Донбасский институт техники и менеджмента 11 страница

Furtum как общий тип.

§ 43. Нарушения имущественного свойства, в чем бы они ни состояли, легко подводились под furtum. Гай и Павел определяют furtum вообще как присвоение (сon trectatio) не принадлежащей вещи. Изъятие вещи из чужого владения, пользование вещью, отданной на хранение, или пользование вещью, отданной в ссуду, но свыше разрешенного предела, – равно составляют furtum. Предметом furtum могут быть свободные лица: жена, дети. Еще Сабин держался того мнения, что furtum распространяется и на недвижимости. О двенадцати таблицах известно, что многие имущественные нарушения чужого права рассматривались в них как furtum. Невозвращение вещи, принятой на хранение (a сtio depositi), растрата опекуном вверенного ему имущества (асtio rationibus distrahendis), употребление в постройку чужого материала (a сtio de tigno iuncto), продажа чужой вещи (a сtio auctoritatis) вели к взысканию duplum. Но duplum есть штраф за воровство (a сtio furti nес manifesti). Подлежит сомнению, были ли известны перечисленные нами названия исков уже во время XII таблиц и не прилагался ли по крайней мере в некоторых из этих случаев без различия иск о воровстве. Мы можем оставить этот вопрос без разрешения относительно ХII таблиц; что же касается вообще древнейшего права, то припомним еще раз, что тогда не делалось никакого различия умышленного и неумышленного нарушения чужого права. Отсюда ясно, что в древнейшем праве, кроме деликта, не было необходимости в признании какого-либо другого источника для обязательств, для того, чтобы оградить судебной защитой все обязательства, известные этому праву.

Защита права собственности.

§ 44. Судебная защита собственности не отличалась сначала от судебной защиты других прав. Еще Гаю был известен особый иск, уже упомянутый нами выше. Мы говорим об aсtio furti concepti. Посредством этого иска собственник возвращал украденную вещь. Aсtio furti concepti имела силу против каждого лица, у которого вещь находится, без различия, есть ли это лицо вор или нет, добросовестный или недобросовестный владелец; во всяком случае ответчик подвергался штрафу втрое против цены похищенного. Ответчик – не вор, путем другого иска, actio furti oblati, взыскивал с лица, передавшего ему вещь, такой штраф, какой был взыскан с него самого. – Против самого вора обладатель вещи действовал путем исков, известных под именем асtio furti manifesti и aсtio furti nес manifesti.

Строго уголовный характер их, в особенности первых двух исков, обличает их древнее происхождение. Эти иски представляли достаточное средство для защиты древнейшей собственности. Они образовались тогда, когда возникло частное обладание вещами, но правовое чувство было еще проникнуто местью, так что всякое правонарушение рассматривалось, как преступление. Они остались средством защиты относительно вещей nес mancipi и тогда, когда с развитием гражданского оборота из области всех вещей выделилась особая группа вещей mancipi (§ 23). Что же касается до этих последних, то с положением их, как первенствующего предмета обмена, не совмещался уголовный способ защиты. Начало, по которому каждый владелец чужой вещи рассматривается непременно как вор, шло наперекор развитию гражданского оборота, уменьшая желание приобретать и, следовательно, желание сбывать.

Rei vindicatio.

