14 страница. Мои кореша Джордж Салмерс и Скотт Кёнинг сотрудничали с лейблом Def Jam

Мои кореша Джордж Салмерс и Скотт Кёнинг сотрудничали с лейблом Def Jam. Они же и познакомили меня с Риком Рубином. Я так тащился от рэпа! Помню, зависал в крошечном фанковом офисе на Элизабет-стрит, это на Гринвич Виллидж. Они подарили мне футболки и прочий мерч с символикой Def Jam. У меня до сих пор сохранилась одна из оригинальных бейсбольных безрукавок с моим именем. Я провел там тонну времени, роясь в рэп-записях, и по-настоящему кайфуя, потому что у этого места была своя особая атмосфера. Казалось, здесь действительно происходит что-то особенное.

Первой песней, которую я услышал в исполнении Public Enemy, была “Miuzi Weighs A Ton”. Это было все равно что услышать в первый раз “Rock And Roll All Nite”, первый альбом Iron Maiden или тот же «No Life ‘Til Leather» Металлики. Мне захотелось побежать по долбанной улице и изо всех сил бить морды всем, кто мне встретится на пути!

Потом мне пришла промо-копия «It Takes A Nation Of Millions», и вскоре после этого состоялась встреча в офисе с Чаком Ди. Мы обменялись рукопожатиями, и он мне сказал: “Все говорят, что вы большие фэны нашей музыки. Спасибо вам большое. Я видел фотки в журналах, где вы стоите в майках Public Enemy. Это так клево, спасибо еще раз”.

А я ему: “Да это вам спасибо! Вы просто улетные чуваки!” Так мы стали друзьями. В первый раз он пришел посмотреть наше выступление в 87-ом в клубе Beacon Theater, где наше шоу открывали Metal Church и the Cro-Mags. Узнав, что Чак тоже там, я снова превратился в того легкомысленного одиннадцатилетнего подростка. Вообще-то у нас было много общего. Он из Рузвельта, Лонг-Айленд, а я провел кучу времени в Меррике, соседнем городке. Так что в детстве мы варились в одном котле. Чак всегда утверждал, что классический рок оказал на него столь же сильное влияние, что и соул с фанком. Я обожал Public Enemy. На тот момент подобных PE групп просто не существовало, а Public Enemy добавляли в свои треки ритмы, бас, гитары, волынки, шум, отрывки изречений чернокожих лидеров, к примеру, Malcom X, Thomas “TNT” Todd и Джесси Джексона, создавая безжалостную музыкальную палитру. Их выступления на сцене были не менее агрессивными, и больше напоминали метал-концерт, чем концерты любой другой рэп-группы 80-х.

А теперь перенесемся к началу 1990-го. Короче, у меня был этот рифф, и я начал его наигрывать под трек “Bring The Noise”. Я думал, он звучит реально кайфово, и мне захотелось, чтобы Public Enemy вставили в свою песню этот кусочек. Таким образом, это был естественный переход к написанию аранжировок для песни Anthrax. Когда Чарли записал все свои барабанные треки для альбома «Persistence», я ему сказал: “Пока не записывай ударные, у меня есть одна идейка по поводу кавера”. Ему очень понравился этот рифф, мы написали аранжировки к песне, и где-то за десять минут записали ударные и гитары. Фрэнки добавил бас, и у нас получился монстр, а не трек. Номер Чака я достал через Джорджа, сотрудника Def Jam. Я позвонил ему и сказал, что мы записали метал-версию “Bring The Noise”. Мы захотели ее ему отправить, потому что подумали, что было бы здорово, если бы он и Флейвор Флав записали вместе вокал.

“Ух ты, Скотти” – сказал Чак. “Звучит очень многообещающе, но сама идея кажется немного излишней, потому что мы уже записали “Bring The Noise”. Почему бы нам не взять что-нибудь из набросков и написать новую песню?”

Я такой: “Ну, за этим не заржавеет, но ты должен это услышать”.

