Глава первая. Будьте милосердны к несчастным, будьте снисходительны к счастливым!

Как страшно быть счастливым! Как охотно человек довольствуется этим!Как он уверен, что ему нечего больше желать! Как легко забывает он,достигнув счастья, - этой ложной жизненной цели, - о цели истинной - долге! Заметим, однако, что было бы несправедливо осуждать Мариуса. Мы уже говорили, что до своего брака Мариус не задавал вопросов г-нуФошлевану, а после брака опасался расспрашивать Жана Вальжана. Он сожалел освоем обещании, которое позволил вырвать у себя так опрометчиво. Он не разговорил себе, что напрасно сделал эту уступку. Однако он ограничился тем,что мало-помалу старался отдалить Жана Вальжана от дома и по возможностиизгладить его образ из памяти Козетты. Он как бы становился всегда междуКозеттой и Жаном Вальжаном, уверенный в том, что, перестав видеть старика,она отвыкнет и думать о нем. Это было уже больше чем исчезновение из памяти,- это было полное ее затмение. Мариус поступал так, как считал необходимым и справедливым. Он полагал,что, без излишней жестокости, но и не проявляя слабости, надо удалить ЖанаВальжана; на это у него были серьезные причины, о которых читатель ужезнает, а кроме них, и другие, о которых он узнает позже. Ведя один судебныйпроцесс, он случайно столкнулся со старым служащим дома Лафит и получил отнего некие таинственные сведения, хотя и не искал их. В сущности, он не могпополнить их уже из одного уважения к тайне, которую дал слово хранить, атакже из сочувствия к опасному положению Жана Вальжана. В настоящее время онсчитал, что должен выполнить весьма важную обязанность, а именно: вернутьшестьсот тысяч франков неизвестному владельцу, которого разыскивал со всеювозможной осторожностью. Трогать же эти деньги он пока воздерживался. Козетта не подозревала ни об одной из этих тайн. Но и ее обвинять былобы жестоко. Между нею и Мариусом существовал могучий магнетический ток,заставлявший ее невольно, почти бессознательно, поступать во всем согласножеланию Мариуса. В том, что относилось к "господину Жану", она чувствовалаволю Мариуса и подчинялась ей. Муж ничего не должен был говорить Козетте:она испытывала смутное, но ощутимое воздействие его скрытых намерений ислепо им повиновалась. Не вспоминать о том, что вычеркивал из ее памятиМариус, - в этом сейчас и выражалось ее повиновение. Это не стоило ейникаких усилий. Без ее ведома и без ее вины, душа ее слилась с душой мужа, ивсе то, на что Мариус набрасывал мысленно покров забвения, тускнело и впамяти Козетты. Не будем все же преувеличивать: в отношении Жана Вальжана эторавнодушие, это исчезновение из памяти было лишь кажущимся. Козетта скореебыла легкомысленна, чем забывчива. В сущности, она горячо любила того, коготак долго называла отцом. Но еще нежнее любила она мужа. Вот что нарушалоравновесие ее сердца, клонившегося в одну сторону. Случалось иногда, что Козетта заговаривала о Жане Вальжане и удивляласьего отсутствию. "Я думаю, его нет в Париже, - успокаивал ее Мариус. - Ведьон сам сказал, что должен куда-то поехать". "Это правда, - думала Козетта. -У него всегда была привычка вдруг пропадать. Но не так надолго". Два-трираза она посылала Николетту на улицу Вооруженного человека узнать, невернулся ли г-н Жан из поездки. Жан Вальжан просил отвечать, что еще невернулся. Козетта успокаивалась на этом, так как единственным человеком, без когоона в этом мире обойтись не могла, был Мариус. Заметим к тому же, что Мариус и Козетта сами были в отсутствиинекоторое время. Они ездили в Вернон, Мариус возил Козетту на могилу своегоотца. Мало-помалу он отвлек мысли Козетты от Жана Вальжана. И Козетта непротивилась этому. В конце концов то, что нередко слишком сурово именуетсянеблагодарностью детей, не всегда в такой степени достойно порицания, какполагают. Это неблагодарность природы. Природа, как говорили мы в другомместе, "смотрит вперед". Она делит живые существа на приходящие и уходящие.Уходящие обращены к мраку, вновь прибывающие - к свету. Отсюда отчуждение,роковое для стариков и естественное для молодых. Это отчуждение, вначаленеощутимое, медленно усиливается, как при всяком росте. Ветви, оставаясь настволе, удаляются от него. И это не их вина. Молодость спешит туда, гдерадость, где праздник, к ярким огням, к любви Старость идет к концу жизни.Они не теряют друг друга из виду, но объятия их разомкнулись. Молодыепроникаются равнодушием жизни, старики - равнодушием могилы. Не станемобвинять бедных детей.