Для защиты права собственности на вещи mancipi выработался новый иск: виндикация, rei vindicatio. Виндикация совершалась в сакраментальной форме (legis a сtio sacramenti). Мы имели уже случай, когда говорили об этой форме, описать подробно, как она происходила. Виндикация была направлена исключительно на возвращение вещи. Обряд виндикации был сложен, благодаря своей торжественности; но не было ничего сложного в том исковом требовании, которое выражалось виндикацией. Весь обряд ее сосредоточивался исключительно на споре о принадлежности вещи. Судебный приговор разрешал только этот спорный вопрос, никакие другие вопросы с ним не связывались. Судебное решение исполнялось в натуре: выигравшая сторона брала себе присужденную ей вещь и этим оканчивались ее расчеты с противником. Никаких других расчетов, осложняющих главное, основное требование виндикации – возвращение вещи – старое право не знало. Даже расчет за ухудшение вещи, которое произошло во время самого процесса (если в это время вещь находилась у противника), выигравшая сторона вела не с самим противником, а с особыми поручителями. С этой целью по окончании вышеописанной (§ 35) торжественной процедуры перед магистратом и до начала разбирательства дела (для чего назначался особый судья, глава VI) магистрат определял, у кого должна остаться вещь на время спора. Избранная им сторона получала вещь во временную собственность и представляла поручи телей (praedes litis et vindiciarum) в том, что будет пользоваться вещью во все время процесса, не умаляя ее ценности, и возвратит ее с произведенным ею приплодом (fructus). В случае нарушения этого обязательства ответственность за то несли сами поручители.

В сравнении с исками против вора виндикация представляется средством более высоким. Что же касается до связи ее с вещами mancipi, то она отражается в самом ее характере. Виндикация не ограничена ни местом нахождения вещи, ни временем (кроме давности), ни лицом, и идет против всех и каждого, у кого находится вещь; спорная вещь приносится в суд, или, если спор идет о недвижимости, суд идет к ней; истец для того, чтобы доказать свое право, должен доказать законное приобретение им вещи и правильность всех предыдущих переходов вещи из рук в руки; ответчик, в свою очередь, может доказать свое право не иначе, как выяснив в свою пользу весь ряд передач вещи. В древности в этих случаях главным и единственным способом доказательства служили свидетели. Первоначальный тип подобного процесса мог выработаться только на предметах, обладающих некоторой внешней индивидуальностью, легко распознаваемых и запоминаемых, а такими именно были res mancipi и притом только они. Позднейшее применение виндикации ко всем вещам должно быть сравнительно позднейшего происхождения.

Таким образом, гражданский оборот содействовал ограничению уголовного начала в применении к судебной защите права собственности; виндикация не была уже уголовным иском.

Дуализм права собственности.

Образованию виндикации предшествовало образование манципации как способа передачи вещей, вошедших в сферу гражданского оборота (§ 24). Итак, еще задолго до издания законов XII таблиц, образовалось два вида собственности, различие которых основывалось на различии предметов, способов приобретения и способов защиты. Понятно, что юридические отношения того вида, который, по всей вероятности, назывался mancipium, предметом которого были res mancipi, а способами установления и охраны mancipatio и rei vindicatio, составляли господствующее явление юридической жизни и гораздо чаще, чем отношения другого вида, подлежали рассмотрению и обсуждению юристов; поэтому mancipium могло получить в глазах последних значение нормального права, res mancipi – значение нормального объекта собственности, и не только собственности, но и других прав, ибо и они могли быть связаны с res mancipi (например, опека). Другой вид собственности, как по своей роли в гражданском быту, так и по своему внутреннему развитию, бледнел перед mancipium, и его объекты не получили собственного имени, а обозначались отрицательно: res nec mancipi; имя же, которым обозначалось относившееся к ним право, не сохранилось в источниках.

V

Законодательство XII таблиц

и право квиритов

Законы XII таблиц.

§ 45. Нам пора остановиться на законодательном памятнике, которым мы пользовались уже так много для характеристики древнейшего гражданского правосудия.

К первым годам четвертого столетия, по римскому летосчислению, относится важное событие в истории гражданского права Рима: впервые постановления этого права появились перед народом, облеченные в форму закона, начертанные на двенадцати бронзовых досках в ряду других юридических постановлений («corpus omnis romani iuris, fons publici privatique iuris», как выражается Ливий о законах XII таблиц).

