает расти, в то время как население Запада (в целом) не увеличивается. К 2050 году, по прогнозам, число жителей Азии должно вырасти до 5,2 миллиарда человек, тогда как все население Земного шара составит 8,9 миллиарда человек**. Это при том, что азиатские страны проводят политику ограничения рождаемости и, без сомнения, будут ее продолжать. В условиях глобальной экономики с высокой мобильностью капиталов и технологий при наличии соответствующего законодательства и регулирования большое население означает большие трудовые ресурсы и растущий рынок. Развивающиеся азиатские государства будут со временем значить для нас все больше и как клиенты, и как конкуренты.
Во-вторых, в Азии есть три, а возможно и четыре, развивающихся государства, от благосостояния и намерений которых зависит положение всего региона. Китай — крупнейшее государство региона с огромным экономическим потенциалом и неопределенными устремления-
* James Goldsmith, The Trap (London: Macmillan, 1994).
** World Population 1998, United Nations Department of Economic and Social Affairs, Population Division.
ми — становится все более важным глобальным участником величайшей игры. Япония — вторая в мире по экономическому развитию страна — занята поиском ответа на вопрос, как в долгосрочной перспективе защитить свои стратегические интересы. Индия — сопоставимая с Китаем страна, население которой превышает 1 миллиард человек, — крупнейшая демократическая страна мира и признанная ядерная держава. Индонезия, несмотря на продолжающиеся потрясения, остается крупнейшим в мире мусульманским государством, ее ориентация оказывает существенное влияние на ислам как на политическую силу.
В-третьих, несмотря на то что обобщение неизменно связано с упрощением, осмелюсь утверждать, что азиатские, особенно восточно-
азиатские, ценности, обычаи и установки оказывают на нас постоянное и возрастающее влияние. Наиболее очевидную роль здесь играет эмиграция азиатского населения в страны Запада. Но значительно более существенным является азиатское культурное своеобразие, имеющее решающее значение для экономического и политического развития государств Азии, с которыми нам приходится иметь дело.
Излишне говорить, что «азиатские ценности» — это наиболее сложный предмет. На Западе за долгие годы у многих сложились образы и стереотипы, которые высмеивают и оскорбляют жителей Азии. Представитель одной из азиатских стран заметил: «Самым печальным из всего, что когда-либо происходило с Азией, была не физическая, а духовная колонизация», — и добавил: «Эта духовная колонизация пока еще не полностью искоренена в Азии, общества многих азиатских стран пытаются освободиться от нее»*.
Вместе с тем проводники идеи «непохожести» жителей Азии, пытавшиеся именно этим объяснить свои экономические и социальные успехи, сами являются выходцами из Азии. Например, Ли Куан Ю, бывший премьер-министр Сингапура, заявил: «У нас [представителей Азии] другие социальные ценности. Эти ценности и есть основа быстрого роста»**. А по словам д-ра Махатира Мохамада, премьер-министра Малайзии, «азиатские ценности являются действительно универсальными, представители Запада неоднократно пользовались ими»***.
Нельзя принимать «азиатские ценности» в качестве оправдания нарушений прав человека. Хотя кому-то, возможно, и хотелось бы, чтобы жестокости в отношении лидера оппозиции Бирмы Аун Сан Су Чжи заставили замолчать всех, кроме самых бесстыдных проповедников азиатской автократии. Как бы то ни было, значение культуры как компонента экономического успеха и фактора, влияющего на социальные и политические институты, совершенно реально.
Хорошо известны такие характерные азиатские черты — в особенности это относится к Восточной Азии, — как важная роль сообществ, построенных на семейных узах, чувство ответственности и установка на бережливость и осторожность в действиях. Как отметил Франсис Фукуяма:
* Kishore Mahbubani, «Can Asians Think» The National Interest, Summer1998. ** Time Asia, 16 March 1998. *** New Straits Times, 4 September 1997.
Путь развития обществ многих современных азиатских государств совершенно не похож на путь развития стран Европы и Северной Америки. Примерно в середине 60-х годов прошлого столетия практически все страны индустриального Запада столкнулись с быстрым ростом преступности и распадом нуклеарной семьи. Единственные две страны Организации экономического сотрудничества и развития, где этого не случилось, были азиатскими — Япония и Корея... вместе с другими странами Юго-Восточной Азии*.
