Глава четвертая. Ушат грязи, который мог лишь обелить

В этот самый день, точнее в этот самый вечер, когда Мариус, встав из-застола, направился к себе в кабинет, чтобы заняться изучением какого-тосудебного дела. Баск вручил ему письмо и сказал: - Господин, который принес это письмо, ожидает в передней. Козетта в это время под руку с дедом прогуливалась по саду. Письмо, как и человек, может иметь непривлекательный вид. При одномтолько взгляде на грубую бумагу, на неуклюже сложенные страницы некоторыхпосланий, сразу чувствуешь неприязнь. Письмо, принесенное Баском, былоименно такого рода. Мариус взял его в руки. Оно пахло табаком. Ничто так не оживляетпамять, как запах. И Мариус вспомнил этот запах. Он взглянул на адрес,написанный на конверте, и прочел. "Господину барону Понмерси. Собственныйдом". Вспомнив запах табака, он вспомнил и почерк. Можно было бы сказать,что удивлению присуща догадка, подобная вспышке молнии. И одна из такихдогадок осенила Мариуса. Обоняние, этот таинственный помощник памяти, оживило в нем целый мир.Конечно, это была та же бумага, та же манера складывать письмо, синеватыйцвет чернил, знакомый почерк, но, главное - это был тот же табак. Перед нимвнезапно предстало логово Жондрета. Итак - странный каприз судьбы! - один след из двух, так долгоразыскиваемых, именно тот безнадежно потерянный след, ради которого ещенедавно он потратил столько усилий, сам давался ему в руки. Нетерпеливо распечатав конверт, он прочел: "Господин барон, Если бы Всевышний Бог одарил меня талантами, я мог бы стать барономТенар, членом академии, но я не барон. Я только его однофамилец, и я будущаслив, если воспоминание о нем обратит на меня высокое ваше расположение.Услуга, коей вы меня удостоите, будет взаимной. Я владею тайной, касающейсяодной особы. Эта особа имеет отношение к вам. Эту тайну я придоставляю вваше распоряжение, ибо желаю иметь честь быть полезным вашей милости. Я дамвам простое средство прагнать из вашего уважаемого симейства эту личность,которая втерлась к вам без всякого права, потому как сама госпожа баронессавысокого происхождения. Святая святых добродетели не может дольшесожительствовать с приступлением, иначе она падет. Я ажидаю в пиредней приказаний господина барона. С почтением". Письмо было подписано "Тенар". Подпись была не вымышленной. Только несколько укороченной. Помимо всего, беспорядочная болтливость и самая орфография помогалиразоблачению. Авторство устанавливалось неоспоримо. Сомнений быть не могло. Мариус был глубоко взволнован. Его изумление сменилось радостью. Толькобы найти ему теперь второго из разыскиваемых им лиц, - того, кто спас его,Мариуса, и ему ничего больше не оставалось желать. Он выдвинул ящик письменного стола, вынул оттуда несколько банковыхбилетов, положил их в карман, запер стол и позвонил. Баск приотворил дверь. - Попросите войти, - сказал Мариус. Баск доложил: - Господин Тенар. В комнату вошел человек. Новая неожиданность для Мариуса: вошедший был ему совершенно незнаком. У этого человека, впрочем тоже пожилого, был толстый нос, утонувший вгалстуке подбородок, зеленые очки под двойным козырьком из зеленой тафты,прямые, приглаженные, с проседью волосы, закрывавшие лоб до самых бровей,подобно парику кучера из аристократического английского дома. Он был вчерном, сильно поношенном, но опрятном костюме; целая связка брелоков,свисавшая из жилетного кармана, указывала, что там лежали часы. В руках ондержал старую шляпу. Он горбился, и чем ниже был его поклон, тем круглеестановилась спина. Но особенно бросалось в глаза, что костюм этого человека, слишкомпросторный, хотя и тщательно застегнутый, был явно с чужого плеча. Здесьнеобходимо краткое отступление. В те времена в Париже, в старом, мрачном доме на улице Ботрельи, возлеАрсенала, проживал один оборотистый еврей, промышлявший тем, что придаваллюбому прохвосту вид порядочного человека; ненадолго, само собою разумеется,- в противном случае это оказалось бы стеснительным для негодяя. Превращениепроизводилось тут же, на день или на два, за тридцать су в день, при помощикостюма, который соответствовал, насколько возможно, благопристойности,предписываемой обществом. Человек, дававший напрокат одежду, звался"Менялой"; этим именем окрестили его парижские жулики - его настоящего имениникто не знал. В его распоряжении была обширная гардеробная. Старье, вкоторое он обряжал людей, было подобрано на все вкусы. Оно отражало разныепрофессии и социальные категории; на каждом гвозде его кладовой висело,поношенное и измятое, чье-нибудь общественное положение. Здесь мантия судьи,там ряса священника, тут сюртук банкира, в уголке - мундир отставноговоенного, дальше - костюм писателя или крупного государственного деятеля.