Особые обстоятельства вызвали это замечательное событие. В однородной среде, которая не разделяется ни политической, ни социальной рознью, гражданское право долгое время может развиваться путем юридических сделок и судебных решений, т.е. непосредственной практикой гражданского оборота и правосудия, – не требуя вмешательства мощной руки законодателя. Если при таких условиях и возникает нужда в письменном изложении норм, закрепленных обычаем, то она удовлетворяется частным путем, – литературными сборниками. Пример такого сборника известен нам еще от времени последних царей, впрочем, только по имени (ius Papirianum); жрец Папирий записал, как гласит предание, постановления, действовавшие в его время («leges regiae»). Юристу Павлу был известен комментарий Гранния Флакка, написанный на это сочинение. Но ни сделка, ни судебное решение, ни литературная разработка не в состоянии оказать нужное действие, когда гражданское общество раздирается на части внутренней борьбой; в таком состоянии и суд, и литература сами втягиваются в борьбу и становятся орудием политических партий. Умиротворение вносится в общество работой и влиянием законодателя.

Предание, наивно относящееся к событиям прошлого, ра c сказывает, что с изгнанием царей исчезло все право царского времени. Разумеется, политический переворот не мог разрушить учреждений, созданных не по прихоти отдельных лиц, – каковы в особенности учреждения гражданского права. Тем не менее, предание схватило с характеристической стороны то состояние, которое возникло в римском обществе вслед за падением царского престола (244 г.). Это падение было делом патрициата, опасавшегося демагогических стремлений последнего царя. В первое время руководители переворота старались рядом подачек расположить к себе бедный народ; когда же опасность возвращения изгнанного тирана миновала, не было препятствий к тому, чтобы действительные стремления сословий выразились с полной откровенностью. Незачем повторять все перипетии полустолетней борьбы; достаточно напомнить ее главные черты. Мы встречаемся здесь с процессом разложения общинного обладания землей путем насильственного захвата ее господствующим классом при постоянном, но бесполезном протесте притесненного большинства населения; мы встречаемся далее с долговыми отношениями, отмеченными бессердечием кредиторов и несправедливостью судебной власти, представители которой, принадлежа к патрициату, держат его руку. Судебные решения стали произвольны и пристрастны. Народные воззрения на должное и недолжное, на справедливое и несправедливое, конечно, не изменились; сложившиеся правовые учреждения не искоренились, но чувствовалась непрочность правового порядка, отсутствие обеспечений, свойственных правовым отношениям. Старое право не исчезло, но справедливо могло показаться исчезающим, когда сама же власть расшатывала его. Угнетенная часть народа подняла требование об издании законов, и в конце концов получила их. Когда происходило все это, не были забыты еще примеры славных законодательств более глубокой древности. В особенности пример законодательства Солона действовал внушительно; в Риме хорошо знали о нем, и были готовы следовать по стопам греков.

Выяснить наперед действующие юридические нормы и тем обеспечить их однообразное применение на суде – вот в чем заключалось назначение двенадцати таблиц. Отдельные постановления их могли содержать в себе нововведения, но в целом своем они представляли не столько преобразование, сколько выяснение и укрепление до них сложившегося или намеченного жизнью правового порядка. Несмотря на это, должно приписать им глубокое влияние на последующее развитие гражданского права.

Прогресс юридического мышления.

