Студопедия.Орг Главная | Случайная страница | Контакты | Мы поможем в написании вашей работы!  
 

Глава 6. В большом зале, теплом и светлом, оживленный гул



Митч

24 декабря, 10 часов утра

В большом зале, теплом и светлом, оживленный гул. В углу работает телевизор; повсюду группки людей – за столиками, в уютных уголках. Митч мельком оглядывает шашечный стол, ненадолго задерживает взгляд на вольере, занимающей всю южную стену. Славные пичужки. Ишь как заливаются. Но Митчу больше нравится разглядывать местных обитателей.

Троих пришли навестить родственники. Один старик (тот, что ближе всего к Митчу) с улыбкой разворачивает рождественский подарок – страшненькую глиняную вазочку, из тех, что дороже алмазов и жемчуга. Девочка, смастерившая это произведение искусства, расписывает деду достоинства своего творения. Тот нахваливает подарок и уверяет, что именно это ему и нужно. Девчушка радостно бросается ему на шею, Митч слышит ее громкий шепот: «Я тебя люблю!»

Митча словно иглой пронзает. Когда в последний раз он сам произносил эти отчаянные слова? А когда слышал их? Не вспомнить.

– Я захватил шахматы, на случай, если будет желание сыграть.

Митч оборачивается – рядом стоит хорошо одетый пожилой господин. Митч в замешательстве морщит лоб, но прежде чем успевает сообразить, как бы повежливее задать вопрос, старик улыбается.

– Купер, – говорит он. – Мы собирались поиграть в шахматы.

– Я не умею играть в шахматы. – Митч украдкой поглядывает на коробку с замысловатыми, вырезанными из камня фигурами. Он почему‑то знает, что вот это – пешки и кони, а это – ладьи и король с королевой. Но что с ними делать, понятия не имеет.

– Хорошо, что я и шашки захватил. – Купер вынимает из‑за спины руку, а в ней – вторая клетчатая коробка. С красными и белами кружочками.

– По‑моему, я и в шашки не умею играть.

– Ну, это просто. Я вас в пять минут научу. Еще обыгрывать меня будете.

Старик ведет Митча к небольшому столику в простенке между высокими – от пола до потолка – окнами. День серенький и тихий, все звуки скрадывает снегопад. Красивое зрелище, но Митчу с первого взгляда ясно: еще пара часов, и дороги превратятся в сплошной кошмар. Снегоуборщикам просто не поспеть за таким снегом.

– Я работал на снегоуборщике, – говорит Митч, глядя в окно.

– У тебя был грузовик с ножом‑отвалом, – поправляет Купер. Он раскладывает на столе клетчатую доску и принимается расставлять перед собой красные фишки на черные квадраты. – Зимой ты нож прицеплял, а летом снимал. Ты так подхалтуривал.

– Подхалтуривал?

– Ну да, чтобы немного заработать. Стройки же зимой почти замирают.

Стройки. Митч смотрит на свои руки, на душе теплеет, – да, он был мастером своего дела, это точно. Уголок рта подергивается: припомнилось, каково это – перепрыгивать с одной кровельной балки на другую. Равновесие он умел держать будь здоров. Запросто мог, скользя по узким лесам в одну доску, обойти вокруг недостроенного здания и ни разу ни за что не ухватиться руками. Рассказать, что ли, об этом Куперу? Но тот опережает его.

– Тебе бы архитектором быть, – говорит Купер. – Ты ведь знал толк. Не всякий сумеет построить дом, а ты построил лучший.

Митча охватывает гордость, и почти сразу ее вытесняет внезапная мысль:

– Дом – это не только здание.

Мудрая мысль. Жаль, что он не понял этого раньше.

Купер поднимает голову и смотрит ему в глаза:

– Верно. Дом – это далеко не одни только стены.

Похоже, он ждет от Митча еще каких‑то слов, но каких именно – Митч даже не представляет. И молча следует примеру Купера. Красные шашки – на черные квадраты. Но Купер поправляет: белые фишки для него, Митча.

Они начинают игру, и правила вспоминаются сами собой, как умение кататься на велосипеде. Митч съедает у Купера три шашки и становится хозяином положения на доске. Нехитрое, оказывается, дело. Он запускает руку в коробку с шахматами, перебирает фигуры, но они по‑прежнему ничего не говорят ему – просто кусочки камня. И пробовать не стоит.