Этот старьевщик был костюмером бесконечной драмы, разыгрываемой в Парижесилами воровской братии. Его конура служила кулисами, откуда выходило насцену воровство и куда скрывалось мошенничество. Оборванный плут, зайдя вэту гардеробную, выкладывал тридцать су, выбирал себе для роли, какуюнамеревался в тот день сыграть, подходящий костюм и спускался с лестницы ужене громилой, а мирным буржуа. Наутро эти обноски честно приносились обратно;Меняла оказывал полное доверие ворам и никогда не бывал обворован. Этиодеяния имели одно только неудобство: они "плохо сидели", так как были сшитыне на тех, кто их носил. Они оказывались тесными для одних, болтались надругих и никому не приходились впору. Любой мазурик, ростом выше или нижесреднего, чувствовал себя неудобно в костюмах Менялы. Они не годились ни дляслишком толстых, ни для слишком тощих. Меняла имел в виду лишь среднегороста и объема людей. Он снял мерку с первого забредшего к нему оборванца,ни тучного, ни худого, ни высокого, ни маленького. Отсюда необходимостьприспосабливаться, временами трудная, с которой клиенты Менялы справлялись,как умели. Тем хуже для исключений из нормы! Одеяние государственногодеятеля, например, - черное снизу доверху, и следовательно, вполнепристойное, - было бы чересчур широко для Питта и чересчур узко дляКастельсикала. Костюм "государственного деятеля" описывался в каталогеМенялы следующим образом; приводим это место: "Черный суконный сюртук,черные шерстяные панталоны, шелковый жилет, сапоги и белье". Сбоку, на поляхкаталога, надпись: "Бывший посол" и заметка, которую мы также приводим: "Вотдельной картонке аккуратно расчесанный парик, зеленые очки, брелоки и дветрубочки из птичьего пера длиною в дюйм, обернутые ватой". Все этопредназначалось для государственного мужа, бывшего посланника. Костюм этот,можно сказать, держался на честном слове; швы побелели, на одном локтевиднелось что-то вроде прорехи; вдобавок спереди на сюртуке не хваталопуговицы. Впрочем, последнее обстоятельство не имело особого значения, таккак рука государственного мужа, которой полагается быть заложенной за бортсюртука, могла служить прикрытием недостающей пуговице. Если бы Мариус был знаком с тайными заведениями Парижа, он тотчас быузнал на посетителе, которого впустил к нему Баск, платье "государственногодеятеля", позаимствованное в притоне Менялы. Разочарование Мариса при виде человека, обманувшего его ожидания,перешло в неприязнь к нему. Внимательно оглядев с головы до ног посетителя,пока тот отвешивал ему преувеличенно низкий поклон, Мариус сухо спросил: - Что вам угодно? Человек отвечал с любезной гримасой, о которой могла бы дать кое-какоепредставление лишь ласковая улыбка крокодила: - Мне кажется просто невероятным, что я до сих пор не имел чести видетьгосподина барона в свете. Я уверен, что встречал вас несколько лет томуназад в доме княгини Багратион и в салоне виконта Дамбре, пэра Франции. Притвориться, что узнаешь человека, которого вовсе не знаешь, -излюбленный прием мошенников. Мариус внимательно прислушивался к речи этого человека, следил за егопроизношением, за мимикой. Разочарование возрастало: у посетителя былгнусавый голос, нисколько не похожий на тот резкий, жесткий голос, которыйон ожидал услышать. Он был совершенно сбит с толку. - Я не знаком ни с госпожой Багратион, ни с господином Дамбре, - сказалон. - Ни разу в жизни я не бывал ни в одном из этих домов. Ответ был груб, однако незнакомец продолжал тем же вкрадчивым тоном: - В таком случае, сударь, я, должно быть, видел вас у Шатобриана. Я сним близко знаком. Он очень мил и частенько говорит мне: "Тенар, дружище...не пропустить ли нам по стаканчику?" Выражение лица Мариуса становилось все более суровым. - Никогда не имел чести быть принятым у господина Шатобриана. Ближе кделу. Что вам угодно? На строгий тон Мариуса незнакомец ответил еще более низким поклоном. - Господин барон! Соблаговолите меня выслушать. В Америке, неподалекуот Панамы, есть селение Жуайя. Это селение состоит из одного-единственногодома. Большого квадратного трехэтажного дома из обожженных солнцем кирпичей.