В истории юридических воззрений составляло важный шаг то обстоятельство, что постановления, до сих пор выражавшиеся казуально, в сделках и решениях, и сознаваемые как обычай, были теперь изложены письменно, в относительно отвлеченной (для того времени) форме; теперь они стали сознаваться в качестве отчетливых формул. Закон отличается от судебного решения и сделки именно своею относительною отвлеченностью, от обычая – отчетливостью, которая вносится им в юридические воззрения. Судебное решение и сделка выражают постановления касательно одного случая; закон обнимает в общей формуле целый ряд однородных случаев; он содержит общую норму, рассчитанную на средний тип случаев, лиц, предметов и отношений. Судебное решение разрешает случаи, уже coвepшившиecя; закон издается в предвидении будущих случаев, представляемых только в возможности. Отсюда видно, какое значение имеет факт появления законодательства в процессе развития юридических воззрений, со стороны их отвлеченности; только с появлением закона может возникнуть отчетливое понятие юридической нормы. – Значение совершенного шага сознавалось современным обществом. В законодательстве видели дело величайшей мудрости, для исполнения которого потребовалось избрание десяти мужей с неограниченной властью: все учреждения обычного государственного строя замерли на время, пока эта чрезвычайная власть творила свое дело. Изданный ею закон почитался святынею, почти что неприкосновенною. Свою долю влияния во всем этом оказало, конечно, и политическое значение законодательства XII таблиц. «Оно было трудно добытым благом, так что позднейшее поколение вспоминало еще о борьбе, которой оно стоило, и о цене, которую придавали его приобретению. Это не был просто закон, т.е. сумма юридических норм; напротив, нормы, заключавшиеся в нем, были в то же время правами в субъективном смысле. Это была magna charta, грамота плебейской свободы, ревностное соблюдение и охранение которой было делом не только сословного интереса, но и сословной чести». Закон XII таблиц был как бы сделкой двух классов, которые гарантировали взаимно свои права (lex est communis reipublicae sponsio): самое слово закон (lex) в то время не перестало еще служить для обозначения сделки.

Система XII таблиц.

§ 46. По какой системе децемвиры изложили свое законодательство? Для разрешения этого вопроса имеются только скудные данные. Цицерон, замечая «с малолетства учили мы: si in ius vocat и т.д.», разумеет, очевидно, законодательство XII таблиц. Из того обстоятельства, что слова «si in ius vocat» Цицерон избрал для обозначения всего законодательства, заключают, что они были в этом последнем начальными словами. Стало быть, правила о призыве в суд содержались в 1-й таблице закона. Это предположение подкрепляется общими данными о системе древнейших кодексов. Все они начинаются обыкновенно постановлениями о судопроизводстве, которое, в качестве могущественного средства к установлению внутреннего мира, по преимуществу интересовало древнейшего законодателя. – Фест («reus») свидетельствует, что во второй таблице было постановлено о законных причинах для отсрочки суда. От Дионисия Галикарнасского известно, что постановление о праве отца на продажу детей находилось в четвертой таблице, а запрещение смешанных браков между патрициями и плебеями – в одной из двух последних таблиц. По Цицерону, правило о погребениях принадлежало десятой таблице. – Все эти данные бросают некоторый свет на систему законодательства децемвиров. Другие данные могут иметь подобное же значение. Юрист II в. по Р. X. Гай принадлежал к числу многочисленных комментаторов XII таблиц. От комментария Гая сохранились в дигестах двадцать фрагментов. В каждом фрагменте обозначается, из которой именно книги комментария он был заимствован, чтo дает возможность определить порядок, в которых фрагменты следовали в комментарии; порядок же этого последнего, в свою очередь, характеризует порядок самого законодательства. Далее, порядок, в котором цитируются древними писателями места из XII таблиц, расположение преторского эдикта, который должен был отразить на себе систему XII таблиц, и другие тому подобные данные в состоянии служить подспорьем в исследовании о системе XII таблиц. Дирксен, опираясь на Готофреда, исполнил подобное исследование с особой полнотой и большим увлечением. Результаты, к которым пришел Дирксен, должны быть признаны за справедливые лишь в своих основных чертах. В действительности все вышеуказанные данные слишком недостаточны для того, чтобы служить для полного восстановления системы XII таблиц. Капитальная ошибка Готофреда состояла, между прочим, в том его предположении, что каждая таблица могла соответствовать особому отделу права, что каждая из шести книг комментария Гая соответствовала двум таблицам, и что между каждыми двумя таблицами существовала определенная внутренняя связь, так что каждая пара таблиц составляла законченное целое. Вернее думать, что правильная систематика, охватывающая все законодательство, была недоступна децемвирам, и распределение текста по таблицам было в значительной мере случайное. Как заметил уже Г. Пухта, отдельные таблицы играли роль не столько глав, сколько страниц законодательства. Текст закона писался сверху вниз до конца таблицы и потом продолжался непосредственно на следующей таблице; такой способ изложения встречается еще в позднейших законодательных памятниках. Можно говорить о порядке изложения в законе XII таблиц, но ошибочно предполагать, что правильное размещение содержания по отдельным таблицам было принадлежностью этого порядка. В настоящее время законы XII таблиц издаются по системе Дирксена, – не потому, что эту систему считают непогрешимой, но потому, что, за невозможностью открыть какую-либо другую систему, держатся за Дирксенову систему как за условную.