Целый ряд азиатских государств успешно использовал эти социальные характеристики для создания эффективной экономики, сокращая размер правительств и госбюджета за счет ограничения социальных расходов и устранения чрезмерного регулирования. Политика минимизации государственных пособий, в свою очередь, укрепила социальные и культурные ценности, которые помогли азиатским экономикам добиться процветания.
Я уверена, что это останется справедливым для стран, в которых китайцы составляют существенное большинство или меньшинство населения. В любом месте, даже в условиях полуразвалившегося квазисоциализма материкового Китая, они неизменно демонстрируют предприимчивость и уверенность в своих силах**. При наличии соответствующей экономической основы не существует ничего, что было бы им не под силу. Возьмите хотя бы Сингапур.
ЧАСТЬ И. «ТИГРЫ»
Сингапур: рукотворное чудо
Нередко большие истины лучше всего отражаются в малом. В случае Юго-Восточной Азии это, несомненно, удивительная реальность крошечного Сингапура.
Сингапур — одно из самых маленьких государств мира. Он занимает один крупный остров и 59 крошечных островков, площадь которых менее 650 квадратных километров. Природа обделила его плодородными почвами и минеральными ресурсами, даже вода там и та привозная. Тем
* Francis Fukuyama, «Asian Values and the Asian Cisis», Commentary, February 1998.
* Китаю посвящена следующая глава этой книги.
не менее сегодня это одно из самых оживленных мест коммерческого мира. Прежде всего, это самый загруженный в мире порт. Несмотря на то что все без исключения сырье приходится импортировать, это крупный промышленный центр, производящий химическую и фармацевтическую продукцию, электронику, текстиль, пластмассы, бензин и продукты переработки нефти. С 1966 по 1990 год его экономический рост достигал в среднем 8,5%. Короче говоря, Сингапур — это центр Юго-Восточной Азии и один из наиболее динамичных экономических регионов. Население Сингапура, составляющее 4 миллиона человек, имеет душевой доход выше, чем в Великобритании, Германии или Франции.
Можно сказать, что тот Сингапур, который мы видим сегодня, имеет двух основателей. Первым был британский колониальный управляющий сэр Томас Раффлс, который основал в 1819 году город как торговый центр с уникальным местоположением на пути из Восточно-Китайского моря в Индийский океан. В последующем британская Ост-Индская компания построила и стала эксплуатировать порт. Под британским правлением сформировалось и выросло нынешнее население, состоящее главным образом из китайцев, а также малайцев и индийцев. Мы ушли, оставив населению бесценное наследие законности, честную администрацию и дух этнической терпимости.
Вторым основателем Сингапура, без преувеличения, был Ли Куан Ю. Г-н Ли практически единолично создал одну из самых удивительных «историй экономического успеха» нашего времени, несмотря на постоянную угрозу безопасности своей маленькой страны и даже самому ее существованию*. С самого начала он столкнулся с подрывной деятельностью и противодействием коммунистов. Когда в 1965 году Сингапур все-таки отделился от Малайзии под шквал язвительных напутствий, его перспективы многим казались очень бледными. На деле же все вышло наоборот. Ли Куан Ю не просто вел Сингапур к процветанию, он стал самым твердым, последовательным и смелым противником бредовых утверждений левых о появлении третьего мира в пределах Содружества. В те годы, когда мы одновременно находились на постах премьер-министров, я неоднократно получала из первых рук подтверждения тому, каким влиянием может пользоваться лидер крошечного государства, обладающий умом и мудростью.
Мы с г-ном Ли далеко не во всем соглашались друг с другом. Сегодня он намного лучше думает о коммунистическом Китае, чем я. Более того, я вообще провела бы линию между свободой и порядком, предпочтительную с моей точки зрения, немного ближе к первой, чем он. Тем не менее он, несомненно, один из самых искусных государственных деятелей XX столетия.