Каждая сторона квадрата равна в длину пятистам футам, каждый этаж отступаетот нижнего на двенадцать футов в глубину, образуя перед собой площадку,которая идет вокруг всего здания; в центре его - внутренний двор, гдехранятся продовольствие и боевые припасы. Окон нет - только бойницы, дверейнет - только лестницы; для подъема на первую площадку - приставная лестница,то же и с первой на вторую и со второй на третью; чтобы спуститься вовнутренний двор - лестницы; вместо дверей в комнатах - люки, вместообыкновенных лестниц - приставные. Ночью люки запирают, лестницы убирают, вбойницах прилаживают пищали и мушкеты. Войти внутрь никакой возможности;днем это дом, ночью - крепость; а всего там восемьсот жителей; вот каковоэто селение. А зачем столько предосторожностей? Потому, что это опасноеместо: там полно людоедов. А зачем в таком случае ехать туда? Потому что эточудесный край: там много золота. - К чему вы клоните? - прервал его Мариус, разочарование которогосменилось нетерпением. - Вот к чему, господин барон. Я бывший дипломат, я устал от жизни.Старая цивилизация набила мне оскомину. Я хочу пожить среди дикарей. - Дальше что? - Господин барон! Миром управляет эгоизм. Батрачка, работающая на чужомполе, обернется поглазеть на проезжий дилижанс, а крестьянка, работающая насвоем поле, не обернется. Собака бедняка лает на богача, собака богача лаетна бедняка. Всяк за себя. Выгода - вот конечная цель людей. Золото - вотмагнит. - Дальше что? Договаривайте. - Я хотел бы обосноваться в Жуайе. Нас трое. При мне моя супруга и моядочь, весьма красивая девица. Это путешествие долгое и дорого стоит. Мненужно немного денег. - Какое мне до этого дело? - спросил Мариус. Незнакомец вытянул шею над галстуком, точно ястреб, и возразил судвоенной любезностью: - Разве господин барон не прочел моего письма? Это предположение было недалеко от истины. Действительно, смысл письмалишь слегка коснулся сознания Мариуса. Он не столько читал его, сколькоразглядывал почерк. Он почти не помнил, о чем там шла речь. Минуту назад унего родилась новая догадка. В словах посетителя он отметил следующуюподробность: "моя супруга и моя дочь". Он устремил на незнакомцапроницательный взгляд, которому позавидовал бы любой судебный следователь.Он словно прощупывал этого человека. - Говорите яснее, - сказал он. Незнакомец, заложив пальцы в жилетные карманы, поднял голову, неразгибая, однако, спины и тоже сверля Мариуса взглядом сквозь зеленые очки. - Хорошо, господин барон. Я выражусь яснее. Я хочу продать вам однутайну. - Тайну? - Да. - Она касается меня? - Да, отчасти. - Что это за тайна? Слушая этого человека, Мариус все внимательнее к нему приглядывался. - Вступление я сделаю бесплатно, - сказал неизвестный. - Оно васзаинтересует, вот увидите. - Говорите. - Господин барон! У вас в доме живет вор и убийца. Мариус вздрогнул. - В моем доме? Нет, - сказал он. Незнакомец, слегка почистив локтем свою шляпу, продолжал невозмутимо: - Убийца и вор. Прошу заметить, господин барон, я не говорю здесь простарые, минувшие, забытые грехи, искупленные перед законом давностью лет, аперед богом - раскаянием. Я говорю о преступлениях совсем недавних, о делах,до сих пор еще неизвестных правосудию. Продолжаю. Этот человек вкрался вваше доверие, почти втерся в вашу семью под чужим именем. Сейчас я скажу вамего настоящее имя. И скажу совершенно бесплатно. - Я слушаю. - Его зовут Жан Вальжан. - Я это знаю. - Я скажу вам, и тоже бесплатно, кто он такой. - Говорите. - Он беглый каторжник. - Я это знаю. - Вы это знаете лишь с той минуты, как я имел честь вам это сообщить. - Нет. Я знал об этом раньше. Холодный тон Мариуса, дважды произнесенное "я это знаю", суровыйлаконизм его ответов всколыхнули в незнакомце глухой гнев. Он украдкойметнул в Мариуса бешеный взгляд, но тут же притушил его. Как ни молниеносенбыл этот взгляд, он не ускользнул от Мариуса; такой взгляд, однажды увидев,невозможно забыть. Подобное пламя может разгореться лишь в низких душах; имвспыхивают зрачки - эти оконца мысли; даже очки ничего не скроют, -попробуйте загородить стеклом преисподнюю. Неизвестный возразил, улыбаясь: - Не смею противоречить, господин барон. Во всяком случае, вам должнобыть ясно, что я хорошо осведомлен. А то, что я хочу сообщить вам теперь,известно лишь мне одному. Это касается состояния госпожи баронессы. Этожуткая тайна. Она продается. Я ее предлагаю вам первому. Очень дешево. Задвадцать тысяч франков. - Мне известна эта тайна так же, как и другие, - сказал Мариус. Незнакомец почувствовал, что должен немного сбавить цену. - Господин барон! Выложите десять тысяч франков, и я ее открою. - Повторяю, вам нечего мне сообщить. Я знаю, что вы хотите сказать. В глазах человека снова загорелся огонь. Он вскричал: - Но надо же мне пообедать нынче! Это жуткая тайна, уверяю вас.