Глава 34. Буэнос-Айрес Анна беспокойно смотрела сквозь зеркальное окно в офисе “Америкен Экспресс” на тихую, обсаженную деревьями Пласа Либертадор Генерал Сан Мартин

Буэнос-Айрес
Анна беспокойно смотрела сквозь зеркальное окно в офисе “Америкен Экспресс” на тихую, обсаженную деревьями Пласа Либертадор Генерал Сан Мартин. Когда-то на месте этого парка проводились корриды, затем был невольничий рынок, теперь же внимание приковывала огромная бронзовая статуя генерала Хосе де Сан Мартина верхом на коне. Солнце пылало безжалостно, а в помещении перекатывался волнами ледяной воздух из кондиционера и стояла тишина.
– Сеньорита Акампо?
Повернувшись, она увидела стройного мужчину в обтягивающем синем блейзере и тяжелых стильных очках в черной оправе.
– Мне очень жаль, сеньорита, но мы не можем найти ваше письмо.
– Не понимаю. – Во избежание ошибок Анна перешла на испанский: – Estaregistrado que to recibio ^{note 57}?
– Да, мадам, мы его получили, но не можем найти.
От всего этого можно было сойти с ума, однако по крайней мере это был уже прогресс. Предыдущий служащий, с которым она беседовала, категорически отрицал, что на ее имя вообще что-то поступило.
– Значит, получается, что оно пропало?
Быстрое пожатие плечами, словно нервный тик:
– Согласно данным компьютера, оно было послано из Вашингтона, округ Колумбия, прибыло сюда вчера, но вот потом – ничего не могу вам сказать. Если вы заполните этот бланк, то мы начнем поиск по всей системе. Если же мы ничего не найдем, то вы имеете право потребовать стоимость пропавшего.
Проклятье! Ей вовсе не казалось, что конверт пропал. Более вероятным было то, что его украли. Но кто? И зачем? Кто знал, что находилось внутри? Кто знал, что его вообще нужно искать? Деннин отказался помочь ей? Она с трудом могла в это поверить. Могло быть и так, что его телефон, по секрету от него самого, поставили на прослушивание. В действительности же возможных объяснений было гораздо больше, даже слишком много, и ни одно из них не меняло основного факта – если конверт украден, то, кто бы это ни сделал, он теперь знает, кто она такая и зачем приехала сюда.
Аргентинский офис Интерпола располагался в здании штаб-квартиры Polidia Federal Argentina на Суипача. Представителя Интерпола в Буэнос-Айресе, Jefe Section Operationes^{note 58} звали Мигуэль Антонио Перальта. На двери его кабинета висела пластинка с надписью “SUBCOMISSARIO DEPARTAMENTO INTERPOL”. Перальта был массивным человеком с обвисшими плечами и большой круглой головой. Спутанные пряди черных волос, зачесанные на одну сторону, лишь подчеркивали лысину на макушке, вместо того чтобы скрывать.
Покрытые фанерой “под дерево” стены его офиса были сплошь увешаны памятными подарками. Разнообразные послания от благодарных полицейских всего мира висели рядом с распятиями, дипломами, образками святых и папским благословением в рамочке – семье Перальте от самого Папы римского. Из этого ряда, пожалуй, выбивалась старинная пожелтевшая фотография в серебряной рамке, на которой был запечатлен отец Перальты.
Глаза Перальты походили на глаза ящерицы и под очками казались сонными. На пустой блестящей столешнице лежал пистолет в кобуре; кожаная кобура была поношенной, но было видно, что хозяин очень о ней заботится. Перальта оказался общительным и безукоризненно любезным.
– Мы всегда готовы прийти на помощь, если речь идет о справедливости, – заявил он.
– В общем, как мне объяснил мой ассистент, ситуация изменилась, и возникло в некотором роде соревнование между нами – “Си-Би-Эс”, и “Дэйтлайн”, – сказала Анна. – Люди из “Дэйтлайн” вот-вот найдут этого человека и сделают о нем передачу. Если они доберутся до него первыми… Что ж, так тому и быть. Но я вложила в это очень много времени и сил. К тому же я работаю вместе с аргентинским продюсером, и он считает, что вы сможете оказать нам помощь в получении материала.
– У нас в Аргентине футбол – или, как у вас его называют, “соккер” – национальный спорт. В Штатах же, как мне кажется, подобную роль играет кабельное телевидение.