Он согласился послушать и попросил отправить ему кассету с готовой записью. Он ответил, что пока суть да дело поговорит с Риком Рубином и узнает его мнение. Мы записали для него кассету и отправили ему по почте, а на следующий день я ему перезвонил. Он сказал, что говорил с Риком о моей идее, и он думает так же. Песня уже была готова и находилась в процессе записи. Она не нуждалась в перезаписи. Я убедил его не принимать окончательного решения, пока он не послушает кассету, которую я ему отправил.

Она уже шла почтой. Мы отправили ее из Лос-Анджелеса обычной почтой, и прикинули, что она дойдет до Лонг-Айленда через четыре-пять дней. Ожидание было бесконечным. Он перезвонил где-то через четыре дня.

“Йоу, я получил пленку” – сказал он. “Это гребаный слэм. Я за! Скажи только, где и когда?”

Это было задолго до появления Интернета. Нельзя было просто так туда-сюда пересылать MP3. Мы все еще были в Лос-Анджелесе, а он в Нью-Йорке, так что у нас были кой-какие проблемы с логистикой. Последние двадцать пять лет мы говорили людям, что Чак и Флейвор записали партии вокала, пока мы в Лос-Анджелесе трудились над записью «Persistence Of Time», а потом я записал свои партии к третьему и четвертому куплету. На самом деле все было не так. У нас не получилось скоординировать свои действия, поэтому они не смогли приехать в Лос-Анджелес на запись вокала. Мы чувствовали себя мышью, попавшей в мышеловку, со всеми этими отредактированными инструментами и сэмплами, и сказали Чаку, что могли бы взять оригинальные треки и совместить их с нашей версией. Я спросил, как он смотрит на это и он ответил: “Да кому какое дело? Просто скажем, что сделали как посчитали нужным. Это хип-хоп, и все смешивают все. Только отправь нам готовый трек, когда закончите, а мы позаботимся о том, чтобы все было гладко и не было ничего лишнего”.

Мы с Чарли отправились в студию в Нью-Йорке, и строчка за строчкой, а иногда и слово за словом, отредактировали вокал, чтобы он подошел к нашему треку. Это было до появления программы ProTools, так что безупречное сведение при монтаже, мягко говоря, было для нас изнурительным испытанием.

Мы буквально рассматривали песню под микроскопом, чтобы убедиться, что все на своем месте. Не могу даже сказать точно, сколько раз мы передвигали каждое гребаное слово на миллисекунду вперед или назад. Это был трудоемкий и утомительный процесс, потому что меньше всего нам хотелось, чтобы кто-то допер, что мы использовали уже записанный ранее трек. Мы испытывали к этим парням огромное уважение, и было важно суметь солгать людям со словами: “Да, Чак и Флав записали вместе вокал”. В каком-то смысле так и было, и единственные, кто знал, как все было на самом деле, это Чак, Флав, и, думаю, Рик Рубин. Представители лейбла Island Records об этом даже понятия не имели.

Наконец мы закончили все эти терки с вокалом. Все получилось очень здорово. Мы отправили пленку Чаку, и он перезвонил мне и сказал: “Вы добились своего! Просто идеально! Я рэппую под эту тему уже целый час. Такое чувство, что я сам ее написал!”

“Так это ты ее и записал. Это ваш вокал” – ответил я.

“Да, но ты ведь понимаешь, о чем я. Как будто я пришел с вами в студию и записал ее. Давай, выпускай ее. Она целиком твоя. Это невероятно. С ее помощью мы изменим мир. Людям просто башню снесет”.

В какой-то мере так и было. Песня оказала сильное влияние на новое поколение подростков, которые слушали хип-хоп и метал, и показали им дальнейший путь развития. Знаю, что она реально вдохновила гитариста Limp Bizkit Уэса Борленда, а еще Linkin Park и кучу других групп. Но я отдаю должное Rage Against The Machine за то, что были пионерами рэп-метала. Мы были метал-группой, но обожали рэп и сотрудничали с Public Enemy. Мы оставались метал-группой, а Public Enemy - рэп-группой. Rage создали совершенно новую тему, она была просто революционной.