Господин барон! Я скажу. Я уже говорю. Дайте мне двадцать франков. Мариус пристально посмотрел на него. - Я знаю вашу "жуткую" тайну так же, как знал имя Жана Вальжана, какзнаю и ваше имя. - Мое имя? - Да. - Это нетрудно, господин барон. Я имел честь подписать свою фамилию иназвать ее. Я Тенар. -...дье. - Как? - Тенардье. - Это кто такой? В минуту опасности дикобраз топорщит свои иглы, жук-скарабейпритворяется мертвым, старая гвардия строится в каре, а этот человекразразился смехом. Вслед за тем он счистил щелчком пылинку с рукава своего сюртука. Мариус продолжал: - Вы также рабочий Жондрет, комический актер Фабанту, поэт Жанфло,испанец дон Альварес и, наконец, тетушка Бализар. - Тетушка? Что такое? - И у вас была харчевня в Монфермейле. - Харчевня? Никогда. - Я говорю вам, что вы Тенардье. - Я это отрицаю. - И что вы негодяй. Берите! Вынув из кармана банковый билет, Мариусшвырнул его в лицо незнакомцу. - Благодарю! Извините! Пятьсот франков! Господин барон! Пораженный, продолжая кланяться, незнакомец подхватил билет и осмотрелего. - Пятьсот франков! - повторил он, не веря своим глазам, и, заикаясь,пробормотал: - Солидный куш! - Ладно, была не была! - воскликнул он внезапно. - Ну-ка, вздохнемпосвободней. С проворством обезьяны откинув волосы со лба, сорвав очки, вытащив износа и тут же упрятав куда-то две трубочки из перьев, о которых мыупоминали, - читатель уже ознакомился с ними на другой странице нашей книги,- этот человек снял с себя личину так же просто, как снимают шляпу. Глаза его заблестели, шишковатый, изрытый отвратительными морщинами лобразгладился, нос вытянулся и стал острым, как клюв; снова выступил свирепый,хитрый профиль хищника. - Господин барон весьма проницателен. - Я Тенардье, - сказал он резким,без малейшего следа гнусавости голосом и выпрямил свою сгорбленную спину. Тенардье, - ибо, конечно, это был он, - не мог оправиться от изумления;он даже смутился бы, если был бы способен на это. Он пришел удивить, а былудивлен сам. За это унижение ему заплатили пятьсот франков, и он их принялохотно, что, однако, нисколько не уменьшило его растерянности. Впервые в жизни он видел этого барона Понмерси, а барон Понмерси узналего, несмотря на переодевание, и знал про него всю подноготную. И барон былне только в курсе дел Тенардье, но, казалось, и в курсе дел Жана Вальжана.Кто же этот человек, такой молодой, почти юнец, такой суровый и такойвеликодушный, который, зная имена людей, - даже все их клички, - вместе стем щедро открывает им свой кошелек, изобличает мошенников, как судья, иплатит им, как простофиля? Читатель помнит, что хотя Тенардье и был одно время соседом Мариуса,однако никогда его не видел, что нередко случается в Париже; он толькослышал краем уха, что дочери упоминали об очень бедном молодом человеке, поимени Мариус, жившем в их доме. Он написал ему известное читателю письмо, незная его в лицо. В мыслях Тенардье не могло возникнуть никакой связи междуМариусом и г-ном бароном Понмерси. Что же до имени Понмерси, то на поле битвы под Ватерлоо он расслышаллишь два его последних слога - "мерси", к которым всегда испытывал законноепрезрение, как к ничего не стоящей благодарности. Впрочем, при помощи своей дочери Азельмы, следившей по его приказу зановобрачными со дня свадьбы, и путем расследований, произведенных им самим,ему удалось кое-что разузнать; оставаясь в тени, он добился того, чтораспутал немало таинственных нитей. Благодаря своей ловкости он открыл, илипопросту, идя от заключения к заключению, догадался, кто был человек,встреченный им однажды в Главном водостоке. От человека он без трудадобрался до имени. Он узнал, что баронесса Понмерси и есть Козетта. Но здесьон решил действовать осмотрительно. Кто такая Козетта? В точности он и самне знал. Он предполагал, конечно, что она незаконнорожденная, - историяФантины всегда казалась ему подозрительной. Но какая ему корысть говорить обэтом? Чтобы ему уплатили за молчание? Он полагал, что мог продать кое-чтополучше. Вдобавок, судя по всему, явиться к барону Понмерси, не имеядоказательств, с разоблачением, вроде: "Ваша жена незаконнорожденная",значило бы лишь нарваться на удар сапогом в зад. С точки зрения Тенардье, разговор его с Мариусом еще и не начинался.