Уроки Сингапура выходят далеко за пределы политики и даже экономики. В определенном смысле этот маленький город-государство теперь имеет все потому, что начал практически с нуля. Только мастер-
* Подробную информацию об этом можно найти в превосходно написанных и захватывающих мемуарах Ли Куан Ю (The Singapore Story, Singapore: Simon and Schuster, 1998), а также в книге From Third World to First (New York: HarperCollins, 2000).
ство, творческие предпринимательские способности людей могли превратить его в то, чем он стал. Общество добивается прогресса только тогда, когда талантливые люди — а в мире нет более талантливых людей, чем китайцы, которые составляют 80% населения Сингапура, — опираются на собственный интеллект, а не на физическую силу. И только при наличии соответствующей основы для предприимчивости этот прогресс оборачивается непрерывно ускоряющимся развитием.
Де Токвиль выразил эту мысль в пассаже, который нравится мне больше всего:
Хотите знать, почитает ли народ производство и коммерцию? Для этого не нужно прислушиваться к шуму его портов, изучать качество древесины из его лесов или плодородие его земли. Дух торговли приводит к появлению всех этих вещей, а без него они бесполезны. Просто проверьте, поощряет ли закон этого народа стремление к успеху, дает ли свободу действий, способствует ли развитию чутья и навыков его поиска, дает ли возможность пожинать плоды*.
Как видите, подобное откровение не ново; его лишь на время забыли. Пример Сингапура не даст случиться этому впредь, по крайней мере в Азии.
Успех Сингапура наглядно демонстрирует нам, что:
• богатство страны не обязательно строится на собственных при
родных ресурсах, оно достижимо даже при их полном отсутствии;
• самым главным ресурсом является человек;
• государству нужно лишь создать основу для расцвета таланта
людей.
Экономические кризисы и перспективы
Сингапур успешно выдержал экономический шторм конца 90-х. Его банки остались платежеспособными и управляемыми, его бизнес — реально прибыльным, а администрация — честной, чего нельзя сказать о тех азиатских странах, которые больше всего пострадали от кризиса.
* Alexis de Tocqueville, Journeys to England and Ireland (London: Faber and Faber, 1958).
Азиатский финансовый кризис 1997-1998 годов
Хронология основных событий*
1997 год
• 2 июля: после крупномасштабных валютных спекуляций нацио-
нальная валюта Таиланда (бат) стала плавающей и упада на 20%.
• 24 июля: резко упал курс индонезийской рупии, малайзийского
ринггита, тайского бата и филиппинского песо.
• 5 августа: МВФ и азиатские государства предоставили кредит в раз
мере 17,2 млрд. долларов для спасения тайской экономики.
«14 августа: рупия резко пошла вниз после отмены государственного контроля.
• 20 сентября: ринггит упал до самого низкого уровня за последние
26 лет.
• 19-23 октября: индекс «Ханг Сенг» фондовой биржи Гонконга сни-
зился почти на четверть, установив рекорд падения за все время
своего существования.
• 31 октября: МВФ объявил о предоставлении помощи Индонезии
в размере 40 млрд. долларов.
• 24 ноября: обанкротилась японская компания Yamaichi Securities
Со. — первое банкротство крупного бизнеса в стране после
1945 года.
• 3 декабря: МВФ согласовал условия выделения Южной Корее фи
нансовой помощи в размере 57 млрд. долларов — самый крупный
пакет за всю историю его существования.
1998 год
• 15 января: Индонезия приняла программу реформ, предложенную
МВФ.
• 14-15 мая: волна крупномасштабных беспорядков прокатилась по
центру Джакарты, оставив после себя более 1000 убитых.
• 21 мая: президент Индонезии Сухарто подал в отставку.
• 12 июня: Япония объявила о первом за последние 23 года спаде в
экономике
* Источники: Washington Times, 22 December 1998; Agence France Presse, 28 June 1998:The Economist, 15 November 1997 and 7 March 1998.
• 12 июля: премьер-министр Японии Рютаро Хашимото уходит в от
ставку; Малайзия объявила о спаде в экономике.
• 1 сентября: премьер-министр Малайзии установил жесткий валют-
ный контроль.