И хотя “Bring The Noise” получилась такой влиятельной, поначалу не каждый понимал, что мы делаем. Когда ее закончили, мы были просто не в себе от того, как здорово она звучала. После того, как мы сыграли ее для нового руководства в Айленд Рекордс, прошло пару секунд прежде чем кто-то вымолвил хоть слово.

“Как нам ее продавать?” – спросил парень из отдела по работе с артистами и репертуаром. “Что нам с ней делать?”

“В смысле, что с ней делать?” – выпалил я. “Ты, блядь, занимаешься продвижением. Делай все, что нужно, чтобы она попала на радио. Людям она понравится. Это как Run DMC и Aerosmith задом наперед. Метал-группа переигрывает рэп-песню. И на ней есть Public Enemy!”

В то время Public Enemy были на вершине успеха, и у нас дела шли отлично. Мы не видели никаких препятствий, чтобы “Bring The Noise” не стала менее успешной, чем “Walk This Way”. Такой же гиперэмоциональный, как я, Джонни Зи сходил с ума и размахивал руками. А брови у него играли как у Граучо Маркса. Он был в своем типичном режиме Питера Гранта, утверждая, что это будет самая популярная песня современности.

Айленд продолжали занимать твердую позицию и нас это дико обламывало. Это был большой облом. Хуже того, Def Jam принадлежала половина трека и у них тоже были права на ее издание. Поскольку Айленд сразу не заявили о своих правах, им было плевать на происходящее. Мы буквально кричали, что это лучшее, что мы записывали за всю карьеру, а они были идиотами, что отказывались это признавать. Джонни Зи грозился выпустить эту песню на Megaforce и рассказать всем, что Айленд не заинтересованы в ее издании. Но поскольку Айленд не хотели, чтобы одна из их ключевых групп облила их дерьмом, они согласились выпустить эту песню на нашей пластинке «Attack Of The Killer B’s», которая в основном состояла из каверов и концертных треков. Public Enemy выпустили песню на альбоме «Apocalypse 91». «Killer B’s» получился успешным. Мы продали херову гору пластинок, превратив пустяковый диск би-сайдов в пластинку, которая взяла золото. Мы хотели отправиться на гастроли с Public Enemy, но сперва нам нужно было подготовиться к гигантскому туру с Iron Maiden, который начался в Барселоне, Испания, 21 октября 1990-го.

Поначалу дела шли лучше некуда. Мы с Maiden собирали полные стадионы по всему миру, а оголтелые фэны нас обожали. А через пять недель Брюс захерел и потерял голос, и Maiden пришлось отменить десять концертов. Без них мы не могли выступать с концертами, все наше оборудование лежало в грузовиках Maiden, так что мы даже не могли выступать в клубах. Мы застряли и у нас заканчивались деньги. Нам было дороже полететь домой, а потом вернуться обратно на оставшуюся часть тура, чем остаться в Европе. И мы решили найти местечко со снегом и поехать кататься на лыжах.

Мы погнали в Иннсбрук, Австрия. Красивое, но дорогое место. Все члены дорожной команды получали жалование. В каждом крупном городе для нас были забронированы отели, это было для нас накладно. Каждый день мы катались по склонам, и это было офигенно. Мы понимали, что мы в жопе, поэтому подумали, почему бы не повеселиться в свое удовольствие и не выжать максимум из ситуации? Помню, как-то возвращаюсь к себе в номер, и тут раздается звонок Джонни, и он говорит, что к концу тура мне придется выписать чек на 16 000 баксов. К тому моменту я не заработал в Anthrax ни единого дайма, не считая аванса за выпуск альбома и продаж мерча, и эти деньги очень быстро уходили. Мы думали, что вернемся домой с небольшой суммой наличных от концертов с Maiden, и вдруг мне сообщают, что мы в долгах как в шелках из-за отмены концертов Maiden. Мы должны были заработать денег в этом туре, но когда мы снова отправились на гастроли с Maiden, на нас висел долг в 80 000 баксов, и у нас не было концертной страховки, потому что мы не были хедлайнерами.