Правда, ему приходилось отступать, менять стратегию, оставлять позиции,перемещать фронт, однако ничто существенное еще не было выдано, а пятьсотфранков уже лежали в кармане. Кроме того, он собирался сообщить нечтосовершенно бесспорное и чувствовал свою силу даже перед этим барономПонмерси, так хорошо осведомленным и так хорошо вооруженным. Для натур,подобных Тенардье, всякий разговор - сражение. Какую выбрать позицию в томбою, который он решился завязать? Он не знал, с кем говорит, но знал, о чемговорит. Молниеносно произвел он этот внутренний смотр своим силам и послеслов "Я Тенардье" выжидающе замолчал. Мариус стоял в раздумье. Итак, он нашел наконец Тенардье. Человек,которого он так страстно желал отыскать, был здесь. Он может, следовательно,выполнить наказ полковника Понмерси. Его унижало сознание, что герой былчем-то обязан бандиту и что вексель, переданный отцом ему, Мариусу, изглубины могилы, до сих пор еще не погашен. При его сложном и противоречивомотношении к Тенардье ему представлялось также, что тем самым он отплатит заотца, имевшего несчастье быть спасенным таким мерзавцем. Как бы там ни было,он чувствовал удовлетворение. Наконец-то он мог освободить тень полковникаот столь недостойного кредитора; ему казалось, будто он выводит из долговойтюрьмы память о своем отце. Кроме этой обязанности, на нем лежала и другая: пролить свет, еслиудастся, на источник богатства Козетты. Такой случай как будтопредставлялся. Возможно, Тенардье было что-нибудь известно об этом. Узнать,что именно он разведал, могло оказаться полезным. С этого и начал Мариус. Тенардье упрятал "солидный куш" в свой жилетный карман и вперил вМариуса ласковый, почти нежный взгляд. - Тенардье! Я сказал вам ваше имя. Теперь насчет тайны, которую высобирались мне сообщить. Хотите, я скажу вам ее? У меня тоже есть сведения.Вы сейчас убедитесь, что я знаю больше вашего. Жан Вальжан, как вы сказали,убийца и вор. Вор потому, что ограбил богатого фабриканта, господинаМадлена, совершенно его разорив. Убийца потому, что убил полицейского агентаЖавера. - Что-то не пойму, господин барон, - сказал Тенардье. - Сейчас поймете. Слушайте. В округе Па-де-Кале около тысяча восемьсотдвадцать второго года жил человек, который в прошлом был не в ладах справосудием и который, под именем господина Мадлена, исправился ивосстановил свое доброе имя. Человек этот стал в полном смысле словаправедником. Основав промышленное заведение, фабрику мелких изделий изчерного стекла, он поднял благосостояние целого города. Он и сам приобрелсостояние, но уже потом и, так сказать, случайно. Он был благодетелем икормильцем бедноты. Он основывал больницы, открывал школы, навещал больных,давал приданое девушкам, оказывал помощь вдовам, усыновлял сирот; он сталкак бы опекуном этого города. Он отказался от ордена Почетного легиона; егоизбрали мэром. Один отбывший срок каторжник знал о совершенном некогдапреступлении этого человека. Он донес на него и, добившись его ареста,воспользовался этим, чтобы самому отправиться в Париж и получить вбанкирском доме Лафита - я знаю это со слов кассира - по чеку с подложнойподписью сумму, превышающую полмиллиона франков, которая принадлежалагосподину Мадлену. Каторжник, обокравший господина Мадлена, и есть ЖанВальжан. Теперь насчет второго дела. О нем вы тоже не сообщите мне ничегонового. Жан Вальжан убил полицейского агента Жавера; убил его выстрелом изпистолета. Я сам при этом присутствовал. Тенардье бросил на Мариуса торжествующий взгляд; он был уверен, чтовновь держит в руках исход битвы и в один миг может отвоевать утраченныепозиции. Однако тут же угодливо улыбнулся: низшему надлежит сохранятьсмирение даже одержав победу, и Тенардье ограничился тем, что сказалМариусу: - Вы на ложном пути, господин барон. Он подчеркнул эту фразу, выразительно побренчав связкой брелоков. - Как? - возразил Мариус. - Вы станете это оспаривать? Но это факты. - Это чистая фантазия. Доверие, которым почтил меня господин барон,обязывает меня сказать ему это. Истина и справедливость прежде всего. Я нелюблю, когда людей обвиняют несправедливо. Господин барон! Жан Вальжан вовсене обкрадывал господина Мадлена, и Жан Вальжан вовсе не убивал Жавера. - Вот это, я понимаю, открытие! Как же так? - Я могу привести два довода. - Какие же? Говорите! - Вот вам первый: он не обокрал господина Мадлена, потому что сам ЖанВальжан и есть господин Мадлен. - Что за вздор вы мелете? - А вот и второй: он не убивал Жавера, потому что убил Жавера самЖавер. - Что вы хотите сказать? - Что Жавер покончил самоубийством. - Докажите! Докажите! - вне себя вскричал Мариус. Тенардье, скандируя фразу на манер античного александрийского стиха,продолжал: - Жавер - агент - полиции - найден - утонувшим - под - баркой - у -моста - Менял. - Докажите же! Тенардье вынул из бокового кармана широкий конверт из серой бумаги, гдележали сложенные листки самого разного формата. - Вот мои документы, - сказал он гордо и продолжал: - Господин барон! Вваших интересах я постарался разузнать о Жане Вальжане все досконально. Яутверждаю, что Жан Вальжан и Мадлен - одно и то же лицо, и я утверждаю, чтоЖавера никто не убивал, кроме самого Жавера. А раз утверждаю, значит имеюдоказательства. И доказательства не рукописные, так как письмо не внушаетдоверия, его можно легко подделать - мои доказательства напечатаны. С этими словами Тенардье извлек из конверта два пожелтевших номерагазеты, выцветших и пропахших табаком. Одна из этих газет, протертая на сгибах и распавшаяся на квадратныеобрывки, казалась более старой, чем другая. - Два дела, два доказательства, - заметил Тенардье и протянул Мариусуобе развернутые газеты. Читателю знакомы эти газеты. Одна, более давняя, номер Белого знамениот 25 июля 1823 года, выдержки из которой можно прочесть во второй частиэтого романа, устанавливала тождество господина Мадлена и Жана Вальжана.Другая, Монитер от 15 июня 1832 года, удостоверяла самоубийство Жавера,присовокупляя, что, как явствует из устного доклада, сделанного Жаверомпрефекту, он, будучи захвачен в плен на баррикаде, на улице Шанврери, былобязан своим спасением великодушию одного из мятежников, который, взяв егона прицел, выстрелил в воздух, вместо того чтобы пустить ему пулю в лоб. Мариус прочел. Перед ним были точные даты, неоспоримые, неопровержимыедоказательства. Не могли же два номера газеты быть напечатаны нарочно, дляподтверждения россказней Тенардье! Заметка, опубликованная в Монитере,являлась официальным сообщением полицейской префектуры. У Мариуса неосталось сомнений. Сведения кассира оказались неверными, а сам он был введенв заблуждение. Образ Жана Вальжана, внезапно выросший, словно выступил измрака. Мариус не мог сдержать радостный крик: - Но, значит, этот несчастный - превосходный человек! Значит, все этобогатство действительно принадлежит ему! Это Мадлен - провидение целогокрая! Это Жан Вальжан - спаситель Жавера! Это герой! Это святой! - Он не святой и не герой. Он убийца и вор, - сказал Тенардье и тономчеловека, который начинает чувствовать свой вес, прибавил: - Спокойствие! Мариус снова услыхал эти слова: "вор, убийца", с которыми, казалось,было уже покончено: его как будто окатили ледяной водой. - Опять! - воскликнул он. - Да, опять, - сказал Тенардье. - Жан Вальжан не обокрал Мадлена, но онвор, не убил Жавера, но он убийца. - Вы говорите о той ничтожной краже, совершенной сорок лет назад,которая искуплена, как явствует из ваших же газет, целой жизнью, полнойраскаяния, самоотвержения и добродетели? - Я говорю об убийстве и воровстве, господин барон. И, повторяю, говорюо совсем недавних событиях. То, что я хочу вам открыть, никому еще неизвестно. Это нигде не напечатано. Быть может, здесь-то вы и найдетеисточник богатств, которые Жан Вальжан ловко подсунул госпоже баронессе. Яговорю "ловко", потому что втереться при помощи такого подношения впочтенное семейство, делить с ним довольство, утаить тем самым своепреступление, пользоваться плодами кражи, скрыть свое имя и приобрести себеродню, - это, что ни говори, ловкая штука. - Я мог бы прервать вас здесь, - заметил Мариус, - однако продолжайте. - Господин барон! Я выложу все и предоставлю вам вознаградить меня, какподскажет ваше великодушие. Эту тайну надо ценить на вес золота. "Почему жеты не обратился к Жану Вальжану?" - спросите вы. Да по самой простойпричине: я знаю, что он отказался от всего и отказался в вашу пользу. Янахожу, что это хитро придумано. Но больше у него нет ни гроша, он мневывернет пустые карманы. А так как мне нужны деньги для поездки в Жуайю, япредпочитаю обратиться к вам: у вас есть все, у него ничего нет. Я немногоустал, разрешите мне сесть. Мариус сел сам и подал ему знак сесть. Тенардье, опустившись на мягкий стул, взял обе газеты, вложил их сновав конверт и пробормотал, постукивая пальцем по Белому знамени: - Не так-то легко было заполучить эту бумажонку. Потом, заложив нога за ногу и откинувшись на спинку стула, - поза,свойственная людям, уверенным в себе, - он с важностью начал, подчеркиваяотдельные слова: - Господин барон! Шестого июня тысяча восемьсот тридцать второго года,примерно год назад, в самый день мятежа, один человек находился в Главномводостоке парижской клоаки, с той стороны, где водосток выходит