– Ты что‑то грустный сегодня, – замечает Купер, когда Митч отодвигает коробку.

Довольно бесцеремонное замечание, но Купер, кажется, считает, что они с ним закадычные приятели. Ну да бог с ним, не стоит обижать единственного во всем зале человека, который уделил ему каплю внимания.

– Все никак вспомнить не могу, – признается Митч.

– А у нас у всех разве иначе? – Купер передвигает шашку в незащищенный угол доски. – Дамка!

Эх, зевнул!

– Нет, это другое, – качает головой Митч. – Другая какая‑то забывчивость.

– Альцгеймер, – буднично роняет Купер.

– Это плохо?

– В общем – да, хорошего мало.

Митч на минуту задумывается.

– У меня память как швейцарский сыр – вся в дырках.

– Это ты хорошо сказал: швейцарский сыр! – хохочет Купер.

– Я прямо вкус чувствую, – продолжает Митч. – Швейцарского сыра, то есть. И почему вкус сыра я помню, а как играть в шахматы – нет?

– Ты никогда особо хорошо в шахматы не играл.

– Не играл?

– Нет. – Купер смотрит на Митча серьезными глазами. – Ты начал играть только потому, что твоя дочка в старших классах пошла в шахматный кружок. Тебе хотелось играть с ней. Помнишь?

Митч силится представить, как играет в шахматы с дочкой‑подростком. Какого она была роста? А волосы – темные или светлые? А глаза какие – синие? Карие? Зеленые? Нет, не вспомнить. И сердце колет. Но в тот миг, когда он уже готов сдаться, она легко пробегает по самому краешку памяти.

Худенькая, симпатичная, большеглазая. И затравленный взгляд. Господи, до чего хочется вырвать ее из прошлого, обнять. Она выглядит такой загнанной, сломленной. Тем более что ему почему‑то кажется, что он не часто обнимал ее, когда была возможность.

– Я был плохим отцом, – надтреснутым голосом произносит Митч.

Купер качает головой:

– Нет, не так.

– Я понятия не имел, как это – быть отцом. Особенно отцом дочери. Что я знал про маленьких девочек?

– Ну, к детям вообще‑то инструкций не прилагается. Ты старался.

– Мало, видно, старался.

Митч борется со вспыхнувшим вдруг яростным желанием смахнуть шашки со стола. Заорать. Разбить что‑нибудь. Да только к чему? У него дома частенько швыряли вещи, покоя это не приносило.

– Она была невеселой, верно?

– Это не твоя вина, – отвечает Купер, но это мало утешает. – Жизнь не всегда веселая.

– Моя жена… – Митч обрывает себя. Страшно договорить до конца. – Моя жена такое говорила и такое вытворяла…

– Вот видишь? – Купер вскидывает руки, будто это все объясняет. – Твоя жена! А не ты.

– Какая теперь разница, кто что делал?

Может, Митч не помнит своего адреса и как выглядела его дочь – тоже, но одно он знает наверное: есть грехи деянием, а есть грехи недеянием. Делал, не делал – не важно. Смотрел сквозь пальцы – значит, виноват. Себя прошлого он ненавидит, а себя нынешнего – не узнает. Прошлое – мутный коктейль чувств и обрывков воспоминаний, от которого в голове туман. Взять бы прожитые годы да разложить по порядку – как есть. Разложить и взглянуть на собственную жизнь. Какой она была? У него такое ощущение, что была его жизнь грандиозной неудачей.

– Я вижу ее, Купер. – Митч прижимает руку ко лбу, точно в попытке удержать зыбкий образ девочки. – Вижу, а тронуть не могу. Не могу выговорить слова, которые хочу сказать ей.

Купер не отзывается так долго, что Митч в конце концов поднимает на него взгляд. Лицо сидящего перед ним человека полно жалости. Или сочувствия.

– Что бы ты ей сказал, если б мог?

– Сказал бы, что виноват, – не задумываясь, отвечает Митч. – Что должен был заступаться за нее. – Митч смотрит в окно, на медленно опускающиеся крупные снежинки. – Сказал бы, что люблю ее.





Дата публикования: 2014-11-04; Прочитано: 188 | Нарушение авторского права страницы | Мы поможем в написании вашей работы!



studopedia.org - Студопедия.Орг - 2014-2024 год. Студопедия не является автором материалов, которые размещены. Но предоставляет возможность бесплатного использования (0.008 с)...