От всей этой ситуации у нас ехала крыша. Мы не могли себе позволить заплатить 80 000 баксов. Черт возьми, у нас не было такой суммы денег на пятерых. Джонни обратился к нашему агенту, Джону Джексону и менеджеру Maiden Роду Смолвуду, и попытался найти способ минимизировать или вообще исключить убытки. Он спросил, не могли бы Maiden добавить по доллару к цене билета на оставшиеся шоу, чтобы эти деньги смогли компенсировать нам убытки. Люди из окружения Maiden сказали, что сейчас это сделать уже невозможно.

Короче говоря, мы были в заднице. Оставшуюся часть тура как бы ни весело было играть для слушателей Maiden, мы просто сходили с ума. Джонни прикинул, что мы могли бы выплатить 80 000 баксов с мерча, то есть у нас не будут снимать деньги с банковских счетов, но ведь именно эти деньги мы должны были заработать. Мы уступили, согласившись все выплатить. И тут в конце тура, когда мы решили погасить свой долг, оказывается, что самого долга больше нет.

Мы подумали, может произошла какая-то канцелярская или компьютерная ошибка, и счет скоро снова всплывет. А потом мы узнаем, что Смолвуд и Maiden компенсировали наши убытки. Мы не потеряли ни гроша. Это показало нам, кто такие Maiden и кем они себя окружают. Они поняли, что несправедливо, что мы теряем деньги, потому что они взяли перерыв, поэтому они погасили наш долг. Они не только одна из величайших групп в мире, это те самые парни, о встрече с которыми можно только мечтать.

В конце концов мы заработали достаточно денег в этом туре, но большая их часть была потрачена на группу. Мы построили навороченную сцену с проходами и рампами, а для тура в поддержку «Persistence» мы воссоздали в мельчайших деталях гигантские часы с обложки альбома, и установили их на сцене справа на платформу. Эта затея обошлась нам в копеечку. Мы хотели выглядеть как Maiden даже когда не гастролировали с ними. Джонни Зи нам сказал: “Вы хоть представляете, что к концу тура могли бы заработать двести тысяч зеленых, а можете не заработать ничего, потому что собираетесь возить свою сцену по всему миру?”.

Но мы были упрямы: “Мы не можем выступать без сцены. У Iron Maiden есть своя сцена”.

“Да, но Iron Maiden собирают стадионы” – вздыхал Джон, объясняя очевидное. “Они могут себе позволить путешествовать с таким оборудованием. А вы вообще-то нет. Вы, конечно, можете, но тогда не увидите ни пенни”.

Нам было насрать. Мы не собирались отступать. Нас не беспокоили ипотечные кредиты и фонды некоммерческих организаций. Мы решили для себя, что успех продажи нашего продукта будут только расти, так что, послушайте, давайте погрузим эти гигантские часы в грузовик и подумаем, что еще мы сможем построить.

После европейских концертов с Iron Maiden перед Рождеством и Новым Годом на две недели мы вернулись домой, а потом снова колесили с ними по Штатам с января до марта. Большая часть концертов прошла без сучка, без задоринки. Потом мы отыграли на стадионе Ирвин Мидоуз в Лагуна-Хилз, Калифорния. На концерте перед сценой стоял чувак и бросался в нас петардами. Я не видел, кто это делает, поэтому между песнями подошел к микрофону и сказал: “Слышь, чувак, кто это делает, лучше прекрати, потому что мы уйдем, а здесь целых 15 000 человек, и они будут очень злы на тебя”.