• 24 сентября: индекс «Никкей» Токийской фондовой биржи достиг
самого низкого за 12 лет значения.
• 23 октября: японское правительство начало осуществлять 505-мил-
лиардную программу спасения экономики и обанкротившихся
банков.
• 10 ноября: МВФ и Всемирный банк объявили, что опасность гло
бального финансового кризиса уменьшилась и появились призна-
ки оздоровления в Таиланде и Южной Корее. Азиатские фондовые
рынки начали проявлять признаки оживления.
Эксперты еще долго будут спорить о причинах азиатского экономического кризиса. Позже, когда мы доберемся до управления глобальной экономикой, я приведу свои соображения насчет того, какие уроки можно извлечь из него, а какие — нет*. Здесь я отмечу лишь три момента. Первый очевиден и не требует никаких доказательств. В экономике, как и любой другой области, то, что демонстрирует рост, должно (как минимум время от времени) испытывать падения. Экономическое развитие никогда не бывает непрерывным, а такой экономический взлет, который мы наблюдали в Азиатско-Тихоокеанском регионе после окончания Второй мировой войны, по определению предполагает крутые повороты. Пришедшее на смену спаду устойчивое оживление лишь подтверждает вывод. То, что пережило падение, вновь идет вверх.
Второй момент заключается в том, что экономика всех стран Восточной Азии, за исключением Сингапура, Гонконга и Тайваня, страдала (и в определенной мере продолжает страдать) от системной проблемы, суть которой состоит в широком проникновении кумовства в отношения между правительствами, бизнесом и банками; неадекватном финансовом регулировании и широком распространении явления, которое, каким бы недипломатичным это ни было, иначе как коррумпированностью назвать нельзя.
* См. стр. 494-497.
Третий же момент — кратковременная острая проблема на финансовых рынках. Конкретные ее проявления имели свои особенности в каждой стране. Тем не менее кризис, который, как инфекционная болезнь, перекидывался с одной валюты на другую, привел к региональному краху, и был момент, когда казалось, что он способен вызвать и глобальный.
Экономический тайфун обрушился сначала на Таиланд. Тайцы добились колоссальных успехов в экономике в 80-е и начале 90-х годов. Непосредственная причина их проблем заключалась в сочетании дефицита текущего платежного баланса и привязки национальной валюты к американскому доллару. Что-то должно было случиться, и 2 июля 1997 года тайский бат, после того как его курс стал плавающим, упал на 20% по отношению к доллару.
Циклон затем прошелся по Филиппинам, Малайзии и Индонезии, где также значительный дефицит текущего платежного баланса сочетался с фиксированными курсами национальных валют относительно доллара. С их валютами случилось то же самое, что и с батом.
Индонезия, Таиланд и Филиппины обратились к МВФ. На Филиппинах процесс преодоления последствий прошел довольно гладко. В Индонезии, однако, экономические неурядицы не прекратились. К концу января 1998 года индонезийская рупия потеряла 80% своей стоимости по отношению к доллару. Малайзия, верная экономическому национализму д-ра Махатира, не обращая внимания на рекомендации его заместителя г-на Анвара Ибрагима, попыталась сопротивляться логике глобальной экономики и ввела жесткий валютный контроль. Несмотря на это, к концу 1997 года уровень производства в стране упал на 7% (после 8%-ного годового прироста в течение последних 10 лет); фондовый рынок Малайзии потерял 45% стоимости, а курс национальной валюты, ринггита, относительно американского доллара понизился на 40%.