Право квиритов.

§ 47. Учреждения, подтвержденные законодательством децемвиров, составили основу права квиритов или цивильного (ius Quiritium, ius civile). Так называли римляне правовой порядок, который безусловно господствовал в IV и V вв. римского летосчисления, сохранял свою силу в три последующих столетия, разрушаясь постепенно под влиянием образований нового происхождения, и в отдельных своих проявлениях не был позабыт еще в первой половине императорского периода. Это было национальное римское или «квиритское» право, потому что оно было доступно одним римлянам. Только римские граждане могли приобретать и судиться по этому праву; потому оно называлось также «цивильным», т.е. «гражданским». По своему содержанию это право было переходным образованием. Оно заняло промежуток между грубой римской стариной и развитым порядком будущего, связывая собой эти крайние пункты римского юридического творчества. Само оно находилось в состоянии постоянного прогресса. В двенадцати таблицах оно является еще сродни безыскусственным и лишенным всякой мягкости учреждениям древнейшего периода; через два, три века в нем появляются уже институты, которыми не пренебрегает позднейшее, высшее право. Это переходное значение квиритского права обозначилось в самом содержании XII таблиц. Постановления о судопроизводстве (таблицы I и II), о порядке взыскания с неисправных должников (таблица III) и о взыскании за преступления (таблица V III) дышали началами самоуправства и мести; но вместе с тем выражалась определенная тенденция к укрощению такого духа путем государственного воздействия. С течением времени квиритское право преодолело самоуправство и сгладило наиболее резкие проявления мести; оно сделало первые шаги к различению умышленной и неумышленной провинности, и тем подготовило коренную реформу будущего. Но если одна часть постановлений XII таблиц соприкасалась с грубыми, отживавшими свой век учреждениями, то другая была обращена лицом к будущему. Экономическая основа права XII таблиц – право частной собственности, движимой и недвижимой. Квиритская собственность – еще не полная, «неограниченная» собственность, с которою мы встречаемся позднее; распоряжение этой собственностью состояло еще под контролем рода и родичей (выше, § 20), но ход постепенного развития квиритского права был в то же время ходом постепенного развития частной собственности; на высших же ступенях своего развития квиритское право породило сделки, которые свидетельствовали одновременно как о значительном упадке уголовной точки зрения на правонарушение, так и о значительном успехе, достигнутом в развитии частного обладания имуществом. Таковы нравственное и экономическое основания квиритского права. Умственная печать, наложенная на него, отличается большим единством и выдержанностью. Квиритское право – право формальное. Оно осуществило формализм с силой, нигде более не встречавшейся; этот формализм особенно отличал его, и ему оно обязано своим бессмертием в истории.

Право как власть.