Потом я сказал в толпу: “Если увидите, кто это вытворяет, покажите их охране или сами остановите это дерьмо”. Петарды продолжали прилетать, и ясен пень, когда мы закончили следующую песню, все подростки начали показывать пальцем на одного парня, который стоял в восьми рядах с левой стороны сцены. Они его держали, так что он не мог удрать. И тут подбегает охрана и я такой: “Давайте выкинем его отсюда, и спокойно закончим концерт”. Я пытался умерить свой гнев и оставаться профессионалом. Но когда охрана сбила его с ног в проходе, и стала проводить его перед сценой, чтобы вывести с площадки, у меня лопнуло терпение. Я спрыгнул со сцены, охранник его отпустил, я набросился на этого чувака и начал его бить кулаками по лицу. Пока мутузил его, я заметил, как что-то пролетело мимо моей головы и приземлилось на этого парня. Это был Фрэнки. Он исполнил удар в воздухе и обрушился на этого парня, как будто это был кадр из фильма о кунг-фу. Охрана оттащила Фрэнки от этого парня, и мы залезли обратно на сцену.

После шоу начальник охраны зашел в нашу гримерку и сообщил: “Этот парень находится за кулисами”.

У меня упало сердце. “Он хочет подать на нас в суд?” – спросил я, ожидая худшего.

“Нет” – ответил охранник. “Мы только хотим знать, не хотели бы вы вызвать копов и подать в суд на него. Вы показали что-то невероятное. Если хотите, мы его арестуем”.

“Нет, отпустите его. Думаю, он усвоил урок” – сказал я.

Это был первый случай в череде странностей, случившихся в этом туре. В марте 1991-го мы играли в софтбол на телешоу MTV Rock N’Jock, где кучка музыкантов играют в мяч с кучкой виджеев и продюсеров. Все очень много пьют. Целыми днями мы тусили на свежем воздухе, а вечером выступали с Maiden в Лос-Анджелесе. И хотя мы уставали за долгий день, после шоу часть нашей тусовки отправлялсь в клуб на Сансет. Это была уже не официальная автопати. Просто парочка парней шли в бар. Где-то в полночь я распивал напитки с Дебби, Чарли и парнями из дорожной команды. Один из них вытащил косячок. Я уже порядком набрался, и мне было хорошо, поэтому я сделал затяжку. Через двадцать пять минут у меня появились те же ощущения, что и в ту ночь, когда я отравился креветками. Клуб был забит битком, и я решил, что у меня обезвоживание, и я очень устал и мне нужно домой. В следующее мгновение вокруг меня стоят люди и пытаются вернуть меня к жизни. Я отрубился прямо в клубе, и Чарли и Фрэнки пришлось вытаскивать меня на улицу. У меня была мокрая жопа, и я повернулся к Дебби и спросил: “Зачем мы посадили меня в лужу?”

“Мы не сажали тебя в лужу” – ответила она почти в истерике. “Ты обоссался, отрубился и тебя начало трясти. Мы подумали, с тобой что-то не так!”

Мы пошли домой, легли спать, и на следующий день со мной все было в порядке, поэтому я не вспоминал о случившемся, пока это не повторилось снова много лет спустя.

ГЛАВА 19

ГАСТРОЛЬНЫЕ ВЗЛЕТЫ И ПАДЕНИЯ В СОСТАВЕ

После концертов с Maiden у нас стартовал американский этап «Битвы Титанов» в компании со Slayer, Megadeth и Alice In Chains. Три из четырех групп «Большой Четверки» трэша и одна из лучших групп сиэтльского разлива, готовая захватить весь мир. Что могло быть лучше! Наконец-то мы начали получать доходы от гастролей – это было уже после того, как на нас легла ответственность за единственный, но самый дорогой эпизод в нашей карьере. Даже не припомню, кто это начал, но когда у нас бывали дни отдыха от гастролей, мы постоянно останавливались в том же отеле, что и Slayer, а те так постоянно искали на жопу приключений. К слову сказать, те же Megadeth никогда не останавливались с нами в одном отеле. Кто-то из участников Megadeth и членов их дорожной команды был не прочь. Они бы и рады были потусить с нами, да Дейв Мастейн не разрешил им там находиться, потому что он тогда был зол на Slayer. Да в общем-то тогда он на всех был зол.