Последней жертвой стала валюта Южной Кореи — вона. В действительности ситуация в Корее существенно отличалась от той, что была У других «тигров». В Корее, как и в Японии, и даже в еще большей степени, сложился ярко выраженный корпоративный капитализм, основанный на системе могущественных промышленных конгломератов, известных как «чеболи». Корпоратизм в любой его форме — даже в таком обществе, как корейское, где усердный труд, предприимчивость и взаимная поддержка ценятся весьма высоко, — ограничивает гиб-
торитаризмом и тоталитаризмом*. Не считая Китая, Бирмы и в определенной мере Вьетнама, население Азии не сталкивалось с тоталитарными режимами до экономического кризиса 1997-1998 годов. Конечно, правительство Таиланда, состоявшее в основном из военных, квазиавторитарное правительство Ким Янг Сама в Южной Корее и правительство президента Сухарто в Индонезии, которые пали в результате экономического краха, нельзя было назвать в полном смысле демократическими. Вместе с тем ни одно из них не было замешано в злодеяниях такого масштаба, как в Китае. Китай и другие репрессивные социалистические государства региона вполне успешно выдержали кризис: тюрьмы тоже предоставляют своего рода защиту тем, кто в них находится. Малайзия же, которая прежде считалась по крайней мере частично свободной, не только не приблизилась к политическому либерализму, но еще больше отдалилась от него. Вряд ли на таком фоне можно говорить о новой волне демократии, прокатившейся по Юго-Восточной Азии.
Ее нельзя было даже ожидать. Как я уже отмечала, свободу и демократию нельзя назвать чем-то чуждым для Азии — достаточно лишь взглянуть на энтузиазм, с которым китайцы из Гонконга приветствовали преобразования 1992-1997 годов, чтобы понять это. Но я не верю, что в какой-либо стране, не обладающей соответствующими условиями и опытом, будь она азиатской или неазиатской, возможно ввести демократию одним махом, не рискуя натолкнуться на проблемы. Это особенно справедливо для стран с богатой историей насилия. Именно такой страной и является Индонезия.
Индонезия: рукотворный беспорядок
До экономического кризиса 1997 года Индонезию вполне можно было поставить рядом с Сингапуром, ее крошечным соседом, как пример рукотворного чуда. Его главным архитектором был, несомненно, экс-президент Сухарто, хотя это и может звучать политически некорректно с позиции сегодняшнего дня. Именно Сухарто в 1967 году во главе армии и при широкой поддержке населения положил конец хаосу, к которому привела антикапиталистическая и антизападная политика тог-
* Фундаментальное различие между авторитарными и тоталитарными режимами превосходно освещено в оригинальной статье Джин Киркпатрик «Dictatorship and Double Standards», Commentary, November 1979.
дашнего президента Сукарно. Политика Сухарто, ориентированная на привлечение в страну западных инвестиций и поддержку модернизации и частной инициативы, превратила страну в «тигра», темп экономического роста которого составлял 7% в год в течение десятилетия с 1985 по 1995 год. Г-ну Сухарто удалось удивительным образом изменить общий уровень жизни в лучшую сторону и сократить долю населения, жившего за чертой бедности, с 60 до 11%*.
Конечно, страна прошла через кровопролитие и репрессии. Но она стояла на грани коммунистической революции, а коммунистическая революция, неважно, побеждает она или нет, как правило, влечет за собой потоки крови. Не следует сбрасывать со счетов также и обстоятельства присоединения к Индонезии Восточного Тимора, бывшей португальской колонии, в 1975 году: там шла жестокая гражданская война и к власти вот-вот должна была прийти клика, поддерживаемая коммунистами.
Я не считаю нужным оправдывать все действия правительства Сухарто. На мой взгляд, президент Сухарто поступил бы мудро, если бы ушел в отставку несколькими годами ранее. Однако в том, как Запад, который поддерживал его, когда он был нужен, затем стал повторять как попугай лозунги защитников прав человека, забыв заслуги его правительства перед страной и перед нами, есть что-то отвратительное.
Я неоднократно разговаривала с президентом Сухарто до и после моего ухода с поста премьер-министра. Последний раз это было в 1992 году, когда он показывал мне животноводческую ферму в Тапосе. Страстно интересуясь сельским хозяйством, как и большинство индонезийцев, он пытался привнести в сельскую жизнь достижения науки и техники, с тем чтобы сдержать отток населения в города. Я вполне могу поверить, что г-н Сухарто с семьей использовали свое положение в корыстных целях, что не является чем-то необычным среди автократов. Однако я в равной степени убеждена, что он хотел лучшей доли для Индонезии, и по объективным показателям его правление следует признать успешным.
Дата публикования: 2014-11-03; Прочитано: 202 | Нарушение авторского права страницы | Мы поможем в написании вашей работы!