– Ну, можно сказать и так. – Анна наградила его широкой улыбкой и закинула ногу на ногу. – Я вовсе не хочу критиковать моих коллег из “Дэйтлайн”, но мы оба знаем, какие передачи они делают – у них, как всегда, получится неинтересно и неново. Аргентина предстанет отсталой страной, предоставляющей убежище всяким мерзавцам. Они сляпают очередную дешевку с высосанным из пальца сюжетом. А мы хотим другого. То, что мы задумали, будет отличаться более вдумчивым подходом и, я считаю, больше соответствовать действительности. Мы хотим показать новую Аргентину. Страну, в которой такие люди, как вы, стоят на страже закона. Страну, где обеспечение правопорядка находится на современном уровне, где уважают права человека – она очертила ладонью в воздухе некий расплывчатый контур – ну, и все такое… – очередная широкая улыбка. – И, конечно же, ваши усилия будут оплачены как гонорар консультанту. Ну что, мистер Перальта, будем работать вместе?
Перальта слегка улыбнулся:
– Конечно, если вы уверены, что Йозеф Штрассер живет в Буэнос-Айресе, вам достаточно просто сказать мне об этом. Представить какое-нибудь достаточно весомое доказательство. – Он проткнул воздух серебряной ручкой “Кросс”, подчеркивая этим жестом, как, в сущности, все просто. – Вот, собственно, и все.
– Мистер Перальта, кто-нибудь все равно сделает эту передачу – либо моя группа, либо конкуренты. – Улыбка Анны погасла. – Вопрос только в том, как эта передача будет сделана. Это окажется историей одного из ваших успехов или одного из ваших провалов. Ну же, у вас должны быть документы по Штрассеру – по ним можно установить, что он здесь, – сказала Анна. – Я думаю, вы не сомневаетесь, что он живет в Буэнос-Айресе?
Перальта откинулся на спинку кресла; кресло громко скрипнуло.
– Мисс Райз, – произнес он таким тоном, будто собирался сообщить презабавную сплетню, – несколько лет назад моя контора получила весьма правдоподобную информацию от женщины, живущей в Бельграндо – это один из самых богатых наших пригородов. Она видела на улице Алоиза Бруннера, гауптштурмфюрера СС, он выходил из соседнего дома. Мы немедленно установили круглосуточное наблюдение за этим домом. Лицо старика действительно очень походило на имеющиеся у нас фотографии Бруннера. Мы задержали этого джентльмена. Он был очень возмущен и показал нам немецкий паспорт, ну вы знаете такие, с орлами Третьего рейха и с большой буквой “J”, обозначающей, что он еврей. Этого человека звали Кац. – Перальта снова выпрямился в кресле. – Ну, и как прикажете извиняться за такую ошибку перед человеком, прошедшим лагеря?
– Да, – спокойно согласилась Анна, – это должно быть ужасно стыдно. Но наша информация по Штрассеру достоверна. К тому же сейчас, пока мы с вами беседуем, “Дэйтлайн” уже снимает свою халтуру – то, что относится к биографическим документам. Они, должно быть, уже не сомневаются в успехе.
– “Дэйтлайн”, “60 минут”, “20/20” – я хорошо знаю все эти журналистские расследования. И если вы так уж уверены, что Йозеф Штрассер живет в Аргентине, то вы давным-давно могли бы найти его и сами, скажете, нет? – взгляд его глаз, похожих на глаза ящерицы, уперся в Анну.
Она не могла сказать ему правду: что ее интересует вовсе на прошлое этого нациста, а то, чем он занимался, порвав с фюрером и присоединившись к невидимым архитекторам послевоенной эпохи.
– Тогда, может быть, вы хотя бы посоветуете мне, откуда начать поиски?
– Просто ничего не могу вам сказать! Если бы мы узнали, что здесь, у нас живет военный преступник, то мы бы его арестовали. Но должен вам заявить: их здесь уже не осталось. – Он решительным жестом опустил ручку на стол.
– Неужели? – Анна сделала несколько бессмысленных пометок в своем желтом блокноте.
– В Аргентине настали другие времена. Проклятые дни, когда Йозеф Менгеле мог открыто проживать здесь под своим собственным именем, миновали. Диктатура Перона давно рухнула. Теперь Аргентина – демократическая страна. Йозеф Шваммбергер был экстрадирован. Эрих Прибке тоже. Я не могу даже припомнить, когда мы в последний раз арестовывали нациста.
Анна резко перечеркнула свои каракули:
– А если посмотреть иммиграционные документы, в которых зарегистрированы все люди, прибывшие в страну в сороковые и пятидесятые?
Перальта помрачнел:
– Возможно, такие документы имеются в Национальном Регистре, в Миграционном департаменте – учетные карточки, заполненные от руки. Но наше побережье тянется на несколько тысяч километров. И кто знает, сколько буксиров, шлюпок и траулеров за последних десять лет причаливало, никем не замеченными, к каким-нибудь estancias — ранчо и поместьям? В одной только Патагонии сотни и сотни километров береговой линии, которые некому контролировать.