17 июня 1991-го мы зарегистрировались в отеле Хилтон в Индианаполисе, штат Индиана, и тут пошло-поехало. Slayer приложили все силы, чтобы начать тур, вооружившись пейнтбольными ружьями, так что через пару концертов нам тоже пришлось обзавестись пейнтбольными ружьями - для обороны. Обычно нас провоцировал кто-нибудь из Slayer и открывал по нам огонь. При попадании в тело пейнтбольные шарики причиняли невыносимую боль. У нас не было ни защитных курток, ни шлемов. Все как один гоняли в футболках и джинсах. Так что единственное, что тебя защищало от ослепляющей боли при попадании пейнтбольных шариков в поясницу, это кусок ткани.

Правил было всего два: не стрелять в голову и никаких убийств в упор, но правила были свободными, поэтому шли непрекращающиеся долбаные войны. Иногда мы поднимались на сцену с огромными синяками от пейнтбольных шариков то на руках, то на ногах. Когда мы добрались до Индианаполиса, все тупо нажрались, даже я, и стали дебоширить напропалую. Я пил пиво, а вокалист-басист Slayer Том Арайя познакомил меня с текилой. В моей жизни текилы еще не было, и, скажем так, она затуманила мой рассудок. Помню, из чьего-то номера можно было попасть на крышу. Короче, мы вылезли через окно, прошли по крыше и сбоку здания увидели огромную световую вывеску отеля Хилтон. Не раздумывая мы выхватили ружья и открыли по ней огонь. Целых 20 минут мы выстреливали сотни и сотни шариков, пока на вывеске не осталось ни одного светлого места. Теперь вывеска отеля Хилтон напоминала Джексона Поллока блевотного цвета. Мы гордились своей работой и давали друг другу пять, а потом разбрелись по своим номерам. К сожалению, руководство отеля не разделило наши художественные взгляды.

На следующее утро во время прохождения регистрации наш тур-менеджер Рик Дауни и парень, который был на гастролях со Slayer, с кем-то оживленно спорили на стойке регистрации. По пьяни прошлой ночью мы решили, что краска с вывески смоется или отвалится сама. Никому и в голову не могло прийти, что они проснутся следующим утром, а вывеска Хилтон будет играть всевозможными оттенками блевотины. К нам подошел Рик и сообщил плохие новости. Отель обвиняет нас в причинении ущерба имуществу и требует от нас очистки знака. Это будет стоить нам 10 000 баксов, то есть нам придется разделить эту сумму по 5 000 на каждую группу. У нас бы не получилось отмазаться, мол, это не мы! Да нас каждая собака видела с пейнтбольными ружьями. Ни для кого не было секретом, что у нас шли закулисные бои. Так что не нужно было быть детективом из отдела преступлений, чтобы понять, кто здесь главный виновник.

Каждый музыкант из Нью-Йорка мечтает о дне, когда сыграет на площадке Мэдисон-сквер-гарден. Можно сказать, это почти мечта всей твоей жизни. МСГ – настоящая Мекка среди концертных залов Нью-Йорка. Там выступали все популярные группы – Zeppelin, The Who, Sabbath, Элис Купер. И когда я был подростком, именно на Мэдисон благодаря концерту KISS я понял, что хочу каждый вечер играть рок-н-ролл для тысяч людей. На этом же стадионе я увидел легендарные концерты Тэда Ньюджента, AC/DC, Judas Priest и Iron Maiden еще до того, как Anthrax встали на ноги. Возможность выступить в качестве хэдлайнеров нам предоставилась в 1991-ом, когда тур «Битва Титанов» добрался и до Нью-Йорка. Все билеты были раскуплены. Мы пребывали в настоящем восторге и пригласили всех своих друзей и членов семьи, чтобы потусить с нами за кулисами. Даже мама приехала, хотя наши отношения были в лучшем случае прохладными. Мы только недавно снова начали нормально общаться.

