Реформация и дух протестантизма

Было бы непростительным упрощением рассматривать Реформацию как органическое продолжение Ренессанса в новую историческую эпоху. Возрождение и Реформация проходили в разных плоскостях общественной жизни, при всём том, что эти плоскости могли и пересекаться. Ренессанс способствовал секуляризации сознания культурной элиты Европы, а Реформация – появлению наряду с одной религиозной формой (католичеством) другой (протестантизма), более жёсткой по своим требованиям к верующим, чем первоначальная. Общими для обоих процессов были их корни, уходившие в глубину социально-экономической трансформации Европы – начавшегося разложения феодальных устоев, развития городского уклада и товарно-денежных отношений, возникновения новых социальных групп, жизнедеятельность которых была несовместима с аксиомами средневекового католицизма.

Если исходный и главный очаг Возрождения находился на Юге, в Италии, то Реформация развернулась на ускоренно развивавшемся Северо-западе Европы. Если пенатами Ренессанса явились университетские центры, то Реформации – ярко выраженные торгово-промышленные города (Антверпен, Нюрнберг, Базель, Лион и др.). В отличие от элитарно-интеллектуального круга гуманистов, носителями идей Реформации стали не только представители свободных профессий, преподаватели и студенты, но и большая часть делового мира – торговцы, владельцы мануфактур, богатые ремесленники. Соответственно сфера воплощения идей Реформации оказалась много шире, чем собственно наука, литература, искусство, где развивались идеи Ренессанса

Социально-экономические аспекты Реформации Непосредственный толчок Реформации был дан в Германии, в которой ощутимый хозяйственный прогресс причудливо сочетался с всевластием папства. Политическая раздробленность Германии, слабость мелких феодальных властителей делала страну особенно беззащитной перед церковной верхушкой Рима, превратившей динамично развивающийся регион в свою «дойную корову». Всеобщее недовольство произволом римско-католической Церкви ярче всех сумел выразить профессор богословия Мартин Лютер, обнародовав в 1517 г. «Тезисы против индульгенций». Он изобличал, в частности, злоупотребления и испорченность нравов духовенства, отвергал роль Церкви как посредника между Богом и людьми, требовал предоставления мирянам права на собственное устройство церковных дел.

Смелый вызов Лютера Риму нашёл отклик во всей Европе, но особенно – в наиболее динамично развивавшихся Нидерландах, Англии, Франции, Швейцарии, той же Германии. Вокруг тезисов Лютера сложилась широкая антикатолическая коалиция, представлявшая интересы самых разных, подчас полярных по своему положению слоёв общества – нарождавшейся буржуазии, ремесленников, крестьянства, светских властителей и большой части духовенства. Со временем всех противников традиционной католической Церкви стали называть протестантами.

Общим для протестовавших было требование «дешёвой» Церкви, содержание которой в прежнем пышном виде стало считаться слишком дорогим удовольствием. Религиозным обоснованием этому стал лютеровский принцип «оправдания верой». Он заключался в утверждении за отдельным человеком права на непосредственный контакт с Богом, делавшим излишним штат церковнослужителей как посредников между мирянами и Создателем. «Продвинутые» рынком люди были не склонны платить за благодать больше необходимого.

Конкретные пути к удешевлению Церкви подразумевали не только радикальное «сокращение штатов», упразднение иерархии, но и отказ от пышной обрядности, внушительных церковных сборов, института монашества. Для изрядно поистратившихся государей и феодальной знати особый соблазн представляла конфискация в свою пользу монастырских земель. К требованиям секуляризации церковной собственности сочувственно относились и торгово-ростовщические круги, имевшие все основания полагать, что большая часть захваченных удалым рыцарством земель будет вскоре промотана и, в конечном счёте, очутится в их собственных цепких руках.

Изначальная неоднородность социальной базы протестантизма способствовала тому, что уже в первой половине XVI в. он раскололся на ряд конфликтующих между собой течений, что существенно облегчило контрнаступление католической Церкви. В итоге длительных и ожесточённых войн папству удалось сохранить свои позиции на юге Европы – в Италии, Испании, Португалии, большей части Франции и Южной Германии. Начиная с княжеств Германии, компромисс между Реформацией и Контрреформацией выразился в формуле «чья власть – того и вера», т.е. религиозная принадлежность населения определялась их правителями. Монополии католической Церкви в Западной Европе пришёл конец.