на Сену,между мостом Инвалидов и Иенским мостом. Мариус внезапно придвинул свой стул ближе к Тенардье. Тот заметил этодвижение и продолжал с медлительностью оратора, который овладел вниманиемслушателя и чувствует, как трепещет сердце противника под ударами его слов: - Человек этот, вынужденный скрываться по причинам, впрочем, совершенночуждым политике, избрал клоаку своим жилищем и имел от нее ключ. Повторяю:это случилось шестого июня, вероятно, около восьми часов вечера. Человекуслышал шум в водостоке. Очень удивленный, он прижался к стене и сталприслушиваться. Это были шаги; кто-то пробирался в темноте, кто-то шел в егосторону. Странное дело! В водостоке, кроме него, оказался еще один человек.Решетка выходного отверстия находилась неподалеку. Слабый свет, проникавшийчерез нее, позволил ему узнать этого человека и увидеть, что он что-то несна спине и шел согнувшись. Тот, кто шел согнувшись, был беглый каторжник, ато, что он тащил на плечах, был труп. Убийца, захваченный с поличным, еслиздесь имело место убийство. Ну, а насчет ограбления, то это само собойразумеется. Задаром человека не убивают. Каторжник собирался бросить труп вреку. И вот что стоит отметить: чтобы добраться до выходной решетки,каторжник, пройдя через всю клоаку, не мог миновать ужасную трясину, куда,казалось бы, мог сбросить труп. Чистильщики клоаки на другой же день нашлибы убитого, а это не входило в расчет убийцы. Он предпочел перейти черезтопь со своей тяжелой ношей, хотя это стоило ему, должно быть, страшныхусилий; большего риска для жизни невозможно себе представить. Не могупонять, как он выбрался оттуда живым. Мариус придвинул стул еще ближе, Тенардье воспользовался этим, чтобыперевести дух. Затем продолжал: - Господин барон! Клоака - не Марсово поле. Там всего в обрез, дажеместа. Если двое попадают туда, они неизбежно должны встретиться. Так оно ипроизошло. Старожил этих мест и прохожий, к крайнему своему неудовольствию,должны были столкнуться. Прохожий сказал старожилу: "Ты видишь, что у меняна спине, мне надо отсюда выйти; у тебя есть ключ, дай его мне". Этоткаторжник - человек непомерной силы. Отказывать ему нечего было и думать.Тем не менее обладатель ключа вступил с ним в переговоры, единственно затем,чтобы выиграть время. Он оглядел мертвеца, но мог определить только, что тотмолод, хорошо одет, с виду богат и весь залит кровью. Во время разговора онухитрился незаметно для убийцы оторвать сзади лоскут от платья убитого.Вещественное доказательство, знаете ли, - средство напасть на след изаставить преступника сознаться в преступлении. Это вещественноедоказательство человек спрятал в карман. Затем он отпер решетку, выпустилпрохожего с его ношей за спиной, снова запер решетку и скрылся, вовсе нежелая быть замешанным в это происшествие и в особенности не желая оказатьсясвидетелем того, как убийца будет бросать убитого в реку. Понятно вамтеперь? Тот, кто нес труп, был Жан Вальжан; хозяин ключа беседует с вами вэту минуту; а лоскут от платья... Не закончив фразу, Тенардье достал из кармана и поднял до уровня глаззажатый между большими и указательными пальцами изорванный, весь в темныхпятнах, обрывок черного сукна. Устремив глаза на этот лоскут, с трудом переводя дыхание, бледный каксмерть, Мариус поднялся и, не произнося ни слова, не спуская глаз с этойтряпки, отступил к стене; протянув назад правую руку, он стал шарить постене возле камина, нащупывая ключ в замочной скважине стенного шкафа. Оннашел ключ, открыл шкаф и, не глядя, сунул туда руку; его растерянный взглядне отрывался от лоскута в руках Тенардье. Между тем Тенардье продолжал: - Господин барон! У меня есть веское основание думать, что убитыймолодой человек был богатым иностранцем, который имел при себе громаднуюсумму денег, и что Жан Вальжан заманил его в ловушку. - Этот молодой человек был я, а вот и сюртук! - вскричал Мариус, бросивна пол старый окровавленный черный сюртук. Выхватив из рук Тенардье лоскут, он нагнулся и приложил к оборваннойполе сюртука кусок сукна. Тот кусок пришелся к месту, и теперь пола казаласьцелой. Тенардье остолбенел от неожиданности. Он успел только подумать: "Эх,сорвалось!" Мариус выпрямился, весь дрожа, охваченный и отчаяньем и радостью. Он порылся у себя в кармане, в бешенстве шагнул к Тенардье и поднес ксамому его лицу кулак с зажатыми в нем пятисотфранковыми и тысячефранковымибилетами. - Вы подлец! Вы лгун, клеветник, злодей! Вы хотели обвинить этогочеловека, но вы его оправдали; хотели его погубить, но добились только того,что его возвеличили. Это вы вор! И это вы убийца! Я вас видел,Тенардье-Жондрет, в том самом логове на Госпитальном бульваре. Я знаюдостаточно, чтобы упечь вас на каторгу, а если бы пожелал, то и дальше.