§ 48. Кто отнесется к квиритскому праву с точки зрения новейших юридических идей, того поразит в учреждениях этого права выражение необыкновенной личной энергии и личного могущества. Все судопроизводство построено на этих началах: истец сам зовет и приводит ответчика в суд (in ius vocatio), кредитор сам тащит в кабалу неисправного должника (manus iniectio) или захватывает его вещь в обеспечение долга (pignoris capio), собственник сам отыскивает свою вещь и доставляет ее в суд, на суде же он выразительным образом, действуя вооруженной рукой, дает противнику почувствовать свою власть над нею (vindicatio). То же самое – в юридических сделках; права не только защищаются, но и приобретаются при участии личной энергии. В манципации приобретатель не получает свою вещь от продавца, но как бы сам овладевает ею; подобное же происходило, вероятно, и при заключении займа, где действующим лицом должен был являться не должник, но кредитор. В торжественных формулах, произносимых в этих случаях, и в жестах, их сопровождающих, оттеняется, сверх того, господство, которое может принадлежать субъекту над объектом его права.

Все это, в связи с некоторыми другими обстоятельствами, может дать повод утверждать, что квиритскому праву особенно свойственна идея господства, что, по воззрению древних римлян, право мыслилось преимущественно как господство, и что все это отвечало тем стремлениям к личному могуществу, которым вообще был преисполнен римский гражданин. Такое утверждение, однако, неверно; оно рисует квиритское право слишком односторонне. Еще более неверно, если бы в вышесказанном качестве его усмотрели некоторое преимущество, которого будто бы лишено современное нам право; доля правды, которую желали бы в этом случае выставить на вид, представляется преувеличенной.

Во избежание недоразумений надо сказать следующее:

1. Господство составляет общий атрибут права; оно присуще праву и в наше время. Притом в наше время оно развито гораздо больше, потому что вследствие наибольшего развития государственности мы обеспечены в наших правах вообще крепче, нежели то было в древнейшем обществе. Но по той же причине мы и не замечаем нашей гражданской власти. При относительной прочности защиты, которую доставляет нам современный строй общества, мы не принуждены так часто думать о своих правах, как это должен был делать древний римлянин; а о чем мы думаем реже, то и замечается нами менее. К тому же и самые выражения власти в наше время менее грубы и не бросаются в глаза так резко, как в древнее время.

При всем этом личная власть не составляет единственного атрибута права. Правовой порядок есть произведение двух взаимодействующих факторов, из которых каждый вносит в него особую тенденцию. Эти факторы суть: субъект гражданских прав и гражданско-правовая власть. Первый фактор вносит в право тенденцию власти, второй – тенденцию общего блага. Вторая тенденция выше первой и подчиняет ее себе. Господство, предоставленное частным лицам, регулируется гражданско-правовой властью с точки зрения общего блага, и таким образом, в конце концов, весь правовой порядок представляется выражением идеи общего блага, как она понимается в каждое отдельное время.

2. В квиритском праве личная энергия в защите прав выдавалась вперед вследствие относительной слабости государственной власти по отношению к гражданскому праву. Это было проявлением самоуправства. Самоуправство выражалось в грубых и резких формах, потому что нравы и чувства были в то время грубы. Были грубы также общественные отношения и неразвиты соответствующие идеи. Когда торговля только что перестала быть разбоем и купля – захватом, тогда ясная идея обмена не была еще выработана; в способах пробретения изображалась не передача или обмен права, а их будто бы односторонний захват приобретателем.

3. Впрочем, были особые причины, которые содействовали развитию личной энергии в римском праве. Военный быт вообще поддерживал стремление к захвату, внутренняя политическая борьба приучила дорожить правами, однажды приобретенными, и отстаивать их с особой настойчивостью. В квиритском праве отразился римский национальный характер в том виде, как он сложился вследствие исторических и политических условий. Если право есть господство, то мера пользования этим господством и способ проявления его разнообразится, смотря по тому, в какой мере народам свойственна настойчивость в защите своих прав.

Гражданское право XII таблиц.

§ 49. Теперь сделаем обзор постановлений XII таблиц, насколько они относятся к гражданскому праву.