Протестантизм утвердился на севере континента: в Скандинавии, Дании, Финляндии, Северной Германии преобладающим стало лютеранство, отстаивавшее религиозную свободу подданных при соблюдении полной лояльности к светской власти. (Поражение Крестьянской войны в Германии означало гибель крестьянско-плебейского протестантизма – анабаптизма, отрицавшего частную собственность, государственную власть и проповедовавшего идеалы раннехристианских общин). В Нидерландах, Англии, Швейцарии и Франции сильнее были позиции более радикальных противников католичества, руководствовавшихся идеями Ж. Кальвина (гугеноты, пуритане и др.). В Англии возникла независимая от Рима государственная англиканская Церковь, главой которой становился царствующий монарх.

Судьба протестантского Севера в дальнейшем сложилась благополучней католического Юга. И по сей день исследователи существенно расходятся между собой в комментариях к этому факту. М. Вебер в своё время прямо не настаивал, но подводил к мысли, что важнейшим фактором экономического доминирования Севера стал «капиталистический дух» в протестантизме. Так ли это? Ведь Север Европы ещё до Реформации обладал большим динамизмом, чем её Юг. И может быть, свою роль сыграли какие-то другие обстоятельства, органически не связанные с новой духовностью?

В этом плане особого внимания заслуживает позиция дореволюционного русского историка Н.Кареева, который отделял прямые экономические следствия Реформации от косвенных. К числу прямых он отнёс:

1. Уничтожение монастырского, а в ряде мест и вообще церковного землевладения, отличавшегося особым хозяйственным консерватизмом, и включение этих земель в рыночный оборот;

2. Сокращение числа духовных лиц, упразднение монастырей и самого монашества, что означало снижение удельного веса непроизводительных слоёв населения;

3. Резкое уменьшение количества праздничных дней в году.

Косвенную роль, на его взгляд, сыграла более высокая духовная культура протестантов, отразившаяся в их экономической деятельности. Добавим также, что Библия в протестантских странах была переведена с латинского на национальные языки, и это стало мощным стимулом приобщения населения к элементарной грамоте.

Немаловажным фактором изменения в соотношении экономической мощи Севера и Юга в дальнейшем стала большая терпимость в протестантских странах к религиозному инакомыслию. Денежные капиталы и предпринимательские таланты гонимых инквизицией евреев, как и французских гугенотов, способствовали экономическому подъёму в странах их принявших – Голландии и Англии. Для полноценного и быстрого развития рыночных отношений принципиальное значение имеет отсутствие всяких привилегий и дискриминации по национальному, религиозному или любому другому признаку. Именно такие порядки установились в общеевропейских экономических центрах того времени - Антверпене, Амстердаме, Лондоне, расположенных на северо-западе континента. Но и протестантизм, как таковой, видимо, был тогда более созвучен интересам крепнувших «деловых кругов», чем ортодоксальный католицизм, что особенно хорошо видно в догматах кальвинизма.

Кальвинизм значительно усилил антифеодальную струю в учении Лютера, стал духовным обоснованием жизненного уклада наиболее «продвинутых» слоёв нарождавшейся буржуазии. Он явился религиозной платформой войны за независимость Нидерландов от испанской монархии, принявшей характер буржуазной революции – первой буржуазной революции в мире. Идеология Ж. Кальвина сыграла видную роль в капиталистической перестройке Великобритании и Швейцарии, питала стойкость французских гугенотов в борьбе с произволом королевской власти и монополизмом католической Церкви. Блестящий анализ протобуржуазной подоплёки кальвинизма проделал М. Вебер в своей классической работе «Протестантская этика и дух капитализма», от которой отталкивались все последующие разработки данной проблематики.

Божественное предопределение Ключевую роль в кальвинизме выполняло учение о предопределении (будущего места отдельной человеческой души в загробном мире). Католицизм связывал достижение небесного блаженства с поведением человека в земной жизни, его смиренностью и раскаянием, неукоснительным выполнением церковных обрядов, благотворительностью и материальной поддержкой Церкви. В конечном счёте, по логике католичества, человек своей земной жизнью должен был заслужить (или нет) своё место в раю, спасти свою душу (или погубить её).