Нате, вот вам тысяча, мерзавец вы этакий! Он швырнул Тенардье тысячефранковый билет. - А, Жондрет-Тенардье, подлый плут! Пусть это послужит вам уроком,продавец чужих секретов, торговец тайнами, гробокопатель, презренныйнегодяй? Берите еще пятьсот франков и убирайтесь вон! Вас спасает Ватерлоо. - Ватерлоо? - проворчал пораженный Тенардье, распихивая по карманамбилеты в пятьсот и тысячу франков. - Да, бандит! Вы спасли там жизнь полковнику... - Генералу, - поправил Тенардье, вздернув голову. - Полковнику! - запальчиво крикнул Мариус. - За генерала я не дал бывам ни гроша. И вы еще посмели прийти сюда бесчестить других? Нетпреступления, какого бы вы не совершили. Уходите прочь! Скройтесь с моихглаз! И будьте счастливы - вот все, чего я вам желаю. А, изверг! Вот вам ещетри тысячи франков. Держите. Завтра же вы уедете в Америку, вдвоем с вашейдочерью, так как жена ваша умерла, бессовестный враль! Я прослежу за вашимотъездом, разбойник, и перед тем, как вы уедете, отсчитаю вам еще двадцатьтысяч франков. Отправляйтесь, пусть вас повесят где-нибудь в другом месте! - Господин барон! - сказал Жондрет, поклонившись до земли. - Я век будувам благодарен. Он вышел, ничего не соображая, изумленный и восхищенный, раздавленныйотрадным грузом свалившегося на него богатства и этой нежданно разразившейсягрозой, осыпавшей его банковыми билетами. Правда, он был повержен, но вместе с тем ликовал; было бы досадно, еслибы при нем оказался громоотвод против подобных гроз. Покончим тут же с этим человеком. Через два дня после описанных здесьсобытий он, с помощью Мариуса, выехал под чужим именем в Америку вместе сдочерью Азельмой, увозя в кармане переводной вексель на двадцать тысячфранков, адресованный банкирскому дому в Нью-Йорке. Подлость этогонеудавшегося буржуа Тенардье была неизлечимой; в Америке, как и в Европе, оностался верен себе. Дурному человеку достаточно иметь касательство к добромуделу, чтобы все погубить, обратив добро во зло. На деньги Мариуса Тенардьестал работорговцем. Не успел Тенардье выйти из дому, как Мариус побежал в сад, где все ещегуляла Козетта. - Козетта! Козетта! - закричал он. - Идем, идем скорее! Едем. Баск,фиакр! Идем, Козетта. Ах, боже мой! Ведь это он спас мне жизнь! Нельзятерять ни минуты! Накинь свою шаль. Козетта подумала, что он сошел с ума, но повиновалась. Он задыхался, он прижимал руки к сердцу, чтобы сдержать его биение. Онходил взад и вперед большими шагами, он обнимал Козетту. - Ах, Козетта! Какой я негодяй! - твердил он. Мариус потерял голову. Он начинал прозревать в Жане Вальжане человекавозвышенной души. Перед ним предстал образ беспримерной добродетели, образвысокий и кроткий, смиренный при всем его величии. Каторжник преобразился всвятого. Мариус был ослеплен этим чудесным превращением. Он не давал себеполного отчета в своих чувствах - он знал только, что увидел нечто великое. Спустя минуту фиакр был у дверей. Мариус помог сесть Козетте и быстросел сам. - Живей! - сказал он кучеру. - Улица Вооруженного человека, дом семь. Фиакр покатился. - Ах, какое счастье! - воскликнула Козетта. - Улица Вооруженногочеловека. Я не смела тебе о ней говорить. Мы едем к господину Жану. - К твоему отцу! Он теперь больше чем когда-либо твой отец, Козетта!Козетта, я догадываюсь. Ты говорила, что так и не получила моего письма,посланного с Гаврошем. Должно быть, оно попало ему в руки, Козетта, и онпошел на баррикаду, чтобы меня спасти. Его призвание - бытьангелом-хранителем, поэтому он спасал и других; он спас Жавера. Он извлекменя из пропасти, чтобы отдать тебе. Он нес меня на спине по этому ужасномуводостоку. Ах, я неблагодарное чудовище! Козетта! Он был твоим провидением,а потом стал моим. Вообрази только, что там, в клоаке, была страшнаятрясина, где можно было сто раз утонуть. Слышишь, Козетта? Утонуть в грязи!И он перенес меня через нее. Я был в обмороке, я ничего не видел, не слышал,ничего не знал о том, что приключилось со мною. Мы его сейчас увезем,заберем с собой, и, хочет не хочет, больше он с нами не разлучится. Толькобы он был дома! Только бы нам застать его! Я буду молиться на него до концамоих дней. Да, Козетта, видишь ли, все именно так и было. Это ему передалГаврош мое письмо. Теперь все объяснилось. Понимаешь? Козетта ничего не понимала. - Ты прав, - сказала она. Экипаж катился вперед.