Она сказала, что рада за меня и обняла. Я ей поверил. Я испытывал гордость от того, что мы выступаем хедлайнерами на МСГ, а мои родители пришли, чтобы это увидеть. В нашей гримерке волосу негде было упасть, поэтому мы решили не просить своего тур-менеджера прибирать комнату за тридцать минут до нашего приезда. Это миг стоило отметить. А потом, за пять минут до выхода Anthrax мы вышли из гримерки и стали продвигаться в сторону сцены. Я был так взволнован, что иду буквально по следам Джина Симмонса. Зазвучала наша вступительная музыка, и тут на ее фоне раздается пронзительный крик мамы: “Скотт!!!” Я решил, что она решила поздравить меня и еще раз меня обнять или поцеловать на удачу. Я улыбнулся и обернулся.

“Я оставила в гримерке свой пиджак! Не знаю, как мне теперь за ним вернуться. Там полно охраны и все такое. Я точно не знаю, которая из дверей мне нужна. Не смог бы ты принести его для меня?”

Я расхохотался над всей нелепостью ситуации. Я тут, понимаешь, жду исторический момент, когда мама скажет, как она мной гордится, а вместо того, чтобы испытать эту маленькую дополнительную победу перед выходом на сцену, мне придется лишиться момента триумфа и бежать обратно в гримерку за маминым пиджаком, а потом вернуться на сцену к началу нашего сэта.

К счастью, я вернул этот миг, и концерт на МСГ стал для меня всем, о чем я только мог мечтать, особенно когда Чак Ди и Флав впервые присоединились к нам для совместного исполнения “Bring The Noise” перед битком набитым стадионом Нью-Йорка. Все прошло настолько потрясно, что мы поняли, что действительно чего-то добились в этой жизни.

Тур «Битва Титанов» завершился в Майами, и под конец тура мы были решительно настроены как-нибудь приколоться над Slayer. Мы решили сломить их злобный внешний вид и заставить их сложиться пополам от смеха прямо на сцене. В то время никаких улыбок в Slayer не было. Это же SLAYER, а не хрен собачий. Сейчас их вокалист, Том Арайя, напоминает на сцене огромного улыбчивого дедушку медведя, но в 90-х в Slayer никто и никогда не отходил от своего образа. Это было табу. Весь сэт они гримасничали, бросали хмурые взгляды и рычали. Slayer гордились имиджем самой свирепой группы города, по крайней мере тем, что выглядели соответствующим образом, но мы-то знали, что за кулисами они были кучкой придурков, которые обожали дурачиться и постоянно угорали.

Суть прикола со стороны Slayer состояла в том, чтобы выбить из нас всю дурь при помощи своих пейнтбольных ружей во время нашего выступления. Они спрятались за кулисами как какие-нибудь Морские котики и расстреляли нас одного за другим. Это было дико больно! Но другого от них мы и не ждали. Что еще они могли сделать? Выбежать с “капитошками” и перьями? Нет, черт побери! Это Slayer, и этим все сказано.

В день последнего концерта мы отправили дорожника в рыбный магазин, чтобы купить самую большую рыбу, какую только можно найти. Судя по всему, она весила сотни две фунтов и неслабо пованивала. Мы попросили светотехников подвесить ее на трос и проинструктировали их медленно опускать ее, когда Slayer начнут играть свою последнюю песню “Angel Of Death”. Мы хотели, чтобы рыба висела перед Томом прямо на уровне глаз, когда ему нужно будет издать душераздирающий вопль. Все прошло как по маслу. Они начали песню, и рыба начала очень медленно опускаться и приблизилась к желаемой отметке как раз вовремя. Мы стояли сбоку от сцены, помирая со смеху. Их гитарист Джефф Ханнеман тряс головой, напоминая своим свирепым видом серийного убийцу, а его длинные белые волосы были пропитаны потом и развевались вовсю. И тут боковым зрением он заметил эту рыбу и расхохотался. Потом ее увидел их второй гитарист Керри Кинг и попытался сохранять хладнокровие, но тщетно. Было видно, как он сдерживается, чтобы не расхохотаться. Керри напоминал человека, страдающего запором. В заключение всего великий Том Арайа не сдержался – его порвало прямо во время пения. Рыба висела аккурат перед его микрофоном, и всю песню раскачивалась туда-сюда.