Кальвин такого шанса не давал. Согласно его концепции, Бог изначально предопределил одних людей к вечному блаженству, а других – к вечным мукам. Человеку на земле не дано в точности знать, является ли он избранным, и он не способен изменить Божье решение. По нашей сегодняшней логике, такая безальтернативность должна была породить самые крайние формы фатализма и вседозволенности: раз уже всё решено – живи, как хочешь и можешь, не оглядываясь ни на что. Однако в той конкретной атмосфере всеобщего страха перед адскими муками, который сделал людей, по выражению В. Зомбарта, «помешанными», эта мысль была воспринята совершенно по-другому. Она породила стремление устроить свою жизнь согласно новым, более строгим предписаниям.

Концепция предопределённости присутствовала уже у Лютера. Однако эта идея всё больше отходила на второй план в его учении, по мере того как сам Лютер втягивался в светскую политическую борьбу, требовавшую внятных религиозных стимулов (сражайся «за правое дело» – и Бог тебя вознаградит). В конечном счете, в лютеранстве возобладал догмат, согласно которому спасение души может теряться и вновь приобретаться покаянием, верой в слово Божье и Таинство. Кальвин же был непоколебим: решения Бога не меняются, божье милосердие не может быть утеряно теми, кому оно дано и недоступно для тех, кто его лишён изначально.

Проблема обретения Спасения, таким образом, снималась. На её месте возникала другая закавыка – как удостовериться в своей личной принадлежности к числу избранников, если решения Бога непостижимы человеком. Для самого Кальвина и таких как он, этот вопрос не существовал: они осознавали себя орудием Божьим и не ведали сомнений относительно своей избранности. Большинству же предлагалось уповать на милосердие Божье, вести земную жизнь так, как этого ждёт Создатель от своих избранников. Важнейшим средством для обретения внутренней уверенности у кальвинистов становится неутомимая мирская деятельность в рамках своей профессии и рационализация, упорядочивание всего образа жизни.

«Трудовая буржуазная жизнь!» Так происходит грандиозный перелом в религиозной мотивации труда. Напомним, что труд выступал для средневекового католичества как одна из обязанностей людей, характер которой определяется их социальным статусом. (Отголоски отношения к труду как к сословному долгу видны ещё у Лютера). Занятия тяжким физическим трудом рассматривались как свидетельство смирения человека, его покорности Богу. Гуманисты Возрождения возвысили творческую сторону труда. В протестантизме же любой общественно-полезный труд приобретает смысл самостоятельной богоугодности, поднимается почти на уровень молитвы, внутреннего диалога с Всевышним. Мирская деятельность человека рассматривается как средство реализации Божьих планов на Земле, а трудящийся человек – как его орудие. Весь образ жизни должен способствовать реализации главной миссии человека на Земле – исполнению своего профессионального долга. Труд становится смыслом всей жизни. Какой разрыв с попустительством католической Церкви к людской лени, какой сильнейший стимул получает профессиональная деятельность!

Крайне важным является то, что богоугодной объявляется и предпринимательская деятельность, которая нисколько не хуже других, если не нарушает человеческих и Божьих законов. Торговля перестаёт нести в себе «нечто постыдное», как считал в своё время Ф. Аквинский. Взимание ссудных процентов также дозволено Богом, если они не выходит за пределы «справедливости и разумности». Человек, имеющий возможность увеличить свой доход, должен обязательно сделать это. Иначе он как бы отказывается от предназначенной ему роли эффективного управляющего Бога на Земле. Публично презираемая в Средневековье страсть к наживе отныне получает моральное обоснование. Впоследствии буржуазные наследники кальвинизма пошли дальше своего основоположника, объявив размер доходности того или иного дела главным критерием его богоугодности.

Взаимосвязано с этим менялось отношение к мирскому богатству. Декларируемая подозрительность к нему со стороны католицизма уступает место принципиальной индифферентности к самому факту обладания богатством, если последнее добыто без нарушения закона (и, желательно, не в результате нахождения клада или выигрыша в карты), а явилось вознаграждением за деятельность в рамках своей профессии-призвания. Опасность, которую несёт в себе богатство, заключается не в его величине, а в возможности самоуспокоения, снижении активности или полном отказе от профессиональной деятельности, что является преступлением перед Богом, требующим от человека максимальной самоотдачи. Таким же нарушением Божьей воли является расточительность, свойственная феодальному сословию. Реабилитированное в протестантизме стремление к наживе, с одной стороны, и экономии нажитого – с другой, в своём сочетании не могли не способствовать раннекапиталистическому накоплению. Дух наживы + дух бережливости = капиталистическому «накопительству», подсчитал В. Зомбарт.