В гражданском праве XII таблиц надо различать три главных исторических наслоения.

Первое наслоение есть остаток от первоначального состояния гражданского права. Сюда относятся формы торжественного самоуправства и проявления уголовного возмездия. В квиритском праве они находятся в состоянии постепенного вымирания.

Второе наслоение есть типическая принадлежность квиритского права. Учреждения, которые принадлежат сюда, процветали именно в период господства XII таблиц; их падение начинается не ранее V I столетия от основания Рима и есть в то же время падение XII таблиц и квиритского права. Сюда относятся учреждения, которые коренятся в древнеримском семейно-родовом строе (наследование, опека), и формализм.

Третье наслоение состоит из учреждений, которые в квиритском праве еще не достигли своего полного развития. Это – проявления начала личного обладания имуществом, формы частного обладания имуществом (право собственности, права по соседству, сервитуты).

Мы изложим законодательство XII таблиц в указанном порядке; только изложение формализма, по его обширности, придется выделить в особую главу. Разумеется, нет нужды излагать постановления, касаться которых мы имели уже случай на предшествующих страницах.

I. Первое наслоение – самоуправство

и уголовные взыскания

§ 50. Постановления о торжественном приводе ответчика в суд (in ius vocatio) открывали собой законодательство децемвиров. Судопроизводству посредством наложения руки (legis actio per manus iniectionem), в связи с порядком взыскания с неисправных должников, был посвящен в нем ряд постановлений (III таблица). Точно так же законодательство касалось судопроизводства посредством захвата вещи (legis actio per pignoris capionem). Наконец, постановления, которые относят обыкновенно в VIII таблицу, определяли взыскания за гражданские преступления.

Все это изложено уже нами в другой связи, в главах третьей и четвертой.

Формы самоуправства и уголовные взыскания были много древнее законодательства децемвиров; но они жили еще и в этом последнем, и начали исчезать не раньше, как через сто лет после его появления (глава IX).

II. Второе наслоение – учреждения

семейно-родовые (наследование и опека)

Время господства XII таблиц – время полного развития агнатской семьи. Ее строй определил постановления XII таблиц о порядке наследования и об опеке.

Историческое соотношение видов наследования.

§ 51. Оба вида наследования: по закону (или по обычаю) и по завещанию, упоминаются в законах ХII таблиц. «Да будет так, – гласит закон, – как постановит домовладыка о судьбе своего имущества и об опеке над ним. Если же кто умрет без завещания, то» и т.д. Этот способ выражения, в котором право совершать завещание представляется как бы безусловным, само завещание как бы обычным явлением гражданской жизни, а наследование по закону – лишь дополнительной формой, установленной на случай отсутствия завещания, может ввести в заблуждение относительно исторического соотношения обеих форм. Может показаться, что наследованию по завещанию принадлежит в истории первенство или что по крайней мере обе формы образовались и развивались одновременно. Такое заключение подтверждается, по-видимому, и другими обстоятельствами. Долгое время не существовало в римском праве законодательных ограничений свободы завещания. Только с конца VI в. стали появляться законы, которые стеснили завещателя в деле назначения отказов (легатов); таковы lex Furia 571 г., lex Voconia 585 г., lex Falcidia 714 г. Речь о них будет ниже. Постановления Фальцидиева закона сохранили свою силу до Юстиниана. Рядом с ограничениями свободы в назначении отказов развивались постановления об обязательной наследственной доле, т.е. о доле наследственного имущества, которая непременно должна оставаться в пользу близких родственников завещателя. Выработанные первоначально судебным путем, эти постановления пользовались покровительством претора и приняли окончательную форму в 115-й новелле Юстиниана, о чем подробности также будут сообщены ниже. Итак, по-видимому, свободное вначале завещание стало потом стесненным. История римского права от времени XII таблиц до времени Юстиниана есть как бы история постепенного ограничения свободы завещания, безусловной вначале.