Спустя две недели после завершения тура «Битва Титанов» я получаю звонок от нашего бизнес-менеджера с вопросом, куда бы я хотел, чтобы он направил чек. Я смутился и спросил, за что этот чек и он сказал, что это туровые бонусы.

“Мы заработали деньги?” – спросил я с трепетом. И тут у меня щелкнуло в голове. “Хмм, а может Джонни и прав. Думаю, нам не надо было тратить пять тысяч на пейнтбольные шарики. Может, нам нужно было перестать возить огромную сцену, потому что поступи мы так, в конце КАЖДОГО тура мы могли бы получать большой и жирный чек”.

Все закрутилось, не успели мы вернуться с тура «Битва Титанов». На нас посыпались деньги и предложения о гастролях. Но костяк группы реально загнивал. Я съезжал с катушек. У меня было ощущение, что я храню какой-то важный секрет от всех, кому очень нужно его услышать. Не помню первый раз, когда я выразил остальным участникам группы свое недовольство по поводу Джои. Фрэнки был в курсе, как и Чарли, потому что во время процесса записи «Persistence» я рассказал им о своем смятении. Потом мы отправились на гастроли, и, казалось, все идет хорошо. Не могу точно определить, когда наступил апогей. Раздражение постоянно накапливалось, накапливалось, а бомба сдетонировала в какой-то момент тура «Битва Титанов». Только взрыв произошел не на открытом воздухе, он случился в моей голове. Однажды в выходной мы снимали в Чикаго клип на “Bring The Noise” с Public Enemy. Ба-бах! Взрыв, который признавал важность моих ощущений по поводу будущего группы, случился у меня в голове, напоминая бомбу, начиненную гвоздями. Мы рэпповали вместе - Чак, Флейвор Флав и я. Остальные участники группы играли на соответствующих инструментах. Несмотря на ту радость, что я испытывал, читая рэп с Чаком, в душе мне хотелось, чтобы это сделал Джои, чтобы он сделал над собой усилие и вылез из своей скорлупы, но не судьба. Да и как бы Джои смог влиться в этот процесс? Он бегал и прыгал вокруг, валял дурака, слонялся как неприкаянный. Я был единственным, кто читал рэп и выполнял роль фронтмена. Вероятно поэтому и по сей день многие из тех, кто не знает группу, уверены, что именно я - вокалист Anthrax. Девять из десяти – вот как они говорят. Но мы слишком ярко горели, чтобы вносить изменения, не откладывая все в долгий ящик.

После съемок “Bring The Noise” мы ехали в фургоничке, направляясь обратно в отель, и я сказал Чаку: “Мужик, это было очень весело, притворяться весь день, что мы играем. Нужно реально как-нибудь выступить вместе”.

“Только скажи, когда и где, и мы приедем, куда скажешь”.

Все было вот так просто и органично.

У нас были планы начать в октябре совместный тур, и вот тогда-то для меня и стало очевидно, что четыре парня из Anthrax хотят расширить музыкальные горизонты и попробовать что-нибудь новое, и мы все считали, что Джои по-прежнему находился на том же уровне, на котором он был при записи «Spreading The Disease». К середине 91-го рак, который пожирал Anthrax изнутри, начал сказываться и на моей семейной жизни. Наверное, два источника внутренних противоречий не были связаны один с другим, но в голове они терлись друг о друга как два куска наждачной бумаги. После тура «Битва Титанов» я с нетерпением ждал, когда наконец проведу немного времени дома и побуду с Дебби. Через пару дней я понял, что все пошло прахом.

Она казалось странной, в один миг даже чересчур ревнивой, а потом рассказала, что ей не хватает личного пространства. После моего длительного отсутствия на гастролях у нас несколько дней не было секса. Я подумал, что она очень отдалилась от меня. Когда я спросил ее, все ли хорошо, она ясно дала понять, что нет.

“Ты приезжаешь домой с гастролей и надеешься, что все будет нормально!” – начала она. “Пока тебя нет, я занимаюсь своими делами. А потом ты возвращаешься и встаешь у меня на пути! Лучше б ты оставался на гастролях”.