Глава 12. Закрепощение крестьян. «по наговору Бориса Годунова»

«по наговору Бориса Годунова». Ис­торическое введение мало согласова­лось с нижеследующими статьями Уложения. Отмеченное противоречие свидетельствует о том, что новый царь Василий Шуйский пытался ра­зом и отмежеваться от непопулярной политики Бориса Годунова, и одно­временно завершить его начинание.

Противоречивая версия Уложения уступает место простой схеме в Вель­ской летописи: царь Иван запретил выход, а Борис нарушил его «за­клятье». Схема проста, но слишком тенденциозна по своему характеру. Поэтому приходится взять под сом­нение позднюю летописную заметку и признать достоверность справки Поместного приказа 1607 г., утверж­давшей, что при жизни Ивана IV крестьяне «выход имели вольный». Таким образом, и поздние источники о закрепощении опровергают гипоте­зу, согласно которой Юрьев день был отменен специальным указом Гроз­ного в начале 80-х годов.

Первые точные и неопровержимые сведения о заповедных годах относят­ся не к началу, а ко второй половине 80-х годов, когда были составлены одна «отдельная» и восемь обыскных поместных грамот Едровского стана Деревской пятины. Чтобы уяснить значение и ценность этих видов до­кументации, надо четко представить себе порядок новгородского делопро­изводства. Исходным моментом лю­бого дела о землях и крестьянах слу­жила указная грамота московского Поместного приказа, составленная на основании иска помещика. Руковод­ствуясь указной грамотой, дьяки Новгородской съезжей избы состав­ляли наказ в пятину для проведения обыска, отписки или «отдела» по-

местья и т. д. После доставки обыск­ных, «отдельных» и прочих книг в Новгород дьяки принимали оконча­тельное решение и выдавали новым владельцам послушные и ввозные грамоты.

Если указные, ввозные и послуш­ные грамоты имели значение основ­ной документации, заверенной ком­петентными властями, то обыски, «отделы» и прочие грамоты рас­сматривались как промежуточная делопроизводственная документация. Обыскные книги относились к раз­ряду документов осведомительного характера. Они фиксировали затре­бованные судом свидетельские пока­зания. Составляли их местные власти с участием духовенства. «Отдельные» книги оформлялись тем же способом, что и обыскные. «Отдел» поместий фактически (а часто и формально) был связан с проведением обыска наличного состава поместья и его на­селения. Этим объясняется, во-пер­вых, присутствие при «отделе» тех же свидетелей (местных попов, ста­рост, добрых волостных людей), ко­торые участвовали в обыске, и, во-вторых, включение в «отдельные» книги ряда сведений обыскного ха­рактера. «Отдельные» книги не были актами удостоверительного характера в строгом смысле слова. «Отделы» служили новгородским дьякам доку­ментом, на основании которого они выписывали (при согласии истца) послушную и ввозную грамоту, за­креплявшую права помещика на зем­лю и крестьян ³⁶.

Термин «заповедные годы» упо­минается в «делах» четырех новго­родских помещиков: Сомова, Непей­цына, Кропоткина и Пестрикова. Вся основная документация этих «дел»,

Глава 12. Закрепощение, крестьян

включая исковые челобитные, реше­ния и указные грамоты, утрачена. Сохранились лишь наименее ценные фрагменты в виде одного «отдела» и восьми обысков. Все эти докумен­ты носят осведомительный характер, чем и объясняется видимое отсутст­вие в них нормативного содержания. Сказанное объясняет, почему анали­зируемые документы не могут слу­жить надежным основанием для ре­шения проблемы закрепощения кре­стьян.

Тем не менее попытаемся проана­лизировать едровские грамоты с точ­ки зрения теории заповедных лет. Самый ранний документ — «отдель­ная» книга помещика Б. Сомова. Содержание ее сводится к следующе­му. 12 июля 1585 г. едровские губные старосты отделили Сомову в поместье деревню Мошню. В ней числилось 13 крестьянских дворов, причем два двора и два полудвора пустовали. Губные старосты не только зафикси­ровали факт запустения тяглых дво­ров, но и записали в «отдельные» книги, что «с тих дворов, которые в деревни на Мошни пустые, [крестья­не.— Р. С] разошлись в заповидныя лита: в 90-м году, и в 91-м году, и в 92-м году, и в 93-м году...» ³⁷.

При описании деревни Мошни в 1582—1583 (7090—7091) гг. писцы пометили бы пустые дворы или, са­мое большее, записали бы имена их старых владельцев. В 1585 (7093) г. отдельщики не ограничились этим. Они записали имена семи тяглых кре­стьян и вдовы с двумя сыновьями и зафиксировали тот факт, что все они покинули Мошню в заповедные годы. Тем самым новый помещик как бы получал право «искать» ушедших из его владения крестьян. Но это

лишь предположение, поскольку не известно, обращался ли Сомов в суд по поводу ушедших крестьян и чем кончилось дело.

Обыскные грамоты дают больше сведений для суждения о заповедных годах. Все они относятся к более позднему времени. Поместья И. Не­пейцына и Б. Кропоткина обыскива­ли с 30 марта по 16 апреля 1588 г., поместье Т. Пестрикова — с 25 по 30 ноября 1589 г. При обыске пер­вых двух поместий едровские губные старосты руководствовались наказом Новгородской съезжей избы («по государеве грамоти... отто государева дияка от Семени Омельянова», «по грамоте за приписью дияков Семейки Емельянова»). Поместье Пестрикова обыскивалось по наказу новгородских воевод и дьяков А. Арцыбашева и С. Емельянова. Поэтому, вероятно, и в этом случае автором наказа фак­тически был младший из дьяков ³⁸.

Наказ новгородских дьяков в пя­тину обычно состоял из изложения царской указной грамоты (по иску помещика) и вопросов, руководству­ясь которыми губные старосты долж­ны были произвести обыск. В дейст­вительности губные старосты не при­держивались трафарета: в одних слу­чаях они подробно списывали с на­каза исковую челобитную помещика, подлежавшую проверке, в других — кратко излагали иск в вопроснике, а иногда и вовсе опускали вопросник. Сошлемся на три последовательных обыска по иску помещика Т. Г. Пест­рикова от 25, 27 и 30 ноября 1589 г. Первый подробно пересказывает по­мещичий иск и не упоминает о во­проснике. В двух других иск отдель­но не излагается, а воспроизводится только вопросник.