Он опять проткнул ручкой воздух:
– К тому же в тысяча девятьсот сорок девятом году Перон объявил всеобщую амнистию всем тем, кто въехал в страну по фальшивым документам. В силу этого маловероятно, что где-нибудь могут найтись иммиграционные документы на имя Йозефа Штрассера, даже если он сам действительно здесь. Правда, вы можете поехать в Барилоч, это лыжный курорт, и поспрашивать там. Немцам нравится Барилоч – он напоминает им их любимую Баварию. Но я бы на вашем месте не слишком надеялся на положительный результат, хотя мне и очень жаль вас разочаровывать.
Не прошло и двух минут с тех пор, как Анна вышла из офиса Перальты, как человек из Интерпола поднял трубку телефона:
– Маурицио, – сказал он, – у меня только что была очень интересная гостья.
В Вене, в современном административном здании добродушный на вид человек средних лет без интереса наблюдал, как бригада строителей разбирает перегородки, украшенные надписями “Приемная”, “Конференц-зал” и тому подобное, и увозит их фрагменты на грузовом лифте. Вслед за стенами настала очередь стола для совещания из “формайки”, простого металлического письменного стола, и разнообразной оргтехники, в том числе недействующего телефонного коммутатора и вполне рабочего компьютера.
Этот мужчина в очках был американцем, который почти десять лет занимался тем, что представлял различные службы по всему миру. Смысл этого занятия неизменно оставался для него тайной. Он даже никогда не видел шефа компании, не имел совершенно никаких догадок насчет того, кто это может быть. Он знал только, что этот таинственный шеф был деловым партнером владельца здания, последний же с удовольствием предоставил кому-либо в аренду одиннадцатый этаж.
Все это очень походило на разборку декорации в театре.
– Эй, – крикнул американец в очках, – снимите кто-нибудь вывеску в приемной. А печать с гербом США оставьте мне, ясно? Она еще может пригодиться нам.
Нью-Йорк
Телефонный звонок застал доктора Вальтера Рейсингера, бывшего государственного секретаря, на заднем сиденье лимузина, медленно, дюйм за дюймом пробиравшегося по забитым транспортом улицам манхэттэнского Ист-Сайда. Стояло утро, час пик.
К несчастью, доктор Рейсингер терпеть не мог телефона, поскольку ему много лет приходилось почти непрерывно вести телефонные разговоры, за исключением разве что тех часов, когда он спал. А на своем посту в международной консультационной фирме “Рейсингер Ассошиэйтес” он был занят еще сильнее, чем в бытность государственным секретарем.
В глубине души он боялся, что, после того как покинет правительство и засядет за мемуары, его забудут, общество утратит интерес к нему, он станет обычным знатным отставником, и ему останется лишь время от времени выступать в передаче “Найтлайн” да высасывать из пальца статьи для “Нью-Йорк таймс”.
Но его страхи оказались напрасными – он стал еще более знаменитым и, конечно же, намного более богатым. У него появились воистину глобальные планы. В сравнение с ними не шли даже те идеи, которые он вынашивал, занимаясь челночной дипломатией на Ближнем Востоке.
Он нажал на кнопку:
– Да?
– Доктор Рейсингер, – произнес голос на другом конце линии, – это мистер Холланд.
– А, доброе утро, мистер Холланд, – весело откликнулся Рейсингер.
С минуту они дружески болтали, а потом Рейсингер произнес:
– Это не проблема. У меня есть хорошие друзья в правительствах едва ли не всех стран мира, но все-таки я думаю, что самым действенным способом будет обратиться прямо в Интерпол. Вы знакомы с генеральным секретарем Интерпола? Очень интересный человек. Давайте-ка я ему сам позвоню.
Пациент номер восемнадцать лежал на больничной кровати, закрыв глаза, в его левую руку была воткнута трубка от капельницы. С самого начала процедуры его все время трясло. Его тошнило и периодически рвало в стоящее возле кровати подкладное судно. Около кровати стояли медсестра и техник, наблюдая за пациентом.
Врач, которого звали Лефквист, вошел в процедурную и направился прямо к медсестре.
– Ну как температура? – спросил он. Они разговаривали по-английски, поскольку английским Лефквист владел гораздо лучше, чем немецким, несмотря на семь лет работы в этой клинике.
– Не спадает, – с волнением в голосе ответила медсестра.
– А тошнота?
– Постоянно рвет.
Доктор Лефквист повысил голос и обратился по-английски к пациенту номер восемнадцать:
– Как вы себя чувствуете?
– Чертовы глаза! Они болят! – простонал пациент.
– Все нормально, – сказал Лефквист. – Ваше тело пытается отторгнуть препарат. Так всегда бывает.
Пациент номер восемнадцать поперхнулся, наклонился над судном, и его снова вырвало. Медсестра вытерла ему рот и подбородок влажной тряпкой.
– Первая неделя всегда проходит очень тяжело, – бодрым голосом произнес Лефквист. – Вы держитесь просто замечательно.