Концепция предопределения могла бы стать источником фатализма, бессильной пассивности человека («на всё – воля божья»), не упади она на благодатную социальную почву в лице поднимавшегося «третьего сословия» в городах. Их активный, нетрадиционный образ жизни фактически исключал такое. Напротив, носители протестантизма – субъекты рыночного сектора экономики, с течением времени так приспособили религиозные доктрины к своим классовым интересам, что основоположники протестантизма могли бы их просто не узнать. Такая трансформация чётко прослеживается в оценке роли труда. Первоначально полезность той или иной деятельности определялась с нравственных позиций, затем – степенью важности, которую она имела для всего общества и, наконец, решающим критерием становится простой и абсолютно вычисляемый показатель – размер доходности. Особенно ярко это прослеживается у таких последователей Кальвина, как английские пуритане. Крайний аскетизм последних и жёсткая регламентация всего образа жизни являлись средствами обеспечения непрерывности процесса предпринимательской деятельности, что находилось в полной гармонии с лейтмотивом капиталистического уклада – систематическим наращиванием производства ради систематического извлечения всё большей по объёму прибыли.

Одновременно со шлифовкой типа капиталистического предпринимателя протестантизм способствовал воспитанию желанного типа наёмного работника. Экономическая реальность заключалась в том, что ни высокая, ни низкая зарплата рабочего сами по себе не решали вопрос о добросовестности и интенсивности его труда. При господствовавшей аксиоме «достаточности» (тех или иных жизненных средств) даже высокая зарплата работника не гарантировала его высокую трудовую активность («всех денег не заработаешь»). В принципе это соответствует и нынешним представлениям о неоднозначности зависимости между величиной зарплаты и предложением труда. В те времена эта зависимость считалась обратно пропорциональной. Кальвин по этому поводу изрёк, что «народ послушен воле Божьей лишь до той поры, пока он беден». В светской интерпретации это звучало уже так: люди в своём большинстве работают лишь тогда, когда их заставляет нужда. В дальнейшем данный тезис стал ключевым компонентом теории «производительности низкой зарплаты». На самом деле, низкая зарплата не обеспечивала качества рабочей силы и порождала у работников стремление так «рационализировать» свой труд, чтобы получать гарантированный минимум благ при ещё большей минимизации своих усилий.

Исповедовавшие же протестантизм низы должны были относиться к работе как к своему призванию и главному способу удостовериться в своей избранности. Протестантское понимание мирской деятельности как долга перед Богом, делало отношение рабочих к труду как к призванию, аналогичным отношению предпринимателя к наживе. Понятно, что такой настрой был несовместим с лояльным отношением католической Церкви к безработным и нищим, которые рассматривались ею как удобный объект для «сотворения добрых дел», т.е. подачи милости. Кальвинистское неприятие «бездельников» сыграло свою роль в утверждении предельно жестоких по отношению к обездоленным законов.

Подведём черту. Реформация и протестантизм имели гораздо большее непосредственное значение для экономического развития Европы, утверждения капиталистического предпринимательства, «буржуазного духа», нежели идеи Возрождения. Идеология гуманизма не смогла овладеть такими широкими массами населения, какие пошли за основоположниками протестантизма, потому что в силу её светской направленности она не давала ответа на важнейший вопрос, терзавший тогда людей – вопрос о Спасении души человеческой. Протестантизм же по-своему ответил на него.

В различных ответвлениях протестантизма, особенно в кальвинизме и связанных с ним последующих религиозных течениях (английском пуританизме, к примеру), формировавшаяся на Севере Европы буржуазия нашла духовное обоснование своей деятельности. Религиозная оболочка, под которой развивался капиталистический дух, стала залогом успешного продвижения его в широкие массы. По мере утверждения капитализма его религиозная опора утрачивала своё значение. Погоня за деньгами ради ещё больших денег стала самостоятельной аксиомой капиталистического предпринимательства, так же как привычка к добросовестному труду, радикально отличающая сейчас трудящихся развитых капиталистических стран от рабочей силы стран традиционной экономики.

К теме

Бэрд Ч. Реформация XVI века в её отношении к новому мышлению и знанию. – М.-Л., 1951.

Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма. / Избранные произведения. – М., 1990.

Кальвин Ж. Наставление в христианской вере. – М., 1998.

Кареев Н.И. История Западной Европы в Новое время: история XVI – XVII вв. – Т.2. – Спб., 1915.

Чистозвонов А.Н. Реформационное движение и классовая борьба в Нидерландах в первой половине XVI века. – М., 1964.